Грани террора. Володарский и Урицкий

На рубеже XX-XXI вв. мне довелось некоторое время прожить в небольшом среднерусском городке, расположенном примерно в двухстах километрах от Москвы.

Этот город, возникший в конце XIV века, возможно, как наследие более древнего поселения, радовал глаз своими храмами и поражал обилием улиц, несущих революционный душок. Кстати, улицы Пушкина в городе не имелось, зато центр старой его части разрезала улица Володарского, упиравшаяся в Воскресенский храм. И еще тогда подумалось: «Отчего так происходит? В русском городе забыли великого поэта, но сохраняют память о человеке, причастном к ужасам большевистского террора?»

Насколько известно, сейчас в этом прекрасном и уютном городке Тульской области ничего не изменилось. Его «украшают» улицы: Коммуны, Володарского, Декабристов и даже Международная, но вот имя Александра Сергеевича Пушкина на карте отсутствует. Вот вам и наглядное изучение истории и краеведения.
И, кстати, в 1837 году город посещал будущий царь Александр II Освободитель во время поездки по России. В крестьянском крае о человеке, отменившем крепостное право, просто позабыли. А вот революционные имена выпячиваются и до сих пор.

Часто монархистов, настаивающих на переименовании улиц и площадей, названных в честь революционеров-террористов, обвиняют в излишней пристрастности и желании опустошить казну того или иного муниципального образования. Впрочем, так рассуждают люди приверженные к сугубо материалистическому подходу к истории и не понимающие, что имена палачей на уличных перекрестках провоцируют появление новых катов и карателей на духовном уровне.

Современный человек опоенный вином прогресса до изумления, привык почитать тех, кто жил в предыдущие тысячелетия ниже себя умственно. Однако, наличие теплых сортиров, айфонов и полетов за тридевять земель на остров Бали, отнюдь не признак победы разума над отсталостью, это скорее обозначение виктории торопливости над элементарным размеренным темпом жизни. И мудрости древних, не умевших парить под облаками, но крепко стоящих на грешной земле следует поучиться. В конце концов ни Ассирия, ни Рим не знали варварского массового истребления мирного населения, как при бомбардировке Хиросимы и Нагасаки и при налете авиации англоамериканских «союзников» на несчастный Дрезден в годы Второй Мировой войны.

Имена – это не пустые звуки. Слова – не пустые выверты. Достаточно обратиться к Платону или китайскому конфуцианству.

«Сократ. Выходит, имя есть некое орудие обучения и распределения сущностей, как, скажем, челнок – орудие распределения нити?

Гермоген. Да.

Сократ. Итак, челнок – орудие ткацкое?

Гермоген. А какое же еще?

Сократ. Следовательно, ткач будет хорошо пользоваться челноком, то есть как должно ткачу. А учитель будет хорошо пользоваться словом. Хорошо – это значит, как должно учителю».
(Платон. Кратил)

«Если имена исправны, существует порядок. Если в нарекании имен допускается путаница, возникает смута. Путаница эта причиняется излишне изысканными объяснениями. Такие объяснения стирают грань между приемлемым и неприемлемым, правильными и ошибочным, истинным и ложным». (Люй Бувэй. Люй-ши чуньцю)
За одно можно припомнить и слова православных мыслителей: древнего и почти нашего современника:
«Император может приказать называть обезьяну львом, но он не может превратить ее во льва» (Святитель Григорий Двоеслов); «С Богом нас разделяет ложь, и только ложь. Сказать, что с Богом нас разделяет истина, то же самое, что сказать, что с Богом нас разделяет Бог. Ложные мысли, ложные слова, ложные чувства, ложные желания – вот совокупность лжи, ведущая нас к небытию, иллюзиям и богоотречению». (Святитель Николай Сербский)

В любом случае, существующие «революционно-террористические» наименования улиц уверенно задают настрой безжалостного отношения не только к прошлому, но и настоящему. Недаром в социальных сетях нередки высказывания такого вида: «Всех расстрелять и буржуев, и попов, и вшивую интеллигенцию! Тогда и заживем, и попанствуем!» Инфернальные отродья революции продолжают летать над нашей державой, А нам то это и невдомек. Материализм не предполагает бесов, зато бесы успешно пользуются материалистическим одичанием изрядной части народа.

Раз мы уже говорили о Платоне, то можно было бы и воспользоваться жанровым примером сравнительного жизнеописания древнегреческого писателя, историка и философа Плутарха Херонейского. Для этого наилучшим образом подходят жизненные пути революционеров-террористов: В. Володарского (Моисея Марковича Гольдштейна) (1891–1918) и Моисея Соломоновича Урицкого (1873–1918). Они оба являлись выходцами из провинциальной среды Российской империи и оба были убиты в Петрограде в 1918 году, только первый – 20 июня, а второй – 30 августа. Убийцами этих большевистских лидеров стали не монархисты или какие еще либо консерваторы, но их собратья по социалистическому движению: рабочий Никита Сергеев (эсер-боевик) и бывший студент, юнкер, поэт и достаточно близкий друг (по воспоминаниям М. И. Цветаевой) Сергея Есенина – Леонид Каннегисер (эсер). Причем убийца Володарского и Урицкого считали свои поступки возмездием за террор, организаторами и пропагандистами которого были эти товарищи.

Надо сказать, что в дореволюционной России Володарский и Урицкий имели возможность получить достаточно приличное образование. Правда, первого исключили из 5 класса гимназии за революционную деятельность, а второй стал выпускником юридический факультет Киевского университета. И это несмотря на наличие «черты оседлости». Но вместо службы обществу и государству Володарский и Урицкий избрали дорогу уничтожения и общественного строя (столь их «угнетавшего») и страны.
Впрочем, на террористической кровавой ниве они «прославились» только после Октября 1917 года. Володарский открыто призывал к террору против «врагов» революции, а Урицкий организовывал расправы и расстрелы противников большевиков.

Сейчас, ряд историков, пытается оправдать их. Мол, свои то руки Володарский и Урицкий в крови жертв непосредственно не запачкали. Но разве ответственность пропагандиста террора и организатора расправ ниже ответственности исполнителей (т. е. обычного «пушечного мяса»)? Призывы Володарского разжигали ненависть и направляли ее в русло террора. А Урицкий (несмотря на объявленное миролюбие) спокойно подписывал расстрельные приказы. Причем в них попадали часто и не контрреволюционеры, а обыватели, рискнувшие достать и доставить хлеб в Петроград.

Нынешние защитники Володарских и Урицких несколько забывают характеристики, данные им соратниками. В этом отношении весьма любопытны некрологи, сочиненные А. В. Луначарским. Их стоит читать и знать, чтобы не попадаться в ловушку ложного знания.

Итак, «Почему так ненавидели Володарского? Во-первых, потому, что он был вездесущ, он летал с митинга на митинг, его видели и в Петербурге, и во всех окрестностях чуть ли не одновременно. Рабочие привыкли относиться к нему как к своей живой газете. А он был беспощаден. Он был весь пронизан не только грозой Октября, но и пришедшими уже после его смерти грозами взрывов красного террора. Этого скрывать мы не будем, Володарский был террорист. (выд. – А. Г.) Он до глубины души был убежден, что, если мы промедлим со стальными ударами на голову контрреволюционной гидры, она не только пожрет нас, но вместе с нами и проснувшиеся в Октябре мировые надежды.

Он был борец абсолютно восторженный, готовый идти куда угодно. Он был вместе с тем и беспощаден. В нем было что-то от Марата в этом смысле. Только его натура в отличие от Марата была необыкновенно дневной, отнюдь не желавшей как-то скрываться, быть таинственным учителем из подполья, наоборот, всегда сам, со своим орлиным клювом и зоркими глазами, всегда со своим собственным металлическим клекотом горла, всегда на виду в первом ряду, мишень для врагов, непосредственный командир». (А. В. Луначарский)
Красноречиво и точно, не правда ли?

А теперь об Урицком: «Вынужденный уехать, Совет Народных Комиссаров возложил ответственность за находившийся в почти отчаянном положении Петроград на товарища Зиновьева.
«Вам будет очень трудно», – говорил Ленин остающимся, – «но остается Урицкий». И это успокаивало.
С тех пор началась искусная и героическая борьба Моисея Соломоновича с контрреволюцией и спекуляцией в Петрограде.

Сколько проклятий, сколько обвинений сыпалось на его голову за это время! Да, он был грозен, он приводит в отчаяние не только своей неумолимостью, но и своей зоркостью. Соединив в своих руках и Чрезвычайную комиссию и Комиссариат внутренних дел, и во многом руководящую роль в иностранных делах, – он был самым страшным в Петрограде врагом воров и разбойников империализма всех мастей и всех разновидностей.

Они знали, какого могучего врага имели в нем. Ненавидели его и обыватели, для которых он был воплощением большевистского террора.

Но мы-то, стоявшие рядом с ним вплотную, мы знаем, сколько в нем было великодушия и как умел он необходимую жестокость и силу сочетать с подлинной добротой. Конечно, в нем не было ни капли сентиментальности, но доброты в нем было много. Мы знаем, что труд его был не только тяжек и неблагодарен, но и мучителен». (А. В. Луначарский)

Здесь сказано несколько виновато-ласково, но тоже вполне исчерпывающе. А уж под категорию «воров и разбойников империализма» можно подвести любого гражданина с буханкой хлеба за пазухой.
Володарский и Урицкий – это две грани революционного террора: пропагандистская и организационная. Неужели фамилии данных товарищей должны отображаться на уличных табличках в Санкт-Петербурге, Воронеже, Старом Осколе, Курске, Тюмени, Хабаровске и т. д.? А в Нижегородской области имеется еще и город Володарск. Не пора ли пришла восстановить историческую справедливость и распознать имена?..

Александр Гончаров (Старый Оскол)