Дневниковые записи русского писателя Федора Абрамова по поводу исключения А.И. Солженицына из Союза писателей СССР.

Читаю дневник писателя-деревенщика Фёдора Абрамова. И вижу – история бегает по кругу.

Он записывает 17 ноября 1969 года:

«Все думаю - который уже день - как быть: писать или не писать по поводу исключения Солженицына из Союза писателей. Советовался с Люсей, Добиным, Бабенышевой (она была у Добиных), с Македоновым, Мальцевым.

Македонов, конечно, «за», а остальные - на твоё усмотрение. Их тоже терзает тот же самый вопрос: что важнее - протест Абрамова или его вещи. Ибо последствия могут быть самые неожиданные. Может вообще ничего не быть, а можно и оказаться за бортом литературы, вернее, журналов, - ведь существуют же проскрипционные списки. Того же Солженицына взять - сколько лет запрещено упоминать его имя в печати?

Ближе всех мою беду к сердцу принял Мальцев - мы с ним два часа говорили у него в мастерской (я даже не работал сегодня с утра). Он понимает - хочется плюнуть в морду этим мерзавцам, показать, что ты человек. Ну, а если действительно тебя на несколько лет вычеркнут из литературы? Кому это выгодно? А тем же мерзавцам. И потом, надо, в конце концов, уяснить себе раз и навсегда: зачем ты живешь? Кому служишь? Народу? Так народу в тысячу раз важнее, чтобы ты «Коней» своих напечатал, нежели вспыхнул на минуту? Да, втаптывают в грязь человека на виду у тебя. А миллионы не втаптывают ежечасно и ежедневно? За Солженицына вступится интеллигенция, а за миллионы кто?

Нет, сделать выстрел нетрудно, а вот ты, оплёванный и униженный, заставь себя работать годы и годы - в тиши, в забвении полном, без всякого вознаграждения и морального и материального - вот это подвиг. Вот это мужество.

Сегодня повсеместно - не только у нас - растаптывается человек. И кто поднимет знамя борьбы за человека?

Вот и решай, как тебе быть. За Солженицына вступиться легко, для этого требуется мужество на минуту, а миг для того, чтобы Абрамовым быть в литературе, требуется мужество на всю жизнь.

Перечитал, что записал, и взвыл от ужаса: во что же мы превратились? Поймут ли нормальные люди, из-за чего мы дрожали от страха? И куда же ещё дальше?»

Чуть позже он записывает:

«Заговорили о нынешнем бардаке, и вот что она (Вера Панова – Т.) сказала: не то страшно, что у нас сплошные безобразия. Трагедия наша в том, что это состояние может продолжаться бесконечно долго. Потому что русский человек в терпении не знает себе равных.

Снова возвращаюсь к мыслям, которые мы провёртывали с К Мальцевым: ради чего мы, русские, страдаем? Ради сохранения империи? Но если русский народ от этой империи терпит только беды, может быть, лучше распроститься с нею?

В конце концов дело закончится тем, что в нас совсем убьют русских и окончательно нас развратят.
Нет, если русский народ - 100-миллионный народ - не способен жить вне империи, то грош ему цена».

«18.XI.1969.

Решился. Посылаю письмо. Никакими соображениями и доводами нельзя оправдать рабское молчание. И мой голос в защиту Солженицына — это прежде всего голос в защиту себя. Кто ты — тварь дрожащая или человек?»

«15. XI.1970.

...25 писателей подали голос протеста против исключения Солженицына. 25 из 7 или 8 тысяч. Вдумайтесь только в эти цифры!

Да, из литературы изгоняют Твардовского, первого нашего поэта... Значит — талант нам не нужен. Талант нам враждебен. Да и вообще нам не нужна литература, нужна только видимость, суррогат...»