Родоначальники современной российской цивилизации (О житиях святых князей Михаила Черниговского и Александра Невского)

XIII век был рубежным в русской истории. Он собственно отделил Древнюю Русь от Руси-России. Но этот же век и породил людей, которые дали духовный толчок новой цивилизации, открыли новую страницу русской истории. Об этих людях великолепно свидетельствует древнерусская житийная литература.

«Слово о Михаиле Черниговском», отразившее одну из самых горьких страниц истории Руси, воочию показало святость патриотического христианского поступка. В условиях иноземной агрессии, когда под угрозой находится самость народа, подвиг князя Михаила свидетельствует о стремлении личности, вплоть до смерти, защитить и свое личное «Я», и самосознание народа. «Сказание об убиении в Орде» сообщает, что не смотря на приказание монгольского правителя, на уговоры приближенных и друзей, князь сознательно принимает решение «пострадать за веру христианскую»: «… Борис и бояре начали уговаривать и просить его, чтобы послушался их. Михаил же ответил им: «Не внемлю я вам и душу свою не погублю». После этого Михаил сорвал с себя княжеский плащ свой и швырнул его в ноги к ним, говоря: «Возьмите славу света этого, к которым вы стремитесь!» …На месте же том было много христиан и поганых, и все слышали, что ответил Михаил царю. После этого Михаил и Феодор стали отпевать себя и, свершив отпевание, приняли причастие…»
Описание мученической гибели князя Михаила и боярина Феодора, как результата отказа исполнить языческий обычай прохождения между очищающих огней, послужило весьма значимым символическим императивом для древнерусской православной общности во время татаро-монгольского ига.

«Повесть о житии и о храбрости Благоверного и Великого князя Александра» (иначе, «Житие Александра Невского») разительно контрастирует с «Житием Михаила Черниговского». Александра не возможно представить в виде мученика, он больше думает не о спасении своей души, а об реальном сохранении русских земель от нашествия врагов (и с Запада, и с Востока) – князь готов и воевать и даже унижаться ради этой цели. Английский славист Джон Феннел (впрочем, не первым!) даже высказал идею о предательстве Александром Невским интересов древнерусского государства. С точки зрения Феннела князь Александр должен был соединиться с другими князьями, прибегнуть к помощи Запада и разбить монголов, а он же вступил в союз с кочевниками.

Формально Джон Феннел прав, но только без учета исторического контекста. Полноценной помощи европейские государства оказать не могли, и печальный опыт деятельности князя Андрея Ярославича, направленной против власти монголов служит лишним подтверждением тому. Кроме того, если бы союз с Европой и состоялся, то «для Руси это означало, даже в случае победы, разорение, так как на ее территории должна была пройти война, введение унии…, а, в конце концов, завоевание Владимирской и Новгородской земли рыцарями-крестоносцами, подобное тому, что произошло в Прибалтике».

В. О. Ключевский считал, что «Житие Александра Невского» – «…своеобразный, не повторившейся в древнерусской литературе опыт жития, чуждого приемов житийного стиля».

С этим рассуждением следует согласиться. Текст «Жития» слишком динамичен для жанра жития, отсутствуют обычные фразы-клише, содержательную основу определяют рассказы о битвах и людях в них участвовавших. Невольно создается впечатление, что автор использует известные имена с какой-то определенной целью. Стиль «Повести» («Жития») экспрессивен и напорист. Житийный Александр Невский лишь отчасти похож на образы византийских святых – выходцев из военного сословия. Собственно говоря, автор, практически, не приводит классических аргументов в пользу праведности Александра Ярославича. Все религиозные моменты только прикрывают светскую направленность произведения. Из чудес же, которые являются непременным атрибутом классической житийной литературы, автор упоминает всего лишь два: явление свв. Бориса и Глеба накануне Невской битвы и принятие разрешительной грамоты после смерти. При этом автор намеренно раскрывает имена из малого круга свидетелей чудес (в традиционных житиях часто свидетели анонимны или же их бывает достаточно много). Все эти факты наталкивают нас на мысль, что автор упорно старается донести до аудитории идею о полной правдивости своих сведений.

Надо честно сказать, что уже в XIII веке личность князя Александра воспринималась неоднозначно: для одной части древнерусских интеллектуалов он казался приспешником восточных завоевателей, для другой же – защитником родной страны. «Повесть» и была порождена желанием – укрепить позиции вторых, и, хоть в какой-то мере, убедить первых в патриотизме князя. Отсюда и необычный стиль, и другие особенности произведения. В жанровом же отношении «Житие» (по крайней мере, в период создания) ни житием, ни панегириком не являлось. Перед нами типичная апология.

История показала, что в своем политическом курсе Александр был и тактически, и стратегически прав, а поэтому он был оправдан и политически, и религиозно. А автор «Жития» сумел создать удивительно значимый литературный образ святого князя, оказавшийся, в силу публицистической «мерцательности», актуальным и при Петре I и в годы Великой Отечественной войны.

Русский монархист И. Л. Солоневич отмечал: «… влияние степных набегов и завоевания можно объяснить так – удары приходились по преимуществу: а) по массе и б) по центрам. Верхи могли зарыть в землю свои запасы драгоценных металлов – их по тем временам было на Руси довольно много – и выйти из погрома если в сильно потрепанном виде, то все же не совсем нищими. Низы теряли почти все – иногда и вообще все… Разоренные низы были вынуждены идти в кабалу к тому, кто хоть что-нибудь сохранил от военного погрома. Эти – «сохранившие» – верхи общества, феодальные элементы страны, безмерно усилились – и за счет крестьянства и за счет центральной власти, то есть и за счет единства страны и за счет социальной справедливости».

В таких условиях народ может надеяться только на монархическую власть, на православного монарха, как его не называй.

Александр Невский – это полководец и властитель, идущий на все ради сохранение земли и народа. Михаил Черниговский – это властитель своим примером, показывающий стойкость в вере, подобную деяниям первохристианских мучеников.

Рассуждение Солоневича кажется при первом приближении слишком осовремененным, порожденным мыслями человека, испробовавшего порядки советского режима начала XX века. Но в оправдание этого представителя российской эмиграции свидетельствуют и исторические факты XIII столетия и древнерусская литература. Если признать правильными взгляды Ивана Лукьяновича, то «Житие Александра Невского» становится более понятным в смысловом плане. И Александр, и Михаил Черниговский предстают перед нами (в историческом ракурсе) как родоначальники нашей современной российской цивилизации, построенной на фундаменте православной веры, воинской стойкости, и положении души своей «за други своя».А еще из образов Александра Невского и Михаила Черниговского началось построение национальной монархической идеи, идеи Самодержавия.

Александр Гончаров