Сказка про чай. (Сказки для взрослых).

Сразу за нитяными вспышками прозрачного бабьего лета на город навалилась холодная ветреная непогодь, подкрашенная крапчатым дождливым небом с небольшими просветленными перерывами.

По мостовой, не особенно обращая внимание на всхлипывающие под ногами лужи, чуть ли не строевым чеканил человек в кожаном – до пят – пальто с под­нятым по случаю непогоды воротником и надвинутой на глаза шляпе. Судя по всему, он шел к особняку, перегородившему желтым оштукатуренным боком добрую половину кривой худосочной улочки, за что и прозвище получил благо­звучное: «Камень преткновения».

Надо сказать, что в «Камне преткновения» частенько собиралась литературная братия отнюдь не христианского толку, поскольку богоборческую политику пар­тии и правительства надо было донести в темные народные массы самым свет­лым и светозарным образом при помощи идеологически подкованных прорабов стройки, недостройки, перестройки и перекройки человеческих душ, а боль­шинство писак малого, среднего и не крупного пера готовы были даже свои души «перековать на орала», лишь бы вовремя да поближе пустили к сытному Литфондовскому корытцу. И ковались будущие перековщики душ в этом самом писательском вертепе уча и поучая друг друга за рюмкой чая, кулаками выши­бая истину из пыльных толстовок товарищей и витийствуя зело при этом.

Банкетный зал «Камня преткновения» привычно зудел на разные голоса, так что вновь прибывший быстро вписался в тему, ничем особым не выделяясь и не обращая на себя внимания окружающих. Он примостился за свободным столи­ком, покрытым аляповатой заляпанной скатертью, на который водрузил прине­сенный с собой картонный планшет, размером превышающий столешницу.

Развязав тесемки и высвобождая свою ношу от картонных вериг, незнакомец поминутно отдергивал руки, будто обжигаясь, но снял-таки и благополучно от­правил в угол не нужный уже планшет. На столе осталась лежать… алтарная икона с изображением Николы Мир Ликийских чудотворца.

Пришелец давно уже растворился в надвинувшемся облаке табачного дыма, сверкнув на прощание озорными глазами из под обтрепанных полей своей не­объятной шляпы, но никто из присутствующих, занятых исключительно своими гениальными произведениями и не менее гениальными мыслями, не обращал на икону внимания.

Возможно, выходка незнакомца так бы и окончилась ничем, поскольку кто-то из классиков уже оставил, походя, на иконе кружку недопитого пива, кто-то уже об угол ее загасил папироску, но…

Но без женщины и тут не обошлось: ведь должен же кто-нибудь крутоумным и туполобным мужикам подбросить яблоко раздора.

-А-а-а-а! Глядите, гадость какая! – заверещала довольно мясистая модно раз­детая корова, -кто сюда это приволок?!

Накуренный монолит атмосферы «Камня преткновения» качнулся в одну сто­рону, в другую… Мирный ход мирной истории был нарушен. К столику стали со­бираться маститые и не очень, но каждый на глубину своей масти считал воз­можным резюмировать происшествие.

-Да уж, кто-то нам действительно свинью подложил!

-Этого только не хватало!

-Хм… какая большая. И талантливого письма, надо сказать. Жалко, что худож­ник свой талант использовал не по назначению.

-Какое назначение? О чем вы говорите?! Выбросить эту мазню на задний двор – и дело с концом. Там истопник определит ее куда надо.

-Товарищи! Зачем истопник? Давайте лучше сами истопниками поработаем. Давно мы наш сорокаведерный самовар не разжигали: не пора ли почаевничать да за жисть покалякать? А из доски такая лучинушка для самовара получится – сказка!

-Виссарион, - обратился тот же голос к кому-то, теряющемуся в задних рядах, - а не порубишь ли ты, товарищ, эту доску на чурочки для самовара?

-Легко, - пробасил Виссарион и, раздвигая могучим животом маститые тушки писателей, протиснулся к столу.

Кто-то уже, воспользовавшись всеобщим отвлечением от собственных дел, привлекал всеобщее внимание к себе любимому, пересыпая речь цитатами ис­ключительно из себя, кто-то просто рассуждал в пространство о происшествии, а те, что пошустрее да поухватистей, тащили к камину огромный клубный само­вар, вытяжная труба которого крепилась к дымоходу камина.

Экстравагантные пиитессы расставляли на сдвинутых в центре столах разнока­либерную посуду под надвигающийся чаек и раскладывали по тарелкам тут же сочиненные бутерброды. А Виссарион и иже с ним уже суетились вокруг разго­рающегося самовара, подкидывая в него чурочки еще недавно бывшие одной целой иконой.

И скоро свежеистопленный самовар с огромным заварным чайником наверху водружен был в центре импровизированного банкетного стола. Всех присутст­вующих охватила необъяснимая волна экзальтации и шуточки типа:

- Пить, так пить! Чай, так чай! – сыпались отовсюду, сопровождаемые нервическим подхи­хикиванием пиитесс.

-Иконный чай, – басил Виссарион, - иконный чай! Налетай! Выпивай! Господу Богу помолимся! Вот тебе и весь аллилуй!

-А что, братцы, чаек отменный, даром, что иконный!

-Да-да, я бы сказал, даже со специфическим ароматом.

-Друзья! А у меня тут экспромт на почившего в бозе Николая-угодника.

И вдруг сквозь весь этот восторженный шум-гам-смех, словно смертельная стрела викинга, пролетел визг:

-Пожа-а-а-а-а-а-а-а-ар!..

За устоявшимся монолитом табачного дыма никто сразу и не приметил дымок, потянувшийся от невесть как загоревшихся останков иконы, брошенных возле обитой китайским шелком деревянной перегородки, которая также вспыхнула с готовностью сухого пороха и клочки огня, точно солнечные блики перепрыги­вали со стены на все деревянное, что имелось в «Камне преткновения».

Таким же бурным огнем вспыхнувшая паника с визгом, криком, топотом бросила волну человеческих тел к двери, оказавшейся запертой. Никто почему-то даже не попытался потушить или сбить пламя, которое, как бы почувствовав свою власть над людьми, уже загудело и затрещало, завоевывая все новые и новые территории.

Обезумевшая толпа двуногих рыскала посреди огня, то пытаясь прорваться к окнам, забранным ажурными решетками, то снова и снова к никак не откры­вающейся двери.

Наконец несколько человек, еще не совсем одуревших от воплей, дыма и пла­мени, выскочили в подсобку, из которой по коридору можно было выбраться на задний двор, но краска на двери в коридор подозрительно пузырилась, а из ще­лей валил все тот же сиротский и торжествующий дым пожарища. Дверь вспых­нула и ярые языки огня заплясали во всей своей необузданной красе, предвку­шая близкую человеческую поживу.

У чугунной ограды «Камня преткновения» стоял давешний кожаный в широко­полой шляпе своей и спокойно наблюдал бушевавший внутри пожар. А по пали­саднику метался испуганный беспомощный дворник, размахивая руками и шле­пая толстыми беззвучными губами, как рыбец, выброшенный на лед.

-Не суетись, папаша! – негромко, но внятно произнес незнакомец. – На-ко лучше выпей чайку на помин души… - и к ногам оторопевшего дворника легло не­сколько весело звякнувших монет.