СТЕПЕННАЯ КНИГА: ЧТЕНИЕ И БЕСЕДЫ. Иерей Георгий Селин

(оглавление)

Беседа а҃. Вступительная.

Беседа в҃. Началодержец и скипетродержатель.

Беседа г҃. Почему Степенная?

Беседа д҃. Богоснабдимый князь.

Беседа 5. О понятности языка Степенной книги.

Беседа 6. История земная и Небесная.

Беседа 7. От варяг бо русию прозвахомся, а преже словени быхом.

Беседа 8. От франков французами прозвались, и что значит слово «быхом»?

Беседа 9. Крест с жезлом апостола Андрея и свиток апостола Павла.

Беседа 10. Имперфект «прообразоваше» и аорист «прообрази».

Беседа 11. Утешающий жезл и милующая палица.

Беседа 12. Разнообразные русские.

Беседа 13. Степени и грани: необыкновенный приём.

Беседа 14. Многотрудная ступень и многочадная грань.

Беседа 15. Август, Прус и Меровинги.

Беседа 16. Духовное зерно легенды о Прусе.

Беседа зi҃. Лов меж двух берегов.

Беседа 18. Имоверная переправа.

Беседа 19. Смыслообразующее выстраивание времени.

Беседа к҃. Небесный патриотизм.

Беседа а҃. Вступительная.

Приступая к чтению «Степенной книги царского родословия», скажем несколько слов о причинах нашего к ней внимания. Первое, чем привлекает к себе Степенная книга, это язык. Восхитительный церковнославянский язык. Так, наверное, и нужно знакомиться со всякой книгой – смотреть на язык, каким написана книга, а потом уже на содержание. Если язык книги тяжёл, значит и мысли её тяжелы. Если язык прост, значит и мысли просты. Если язык коряв, то и мысли корявы. Если язык пошл, то и мысли пошлы. Если язык неряшлив, то и мысли неряшливы. Если язык стандартен, то и мысли стандартны. Если же язык не русский, то и мысли в этой книге не русские.

Человек мыслит языком. Ребёнок, когда открывает в себе Божий дар речи, начинает много и подолгу говорить, потому что, произнося слова в определённом порядке, он учится думать. Мы сказали, что язык Степенной книги восхитителен, поэтому мысли её восхитительны.

Степенную книгу царского родословия «иже в Рустеи земли в благочестии просиявших Богоутверженных скипетродержателеи» можно назвать первой на Руси аналитической книгой по истории в том смысле, что её авторы ставили перед собой задачу не только отражения русской истории, но и осмысления её. Во время написания Степенной книги такой взгляд на историю был нов. Это в наше время историки приступают к своему предмету не иначе как для обобщения, но в средние века историческое дело велось по-иному. Бесстрастный летописец записывал когда, какое и где событие произошло, и его историософская мысль связывалась воедино словесными оборотами типа: «В лето такое-то…» или «Того же лета…», и далее этих оборотов не шла. Но вот является Степенная книга, в которой истории назначается цель, и вся история рассматривается с точки зрения этой цели. Вообразите себе, каким открытием была эта мысль для тогдашней исторической науки и всего русского общества. Оказывается, история русского общества течёт не сама по себе, не просто по годам и летам, но стремится к определённой цели. Какой?

Не будем спешить с ответами, дорогие. Начнём читать Степенную книгу, как сумеем, и насколько хватит сил, поскольку объём книги в некоторых списках – а их известно на сегодняшний день 145-ть – достигает тысячи листов. В изданном же недавно, в 2007 году современным типографским шрифтом Чудовском списке Степенной книги насчитывается 900 страниц, правда, третью часть каждой страницы занимает описание разночтений. Сколько же времени потребуется для прочтения такой книги? Даже если читать по странице в день, то за вычетом выходных и праздничных дней для внимательного прочтения всей книги понадобится несколько лет. За такой срок, может статься, что вопрос о цели, которую видит Степенная книга в русской истории, откроется воочию сама собой.

На что я намекаю этими словами? На близкий конец человеческой истории? На восстановление в России монархии? Или что-то другое значит выражение «цель истории откроется сама собой»? Кстати сказать, исходя из этого выражения, можно подумать, будто бы цель висит над историей, как рок, как предопределенный фатум. Нет, я не фаталист и не материалист, и законы исторического развития, «открытые» Марксом и Энгельсом, считаю пустой схемой, нагло навязанной представителями «прогрессивного человечества» всему остальному человечеству. Я твердо верю, что Христос – Совершитель истории, а человек молящийся – homo orans – Его со-трудник и со-творец. Да, именно так. Человек сам для себя решает, зачем и для чего (вернее, для кого!) он живёт. Поэтому чтение Степенной книги может послужить ответом на вопрос о цели русской истории в том смысле, что может в той или иной мере повлиять на неё.

«Степенная книга царского родословия» осталась недописанной. Огромный труд, посвящённый многовековому пути Росии и начатый необыкновенно торжественным «Сказанием о святем благочестии росийских началодержец и семени их святаго и прочих» заканчивается обычным известием: «Тогда же бысть Крымскому царю с нагаи великая разность (т.е. рознь, несогласие, вражда. – Г.С.) и глад велик бысть в Крыме». Несоответствие окончания Степенной книги её величественному началу заставляет историков высказывать на этот счёт самые разные предположения. Например, такие. Дескать, те, кто выстроили многостепенную лествицу (многоступенчатую лестницу) из рассказов о мудрых и добродетельных самодержцах прошлого, испытали крушение своих историософских взглядов в период правления царя Иоанна Грозного, и потому не смогли достойно завершить книгу. Странное, конечно, предположение, из которого выходит, что те, кого не смутили многочисленные падения и восстания русской государственности, вдруг до такой степени были подавлены очередным её нестроением, что оказались неспособны закончить свою книгу.

Нет, не поэтому Степенная книга осталась незавершённой. Любую книгу всегда можно завершить теми или иными словами, тем более, когда пишут их такие искусные писатели, какими были авторы Степенной. Книга осталась незавершённой потому, что они не хотели её завершать. Они оставили это дело нам, своим потомкам. Да, дорогие соотечественники, чтение Степенной книги, как проверочная работа, может показать нам сегодняшнее состояние общества: остаёмся ли мы русскими людьми или уже превратились в какой-то другой народ? Если верно первое, если мы, действительно, русские, то цель нашей жизни должна оставаться той же, какой была она у русских людей в середине XVI века.

И последнее, что осталось сказать, и что сказать надо было бы с самого начала – об авторах и времени написания Степенной книги. Историки ограничивают время создания книги пределами с 1555 года по 1563 год, а её авторами считают митрополитов Макария и Афанасия. Лучше же назвать их так, как подобает им быть названными, а именно – творцами Степенной книги являются иже во святых отец наш Макарий, митрополит Московский и всея Руси, и продолживший его писательское дело и архиерейское служение на первосвятительской кафедре – митрополит Афанасий. Им же помолившись и испросив их святительского благословения, приступим к чтению.

Беседа в҃. Началодержец и скипетродержатель.

«Сказание о святем благочестии росииских начялодержец и семени их святаго и прочих». Так звучит надписание вступления к Степенной книге. Что значит стоящее в нём слово «прочих»? Надо полагать, что под «прочими» здесь разумеются все другие исторические лица, не вошедшие в число росийских началодержцев, или скипетродержателей, как они далее будут названы в этом вступлении. Прочтём его полностью. Но прежде хочу обратить ваше внимание на различие второго корня этих составных слов: началодержец и скипетродержатель. Не сказано «скипетродержцев», но сказано «началодержцев». Также не сказано «началодержателей», но сказано «скипетродержателей». Почему? В качестве ответа предположим, что корень «держец» приличествует понятиям отвлечённым, тогда как слово «держатель» или «держитель» связывается с понятиями вещественного порядка. Например, нельзя сказать «самодержатель», но «самодержец». Вернее, оба слова возможны, но «самодержатель» будет означать вовсе не то, что «самодержец». «Самодержатель» это тот, кто держит что-то вещественное. В то время как самодержец держит невидимое.

Из Апостола вспоминается слово с разбираемым нами корнем. Яко несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к мiродержителем тьмы века сего…(Еф.6:12). Бесы не названы мiродержцами, но мiродержителями. Мiр это то, что можно осязать, поэтому князь мира сего (Ин.12:31) назван мiродержителем, а не мiродержцем. Конечно, наше предположение о такой причине различия слов «держец» и «держатель», а также наше истолкование их значений является всего лишь предположением, но самый факт различия этих слов нельзя оставить без внимания. Ибо на одном этом примере можно видеть, как устраивалось богатство и разнообразие церковнославянского языка. А заодно увидеть и то, как устраивалось разнообразие русского языка, который свою красоту и силу черпал из языка церковнославянского. Но прочтём первые строки Степенной книги.

«Книга Степенна царскаго родословия иже в Рустеи земли в благочестии просиявших Богоутверженных скипетродержателей, иже бяху от Бога яко райская древеса насаждени при исходищих вод и правоверием напаяеми, Богоразумием же и благодатию възрастаеми, и Божественною славою осияваемии, и явишяся яко сад доброраслен, и красен листвеем, и благоцветущ, многоплоден же и зрел, и благоухания исполнен, велик же и высоковерх, и многочядным благородием, яко светлозрачными ветми разширяем, Богоугодными же добродетельми преспеваем. И мнози от корени и от ветвей многообразными подвиги, яко златыми степеньми, на небо восходную лествицу непоколеблемо въдрузишя, по ней же невъзбранен к Богу восход утвердишя себе же и сущим по них».

Как просто и сильно сказано. Начальные слова Степенной книги исполнены особой духовной силы, потому как покоятся они на начальных словах Нового Завета. Книга родства Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамля… Это начало Евангелия от Матфея, лучше же сказать, всего Нового Завета, т.к. Евангелие от Матфея полагает ему начало. Итак, Книга родства Иисуса Христа и «Книга степенна царскаго родословия». Очень похоже, не правда ли?

Остановимся на первом определении нашей книги – степенная. Почему она так названа? Кстати спросить, не отсюда ли берёт начало русское слово «степенный» в значении «спокойный, уравновешенный, важный, вельможный»? И слово «первостепенный», в значении «важный, первоочередной» не в названии ли Степенной книги коренится?

Руская история в Степенной книге изложена, лучше же сказать, расставлена на зi҃ (17-ти) ступенях. Её авторы, восходя на первую, точнее сказать, на первыи степень книги, так определяют свою задачу. «Всяко дело благо начинается и съвершается о имени Трисвятыя единосущныя вседержительныя и неразделныя Троици, Отца и Сына и Святаго Духа, иже есть Бог наш, о нем же живем и движемся и есмы. Его же благоволением и сиа повесть хощет предложитися, яже о блаженнем и приснопамятнем всея Руския земли самодержце, о великом князе Владимире Светославиче, иже всю землю превеликия своея державы просвети святым крещением. О нем же преже сего обретаеми суть многия повести глаголемы и пишемы и похвалами довольно украшены, но обаче не в едином месте, но на многи части, особь каяждо: ова в летописаниих, иная же инде, прочая же вкратце писана в житии его, многая же в похвалах его. И от всех сих, яко от многоразличных цветец, хотяху събратися в едину словесную пленицю благословением и повелением господина пресвященного митрополита Макария всея Росии, в царство Боговенчанного царя и великаго князя Ивана Васильевича, государя и самодержца всея Росии, иже бысть от семени сего блаженного Владимира седмыинадесять степень, от Рюрика же двадесятыи степень».

Итак, собрать воедино разсыпанные в летописях и житиях различные упоминания как о святом Владимире Святославиче, так и о других деятелях руской истории, кои в наибольшей мере способствовали восхождению Руской земли от степени к степени, от силы в силу (Пс.83:8), – вот главная задача Степенной книги, которая и определила способ плетения сего венка, сих разбросанных по летописям и рукописям «многоразличных цветец». Каков же способ плетения сего венка «в едину словесную пленицю»?

Беседа г҃. Почему Степенная?

В начатом нами изучении «Степенной книги царскаго родословия» мы остановились на вопросе замысла книги. Её название – Степенная – происходит от слова «степень» (ступень), и это слово встречается в начале предисловия к Степенной книге, которое носит название «Сказание о святем благочестии росийских начялодержец и семени их святаго и прочих». «И мнози, - говорится в этом Сказании, - от корени и от ветвей многообразными подвиги, яко златыми степеньми, на небо восходную лествицу непоколеблемо водрузишя, по ней же невъзбранен к Богу восход утвердишя себе же и сущим по них».

Лествица с золотыми ступеньми, по которой совершали восход к Богу руские самодержцы со своими подданными – вот образ, положенный в основу Степенной книги. Заметим также, что образу лестницы в этом предложении предшествует образ дерева, у которого корень и ветви становятся ступенями этой лестницы. Какой смысл в таком переходе от образа к образу? Самый глубокий, потому что дерево растёт само по себе, вернее, по повелению Божию (и сказал Бог: да произрастит земля /…/ дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так (Быт.1:11)), тогда как лестница производится самостоятельным трудом.

Соседство данных образов напоминает мне слова Библии о создании человека. И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию (Быт.1:26). Василий Великий так толкует эти слова: «Одно мы имеем в результате творения, другое приобретаем по своей воле. При первоначальном творении нам даруется быть рожденными по образу Божиему; своей же волей приобретаем мы бытие по подобию Божиему. /…/ Одарив нас способностью уподобляться Богу, Он предоставил нам самим быть тружениками в уподоблении Богу, чтобы мы получили за этот труд вознаграждение, чтобы не были инертными вещами. /…/ Ведь по образу я обладаю бытием существа разумного, по подобию же я делаюсь, становлюсь христианином».

Итак, образ лестницы. Для воцерковлённого человека этот образ весьма многозначителен, и первое, что вспоминается при речи о нём, это лествица патриарха Иакова. И отыде Иаков от кладязя клятвенного и иде в Харран, и обрете место и успе тамо, зайде бо солнце. И взя от камения места того и положи в возглавие себе, и спа на месте оном. И сон виде: и се, лествица утверждена на земли, еяже глава досязаше до небес, и ангели Божии восхождаху и нисхождаху по ней… (Быт.28:10-13). (*)

__________

(*) Подробнее об этих стихах книги Бытие в статье «Земля патриарха Иакова».

Эти библейские стихи можно слышать на вечерних Богослужениях, совершаемых в праздники Божией Матери и Ея чудотворных икон. Приложенные святыми отцами к Богородице, как к одушевленной лествице, Которой Бог сошёл к людям, вернее сказать, прообразовательно говорившие об истине, т.е. о Божией Матери, эти стихи книги Бытие, были приложены писателями Степенной книги к руской истории; и многие из росийских самодержец и семени их святаго, как мы уже слышали в Сказании Степенной книги, многообразными подвигами, «яко златыми степеньми, на небо восходную лествицу непоколеблемо водрузишя, по ней же невъзбранен к Богу восход утвердиша себе же и сущим по них». Вот смысл, который старались разглядеть составители Степенной книги в руской истории. Вот предназначение московского царства и всего росийского государственного строительства. Вот, стало быть, и задача, которая стояла перед авторами Степенной книги, – описать рускую историю как сооружаемую лествицу, по которой восход к Богу руских государей и ведомых ими людей делался невозбранен.

Но прочтём внимательнее начальные слова Сказания, чтобы увидеть ещё один священный образ, лежащий в основе Степенной книги. «Книга Степенна царскаго родословия иже в Рустеи земли в благочестии просиявших Богоутверженных скипетродержателей, иже бяху от Бога яко раиская древеса насаждени при исходищих вод и правоверием напаяеми…»

«Яко раиская древеса насаждени при исходищих вод…». Что напоминают эти слова Степенной книги? 1-й Псалом, 3-й его стих: И будет яко древо насажденное при исходищах вод, еже плод свой даст во время свое, и лист его не отпадет, и вся елика аще творит, успеет. Этот псаломский стих расширен в Степенной книге так, что в голове читателя рисуется уже не отдельно стоящее дерево при исходищах вод (Пс.1,3), но целый сад, который «доброраслен, и красен листвием, и благоцветущ, многоплоден же и зрел, и благоухания исполнен, велик же и высоковерх, и многочядным благородием, яко светлозрачными ветми разширяем… и правоверием напаяем».

Самый источник вод назван в Степенной книге по имени, это – правоверие: «яко райская древеса /…/ правоверием напаяеми…». А смысл выражения «многочядное благородие» можно передать более понятным нам выражением: «многое благочадие», вкладывая в слово «благочадие» значение, которое вкладывалось святителем Григорием Богословом и его переводчиками в это слово. Так, говоря о своих родителях, он заметил, что «для них и в детях одно было утешение, чтобы прославлялись и именовались они по Христе; под благочадием разумели они добродетель и приближение детей к совершенству» (Слово 7-е).

«…яко светлозрачными ветми разширяем». А эти слова из Степенной книги приводят на ум стихи Евангелия от Иоанна: Аз есмь лоза, а вы ветви… (Ин.15:5). Но спросим, как определялись главные ветви в этом благоцветущем древе при исходищах вод? Как считались степени Степенной книги? В предисловии к впервые изданной в 1775 году печатным изданием Степенной книги её первый типограф, коллежский советник и член императорской академии наук, Герард Миллер так определил принцип деления книги на степени.

Поясним сказанное коллежским советником. Да, степени в Степенной книге исчислены по обыкновенному счёту: от отца к сыну, но младшие братья оказываются главными в своих Степенях перед старшими братьями, если на долю младших выпадало связующее Русь правление. Возьмём, к примеру, жизнеописание Даниила Александровича, князя Московского. О нём Степенная книга говорит, как о великом князе, хотя таковым он не был. Князь Даниил был сыном, братом и отцом великих князей, но сам на великом княжении не был. Он ещё при жизни своего большего брата, великого князя Андрея Александровича, имевшего свою столицу в городе Владимире, скончался в 1303 году. Однако в Степенной книге жизнеописание князя Даниила поставлено в самое начало 9-ой Степени, в первую её главу, и этот факт говорит о том, что авторы Степенной книги посчитали его первостепенным князем среди всех прочих князей в 9-ом колене Рюриковичей, если вести счёт колен от равноапостольного Владимира.

Принцип изложения Руской истории по степеням, когда главенствующий князь каждого Рюриковского колена определялся не старшинством, но значимостью своей деятельности для государственной жизни Руси, никак нельзя назвать изобретением или, хуже того, домыслом составителей Степенной книги. Этот принцип указала им сама история и сама Руская жизнь, возведшая великое государство вокруг Москвы, к которой и устремлены взоры преосвященных историков, митрополитов Макария и Афанасия, поставляющих Рускую историю на зi҃ (17-ти) ступенях своей книги. Но почему на зi҃ ?

Беседа 4. Богоснабдимый князь.

Задавшись в предыдущей беседе вопросом о том, как считались степени «Степенной книги царского родословия», мы сказали несколько слов о Московском князе Данииле Александровиче и подчеркнули то обстоятельство, что в Степенной книге он назван великим князем, хотя таковым на самом деле не был. Жизнеописание князя Даниила Александровича открывает собой 9-ю степень Степенной книги, и это означает, что для её составителей он является первенствующим князем из всех потомков Рюрика в 9-ом колене, если счёт колен вести от равноапостольного Владимира.

«О Богоснабдимом великом князе Даниле Александровиче Московском» - так называется 1-я глава 9-ой Степени Степенной книги. Кстати, спросим, что значит выражение «Богоснабдимый князь»? Во 2-ой молитве ко Святому Причащению есть слова: «в снабдение заповедей Твоих». Снабдение, значит сохранение, соблюдение. Хотя и произошло от него русское слово «снабжение», но в первоначальном своём значении слово «снабдение» имеет смысл «сохранение». «Будет убо егда увидят тя египтяне, рекут, яко жена его есть сия: и убиют мя, тебе же снабдят» (Быт.12:12), - говорит патриарх Авраам своей жене Сарре, предлагая ей назваться не женой, но сестрой ему, когда они вынуждены были спасаться от голода в Египте. Итак, Богоснабдимый значит Богохранимый.

Почему же Богохранимый великий князь Даниил Александрович поставляется на 9-ю степень Степенной книги? Потому что он является 9-м потомком по нисходящей линии от равноапостольного князя Владимира. И это положение, что счёт колен в Степенной книге ведётся не от князя Рюрика, но от князя Владимира, необходимо подчеркнуть. Но, спрашивается, почему в счёт степеней не вошли князь Рюрик и два его ближайших потомка? Потому что, как сам Рюрик, так и сын его, Игорь Рюрикович, так и внук его, Святослав Игоревич, были язычниками. В число зi҃ (17-ти) Степеней не вошла и блаженная Ольга. Однако её Житие предваряет самое оглавление Степенной книги, и честь, оказанная ей таким местом в рассказе о Руской истории, – изрядна.

Таким образом, состав Степенной книги видится следующим. Первым стоит «Сказание о святем благочестии росииских начялодержец и семени их святаго и прочих», за Сказанием следует «Житие святыя блаженныя и равноапостольныя и в премудрости пресловущия великия княгини Ольги…», за Житием идёт «Гранесование степенем и оглавление гранем», и наконец, за оглавлением следуют самые Степени по порядку, числом зi҃. Первый раздел Степенной книги – Сказание – можно назвать вступлением к ней. Начальные его строки мы прочли, прочтём остальные.

«И мнози от корени и от ветвеи многообразными подвиги, яко златыми степеньми, на небо восходную лествицу непоколеблемо въдрузишя, по ней же невъзбранен к Богу восход утвердишя себе же и сущим по них. Имже бяше (т.е. для них, для началодержцев была. - Г.С.) благочестию начяльница Богомудрая в женах и равноапостольная великая княгиня Ольга, супружниця Игорева Рюриковича, ея же торжественное слово в начяле преже оглавления книгы сея предложено суть. Потом же преславнаго внука ея, равнаго апостолом, святаго и блаженнаго царя и великаго князя Владимира и семени его праведнаго, иже мнози от них мужеска полу и женска Богу угодишя в благоденственом державстве, в супружестве живуще и в благородном многочядии; ови же безсупружеством, чистотою, и иночеством, и мучением за Христа, и на бранех храбростию, и благодарным терпением во пленениих, и в нужах, и во узах, и в темницях, и в межеусобных крамолах озлоблением, и лишением очию, и заточением; инии же самовольною нищетою, и странствием, и Богомудростным притворения юродством (слово «притворение» написано с приставкой «при», а не «пре»: притворение. - Г.С.), и бездомствием в отечествиих и в чюжеземствиих, и прочими добродетельми паче песка умножишяся, и никто же может изчести их. Чюдесныя же о них повести, их же елико возмогохом отчясти изообрести (в этом слове приставка «изо», а корень «обрести», - Г.С.), и сия зде в книзе сеи степеньми расчинены суть, и граньми объявлени, и главами с титлами сказуеми; ими же возможно всяку повесть, в книзе сеи реченну, немедленно обрести. Идеже и святеиших митрополитов всея Русии имена вчинена суть и о прочих святых, и знамения, иже с небеси от Бога, о Нем же и начяло книги сея речется, и прочая».

Сказание на этом заканчивается. Кратко изложенное в нём содержание Степенной книги будет подробно раскрыто в самой книге.

Беседа 5. О понятности языка Степенной книги.

Приступая к чтению 2-го раздела «Степенной книги царского родословия», носящему название «Житие святыя блаженныя и равноапостольныя и в премудрости пресловущия великия княгини Ольги, нареченныя во святом крещении Елены, иже бысть предитеча рускаго рода во благочестие к Богу, и о мужественном ея подвизе, и како в царствующем граде получи святое крещение, и о преставлении ея, и о пренесении многочюдесных и нетленных мощеи ея, и отчасти похвала», так вот приступая к чтению этого Жития, скажем несколько слов о языке, каким написана Степенная книга.

Удивительно, насколько понятна речь преосвященных историков середины 16-го века для современного воцерковлённого человека. Я бы даже назвал их писания родными, настолько они близки для читателя, но не для всякого, а именно для участвующего в Богослужениях, слышащего церковные песнопения, произносящего молитвы на церковнославянском языке, читающего Священное Писание по-церковнославянски, одним словом, напитанного духом церковнославянской грамотности. Это, конечно, поразительно, но Степенная книга сегодняшним воцерковлённым человеком читается так, как будто и не разделяют его пять столетий с Московской Русью середины 16-го века.

Слова и образы, мысли и сравнения, цели и устремления авторов Степенной книги для воцерковлённого читателя гораздо ближе ближайшей к нему исторической эпохи, имею в виду советскую. Скажите, читатель, какую идеологическую статью советских времён можно сейчас читать без оторопи? Возьмите для примера решения какого-нибудь партсъезда, попробуйте прочитать их без внутреннего возмущения, и вы не сможете этого сделать. Неужели всем этим коммунизмом, социализмом, империализмом, классовым борьбизмом жил многомиллионный народ, огромнейшая страна? Что это было? Как стало возможно? Предельно кратко ответить на этот вопрос можно так. Советское время было временем исторического безпамятства, всенародного забытья, временем выпадения из истории, той самой истории, которую описывает нам Степенная книга.

Степенная книга тоже может быть названа идеологическим произведением в том смысле, что её авторы пытаются осмыслить историческое предназначение руского народа и ставят перед собой задачу идейного обобщения своей истории. Идейного, это и значит духовного. Просто, отвергавшие существование духовной жизни советские идеологи заменили слово «духовный» словом «идейный». Заменили слова, будучи не в силах изменить сути, а именно того, что духовная жизнь есть первейшая составляющая человеческой жизни. Ибо не о хлебе единем жив будет человек, но о всяцем глаголе исходящем изо уст Божиих (Мф.4:4).

Понятно, что далеко не теми глаголами, которые исходят из уст Божиих, кормились советские идеологи и насильно кормили ими советский народ. Поэтому безумными выглядят их речи по прошествии всего нескольких десятков лет, тогда как слова Степенной книги спустя пятьсот с лишним лет живы и действенны, и острее всякого меча обоюдоострого, судят помышления и намерения сердечные… Слова полутысячелетней Степенной книги захватывают и влекут, но, повторяю, не всяких, а только воцерковлённых людей. Если же некоторые её слова окажутся непонятны и им, то по мере наших слабых сил будем пытаться их объяснять. Так, в заглавии Жития «святыя блаженныя и равноапостольныя и в премудрости пресловущия великия княгини Ольги…» выражение «пресловущия в премудрости» может быть непонятным.

Нынешнее значение слова «пресловутый» существенно отличается от того значения, каким оно обладало в прошлые века. В современном толковом словаре Ожегова читаем: «пресловутый, значит широко известный, нашумевший, но сомнительный или заслуживающий отрицательной оценки». Тогда как ещё в XIX веке слово «пресловутый» имело другой смысл и значило: «широко известный». Вот как толкует это слово президент Императорской Академии наук, а также адмирал, а также непревзойдённый знаток русского слова, Александр Семёнович Шишков: «поскольку «слава» рождается и возрастает через «слово», постольку вместо «славный» говорится иногда «пресловутый». Стало быть, выражение «пресловущая в премудрости», означает «славная, известная в премудрости», и никакой сомнительной оценки в себе не несёт. Именно славной в премудрости была и остаётся великая княгиня Ольга, или, как её называет Степенная книга: «предитеча русьскаго рода во благочестие к Богу». Обратимся к её Житию.

«Приидите вси правовернии всея Руския земли собори, всяко достояние и всяк возраст, возрадуемся Господеви и поклонимся и припадем, поюще Ему песнь в веселии, хваляще и благословяще пресвятое имя Его и великую милость, юже сотвори дивно с нами, яко воцарися в нас и укрепил есть нас неподвижно веровати Ему единому в Троицы, Отцу и Сыну и Святому Духу, истинному Богу нашему, яко Тои сотвори нас и призва к Своей благодати, стяжав нас Себе люди изрядны, царское священие, язык свят, очистив водою и освятив Духом Святым, и пременив нас от прелести помрачениа тьмы греховныя в познание света Божественыя Его благодати и истинны, и показавыи нас сыны света и сыны дневи. Не ходатаи бо, ни ангел, ни апостоли, ни пророцы, ни учитилие изряднии, ни ветии словеснии научиша ны в познание таковыя превеликия Божественныя благодати, но сам Господь Иисус Христос, яко же весть, Своим неизреченным промыслом конечное Свое милосердие богатно хотя излияти в Рустеи земли».

Как сказано в последних словах «Сказания о святем благочестии росийских началодержец…», что «о Нем [Боге] начяло книги сея речется», – так и сделано. Ко Господу обращают умы и души своих читателей преосвященные историки во 2-ом разделе Степенной книги, то есть в Житии блаженныя Ольги словами: «Приидите возрадуемся Господеви…», ибо «не ходатаи, ни ангел, ни апостолы, ни пророцы, ни учитилие изряднии», но Господь, как Он сам знает и ведает, привёл жителей Руской земли, всех сословий и возрастов к познанию Его Божественныя благодати.

Беседа 6. История земная и Небесная.

В чтении Степенной книги мы приступили ко 2-му её разделу – Житию святыя блаженныя и равноапостольныя великия княгини Ольги. «И тако первее благоволи вдохнути благодать Свою в душю немощнеишаго сосуда женскаго состава. Аще и по естеству немощен бяше сосуд, но великое сокровище благодати блюдомо есть в сосуде, и кто может украсти е? Его же, сосуда, избра Господь вдовствена и целомудрена, премудрости и разума исполнена, и всюду кипяща духовным благовонием, еще же самодержавна, яко же властию земнаго царствия; выше же сих и над страстьми телесными царствуя, бяше во всей жизни своей святая и Богомудрая и равноапостольная великая княгиня Ольга, претворенная во святом крещении Елена; ея же память празднуем днесь. Юже произведе Псковская страна, иже от области царствия великия Руския земли, от веси, именуемыя Выбутцкая, близ предел немеческия власти жителей, от языка варяжска, от рода же не княжеска, ни вельможеска, но от простых людеи. От варяг бо Русию прозвахомся, а преже словени быхом».

Итак, о происхождении княгини Ольги наши преосвященные историки замечают, что она была «от языка варяжска, от рода же не княжеска, ни вельможеска, но от простых людеи». Слово «вельможный» Владимир Иванович Даль в своём Толковом словаре ставит в один ряд со словами «вельми, вельможество, вельмоваться, великий», и не знаю, как для вас, читатель, но для меня делает открытие. Какое? Оказывается, слово «вельможный» является исконным славянским словом, которое позволительно истолковать как «вель-можный», «вель-мощный», т.е. вельми могущий, многомогущий, каковым и является всякий вельможный человек.

То, что говорится о блаженной Ольге в Степенной книге, полностью расходится с сообщениями так называемой Иоакимовой летописи, согласно которой Ольга была правнучкой Гостомысла, того самого новгородского правителя, который будто бы дал совет призвать Рюрика. Это значит, что по Иоакимовой летописи, Ольга была не «от языка варяжска», но природной славянкой, не «от простых людеи», но от вельможного рода и уроженкой не псковской, но новгородской земли. Как нам к этим противоречиям относиться? Скажем сразу, что как здесь, так и далее при чтении Степенной книги мы все такие противоречия будем оставлять без внимания. Нам нет до них дела. Мы читаем не просто одно из исторических сочинений, мы читаем Степенную книгу, самый принцип построения и приёмы изложения которой решительно отличают её от других книг. Назначение Степенной книги – разглядеть небесное в земном, распознать промыслительное действие Творца в исторической судьбе народа, и потому предметом изучения Степенной книги является не столько земная история, сколько история церковная. В чём же между ними разница?

Разница между земной и церковной историей заключается в том, что церковная история, как и сама Церковь, состоит из двух частей, которые, однако же, связаны между собой самым тесным и неразрывным образом. Одна из этих частей видима, другая – невидима, но последняя часть оказывает на первую, видимую, гораздо большее влияние, чем видимая на невидимую. Можно даже сказать, что развитие видимой части Церкви направляется невидимой её составляющей. Поэтому понимание движущих сил видимой церковной истории кроется там, в невидимой духовной области. Разберём, как это происходит в нашем случае, в Житии блаженныя Ольги, как оно описано в Степенной книге.

В разделе Степенной книги, который содержит это Житие, первыми словами мы читаем слова: «Месяца иуля в единонадесятыи день». Зачем здесь помещена эта запись? Причём, она предваряет даже самое заглавие Жития. Такая запись невозможна в других исторических сочинениях. Невозможна, потому что не нужна. В других сочинениях будет указан год или какая-то другая точка отсчёта времени, например, привязка к имени какого-либо царя, князя, правителя… В Степенной книге не так. Конечно, и в ней, как во всяком историческом произведении, будут названы времена и сроки, но это будет после, а прежде всего в ней указан день памяти исторического лица. Зачем? Затем, что церковная история старается запомнить угодивших Богу людей, тогда как земная история старается запомнить события. Земная история требует точности в описании земных дел, тогда как церковной истории нужна другая точность – Небесная. Самое название вступления к Степенной книге звучит как «Сказание о святем благочестии росийских началодержец…» Т.е. вступление не названо Сказанием о росийских началодержцах, но: Сказанием о святом их благочестии. Росийские самодержцы не были бы достойны не только сказания, но даже краткого упоминания о них, если бы не их святое благочестие и не их любовь к Небесному, о которой и хотят вести свою речь авторы Степенной книги.

Поэтому в разбираемом нами вопросе о разноречивости исторических сведений о святой равноапостольной Ольге нам не важно, кто из историков прав? Не важно, какого племени была блаженная Ольга: варяжского или славянского? Не важно, какого она была рода: простого или вельможного? Нам важно лишь то, что она является нашей духовной прародительницей. А где об этом сказано в Степенной книге? В первых словах Жития: «месяца иуля в единонадесятыи день». Эта запись указывает на связь между видимой и невидимой частями единой Церкви, и эта связь называется молитвой, и эта связь подчёркнута в первой строке Жития: «ея же память празднуем днесь».

Церковь не делит своих сынов и дочерей на живых и умерших, не делит свою историю на «дела давно минувших дней» и современную. Для Церкви каждое верное её чадо – приснопоминаемо, а дела святых Божиих людей – приснопамятны.

Что значат эти слова: приснопамятный, приснопоминаемый? Можно сказать, что «присно» это «всегда», но сказанное будет не вполне верно, потому что «присно» это особое «всегда», это всегда, которое не длится, всегда, которое не имеет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. «Присно» это время, которое перешло в вечность и упокоилось в ней. Поэтому к присноживущей святой блаженной Ольге каждый из её духовных потомков может обратиться за помощью и советом. И когда нам дана возможность такого обращения, тогда так ли важно, какого роду-племени была блаженная Ольга? И когда в словах Степенной книги «месяца иуля в единонадесятый день» точно прописана наша небесная история, тогда так ли важна точность земная?

И на другие слова прочитанного нами зачала из Степенной книги мне бы хотелось обратить ваше внимание. Эти слова как будто выпадают из повествования о святой Ольге. Кажется, что они вставлены в рассказ о ней. «От варяг бо Русию прозвахомся, а преже словени быхом». Ни с предыдущим, ни с последующим предложениями эти слова не связаны. Но как бы там ни было, связаны эти слова или не связаны с Житием, – они требуют нашего осмысления. В них предельно кратко изложена суть огромного исторического вопроса. Огромного по количеству написанной о нём литературы, огромного и по значимости, какую он имеет в нашей истории.

Беседа 7. От варяг бо русию прозвахомся, а преже словени быхом.

В чтении «Степенной книги царского родословия» мы остановились на предложении, которое не может не вызвать нашего сугубого внимания. В нём говорится об имени «руский». «От варяг бо Русию прозвахомся, а преже словени быхом». Давайте разбираться с этим утверждением преосвященных историков.

Мы не будем вдаваться в далёкие и потому весьма тёмные исторические подробности о том, какое значение имело в древности слово «русь». Потому что, если даже в настоящее время мы не можем толком определить его значения, поскольку для одних людей слово «русь» значит одно, например, нечто сказочное и дремучее, для других другое, например, Великую, Малую, Белую Русь, для третьих третье, например, трёх богатырей на известной картине, то что проку говорить о том, что значило слово «русь» тысячу лет назад? Этот разговор будет просто безсмыслен. Но какой-то же смысл слово «русь» имело?! Что-то же оно значило? С полной уверенностью и без всяких археологических доказательств можно сказать следующее. Слово «русь» обозначало то, что хотелось иметь, а словом «руский» обозначали тех, кому хотели подражать. Иначе невозможно понять, как те, кто раньше назывались славяне, приняли себе новое имя – Русь.

Известно, что первоначально словом «русь» называлась небольшая область на территории нынешних Киевской, Черниговской и Переяславской областей Украины. Так, в берестяных грамотах, которые доныне отыскиваются в Новгороде, в XII веке один новгородец пишет другому: «Я ходил в Русь». Это значит, что он совершил путешествие из Новгорода либо в Киев, либо в Чернигов, либо в Переяславль. В Новгородской летописи XIII века сказано, что новгородский епископ ходил в Русь и вернулся через год. А сами новгородцы начинают называть себя рускими не раньше XIV века. (А.А. Зализняк http://elementy.ru/lib/430720).

О чём говорят эти факты? О том, что у тех, кто «преже словени быхом» возникло желание называться Русью. Т.е. славянам и прочим языческим племенам захотелось быть похожими в делах, а с делами перенять и самое имя тех, кто назывался рускими. Иначе трудно объяснить, как тысячи людей согласись переменить своё имя. Назвать их именем «русь» против их воли было бы невозможно. Можно, конечно, насильно называть людей тем или иным прозвищем, но делать это можно только за глаза, не напрямую… Но чтобы тысячи, а потом и миллионы стали бы называть себя именем, которое им было неприятно слышать – такое, как мне кажется, невозможно. Итак, «русь» это то, что хотелось иметь.

Теперь попробуем установить причину, по которой имя «русь» было принято теми, кто «преже словени быхом»? Посмотрим, в какое время произошло это переименование? Оно случилось не за год и даже не за столетие, оно происходило веками. Новгородцы, как мы слышали, стали называть себя рускими не раньше XIV века. Но если переименование шло так долго, что и конца ему не видно, давайте отыщем хотя бы его начало. Какое историческое событие положило начало переименованию? Наши церковные историки говорят, что переименование славян связано с приходом варяг: «от варяг бо Русию прозвахомся». То же самое утверждают и светские историки, когда говорят, что первоначально слово «русь» было названием не славян, наших предков, а варягов, которые пришли на Русь в конце I тысячелетия, т.е. в IX, X, XI веках. Но позвольте, ведь названные века были временем крещения Руси. Конец I тысячелетия есть время нашего крещения. Что это? Совпадение? Нет, не совпадение, но два взаимосвязанных исторических процесса. Переименование славян началось с приходом варягов, но не варяги были причиной переименования, а крещение. Не пришельцы варяги стали переименовывать славян в руских, но пришедший Дух, вселявшись при крещении в Своих приверженцев, стал называть их отличным от прежнего именем. Рускими стали называться новообращённые как варяги, так и славяне, а также люди прочих племён, вовлечённые в сферу особой деятельности Святого Духа и рождённые Им в купели крещения для новой жизни.

Так что никаких совпадений здесь нет. Земная история есть поле действия единого Бога, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым. Вот, например, как описываются Его действия в Евангелии: Никтоже вливает вина нова в мехи ветхи: аще ли же ни, расторгнет новое вино мехи, и само излиется, и мехи погибнут: но вино новое в мехи новы вливати подобает: и обоя соблюдутся (Лк.5:37,38). Новым сосудом для вливания нового вина, а именно кипящей и пенящейся благодати Пресвятаго Духа, стало новое имя – Русь, Руские.

Переименование славян и варягов в руских можно сравнить с переименованием учеников Христовых в христиан. Ученики в Антиохии в первый раз стали называться Христианами (Деян.11:26). Т.е. до Антиохии последователи Господа именовали себя учениками, братиями, верующими, или, как ещё говорит Златоуст, назывались путем. Савл же еще дыхая прещением и убийством на ученики Господни, приступль ко архиерею, испроси от него послания в Дамаск к соборищем, яко да аще некия обрящет того пути сущыя, мужы же и жены, связаны приведет во Иерусалим (Деян.9:2). Дееписатель, говоря об экспедиции Савла в Дамаск, не называет христиан христианами, как он это делает, когда описывает события в Антиохии. Как же он их называет? Того пути сущими. Даже названия пути не даёт, но, передавая пренебрежение, с каким говорилось о христианах в стане их врагов, называет их путь словом «тот».

Слово «христианин» помимо Антиохийского упоминания ещё дважды встречается в Новом завете, и оба раза оно приводится как название употреблявшееся вне Церкви. Так царь Агриппа сказал Апостолу Павлу: ты немного не убеждаешь меня сделаться Христианином (Деян.26:28). А второй раз встречается в послании Апостола Петра: Аще укоряеми бываете о имени Христове, блажени есте: яко славы и Божий Дух на вас почивает: онеми убо хулится, а вами прославляется. Только бы не пострадал кто из вас, как убийца, или вор, или злодей, или как посягающий на чужое; а если как Христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь (1 Пет.4:14-16).

Эти примеры употребления слова «христианин» в Священном Писании говорят о том, что усвоение наименования христиан едва ли принадлежало самим христианам. Сомнительно и то, что оно могло произойти от иудеев, которые, конечно, не решились бы священного для них имени Помазанник, что и значит по-гречески Христос, приложить к последователям Того, Кого они таковым не считали. Остаётся предположить, что название христиан усвоено верующим Антиохии язычниками этого города. Новое именование было особенно удачным потому, что в нём соединялись все исповедники новой веры, как из иудеев, так и из язычников, познавших христианство совершенно самостоятельно от иудейства.

Итак, вино новое в мехи новы вливати подобает. Однако, если в Антиохии новые мехи, т.е. новое имя было дано людям, объединённым единой верой, то на Руси новое имя стало именем не только религиозного, но религиозно-государственного сообщества. Не только новая вера стала утверждаться рускими людьми, но самое государство начало ими заново строиться. Кстати говоря, подобное разворачивание событий при наименовании языка и народа можно наблюдать помимо Руси в истории другой страны – прекрасной Франции.

Беседа 8. От франков французами прозвались, и что значит слово «быхом»?

При чтении «Степенной книги царского родословия иже Рустей земли в благочестии просиявших Богоутверженных скипетродержателей…» мы остановились на предложении «От варяг бо Русию прозвахомся, а преже словени быхом». И остановившись на нём, сказали, что переименование коренных племён именем народа-пришельца можно наблюдать не только в руской истории. Так, например, известно, что название Франции связано с германским племенем франков. Центром первоначального расселения франков были земли, где ныне стоит город Франкфурт. В V-VI веках франки захватили территорию нынешней Франции, тогдашней Галлии. Из франков произошла древнейшая династия французских королей Меровингов. Подчинив себе Галлию, франки довольно быстро растворились среди завоёванных подданных, усвоили их язык, происходящий от латинского, т.е. прародителя нынешнего французского, но при этом дали ему своё название. Произошло то, что язык народа и самый народ получил своё именование от имени завоевателей.

Так говорят историки, но эта лишь видимая сторона дела. Светские историки не учитывают невидимую составляющую земной истории – историю Христовой Церкви. И в этой истории завоевателями романских народов должны быть названы не франки: они являются лишь орудием Божия промысла. Завоевателем, милосердным, добрым, спасительным, долгожданным завоевателем галлов должен быть назван Святый Божий Дух. Его спасительной мрежей были уловлены все романские племена и народы, жившие на территории Европы, в том числе и в современной Франции. Почему мы так решили? Потому что, если сравнить время завоевания франками Галлии и время крещения предводителя франков Хлодвига, то можно увидеть полное совпадение дат. И такое совпадение мы уже видели в руской истории, в которой пришествие варягов совпало с крещением славян.

Внук Меровея, основателя династии Меровингов, король Хлодвиг принял крещение примерно в 498-м году, т.е. на рубеже тех самых V-VI веков, в которые Галлия завоёвывалась франками. Вот как об этом пишут историки. Во время битвы с алмандцами, когда чаша весов уже склонялась в пользу врагов, Хлодвиг вспомнил о рассказах своей жены Клотильды о христианской вере, о том, что Иисус есть Спаситель, и сотворил молитву: «О, милостивый Иисус! Я просил своих богов о помощи, но они отвернулись от меня. Теперь я думаю, что они просто не в силах мне помочь. Сейчас я прошу Тебя: помоги мне справиться с моими врагами! Я верю Тебе!» Как только были произнесены эти слова, франки перешли в наступление и повергли алмандцев в беспорядочное бегство с поля боя. Вскоре после битвы Хлодвиг и его войско были крещены епископом Реймским. С тех пор все короли Франции принимали крещение в городе Реймсе.

Но далее Реймского крещения величайшее дело христианизации завоёванных племён, к которому Меровинги и были призваны Христом Богом, у них не пошло. Их государство в значительной мере сохраняло язычество. Христианизация не была приоритетом государственной политики, и распространение веры было заботой миссионеров-добровольцев, зачастую даже не местных, а прибывших из соседних областей Европы. В V-VII веках эти проповедники обращали в Христову веру язычников, живших в центре обширных владений Меровингов, в том числе в окрестностях Парижа и Орлеана. Глава Поместной, тогда ещё православной, Римской церкви в этом государстве влияния практически не имел.

И в таком положении дел мы видим решительное отличие первой французской правящей династии от династии Рюриковичей. Может, по этой причине и вышло правление Меровингов сравнительно недолгим, 300-летним. Меровингов сменили Каролинги. Но не они нас интересуют, а то, как совершенно схоже с Руской историей происходило переименование языка и народа. Как во Франции франки, так и на Руси варяжские дружины составляли, так сказать, верхний слой тогдашнего славянского общества. Они довольно быстро усвоили руский язык. Уже во втором-третьем поколении варяжские князья, которые правили Русью, говорили по-руски. От языка варягов на Руси осталось очень мало, даже заимствований в русском языке совсем немного. А имя осталось. Вначале русью назывались именно варяжские дружины, которые пришли, затем то государство, которое они создали в районе Киева, затем страна вокруг, затем все подчиненные земли. Но, повторяю, не пришествие варягов на Русь и не пришествие франков в Галлию было причиной переименования живших там славян и галлов, но пришествие нового Духа, нового смысла, новой цели жизни и новых духовных устремлений повлекло за собой перемену имён языков и народов.

Итак, говоря об истоках имени «русь», наши преосвященные историки в полном согласии с данными современной исторической науки, приписывают его варягам. Только причины именования славян Русью у церковных и светских историков выходят разными.

Ну, кажется, как могли, разобрались с этим чрезвычайно ёмким и важным замечанием Степенной книги: «От варяг бо Русию прозвахомся, а преже словени быхом». Разобрались, но не до конца. Предлагаю вновь всмотреться в это предложение только уже не с исторической, а с лингвистической стороны. «От варяг бо Русию прозвахомся, а преже словени быхом». Кажется, что перевести это предложение на русский язык проще простого: «от варяг мы Русию прозвались, а прежде мы славяне были». Так? Нет, не так. Нельзя так переводить, потому что мы славяне не «были», мы славяне «быхом». Глагол «быхом» это аорист глагола «быть». Аорист это такая форма глаголов прошедшего времени, которую знал славянский язык и которую утратил русский. Поэтому на русский язык глагол «быхом» нельзя перевести одним словом. Для перевода славянского глагола «быхом» потребуется помощь нескольких русских слов. «Быхом», значит «мы стали быть».

Для пояснения выражаемых аористом смыслов обратимся к первым стихам Евангелия от Иоанна. В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово. /…/ Вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть. Здесь употреблены забытые русским языком аористы глагола «быть»: «бе», «быша», «бысть». Первый аорист «бе» – несовершенного вида. А два других аориста «быша» и «бысть» – совершенного вида. В Синодальном переводе последнее предложение звучит так: Всё чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть (Ин.1:3). Кстати, сравните, как выразительно и как сильно звучит этот стих по-славянски: Вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть, и как путано он звучит по-русски.

Аористом совершенного вида «бысть» здесь выражается мысль о том, что было время, когда мiра не было, что он не безначален, что он возник. Эту же мысль мы исповедуем в Символе веры опять же аористом «быша», когда говорим: Имже вся быша, т.е. Им, или через Него, Господа нашего Иисуса Христа Сына Божия, начал существовать до того несуществовавший мiр. Так же и в выражении «словени быхом» наши историки подчёркивают то обстоятельство, что нас, славян, когда-то не было, что мы начали быть. Ведь не написали же они: от варяг бо Русию прозвахомся, а преже словени бяхом, где славянское «бяхом» в данном случае совершенно равнозначно русскому «были», поскольку «бяхом» это имперфект глагола «быть». Почему же они не написали «бяхом», но употребили аорист «быхом»? Потому что всё, что имеет начало, придёт в своё время и к концу. Вот такую простую и в то же время глубокую мысль, хотели, как мне кажется, выразить авторы Степенной книги глаголом «быхом».

И в заключение всех разборов этого предложения: и исторических, и лингвистических скажем кратко, что на вопрос о первоначальной нашей истории мы можем ответить словами «Степенной книги царского родословия»: «От варяг бо Русию прозвахомся, а преже словени быхом».

Беседа 9. Крест с жезлом апостола Андрея и свиток апостола Павла.

Мы читаем Житие святой равноапостольной великой княгини Ольги, как оно изложено в «Степенной книге царского родословия». Рассказав о чудесном основании града Пскова, (*) авторы Степенной находят важным сказать о пророчестве и благословении, данном Руской земле апостолом Андреем Первозванным. Выслушаем, как описывается это событие.

__________

(*) Основание града Пскова, как оно описано в «Степенной книге царского родословия», рассмотрено нами в отдельной статье «Ольгин Псков и град Петров: сравнение двух описаний».

Святый и великий во апостолех Андрей Первозванный, «егда проповедая слово Божие в Синопии и в Херсонии, и оттоле бывшу ему на реце на Днепре, и тамо на горах помолися, и крест постави, и благослови, и пророчествова на том месте бытие Киева града и всеи Рустеи земли святое крещение. Оттоле же пришед, идеже ныне Великий Новъград стоит, и тамо жезл свой водрузи в веси, нарицаемей Грузино, идеже ныне есть церковь во имя святаго апостола Андрея Первозваннаго. Прообразоваше же Божественным крестом в Рустеи земли священное чиноначалие. Жезлом же прообрази в Руси самодержавное царское скипетроправление, иже начася от Рюрика, его же выше рекохом, иже прииде из Варяг в Великий Новъград со двема братома своима и с роды своими…».

Итак, крестом апостола Андрея было прообразовано в Руской земле священноначалие, а водружённым жезлом – самодержавное скипетроправление. Крест поставлен на Киевских горах, а жезл водружён на месте будущего Новгорода. Казалось бы, всё ясно, но чтение старинных книг отличается от чтения современных тем, что требует внимательности. В древней книге начало излагаемой мысли лежит, если не на предыдущем листе, то наверняка в предыдущих предложениях. За буквенной вязью славянских текстов скрывается особая вязь смыслов. Так, например, в нашем случае, чтобы точнее понять, что же произошло в апостольское время на месте будущих Киева и Новгорода, нужно вернуться к событиям в Пскове, к похвале великой княгине Ольге.

«Блажени есмы и мы, сподобившеся от Бога получити таковыи благоплодныи царственныи зрелыи сад, /…/, им же мы вси, яко благосеннолиственным древом покрываеми, от всякаго вреда вражия избавляемся душевне и телесне, от него же и пресладкаго вкуса Богоразумия насыщаеми веселимся». Современные издатели Степенной книги, распутывая клубок славянской графики, словом «веселимся» закончили абзац и поставили далее такой подзаголовок: «Пророчество и благословение Рустеи земли святаго апостола Андрея Первозванного». Этот подзаголовок в рукописи был вписан на полях, но в изданной современным шрифтом книге он оказался посреди текста, и таким образом, разбил единую мысль писателя Степенной книги, и вышло то, что его мысль, которая ещё только набирала силу, оказалась из-за подзаголовка, перенесённого с полей рукописи в самый текст, расчлененной. Что это за мысль? Это мысль о том, что насыщаемые пресладким вкусом Богоразумия мы веселимся не сами по себе и не для самих себя, но… (и здесь идут главные слова, которые волею современных издателей оказались в другом подзаголовке), но «…благодатию и человеколюбием Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа». Вот, оказывается, почему мы «насыщаеми веселимся».

Однако и на этом предложении мысль преосвященных авторов не заканчивается. Читаем далее. «…благодатию и человеколюбием Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, исполняющего пророчество и благословение святаго и великаго во апостолех Андрея Первозванного». Выходит, что благодать Господа не только насыщает, не только наполняет нас веселием, но и пророчество с благословением исполняет. Как сжато и ёмко писали в древности! Одна фраза оказывается общей для двух мыслей. Предложение цепляется к предложению, чтобы не задерживаться на пояснениях, но немногими словами объяснить многое. Благодать Божия одновременно и вкусом Богоразумия нас насыщает, и пророчество с благословением исполняет. А раз сказано, что благодать благословение исполняет, то нельзя не рассказать о том, как это благословение было преподано Руской земле апостолом Андреем. Таким образом, разные по временам события, происшедшие на разных концах Руской земли, соединяются в тексте Степенной книги в единое целое. Соединяются Киев, Новгород и Псков, соединяются апостол Андрей и блаженная Ольга, соединяются крест, жезл и Небесный свет. Соединяет же всех и вся благодать и человеколюбие Господа нашего Иисуса Христа.

Мы проследили развитие мысли, которая отстоит от нас во времени почти на 500 лет. И надо сказать, что это весьма любопытное занятие – следить за развитием мыслей, высказанных на церковнославянском языке. Кажется, что предложение должно закончиться, что нельзя уже больше нанизывать слова одно за другим, что уже и духу не хватает, чтобы все их произнести и осознать, а предложение всё длится, всё разворачиваться, как свиток, открывая новые смыслы и новые словесные переплетения. Весь Апостол (имеется в виду Богослужебная книга) наполнен такими свитками. Возьмём, к примеру, послание к Ефесеем: Да скажется ныне началом и властем на небесных церковию многоразличная премудрость Божия, по предложению век, яже сотвори о Христе Иисусе Господе нашем, о Нем же имамы дерзновение, и приведение в надеянии, верою Его (Еф.3:10-12).

Да скажется ныне (т.е. именно ныне, не до и не после) началом и властем на небесных (т.е. высшим ангельским чинам) церковию (т.е. самим существованием Христовой Церкви) многоразличная премудрость Божия (многоразличная до бесконечности премудрость Божия)… Кажется, что написано уже так много, что пора ставить точку. Да скажется ныне, да скажется началом и властем на небесных, да скажется церковию, да скажется премудрость Божия, да скажется премудрость многоразличная… Это уже шесть глубочайших мыслей, размышлять над которыми можно годами, а ведь ещё между самыми мыслями возникает несчётное количество переплетений… Кажется, что написано предостаточно, что пора остановиться, но Апостол не останавливается. Да скажется по предложению век (т.е. по установленным Богом временам и срокам, которые Он сотворил через Господа), яже сотвори о Христе Иисусе Господе нашем. Ну, здесь-то, на упоминании о Господе, Которым всё сотворено, можно закончить? Нет, и здесь переполняющая Апостола мысль не заканчивается, но переливается через край привычных речевых форм. …о Нем же имамы дерзновение, и приведение в надеянии. Как сильно сказано! Через Господа имеем дерзновенный и одновременно с надеждой совершаемый доступ к Богу. В этом доступе заключается цель нашего земного существования. Что ещё можно к этим словам добавить? Всё подведено к итогу. Нет, ещё не всё! …верою Его. Вот конец, вот устье и в то же время источник всего сказанного Апостолом – вера в Господа нашего Иисуса Христа.

Беседа 10. Имперфект «прообразоваше» и аорист «прообрази».

В прошлой беседе мы наблюдали, как развиваются мысли, изложенные на церковнославянском языке, и сравнивали их со свитками, разворачивать которые можно бесконечно долго. Эти мысли также сравнимы с чётками, которые можно тянуть в том и другом направлении с любого места. Их можно сравнить и с лестовками. Так называются кожаные старообрядческие чётки. Кстати сказать, их название Владимир Иванович Даль производит, хотя и с сомнением, от слова «лествица». Он предполагает, что название чёток «лестовка» произошло от слова «лествица», а может, и от слова «лист». Нас оба Далевских толкования занимают, но первое нам ближе, потому что оно связано с заглавным словом читаемой нами книги. Помните? «И мнози от корени и от ветвеи многообразными подвиги, яко златыми степеньми, на небо восходную лествицу непоколеблемо въдрузишя…»

Ступенями лествицы становятся для человека как дела, так и мысли, если только они направлены вверх, а не мечутся из стороны в сторону, и если они обращены единственно к Богу, а не куда-то ещё. Таким лествичным способом написан Апостол. Так же, по-лествичному составлена Степенная книга царского родословия, в чтении которой мы дошли до креста и жезла, поставленных в Руской земле апостолом Андреем Первозванным.

«Прообразоваше же Божественным крестом в Рустеи земли священное чиноначалие, жезлом же прообрази в Руси самодержавное царское скипетроправление». Давайте разбираться с языком. Сперва сказано: «прообразоваше», а затем сказано: «прообрази». Это две разных глагольных формы: имперфект и аорист. В церковнославянском языке эти формы вступают в разнообразные отношения. Например, глагол в имперфекте может раскрывать результат действия аориста. И абие прозре и вслед Его идяше…(Лк.18:43). Здесь имперфект «идяше» показывает результат действия аориста «прозре», т.е. он прозрел и пошёл. Бывает, что имперфект и аорист выражают действия независимые друг от друга. Идоста же паки к себе ученика. Мария же стояше у гроба вне плачущи (Ин.20:10,11). Действие, описанное аористом «идоста», не связано с действием, которое описывает имперфект «стояше». Т.е. ученики опять возвратились к себе, а Мария стояла у гроба и плакала. Бывает, что имперфект служит фоном для аориста, как, например, в предложении: Якоже плакашеся, приниче во гроб (Ин.20:11). Т.е. Мария когда плакала, наклонилась во гроб. На фоне имперфекта «плакашеся» разворачивается действие, выраженное аористом «приниче».

И множество других примеров, показывающих непростые взаимоотношения этих глагольных форм, можно привести. В каком же отношении друг ко другу они находятся в нашем случае? Как нам понять смысл предложения, что апостол Андрей «прообразоваше Божественным крестом в Рустеи земли священное чиноначалие, жезлом же прообрази в Руси самодержавное царское скипетроправление»? Мне кажется, что здесь мы имеем последний из рассмотренных нами случаев, когда выраженное имперфектом действие «прообразоваше» служит фоном, на котором действует аорист «прообрази». Это предложение можно перевести на русский язык так: когда апостол Андрей прообразовывал Божественным крестом в Руской земле священное чиноначалие, тогда он и самодержавное царское скипетроправление прообразовал жезлом.

На русском языке разница глаголов, а, следовательно, и мысль авторов Степенной едва уловима, но для них самих, отлично слышавших, в отличие от нас, разницу временных форм, эта мысль лежала на самом виду. Попробую пересказать её своими словами. Мне кажется, что авторы Степенной потому прибегли к разным формам одного глагола, что хотели сказать, что самодержавие на Руси стало возможно благодаря священноначалию, потому как выросло и развилось на фоне последнего. Если же не согласиться с тем, что эта мысль была главной мыслью авторов Степенной книги, когда они говорили о кресте и жезле апостола Андрея, тогда трудно понять, почему апостол не поставил креста в Новгородских землях, но водрузил там жезл. Действительно, если апостол Андрей дошёл до Новгородских приделов, то почему он не поставил в них крест, как поставил его на Киевских горах, но водрузил там жезл? Почему высокопреосвященные историки не написали, что и в Новгороде был поставлен крест?

Можно не сомневаться, что апостол Андрей установил не один крест на обширных русских просторах, в том числе и на месте будущего Новаграда, как называется этот город в богослужебных текстах, но авторы Степенной книги, когда говорят о посещении апостолом Андреем тех мест, называют только жезл, потому что хотят сказать, что прежде в Руской земле был установлен крест, т.е. учреждено священноначалие, а потом уже – жезл, т.е. скипетроправление. Крест в Киеве, а жезл в Новгороде. Различные формы одного глагола («прообразоваше» и «прообрази»), а также очерёдность действий апостола Андрея говорят об одном и том же: прежде священство, а потом уже царство было установлено на Руси.

Итак, если мы верно разобрались с церковнославянским языком, а через него с мыслью авторов Степенной книги, которую они хотели выразить в предложении «прообразоваше Божественным крестом в Рустеи земли священное чиноначалие, жезлом же прообрази в Руси самодержавное царское скипетроправление», то можно слегка коснуться другого, тесно связанного с данным предложением вопроса, а именно загадочных слов пророка Давида: жезл Твой и палица Твоя та мя утешиста (Пс.22:4). Как понять этот стих Псалтири? Как жезл и палица могут утешать?

Беседа 11. Утешающий жезл и милующая палица.

Удивительные слова произносят христиане, готовясь к принятию Тела Христова, потому как именно эти стихи 22-го псалма они читают в ряду других молитв, входящих в правило ко святому Причастию. Согласно этим стихам, то, что призвано устрашать и повергать в трепет – жезл и палица – оказывают утешающее действие. Впрочем, смысл церковнославянского «утешения» отличен от смысла, вкладываемого русским языком в это слово.

«Утешением» в Священном Писании часто называется учительное слово. Мужие братие, - просят начальники антиохийской синагоги апостолов Павла и Варнаву, - аще есть в вас слово утешения (логос параклисеос) к людям, глаголите (Деян.13:15). Ждал утехи Израилевы и праведный Симеон Богоприимец. Человек сей праведен и благочестив, чая утехи Израилевы (параклисин ту исраил) (Лк.2:25). «Царю Небесный, Утешителю (Параклитэ)», - обращаемся мы к Богу Духу Святому, называя Его своим Утешителем, т.е. Учителем.

Эти примеры говорят о том, что под «утешением» в церковнославянском языке понимается не нынешнее сладенькое состояние, когда кто-то кого-то по голове гладит и причитает. Нет, не такое утешение разумели наши предки в этом слове, но утешение как назидание, когда оно говорится Святым Духом. Утешительное слово это такое слово, которое не льстит и не обманывает, но при этом обнадёживает и укрепляет. Почему же укрепляет? Потому что говорит правду, а не ложь. Утешение (параклисис) бо наше, - пишет апостол Павел солуняном, - не от прелести, ни от нечистоты, ни лестию… (1 Сол.2,3). Потому и сказано во Псалтири, что жезл Твой и палица Твоя та мя утешиста (парекалесан), что они наставляют на истинный путь. В псалме употреблено двойственное число. Местоимение «та» значит те, т.е. жезл и палица меня утешили, поскольку научили правде.

Мы говорили, что этот стих тесно связан с предложением «прообразоваше Божественным крестом в Рустеи земли священное чиноначалие, жезлом же прообрази в Руси самодержавное царское скипетроправление». Каким образом? Дело в том, что только такая очередность действий апостола Андрея позволяет назвать установленный им жезл – утешительным, потому что мы видим жезл стоящим как бы под сенью Креста. А если бы авторы Степенной книги сказали в первую очередь о жезле, а потом о Кресте, то свидетельствовали бы о своём предпочтении жезлу, и показали бы нам крест как бы покрытый тенью жезла, поэтому мы скорее подумали бы об устрашающем действии жезла.

Когда жезл находится под крестом, а скипетроправление благословляется и направляется священноначалием, тогда жезл и палица становятся утешительными, хотя не перестают быть при этом наказующими, но последнее уступает место первому, и сила даёт действовать милости. Милость и суд воспою Тебе Господи (Пс.100:1). Как видим, прежде о милости, и потом уже о суде Божьем говорит пророк Давид. И другие, очень близкие к данному стиху, слова есть во Псалтири: Любит милостыню и суд Господь (Пс.32:5). Прекрасное толкование этих слов находим у святителя Василия Великого:

«Если бы суд Божий действовал сам по себе и со всей строгостью воздавал нам, чего стоят дела наши, нами совершенные, то какая была бы надежда? Кто бы из людей спасся? Ныне же любит милостыню и суд. Как бы сопрестольной и даже председательствующей на царском престоле соделав милостыню, изводит Он каждого на суд. Аще беззакония назриши, Господи, Господи, кто постоит? (Пс.129:3). Милостыня у Него не без суда, суд не без милостыни. Прежде суда любит милостыню, и после милостыни приходит на суд. У Него сопряжены между собой милость и суд, чтобы одна милость не произвела в нас расслабления, и один суд не довёл до отчаяния. Судия хочет тебя помиловать и соделать участником Своих щедрот, но в таком только случае, если найдёт, что ты, по содеянии греха, стал смирен, сокрушен, много плакал о лукавых своих делах, без стыда открыл содеянное тайно, просил братию потрудиться с тобой о твоем уврачевании. Одним словом, если увидит, что ты достоин сожаления, то щедро подаёт Свою милостыню. Когда же видит в тебе сердце нераскаянное, ум гордый, который не верит в будущий век и не боится суда, тогда предпочитает суд над тобою. (Беседа на тридцать второй псалом).

Беседа 12. Разнообразные русские.

Переходим к чтению следующего подзаголовка Жития святой Ольги, носящего название «О первом великом князе Рюрике Руском». Что сразу же обращает на себя внимание? Именование Рюрика руским. Такое его именование как будто не согласуется с мыслью о равнозначности слов «руский» и «православный». Князь Рюрик был язычником, как же он назван руским? Это с одной стороны, а с другой, выражение «Рюрик Руский» удивительно слышать уже потому, что по утверждению авторов Степенной книги рускими прозывались славяне, а не варяги. Помните? «От варяг бо Русию прозвахомся, а преже словени быхом». Что же? Преосвященные историки сами себе противоречат?

Противоречий здесь нет. Во-1-х, хотя и сказано, что славяне от варяг Русью прозвались, но сказанное не значит, что сами варяги не могли зваться рускими. Именно варяжские дружины, как уверяют нас светские историки, и назывались первоначально «русью». А во-2-х, князь Рюрик назван здесь руским не по содержанию, но по форме. Чтобы понять эти слова обратимся к более близкому, чем древняя Русь, прошлому. Например, к XIX веку. Писателя Льва Толстого мы зовём русским писателем, хотя он не может быть назван русским в истинном смысле этого слова, поскольку он не был православным. Русского по формальной принадлежности к Православию, но нерусского по духу Льва Толстого правильнее будет назвать русскоязычным писателем. Почему же он зовётся русским? По присущему всем нам свойству смотреть на внешнюю сторону вещей, а не на их суть.

Что же? Называя Рюрика руским князем, авторы Степенной книги тоже не разглядели его сути? Прежде чем ответить на этот вопрос заметим, что мы не учим авторов Степенной книги пониманию истории, как это делают современные издатели книги в предисловии к ней. В этом предисловии, что ни предложение, то указание митрополитам Макарию и Афанасию, как надо правильно писать историю. Мы не будем приводить и разбирать подобные указания, поскольку не считаем полезным вступать в спор с издателями. Они проделали огромную, кропотливую работу, и за то, как говорится, спаси их Бог. Но какую пользу они для себя извлекли? Насколько обогатились душевно? Судя по содержанию предисловия – ни на сколько.

Впрочем, это не наше дело. Зачем же мы тогда о нём говорим? Затем, что нас поразило это загадочное обстоятельство. Оказывается, можно, приступив к золотой словесной горе, перебрав её и перелопатив, так и не заметить, что вся она – из чистого золота. Под золотом я разумею красоту и премудрость слов Степенной книги. Итак, если её современные издатели поучают средневековых писателей, взирая на них с «высоты» своего культурно-исторического и научно-технического развития, нисколько не понимая, что эта высота есть на самом деле пропасть, то о чём нам с ними спорить? В отличие от них, мы учимся у высокопреосвященных писателей правильному, т.е. православному взгляду на нашу прошлую и настоящую жизнь. И не только взгляду мы у них учимся, но – самой жизни, зная свою беду, своё страшное духовно-нравственное падение.

Сказанное не значит, что мы не можем рассуждать о содержании Степенной книги и должны ею только восторгаться. Напротив, мы будем постоянно её оценивать, но делать это будем как смиренные ученики, которые, когда встречают непонятное место, спрашивают учителя и терпеливо ждут ответа, а не лезут со своими замечаниями. Перебивать учителей глупо. Скажем даже, что высокомерное отношение к Степенной книге в наших сегодняшних обстоятельствах нужно назвать уже не только глупостью, но безумием. Ибо это поистине безумие, когда люди, которые как народ могут скоро исчезнуть, читают свысока историю своих предков, построивших огромное по тем временам государство. Читают свою историю, не только не желая учиться у предшественников, но взирая на них с надменностью. Такое безумие можно сравнить с поведением больного человека, который, видя здоровяка, стал бы учить его жизни, считая его здоровье болезнью.

Душевно-нравственное состояние руского общества во время написания Степенной книги, можно назвать цветущим. И нам ли, стоящим у края погибели, с высокоумием и усмешкой, дескать, тёмное средневековье, относиться к тому времени? Нам ли не обратиться с поклоном и обнажённой головой? Нам ли не устремиться к их опыту? Нам ли не открыть с благоговением историю, описывающую их путь? И не только их, но наш общий руский путь, на который мы, если, наконец, не возвратимся, то исчезнем как народ, как хранители идеи, вернее сказать, как носители духа, а ещё вернее, как носители того Ангела, который собрал нас под своё крыло. Ибо, как говорится в Священном Писании о причинах разделения потомков Адама по разным народам: Егда разделяше Вышний языки, /…/ постави пределы языков по числу Ангел Божиих (Втор.32:8).

Поэтому обратимся к Степенной книге за помощью и советом. Будем усердно вчитываться в её премудрые и прекрасные слова. И если перед нами возникнет непонятное или, как нам покажется, предвзятое историческое описание, то мы скорее откажем себе в разумении, чем согласимся с тем, чему нас учат авторы предисловия к Степенной книге, дескать, преосвященные историки мыслят схематично.

Преосвященные историки мыслят идеологическими схемами, говорите вы? Их мнение предвзято? Ну, а ваше мнение не предвзято? Оно свободно? Конечно, нет. Любое мнение (и ваше, и наше) продиктовано определённой идеологией. Иначе и быть не может, потому что если говорить предельно общо, то всякая мысль – предвзята, и каждая идея – схематична. В чём же тогда между ними разница? В том, что одни мысли принадлежат к числу спасительных, а другие ведут в погибель. Вот и всё.

Итак, желая понять, почему варяжский князь Рюрик назван в Степенной книге руским, мы слегка коснулись руской идеи. Иначе нельзя было поступить, потому как, прежде чем рассуждать о рускости варягов и рускости славян, а также о рускости и нерускости всех иных народов, нужно разобраться, что же такое руская идея. Конечно, рускость это не национальность в современном значении этого слова.

Беседа 13. Степени и грани: необыкновенный приём.

Дойдя до подзаголовка Жития святой Ольги, носящего название «О первом великом князе Рюрике Руском», мы задумались, а почему варяжский князь назван руским? Действительно, почему язычник причислен православными историками к руским, т.е. по сути дела, к самим себе, поскольку они именуют себя рускими?

Напомним слушателям, что читая Степенную книгу, мы ищем ответы на те недоумения, которые ставит перед нами современность, поэтому вопрос о рускости князя Рюрика и его принадлежности к руской идее нас интересует не отвлечённо, не сам по себе, но в приложении к недавнему нашему прошлому, а именно, к советскому этапу русской жизни. Как нам, православным, к тому времени относиться? Отвергнуть как богоборческое безумие или принять с оговорками? Вычеркнуть из православной истории или вписать как позорную страницу всенародного обольщения призраком коммунизма? Читая историю князя Рюрика, как она изложена церковными писателями, мы, между прочим, учимся православному отношению и к советской истории. Поэтому будем читать Степенную книгу внимательно.

«Жезлом же прообрази в Руси самодержавное царское скипетроправление, иже начася от Рюрика, его же выше рекохом, иже прииде из Варяг в Великии Новград со двема братома своима и с роды своими, иже бе от племени Прусова, по его же имени Пруская земля именуется».

«Жезлом же прообрази в Руси самодержавное царское скипетроправление, иже начася от Рюрика…» Здесь речь идёт об апостоле Андрее Первозванном, и мы опять видим, как название подзаголовка, когда оно оказывается внесённым современными издателями книги с полей внутрь текста, мешает правильному пониманию написанного. Мешает тем, что разбивает авторскую мысль и разрывает единое действие апостола Андрея на две части. «Прообразоваше же Божественным крестом в Рустеи земли священное чиноначалие, жезлом же прообрази в Руси самодержавное царское скипетроправление». Так полностью звучит это предложение, и мы уже говорили о его глубоком смысле. Говорили, что если и отыскивается в этих словах идея о симфонии властей государственной и духовной, то о симфонии особой, в которой тон гражданскому устроению общества задаёт церковная жизнь.

Мысль о главенстве священства над царством легко прочитывается в этом предложении и без проделанного нами разбора церковнославянских слов «прообразоваше» и «прообрази». Уже одно то, что жезл, т.е. посох, которым было прообразовано Руское самодержавие, принадлежал не кому-нибудь, но апостолу – лицу, наделённому особой духовной властью, – говорит о том, что авторы Степенной книги поставляют царство в зависимость от священства. Но почему тогда она именуется Книгой царского родословия? И почему вступление к книге, названное Сказанием, только к скипетродержателям обращено? Почему в нём ничего не сказано о священстве?

Чтобы ответить на этот вопрос нужно внимательно посмотреть на оглавление Степенной книги, которое называется «Гранесование степенем и оглавление гранем». В этом оглавлении обозначение каждой степени выдержано почти слово в слово. Возьмем, к примеру, первую степень. Она обозначена так: «Степень первыи и три митрополита: Михаил, Леонт, Иван, и грань первая, в ней же глав 75». Именование других зi҃ (17-ти) степеней книги сделано по этой же схеме. Сперва назван порядковый номер степени и перечислены митрополиты по именам, затем называется порядковый номер грани и количество глав в ней.

Итак, мы видим интересную картину: степень определяется не княжескими, а митрополичьими именами. Иными словами, хотя и повествует Степенная книга о царском родословии, но внутри степеней первыми названы не цари, а митрополиты. Более того, самое слово «степень» отдано митрополитам, княжеские же дела названы словом «грань». Вслушаемся ещё раз в обозначение первой степени. «Степень первыи и три митрополита: Михаил, Леонт, Иван, и грань первая, в ней же глав 75». Степень первый и грань первая… Зачем один раздел книги назван словом «степень» и словом «грань» одновременно? Могут сказать, что это словесная уловка авторов, желавших исподволь поставить духовную власть выше царской. Нет, это не уловка. Неужели стали бы прибегать к каким-то уловкам царские духовники? Это особое мышление, которое едва понятно современному человеку. Это попытка отобразить два плана истории. Этот тот объём, который необходим церковному историку, пишущему как о земной, так и о небесной Церкви. Небесному деланию отведено слово «степень», а описанию земных дел дано название «грань».

«Дванадесять патриархов великий в патриарсех детотворив, тайно утверди тебе лествицу деятельного, душе моя, восхождения: дети, яко основания, степени яко восхождения, премудренно подложив». Это слова из 4-ой песни Великого канона преподобного Андрея Критского. Дети яко основания… Князья как духовные чада детотворены, т.е. порождены духовными отцами, митрополитами и священниками, и положены как основания… Лучше же сказать, сам Господь, как «великий в патриарсех», как Архиерей грядущих благ (Евр.9:11), «детотворив» «патриархов», т.е. руских митрополитов, по слову пророка Исаии: се Аз и дети, яже ми дал есть Бог (Евр.2:13), подложив их как основания для Своего восхождения, нет, не для Своего, поскольку не нуждается в нём, но для всеобщего церковного восхождения всех духовных чад Церкви, утвердил лествицу деятельного восхода на Небо.

И вот теперь, несколько осмыслив строение Степенной книги, вернёмся к вопросу о рускости языческого князя Рюрика и увидим, как мудро поступили православные авторы в его решении. Они внесли и не внесли Рюрика в историю Православия. Он назван руским, и в то же время в число руских не вошёл, потому что не вошёл в число Степеней. Языческий князь Рюрик, как и два его ближайших потомка, великие князья Игорь и Святослав, остались вне лествицы деятельного восхождения. Поэтому, если и можно говорить о принадлежности князя Рюрика к руской идее, то эта принадлежность должна быть названа внестепенной.

Высказав эту мысль, я огорчился тому прискорбному обстоятельству, что всякая мысль принижается через высказывание. Была поэзия Степенной книги, был полёт, была некоторая загадочность, но стоило только попытаться их раскрыть, как всё улетучилось, и остался штамп. Так происходит всякий раз, когда многоплановые мысли высказываются с односторонней определённостью.

История народа принадлежит поэту, иначе говоря, истинная история пишется по вдохновению, а не по заказу. Историки-поэты не дают читателю готовых ответов, но учат его думать. Это советские историки в своё время поступали наоборот: учили не столько истории, сколько отношению к ней. Живая, а не заказная история пишется как художественная картина, а не как идеологический штамп. И научение истории должно заключаться в научении вдохновению, лучше же сказать, в научении духу, который руководил историком в создании им исторического полотна. И мы, вглядываясь в историческое полотно Степенной книги, не тому ли самому учимся, т.е. не общению ли с духом, который наставлял писателей Степенной книги, лучше же сказать, управлял руским народом во время её написания?

Беседа 14. Многотрудная ступень и многочадная грань.

В прошлой беседе мы рассматривали отношение Степенной книги к князю Рюрику, и через то хотели понять, как нужно православным христианам относиться к советскому прошлому. Отвергать его? Порицать? Принять как внестепенный период русской истории? Преосвященные историки поступили мудро. Они оставили языческого князя в православной истории, но ступени в лествице, то есть в смыслообразующем ходе руской истории ему не дали. Оставим и мы вне восходящей к Богу лествицы нашу советскую историю. Да и не было никакой лествицы. Была пропасть между двух времён. Но почему была? Пропасть длится. Нога висит над пропастью. Встанет ли она на ступень-грань? Или провалится? Страшный вопрос.

Впрочем, если мыслить об истории так, как учит Степенная книга, то ступени умного восхождения к Богу в руской истории прекратились много раньше советского периода. Степенное восхождение к Богу прекратилось на Руси после упразднения царём Петром Алексеевичем патриаршества. С произведённой им заменой патриаршего церковного управления синодом на Руси установилась одна большая 200-летняя грань, но ступеней не было, поскольку не было имён, которыми открываются степени Степенной книги, не было в Русской земле духовных единодержцев. Эта двухвековая грань вышла необъятно широкой, но ввысь, горе русское восхождение в то время не совершалось.

Мы уже вспоминали Великий канон преподобного Андрея Критского, который как в середине XVI века, так и поныне читается в православных церквах в дни Великого поста. Его образы глубоко западают в верующую душу.

«Жены ми две разумей, деяние же и разум в зрении: Лию убо деяние, яко многочадную, Рахиль же разум, яко многотрудную, ибо кроме трудов ни деяние, ни зрение душе, исправится». Двум женам патриарха Иакова можно уподобить приём Степенной книги, неразделимо разделяющей рускую историю на два состава: ступени и грани. Многочадная Лия это грань, многотрудная Рахиль это ступень. Две жены, две линии отсчёта времени, два плана рассмотрения истории, при котором в гранях даётся описание «многочадных» земных дел, а в ступенях заключается «многотрудное» осмысление делаемого, или «разум в зрении». И деяние, и осмысление требуют трудов, но грань это ровная поверхность, а ступень это возвышение, и чем выше, тем видней. Когда же деятельность на поверхности распространяется бесконечно далеко, а восхождения, чтобы всю её увидеть нет, тогда деятельность становится беспорядочной и понимание её смысла утрачивается.

Любопытно отметить, что слово «грань» происходит от праславянского слова «гранъ», что значит «ветка, побег, соплодие», которое в свою очередь происходит от индо-европейского корня «ghr», который означает «расти, давать побеги». Значит, если смотреть в индо-европейский корень, то слова «грань» и «гроздь» – однокоренные. Вот и выходит, что в то время, когда русская гроздь росла, побеги-грани умножались, и уже самое имя «руский» стали писать с двумя буквами «с», подобно тому как в имени патриарха Аврама произошло удвоение гласных (см.Быт.17:5), т.е. когда, говоря образами Великого канона, Лия изнемогала в чадородии, тогда Рахиль, т.е. «разум в зрении» не только не улучшался, не только не восходил от силы в силу (Пс.83:8), но слабел и мутнел, пока не расстроился вконец. Когда же окончательно ушло из русской жизни понимание смысла истории, как оно описано в Степенной книге, тогда вместо восхождения к Богу стало возможно на Руси построение социализма и распространение лживого коммунистического учения по всему мiру.

Учителями российской жизни в безстепенное время вместо церковных учителей стали новоявленные пророки вроде Пушкина, Толстого, Достоевского и многие другие литературно-научные помрачители православного духовного смысла, имена которых можно перечислять бесконечно. Плоды их умственных трудов мы пожинали в суровые советские годы, продолжаем пожинать и поныне в виде отвратительной демократической свободы. И эти плоды не могли быть иными, потому что они не были плодами духа, о которых говорит Апостол: плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал.5:22). Плоды деятельности гениев от литературы и науки уместнее назвать душевными плодами, а их мудрость лучше назвать земной, которая не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская, ибо где зависть и сварливость, там неустройство и все худое (Иак.3:15,16). Духовные же плоды не за письменным столом и не отточенным пером стяжаются, но чистотою жизни и постоянною к Богу молитвой. «Зной дневный претерпе лишения ради патриарх, и мраз нощный понесе, на всяк день снабдения творя, пасый, труждаяйся, работаяй, да две жене сочетает», т.е. Лию и Рахиль, которая есть Богопросвещенный разум.

Итак, приём соединения двух планов истории путём именования одного раздела двумя разными словами «степень» и «грань» можно назвать искусным приёмом авторов Степенной книги. Однако через его рассмотрение мы отошли от самой книги. Вернёмся к тексту о князе Рюрике. «… иже бе от племени Прусова, по его же имени Пруская земля именуется. Прус же брат бысть единоначальствующаго на земли римскаго кесаря Августа, при нем же бысть неизреченное на земли Рождество Господа Бога и Спаса нашего Иисус Христа Превечнаго Сына Божия от Пресвятаго Духа и от Пречистыя Приснодевы Марии».

Новое имя возникает в руской истории – Прус, ибо Рюрик, как говорится в Степенной книге, был «от племени Прусова». Первое, что приходит в голову современного читателя при слове «прус» это Пруссия, т.е. типично германская земля, воплощение германского духа. «Но прусы, - по мнению академика А.А. Зализняка, ценные слова которого мы уже приводили в наших беседах, - вовсе не германцы. Это балтийское племя, родственное литовцам, от которого сейчас уже ничего не осталось. Их, правда, не убивали, просто после захвата они постепенно перешли на немецкий язык. А название осталось их. Так что Пруссия – исторически вовсе не германская земля».

Так это или не так, германская земля Пруссия или не германская, нас это не очень волнует. Как в беседе о княгине Ольге мы говорили, что все версии о её происхождении нами принимаются без предпочтения одних другим, так и в случае с Прусом – прародителем Рюрика – нас не волнуют разночтения. Интересно, конечно, узнать, что думают о происхождении народов учёные люди, но наша история другая. Наша история – двупланова, т.е. земная и небесная, и второй её план – небесный – нас интересует, если не больше, то уж точно не меньше первого.

Жительство наше на небесах, говорит апостол Павел. В греческом тексте на месте слова «жительство» стоит слово «политевма», которое происходит от слова «полис» - город, и которое можно перевести словом «гражданство». Гражданство наше на небесах, стало быть, происхождение и родство своё мы ищем на небе, отонудуже и Спасителя ждем, Господа нашего Иисуса Христа, Иже преобразит тело смирения нашего, яко быти сему сообразну телу славы Его (Фил.3:20,21). Поэтому на многие разночтения нашей земной истории мы закрываем глаза, желая смотреть в корень. Корень же наш вверху, на Небе.

Беседа 15. Август, Прус и Хлодвиг.

В Степенной книге царского родословия мы прочли слова о родстве князя Рюрика с Прусом, сказав при этом, что вопрос о происхождении племени Прусова, каким оно было: германским или балтийским, нас мало волнует. Что же нас волнует? «Прус же брат бысть единоначальствующаго на земли римскаго кесаря Августа, при нем же бысть неизреченное на земли Рождество Господа Бога и Спаса нашего Иисус Христа Превечнаго Сына Божия от Пресвятаго Духа и от Пречистыя Приснодевы Марии».

Эти слова Степенной книги я бы назвал узлом, в котором связались земные и небесные нити повествования. В этих словах сошлись воедино степени и грани, временные и вневременные планы, духовные и земные точки отсчёта, конечные и бесконечные цели истории. «Прус же брат бысть единоначальствующаго на земли римскаго кесаря Августа» - это земная нить. «При нем же [Августе] бысть неизреченное на земли Рождество Господа Бога и Спаса нашего Иисус Христа Превечнаго Сына Божия от Пресвятаго Духа и от Пречистыя Приснодевы Марии» - а это небесная нить Степенной книги. Последнее предложение оставим без рассмотрения, ибо для верующих сказанное в нём понятно без объяснений, а для неверующих оно останется непонятным, как бы мы не старались его им объяснить, потому что объяснение факта рождения Сына Божия не от нас зависит. Никто, как говорит Апостол, не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (1 Кор.12:3). А вот о первом предложении, названном нами земной нитью, нам нельзя не поговорить с неверующими, иначе они нас не поймут совершенно.

Итак, Прус был братом римского кесаря Августа, говорится в Степенной книге, и это известие ошеломляет. Для любого мало-мальски знакомого с мiровой историей родство Пруса с Августом, собственно говоря, с императором Октавианом, представляется столь же невероятным, как родство уже упоминавшегося нами вождя племени франков Хлодвига с морским чудовищем. Но почему нам опять вспомнился Хлодвиг? Всё познаётся в сравнении, и чтобы хоть сколько-нибудь понять, почему в Степенной книге возникло известие о родстве Пруса и Октавиана, предлагаю сравнить его с легендой о происхождении французского короля Хлодвига.

Хлодвиг был внуком Меровея, основателя династии Меровингов, рождение которого окутано следующей тайной. Мать Меровея, жена короля Хлодиона, будучи непраздной, пошла купаться в море и привлекала к себя внимание какого-то морского животного. Каким было это внимание? Легенда говорит, что она была унесена им в море на некоторое время. Пусть так. Хотя мне кажется, что достаточно было простого приближения морского чудовища к женщине, чтобы затем в людских разговорах это приближение выросло до размеров похищения и до вывода о том, что в жилах Меровея течёт кровь морского зверя. Итак, к матери Меровея, носившей его в своей утробе, подплыл какой-то кит или что-то вроде того. Кто станет отрицать вероятность такого события? Никто не станет, но оно-то и могло послужить основой легенды о родстве Меровингов с морским животным.

Такова легенда происхождения Меровингов, и такова попытка её объяснения. Лучше нам стало от того, что мы её объяснили? Немного. Понятнее она нам стала? Чуть-чуть понятнее. Зато я вам скажу, что мы сделали в довольно большом объёме, когда таким образом объяснили эту прекрасную легенду. Мы сбили с неё, как с цветущей яблони, поэтический цвет. Кстати говоря, слово легенда в буквальном переводе с латинского значит: «то, что должно быть прочитано», и лучшего слова для именования рассматриваемых нами историй о Прусе и Меровингах не подобрать: именно легенда, т.е. то, что должно быть прочитано и принято читателем в самостоятельном размышлении, примерно таком: «Ух-ты, огромное морское животное, наверное, морской король… Неспроста мать Меровея была унесена им… Значит, и власть Меровея непростая… Значит, и я, под его властью находясь, оказываюсь непростым…», и т.д. и т.п. Всё это должно было быть понято и пережито человеком внутри него, ибо тайна, которая открывается нам путём долгих размышлений, становится для нас особо дорога. Не так ли? А то, что даётся нам разжеванным или, хуже того, вдалбливается в головы в обязательном порядке, как история КПСС, вызывает отвращение.

Но вернёмся к легенде о Прусе. Если мы хотим её объяснений, мы всегда можем их получить. Но одно дело, когда читатель сам прилагает усилия для понимания, а другое, когда он получает готовое объяснение. В последнем случае он лишает себя возможности сотворчества с тем духом, который внушил (буквально: вн-ушил, т.е. вложил в уши) поэту или художнику то или иное произведение. Короче говоря, объяснение красоты, когда оно даётся человеку извне, а не совершается внутри него, умаляет её.

Прус был братом кесаря Августа, говорит Степенная книга, и какие могут быть в этом сомнения? Прус был братом кесаря Августа уже потому, что Прус в своём племени, как Август в своём народе, принадлежал к правящему сословию. Прус был братом царя Августа по званию Божию, т.е. по призванию к царскому служению. Так, Василий Великий, объясняя причину того, почему в надписании 33-го псалма назван Авимелех, в то время как в книге Царств, описывающий этот эпизод из жизни пророка Давида, когда он «изменил лице свое», назван Анхус (1 Цар.21:11-13), говорит: «На сие имеет такое объяснение, дошедшее до нас по преданию, что Авимелех было общее имя царей Филистимских, но что каждый из них имел и собственное именование. Подобное можно видеть в Римском государстве, где цари вообще называются кесарями и августами, но имеют и собственные имена». (Беседа на псалом тридцать третий).

Если же подобных доказательств для объяснения родственных связей Пруса и Августа недостаточно, чтобы принять это сообщение Степенной книги как сущую правду, то можно иное доказательство предложить. Прус был братом Октавиана по крови. Это как? Очень просто. От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию (Деян.17:26). Все люди имеют своим отцом Адама, и уже поэтому Прус и Октавиан – братья. Итак, родство их доказано? Нет? Если нет, то все несогласные или не вполне согласные с моими доводами могут оставаться при своём мнении. Мне это мнение неинтересно.

Беседа 16. Духовное зерно легенды о Прусе.

Читая легенду о происхождении Пруса, мы подходим к главному её пункту, ибо известие Степенной книги о родстве Пруса и Октавиана сообщено нам не ради него самого, но в связи с другим, гораздо более важным известием. Каким?

Сейчас мы увидим, как земная нить повествования Степенной книги будет привязана к небесной. У франков такой нитью было морское животное. Кстати говоря, для христианского оправдания легенды о происхождении Меровингов от морской рыбины можно вспомнить, что рыба является символом Христа. Слово «рыба» пишется по-гречески «ихтис», и буквы этого слова являются начальными буквами слов: Иисус Христос Божий Сын Спаситель. Какая прекрасная основа для христианизации легенды о власти Меровингов! Но пусть этим оправданием занимаются христиане из французов, мы же займёмся своими легендами. Так вот, у франков духовной нитью истории о происхождении их властителей является морское животное, а у нас? К какой духовной нити привязана наша легенда о происхождении царского дома Рюриковичей?

«Прус же брат бысть единоначальствующаго на земли римскаго кесаря Августа, при нем же бысть неизреченное на земли Рождество Господа Бога и Спаса нашего Иисус Христа Превечнаго Сына Божия от Пресвятаго Духа и от Пречистыя Приснодевы Марии». Сообщение о родстве Пруса и Августа привязано к Евангелию! Вот то главное, что хочет сказать Степенная книга, и почему она вообще говорит о родстве Пруса с Августом. Из Евангелия мы знаем, что в правление Августа произошло на земле неизреченное Рождество Сына Божия. А также знаем, что в те дни (т.е. во время рождения Сына Божия) вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле (Лк.2:1). Поэтому, даже если Прус, допустим это на мгновение, и не был братом кесаря, но поскольку он упомянут в Степенной книге рядом с кесарем, значит, и он был охвачен вселенской переписью, и таким образом, был включён в Небесную историю мира. Но Прус не мог не быть братом кесаря, поскольку сам был кесарь, т.е. правитель. Логично? Мне кажется, что только так и должен был мыслить средневековый человек, т.е. мыслить сословно и иерархично, поскольку мыслить демократично всякий верующий, да и просто всякий разумный человек, не может.

Вот, собственно, и всё. Причастность начальника русов Рюрика через своего легендарного предка Пруса к Христову Рождеству – вот главная мысль подзаголовка, носящего название «О первом великом князе Рюрике Руском».

Итак, мы попытались, насколько могли, объяснить легенду о Прусе с точки зрения разума. И вновь возникает вопрос: лучше нам от этого объяснения стало? Понятнее? Нет, не лучше и не понятнее, потому что объяснение мысли, если человек самостоятельно не ищет на неё ответа, но получает его готовым, становится для него вместо блага пагубой. Потому что, постигая образ, человек сам преображается и возвышается, если, конечно, изучаемый им предмет духовно высок.

Надо заметить, что во многих курсах Русской Церковной истории о Прусе умолчано, видимо, потому, чтобы не касаться так называемой «Августианской» легенды, которая в глазах учёных людей выглядит посмешищем. Но в глазах учёных людей многие сообщения Священного Писания выглядят посмешищем. Что же теперь? Не касаться их и не изучать?

О родстве Рюрика с Августом говорится не только в Степенной книге, но также в Воскресенской летописи, в Государевом родословце, в Патриаршей родословной книге… Неужели все эти государственные издания и их издатели врали? Нет, не врали они, но думали иначе. Ведь разумы у людей разные. И то, что с точки зрения одного разума зовётся неправдоподобной легендой, то с точки зрения другого разума является безспорной истиной. И уже от нас самих, свободных разумом людей зависит, кому верить: учёным историкам или Степенной книге? Идеологии, которая зовётся наукой, или идеологии, которая зовётся Степенной книгой? Мне лично дороже последняя уже просто потому, что она гораздо одухотворённее и поэтичнее.

Подведём итоги. Известием о родстве Пруса и Августа авторы Степенной книги привязывают Рускую историю к истории всего мира. Но не к той истории мира, что писана людьми, у которых место веры в Бога заняла вера в разум, а к той единственно спасительной и благодатной истории, которую писали люди, связанные с Рождеством Христовым не столько буквой, сколько духом. Поэтому, сказав, что Рюрик «бе от племени Прусова», и пояснив, кто такой был Прус, и как он связан со Христом Богом, составители Степенной книги сочли Рюриковскую тему исчерпанной и закончили свой рассказ о Рюрике такими словами: «Великий же князь Рюрик в Великом Новеграде самодержавствуя, ту и скончася. Сына же своего видя мала суща, остави яко двою лет, его же и всю державу свою поручи князю Олегу, иже бе от рода его».

Впрочем, имя Рюрика ещё неоднократно будет нами встречено на страницах Степенной книги. Так, оно непременно будет стоять в начале каждой ступени, вернее сказать, каждой грани, открывая собою счёт колен каждого руского самодержца. Но сейчас повествование о Рюрике заканчивается, поскольку мы находимся в разделе, носящем название Житие блаженныя Ольги, значит, к Ольге и должны вернуться. Но ещё от одного замечания не смогли удержаться авторы Степенной книги, возвращаясь от Рюрика к Ольге. Замечание это кратко и многозначительно. «Олег же многим странам одоле и на Цареграде дани и входы взимаше при царе Льве Премудром и брате его Александре».

Какое из трёх известий в этом предложении главное? Факт одоления многих стран? Факт взимания дани с Царьграда? Или упоминание имён православных царей, при которых эти события происходили? Как правило, сказанное после всего запоминается крепче всего. Значит, и в этом предложении мы видим стремление авторов Степенной книги привязать рускую историю к мiровой истории, центром которой был Царьград. Но не просто к мiровой, а к спасительной мiровой истории желают присоединиться составители Степенной упоминанием имён православных государей Льва Мудрого и Александра.

А о походах на Царьград говорится так, как будто они произошли только потому, что не могли не произойти. Раз Олег многие страны одолел, значит и Царьград не мог не оказаться в их числе, как бы так говорят составители Степенной, извиняя воевавшего на православное царство язычника его воинственным характером. Впрочем, желающие увидеть в этом предложении указание на силу руского оружия, всегда могут его увидеть. Хотя Священное Писание нас учит видеть силу в другом, говоря: лучше муж долготерпелив паче крепкаго, удержаваяй же гнев паче вземлющаго град. В синодальном переводе: долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города (Прит.16:32).

Беседа зi҃. Лов меж двух берегов.

Мы переходим к чтению следующего раздела Жития святой княгини Ольги, носящему название «О великом князе Игоре, како сочтася с блаженною Ольгою».

Сказав, что малолетний сын Игорь («яко двою лет») был оставлен отошедшим в вечность Рюриком на попечении своего родственника князя Олега, и заметив, каков был этот попечитель («многим странам одоле и на Цареграде дани и входы взимаше»), авторы Степенной книги продолжают: «Игорю же юну еще и бывшу ему во Псковскои области, яко же неции поведаша дивное сказание, яко некогда ему утешающуся некими ловитвами, и узре об ону страну реки лов желанныи».

В первых же словах этого подзаголовка читателю открывается яркий и многозначительный образ. Два берега реки, разделённые и в то же время соединённые между собой водой. Два берега реки, как две половины, или, как два пола, и течение воды, как течение связывающей их жизни. Заметим, что русское слово «пол» в значении мужской и женский пол происходит от слова «половина». Также словом «пол» в церковнославянском языке называется берег. И по Нем идоша народи мнози от Галилеи и десяти град, и от Иерусалима, и Иудеи, и со онаго полу Иордана (Мф.4:25). Итак, два берега-пола, и на другом берегу – лов желанный… Вы слышите начало очередной поэмы, читатель?

Словом «лов» авторы Степенной называют охотничьи занятия князя Игоря, но ведь и другое, более высокое, чем простая охота, значение слышится в нём. Нашу догадку о том, что авторы Степенной книги ведут здесь речь об особом лове, подтверждает ещё одно стоящее в этом предложении слово. Это слово – утешение: «утешающуся ему некими ловитвами».

Смысл церковнославянского слова «утешение» рассматривался нами в беседе об утешающем жезле. Так вот, соединение слова «утешение» со словом «ловитва» очень даже странно для авторов Степенной книги, если не допустить предположения, что они хотят сказать об особой ловитве. Почему странно? Дело в том, что авторы Степенной книги крайне неодобрительно отзываются о таком княжеском времяпровождении как охота. В 14-ой главе 1-ой Степени можно прочесть: «По смерти же Святославли воздвижеся братоубииственная крамола в Руси по образу древниа злобы перваго Каинова братоубииства. Како же и откуду начася братоубииство в руских самодержателях? Начало же бяше таковыя братоненавистныя вражды от ловитвы животных». Так кратко и так просто отвечает Степенная книга на вопрос о причине княжеских междоусобиц – ловитва животных.

Наверное, многим читателям наших бесед захочется сказать, что эти слова Степенной книги после открытых Марксом и Энгельсом законов общественного развития звучат как недоразумение и вызывают лишь снисходительную улыбку. Что тут отвечать, дорогие читатели? Нам остаётся только догадываться, какую улыбку вызвали бы «законы» Маркса & Энгельса у авторов Степенной, случись им о них услышать. А улыбка на их устах заиграла бы непременно, потому что существо человеческой жизни они видели в духе человека, а не в экономике. Каков дух, такова и экономика, то есть общественный и личный дом, в котором живёт человек. Ибо, даже если этот дом исполнен достатка, как переливающаяся через край чаша, но в нём кипят страсти, то не будет в нём истинного мира, как бы не старались производственные отношения соответствовать производительным силам.

Говоря слово «мир», мы разумеем мир Христов, о котором Он сказал: мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам (Ин.14:27), а не тот лживый мир, который апостол Павел определил так: когда будут говорить: "мир и безопасность", тогда внезапно постигнет их пагуба… (1Фесс.5:3). Впрочем, мы отвлеклись. Мы единственно хотели отметить, что в читаемом нами подзаголовке охотничий лов, который обычно называется авторами Степенной книги «поганским обычаем», в рассказе об Игоре оказался связан со словом «утешение».

Итак, «утешающуся [Игорю] некими ловитвами, и узре об ону страну реки лов желанный. И не бе ему возможно преити на ону страну реки, понеже не бяше ладьици. И узре некоего по реце пловуща в ладьицы. И призва пловущаго ко брегу, и повеле себе превести за реку. И пловущим им, и возре на гребца оного, и позна, яко девица бе, сиа блаженая Ольга, вельми юна сущи, доброзрачна же и мужествена, ея же иногда никогда же не зная, и уязвися видением, яко же писано есть: очи лакоме и некасаемых касахуся. И разгореся желанием на ню, и некиа глаголы глумлением творяше к неи». Как живо каждое слово этого описания! Доброзрачная девица, уязвися видением, очи лакоме, некасаемых касахуся, разгореся желанием… Всё понятно без пояснений, только странно слышать определение Ольги мужественной. Это слово, конечно же, не означает Ольгиной мужеподобности, оно говорит о её женской зрелости. Так, например, латинским словом «vir» называется и мужчина, и взрослая девушка на выданье. Слово «мужественная» в отношении к девице воспринимается нами не так, как его воспринимали древние.

«Яко же писано есть, - говорит автор Степенной книги о словах: очи лакоме и некасаемых касахуся». Где и кем написаны эти слова? Осмелюсь предположить, что их сказал святитель Григорий Богослов в похвальном слове священномученику Киприану († 02.10.304): «ибо похотливое око – это самое наглое и ненасытимое из чувств, касается даже и неприкосновенного» (Слово 24-е).

Другое выражение в этом абзаце просит разъяснений, а именно соседство двух, как кажется, мешающих друг другу наречий: «ея же иногда никогда же не зная». Слово «иногда» знакомо воцерковлённому уху по тропарю: «Милосердия сущи источник, милости сподоби нас, Богородице, призри на люди согрешившыя, яви яко присно, силу Твою, на Тя бо уповающе, радуйся, вопием Ти, якоже иногда Гавриил, Бесплотных Архистратиг», и значит оно «некогда», «в иное время». Но, спрашивается, зачем слово «никогда» уточнять словом «в иное время», если получается почти тавтология?

Этот же вопрос можно адресовать Ф.М. Достоевскому, написавшему в «Бесах»: «Кириллов ничего не знал о намерениях насчет Шатова, да и прежде никогда не знал о всей степени опасности, ему угрожающей». Впрочем, ответить на этот вопрос не составит труда. Достоевский потому употребил данный словесный оборот, что желал подчеркнуть факт кирилловского неведения. Так, авторы Степенной книги, полагая очень важным обстоятельство незнания Игорем Ольги, прибегли к соединению наречий «иногда» и «никогда».

Ещё одно выражение, пожалуй, требует пояснений: «некиа глаголы глумлением творяше к неи». В церковно-славянском словаре прот.Дьяченко слово «глума» приведено с толкованием: «бесстыдство, распутство». В современном русском языке слово «глумиться», значит насмехаться, издеваться. В Псалтири же слово «глумиться» придаёт стихам, в которых оно стоит, самый возвышенный смысл. В заповедех Твоих поглумлюся, и уразумею пути Твоя (Пс.118:15). Поучуся во всех делех Твоих, и в начинаниях Твоих поглумлюся (Пс.76:13). В сносках к этим стихам сказано, что слово «поглумлюся» означает «размышляти буду». Да, очень широк разброс значений у слова «глумиться». Какой же смысл оно имеет в прочитанном нами выражении «и некиа глаголы глумлением творяше к ней»? Видимо, первое из названных нами: и говорил ей бесстыдно некие слова. Что же Ольга?

«Она же уразумевши глумлениа коварство, и пресекая беседу неподобнаго его умышления, не юношески, но старческим смыслом поношая ему глаголаше: «Что всуе смущаешися, о княже, срам претворяя ми, вскую неподобная во уме совещевая, студная словеса износиши? Не прельщаися, видев мя юну девицу и уединену, и о сем не надеися, яко не имаши одолети ми. Аще и невежа есмь, и вельми юна, и прост обычаи имам, яко же мя видиши, но обаче разумех, яко поругати ми ся хощеши и глаголеши нелепая, его же не хощу ни слышати».

Ольгин отпор на Игоревы ухаживания самый решительный. А ведь перед нею князь, которого она, конечно, давно уразумела в Игоре. Согласитесь, что нелегко было простой и молоденькой девушке не увлечься обольстительными словами и привлекательным видом благородного юноши, сидящего рядом с ней в лодке. Но она не увлеклась. Сейчас мы услышим Ольгину отповедь и её наставления князю Игорю, но прежде обратим внимание на выражение «обаче разумех, яко поругати ми ся хощеши». О ком и о чём идёт речь? Словом «разумех» Ольга говорит о себе: я разумела. Глагол «разумех» также может быть переведён на русский язык как «я разумел», т.е. в мужском роде. Почему? Потому что русский глагол прошедшего времени есть на самом деле причастие прошедшего времени славянского языка, которое служило и служит в нём для образования составных глагольных форм и которое, подобно прилагательным, изменяется по родам и числам. Несоставные же глагольные формы славянского языка, т.е. аорист и имперфект по родам не изменяются. Что же в целом значит выражение «но обаче разумех, яко поругати ми ся хощеши»? Обаче, значит, однако, а слово «поругаться» имеет здесь смысл «посмеяться», как и в Евангельских стихах: Он же рече: не плачитеся: не умре бо, но спит. И ругахуся Ему, ведяще, яко умре (Лк.8:52,53). В синодальном переводе: Но Он сказал: не плачьте; она не умерла, но спит. И смеялись над Ним, зная, что она умерла.

Читаем далее Ольгины слова, сказанные Игорю в лодке. «Прочее же внимаи себе и останися таковаго умышления. Дондеже юн еси, блюди себе, да не одолеет ти неразумие и да не постражеши зло некое». Эти слова удивительны. О каком злострадании говорит здесь язычница? О постигающей грешников расплате за грехи? Но что могла знать о Страшном Суде идолопоклонница? «Останися и всякого беззакониа и неправды: аще сам уязвен будеши всякими студодеянии, то како можеши инем неправду возбранити и праведно судити державе твоеи». А эти слова просто невероятны. Во-1-х, потому, что остановить беззаконие пытается беззаконница. В самом деле, соблюдение какого закона и какой правды требует от язычника язычница? А, во-2-х, что происходит? Девушка учит князя! И чему она его учит? Праведно судить державу!

Беседа 18. Имоверная переправа.

Мы продолжаем чтение разговора двух молодых людей, переправляющихся в лодке через реку. Разговора во всех отношениях необычного, поэтому со вниманием разберём могущие остаться непонятными слова.

«Прочее же внимаи себе…», - говорит Ольга Игорю. Что значит стоящее здесь слово «прочее»? Согласно словарю прот.Дьяченко это Ольгино увещание можно перевести так: впредь внимай себе, потому что слово «прочее» значит: «впредь, потом». В словаре Срезневского, кроме «впоследствии», «в будущем», даются следующие значения: «далее», «наконец», «вообще». В «Словаре Древнего славянского языка» А.В. Старчевского дано также: «итак», «следовательно».

Усовестив князя Игоря и преподав ему урок, блаженная Ольга, чтобы уверить собеседника в сугубой серьёзности своих слов, прибавляет угрозу. «Разумно же да будет ти, аще и паки ныне не престанеши соблажняяся о моем сиротстве, то уне ми есть, яко да приимет мя глубина реки сея, да не буду тебе на соблазн и сама поругания и поношения угонзну. Ты же прочее не смущаешися о мне».

Два слова в этой речи требуют пояснения. Первое «уне», второе «угонзну». Впрочем, для воцерковлённых людей они должны быть понятны без пояснений, потому что первое слово встречается в Евангелии. Аще же око твое десное соблажняет тя, изми е и верзи от себе: уне бо ти есть, да погибнет един от уд твоих, а не все тело твое ввержено будет в геенну (Мф.5:30). «Уне», значит, «лучше». А второе слово читается в Великом каноне преподобного Андрея Критского. «На горе спасайся, душе, якоже Лот оный, и в Сигор угонзай». «Угонзай», значит «убегай, спасайся».

«И ина многа премудрено о целомудрии глагола», - завершают авторы Степенной книги Ольгину речь и выражают удивление, как от своего лица, так и от лица князя Игоря: «Се начаток благ и удивления достоин доброумнаго юношескаго целомудрия блаженыя Ольги, еще не ведущи Бога, ни заповеди Его не слыша, такову премудрость и чистоты хранение обрете от Бога, яко удивитися Игорю мужеумному смыслу ея и благоразумным словесем ея».

Мы уже говорили, что слова, сказанные Ольгой князю Игорю, невероятны. Кстати, если всмотреться в слово «вероятие», то можно увидеть в нём два корня: «вер» и «яти». «Яти», значит «брать, принимать». Вшед, ят ю за руку: и воста девица (Мф.9:25). Буквальный смысл слова «вероятный» – верою ятый, верою принятый. В церковнославянском словаре прот.Дьяченко встречается слово с обратным порядком корней: «ятоверный». Слово «ятоверный» есть синоним слова «имоверный», в котором корень «яти» уступил место корню «имети»: имо-верный. Сходным образом составились слова с отрицательными приставками: «невероятный» и «неимоверный». Аще не вижу на руку Его язвы гвоздинныя, /…/, не иму веры (Ин.21:25).

Итак, всё сказанное Ольгой князю Игорю настолько неимоверно, особенно то наставление о праведном суде над державою, которое девушка даёт князю, что закрадывается подозрение: а не сочинены ли её слова авторами Степенной книги? В самом деле, в этих словах, а значит и во всём описании лодочной переправы, нет правдоподобия. Так поучать Игоря мог старец или старица, но никак не девица, которую должно было охватить естественное смущение при виде юноши, да ещё и знатного. Робость должна была связать ей уста, а если бы захотела Ольга что-либо сказать, то всё сказанное ей вышло бы по-женски жеманным.

Что ж, нельзя не согласиться с этими доводами уже потому, что Богом было сказано жене: к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою (Быт.3:16). Действительно, Ольга не могла от себя поучать князя Игоря, потому что не жена мужем, но муж женою, по слову Божию, обладати будет. Итак, если некоторые в согласии с правдоподобием, то мы в согласии со словом Божиим говорим: Ольгины слова не принадлежали Ольге и были вложены в её уста, но только не авторами Степенной книги. А кем?

Прежде ответа на этот вопрос спросим тех, кто хотел бы видеть правдоподобие как в описании переправы Игоря и Ольги, так и во всей церковной книжности: а где правдоподобие в Евангелии? Где правдоподобие в книге Бытия? Как мог пророк Моисей писать о том, чего не только он сам, но никто из людей не видел, то есть творение Богом мира и человека? Где правдоподобие в разговоре архангела Гавриила с Девой Марией? А ведь он читается в храмах на праздник Благовещения в качестве утреннего канона с такими припевами: «Ангел возопи» и «Богородица рече». Кто из смертных мог слышать их разговор? Кто из живых существ мог слышать слова, сказанные Богом при творении мiра: да будет свет (Быт.1:3)? Где, наконец, правдоподобие в Житиях святых? Там всё невероятно, всё выпадает из общего жизненного русла. Вот и спросят нас ищущие правдоподобия: а чём вы докажете, что всё тут названное, не выдумано?

Итак, чем мы докажем, что разговор князя Игоря и Ольги не выдуман? Тем и докажем, что приведём 1150-летнюю историю Российского государства, выстроенного на этом разговоре. Чем мы докажем, что Ольгины речи были внушены ей Святым Духом и произнесены ею так, как они записаны в Степенной книге? Тем и докажем, что приведём слова Богодухновенной Псалтири: Сынове человечестии, доколе тяжкосердии; вскую любите суету, и ищете лжи; И уведите, яко удиви Господь преподобного Своего (Пс.4:3,4). В переводе Юнгерова последний стих звучит так: знайте же, что Господь сделал дивным преподобного Своего. Что это значит? Господь прославил и возвеличил блаженную Ольгу в глазах всех живших, живущих и будущих жить русских людей. Разве столь долгая память о ней не является доказательством правдивости её слов и дел, как они описаны в Степенной книге? Зато вместо псаломских слов вскую любите суету и ищете лжи, применяясь к нашей беседе, мы можем сказать: сыны и дочери человеческие, зачем вы ищете правдоподобия в книгах? Зачем любите суетную правдивость? Оставьте земное подобие, ищите Небесного подобия. Ищите вечной Небесной правды, и тогда правота церковных книг откроется вам.

Другой вопрос возникает: как нечестивую язычницу мог осенить Святый Дух и внушить ей столь благородные мысли и слова? Он мог коснуться её сердца через Ангела-хранителя, который дан каждому человеку. Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного (Мф.18:10). Ангел Божий есть у каждого человека, но не каждый человек ощущает его присутствия, вернее сказать, не каждый хочет слушать ангельских советов. Блаженная Ольга их слушала и исполняла. Поэтому далее вышло то, что мы читаем в Степенной: «И абие Игорь отложь юношеское мудрование свое, наипаче же со стыдением и с молчанием преиде реку, внимая себе о таковых до времени, и оттоле паки иде в Киев».

Пример Корнилия сотника может подтвердить правомочность нашего предположения о вхождении Святого Духа в сердце язычницы и проречении её языком слов, услышанных князем Игорем. Когда Петр еще продолжал эту речь, Дух Святый сошел на всех, слушавших слово. И верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, изумились, что дар Святого Духа излился и на язычников (Деян.10:44,45).

Итак, Ольга ли перевезла Игоря? Нет, не Ольга, но Ангел-хранитель перевёз их обоих через речную стремнину. Можно сказать, что лодкой для молодых людей, перенесшей их через опасное течение между двумя полами-берегами, стал Ангел-хранитель. Он же соединил сердца Игоря и Ольги, как о том далее повествуется в Степенной книге. «Внегда же прииде время и повелению его бывшу изообрести (помните это слово в другом контексте Степенной книги, читатель? Помните предложение: «Чюдесныя же о них повести, их же елико возмогохом отчясти изообрести»? - Г.С.) ему невесту на брак, взысканию же бывшу, яко же есть обычаи господству и царстеи власти, и о мнозех небреже, но воспомяну дивную в девицех Ольгу, юже виде своима очима мужествену сущу и благоообразну, и еже от уст ея слыша хитростныя глаголы и целомудренныи нрав ея видев, и посла по нея сродника своего прежереченнаго князя Олега. И приведе ю с подобающей честию, и тако сочтана бысть ему законом брака». Что ж, такой выбор жены князем Игорем делает ему честь и говорит о его благоразумии.

Беседа 19. Смыслообразующее выстраивание времени.

Следующий подзаголовок Жития блаженной княгини Ольги носит название «О брани Игореве на Греки». Перед его прочтением предлагаю сверить время описываемых в Степенной книге событий с историческими часами. Который на них год? Историки годами правления великого князя Игоря называют 912-945 годы от Рождества Христова.

«Великий же князь Игорь по смерти сродника своего Олега иде на Греки и повоева страны Финическия, и по Понту, и до Ираклия, и до Фафлегонския земли, и всю Никомидиискую землю полони, много же бысть побежено воинство его от грек. И паки Игорь собра многое воинство, иде на Греки. Царь же Роман, тесть царя Константина Багрянородного, сына Премудрого царя Льва, посла лучших боляр своих, и умоли Игоря, и нача давати ему дать выше первыя Олеговы. И взем дань, Игорь возвратися от Дуная в Киев. И родися ему сын Святослав от сея блаженыя Ольги. И тако самодержствуя, мир имея ко всем странам».

Вот и всё содержание подзаголовка «О брани Игореве на Греки». Начатый военной сводкой, он заканчивается сообщением о мире. Составители Степенной книги, не распространяясь особо о военной кампании, ни о бедах её, ни о победах, называют прежде всего греческие земли, в которых велись бои, затем именуют царей, с которых была взята дань князем Игорем, и заключают эти известия сообщениями о рождении сына Святослава, и о мире со всеми странами. Достаточно или не достаточно этих сведений для отражения отрезка нашей истории, который в интернетовской википедии назван русско-византийской войной 941-944 годов?

«Смотря, как отражать, - ответят слушатели на этот вопрос. - Можно отражать полностью, а можно не полностью. Можно правдиво, а можно, даже не искажая правды, замалчивать её. И уже одно это замалчивание будет неправдой».

Дорогие слушатели! Приступая к чтению Степенной книги, мы подробно говорили о том, что нас в этом чтении будет интересовать прежде всего. История? Да, конечно, наша родная история. Но об истории можно говорить по-разному, и истории как таковой, истории самой по себе нет. Что же тогда есть? История истории, то есть то или иное отношение к ней. Потому, беря в руки Степенную книгу, мы благодарны её писателям за дарованную нам возможность сравнить своё отношение к истории с их отношением, свои мысли о ней с их мыслями. Как же выражаются мысли? Словом. Поэтому, читая Степенную книгу на языке оригинала (конечно, понимая его лишь в меру наших ничтожных знаний, и приступая к нему на протезах современной орфографии), мы, во-1-х, можем сравнить своё умственно-нравственное состояние с состоянием авторов Степенной книги, а, во-2-х, через чтение на церковнославянском языке мы научаемся мыслить по-церковнославянски, т.е. мыслить спасительно и благочестиво.

«Како, люди, мыслете». Так называются буквы «к», «л», «м» в церковнославянской азбуке. «Наш, Он, покой, рцы, слово, твердо». А это названия следующих её букв, сегодняшнее произношение которых звучит почти как ругательство – «опэрэсэтэ». О чём говорят эти примеры составления буквенных названий в законченные предложения? О том, что даже азбуку наши благочестивые предки старались наполнить душеспасительным смыслом. Поэтому, когда перед умами, устроенными таким образом, вместо букв оказывались исторические события, то как, спрашивается, они могли эти события осмыслить и осветить? Конечно, только душеполезно.

История это наполнение смыслом прошлого, настоящего и будущего, поэтому предметом истории являются не столько сроки и даты, сколько отношение к ним. История это смыслообразующее выстраивание времени, но весь вопрос в том, через увеличительное стекло какого смысла рассматриваются происшедшие события? Како люди мыслете? Смысл этих буквенных имён понятен без перевода: «как вы, люди, думаете»? Есть, правда, иное толкование, именно: «как? люди, думайте!» Но не суть важна эта разница. Важно то, что самые имена церковнославянских букв призывают нас думать и выбирать, что мы поместим в наших головах? «Рцы (т.е. говори) слово твердо»? Или же «опэрэсэтэ», то есть порядок исторических событий, изложенных в канве «опэрэсэтэ»? «Наш Он покой», то есть душеспасительное осмысление исторических событий? Или всё то же «опэрэсэтэ»? Обратившись к Степенной книге мы, несомненно, найдём в рисуемых ею картинах русской жизни последний из названных примеров, а именно – наш покой в Боге.

Итак, полнота описываемых в историческом произведении событий заключается не в полноте приводимых фактов, а в полноте их осмысления. Полнота же осмысления заключается в спасении. Смысл земной истории – в наследовании Небесного Царства, поэтому всеобъемлющим историческим повествованием должно быть названо такое, в котором исторические факты преподаны душеспасительно, и в котором историк учит своих читателей мыслить о Боге и о созданном Им мире – благочестиво. История, которая не подчинена цели спасения – не история. Для чего она писалась? Для «опэрэсэтэ»? А почему не для «тэсэрэпэо»? Или для какой-либо другой последовательности букв? Азбука, не наполненная спасительным смыслом, будет не просто бессмысленна, она будет губительна. Так и история будет нести в себе губительный смысл, если не будет ставить перед собой цели наследования вечности. Это будет не история, но безостановочная фотосъёмка, когда кажется, что, чем больше фотографий сделано, тем полнее отражена жизнь. Жизнь отражается не количеством снимков, но тщательным их отбором. Жизнь отражается духовным наитием. Жизнь отражается поэтом в совершенном образе. В этом отношении Священное Писание – образец спасительной истории, его описания и образы воистину – священны.

К чему это говорится? Мы поставили вопрос о том, достаточен или недостаточен перечень приведённых в Степенной книге известий о войне, которую вели руские с Византией в середине X века? Вопрос не праздный, поскольку многое из того, что сообщено, например, в Повести временных лет, не вошло в Степенную книгу. Так, в Степенной книге не сказано о «греческом огне», настолько поразившем руских воинов, что они сравнивали его с молнией. «Будто молнию небесную, - говорили они (согласно Повести), - имеют у себя греки и, пуская её, пожгли нас; оттого и не одолели их».

Также ни слова не сказано в Степенной книге о жестокой расправе руских захватчиков с местными жителями, о чём не умолчала Повесть: «И пришли, и подплыли, и стали воевать страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомидийскую попленили, и Суд весь пожгли. А кого захватили – одних распинали, в других же, перед собой их ставя, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в головы. Много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли и по обоим берегам Суда захватили немало богатств».

Сопоставляя известия Степенной книги и Повести временных лет, мы можем легко догадаться, что за словами Степенной «много же бысть побежено воинство его [Игоря] от грек» стоит неназванная в книге мощь греческого оружия, т.е. всепожигающий, как молния, «греческий огонь». А за словами «всю Никомидиискую землю полони» стоит умолчанное в книге бесчеловечное обращение руских воинов с пленными. Как относиться к такого рода умолчаниям? Оказывается, что из песни слово – выкинешь? Нет, не выкидывают, но составляют свою историческую песнь авторы Степенной книги, поэтому берут в неё только нужные им слова.

Беседа 20. Небесный патриотизм.

Вникая в содержание подзаголовка «О брани Игореве на Греки», мы задались вопросом, почему некоторые, несомненно известные составителям Степенной книги факты руской истории, не нашли в ней отражения. Не потому ли, что эти факты были непатриотичны? Действительно, зачем было руским историкам говорить о «греческом огне», погубившим войско князя Игоря, а также о грабежах и зверствах, учинённых рускими ратниками на захваченных у православного государства землях? Незачем было им распространяться об этих фактах, вот они их и замолчали. Такой ответ должен прежде всех других ответов прийти в голову современного человека. Он же должен вызвать подозрения в правдивости Степенной книги. Что ж, дорогие читатели, давайте разбираться с подкравшимся к нам сомнением в добросовестности составителей «Степенной книги царского родословия».

Начнём с патриотизма. Он у авторов Степенной как и у нас, православных христиан, один – Небесный. Они на Небо степени своих исторических описаний возводят, туда же и своих читателей влекут. Поэтому тот патриотизм, который в настоящее время именуется «русским», «российским», «национальным» или ещё каким-то земным патриотизмом, им был неведом. Мы уже подчёркивали эту особенность Степенной книги, что дохристианские великие князья Рюрик, Игорь и Святослав не имеют своих степеней, т.е. не возводят на Небо ни самих себя, ни своих поданных. Хотя, конечно, авторы Степенной были рускими людьми, и ничто руское им не было чуждо, поэтому они пишут, что «не в новых бо летех Руская земля многа и велика пространством и неисчетна сильна воинством, но велми от древних лет и времен многым странам и царством страшни бяху и многым одолеваху». Иными словами, не только теперь Руская земля велика пространством и сильна воинством, она была такой от самых древних лет, с достоинством пишут авторы Степенной в 6-ой главе 1-ой степени. Сильна-то она была сильна, да не умна и не просвещена святым Крещением, потому и не включена некрещённая Русь в степенный счёт.

Итак, не столько патриотические, сколько идейно-художественные причины были у авторов Степенной книги на то, чтобы не упоминать о названных в Повести временных лет подробностях Игоревой брани против греков. Они и об Олеговом походе на Царьград в 907 году, куда более удачном, но столь же безжалостным, как и Игорев, не многое говорят на страницах своей книги в сравнении с Повестью временных лет. Почему же о том, что Повесть пишет подробно, Степенная только вкратце упоминает? Именно потому, что у историков разные цели. Составители Повести, если опять вспоминать о земном патриотизме, были вовсе его лишены. Они с настоящим христианским смирением и с беспрекословным монашеским послушанием переписывали в Повесть временных лет все известия из греческих источников, которые касались руской истории, как бы горьки они не были в некоторых своих подробностях. Каких подробностях?

«И пришел [Олег] к Царьграду: греки же замкнули Суд, а город затворили. И вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги». Этот отрывок из Повести временных лет производит такое впечатление, будто он слово в слово переписан из византийской хроники за исключением фразы, которую добавил от себя летописец ради некоторого извинения руских воинов: «как обычно делают враги». Не мог монах не переписать этого сообщения византийской хроники, ибо в нём затрагивалась руская история, но не мог он его и исправить, ибо он писал за послушание летопись, а не исторический роман.

Однако какой же величины нечувствие к внутреннему состоянию монаха-летописца надо было иметь, чтобы сказать, что «два Олеговых похода на Царьград /…/ раздуваются в казённой летописи как бы в нечто героическое, но получается отталкивающая картина диких разрушений и грабительских погромов. /…/ В высоком стиле нашей летописи до сих пор чувствуются следы того богатырского эпоса, который до письменности и параллельно с ней в былинных поэмах и песнях прославлял на придворных пирах все эти устаревающие, выходящие из моды, богатырские подвиги конунгов». Это о ком? Неужели о преподобном Несторе-летописце? Певец конунгов на придворных пирах? Что за бред? Пусть даже составителем первоначальной редакции Повести временных лет был не Нестор, но какой-то другой Киево-Печерский монах, это ничего не меняет, поскольку все они были единого духа, собравшего их в общежительный монастырь. Какой же дух был у составителя Житий святых мучеников Бориса и Глеба и преподобного Феодосия? Неужели он был выразителем «богатырского эпоса»?

Кто автор этих странных выводов о нашей, как он её называет, «казённой летописи»? Каким духом наполнен он сам, что сумел так своеобразно прочесть Повесть временных лет? Он и далее говорит о ней в подобных выражениях: «самохвальный рассказ о технических ухищрениях для осады стен КПля», «русская летопись трубит и трубит на русско-славянском языке…» Кто это пишет? Это пишет историк А.В. Карташев (1875-1960), последний обер-прокурор Святейшего Синода, а после его упразднения – министр вероисповеданий Временного правительства…

………………………………….

………………………………….

………………………………….

Дорогие читатели! Позвольте нам прервать чтение «Степенной книги царского родословия». Мы надеемся вернуться к этому душеполезному делу, держа в руках текст, написанный церковнославянской азбукой, а не её обрубком, называемым современной русской орфографией. Надеемся также, что положенный в начало сборника «Язык и народ» разбор первых страниц Степенной книги будет краеугольным камнем, направляющим и поддерживающим всё его здание.