"Главком Николай II" . часть 2. Борис Галенин

Для ликвидации нашего прорыва в Восточную Пруссию, с Западного фронта в разгар битвы на Марне были сорваны два германских корпуса – гвардейский резервный и 11-й армейский – и 8-я саксонская кавдивизия – 120 000 штыков и сабель! Именно это помешало (к моему глубокому сожалению!) генералам фон Клуку и фон Бюлову взять Париж еще в августе 1914 года. А затем, развернувшись сбросить в море британские экспедиционные силы. Дюнкерк мог состояться не в 1940, а на 26 лет раньше. Тем более британская армия и сама рвалась уже за Канал. «После десяти дней кампании он [английский фельдмаршал Дж. Френч] принял решение бросить разбитых французов и отправить экспедиционный корпус обратно в Англию»³³.

А вот с победоносной германской армией, переброшенной затем на Восточный фронт, нам было бы действительно справиться не легко. При наличии пока целой австро-венгерской армии с очень неплохим Главнокомандованием в лице Франца Конрада фон Гётцендорфа³⁴. Хорошо, если Петербург удалось бы отстоять. Правда, в этом случае удалось, может быть заключить сепаратный мир, который бы спас обе империи. Но, увы.

Так что, стратегически Первая мировая война была проиграна Германией именно в результате этой самой «крупной неудачи» русских армий в Восточной Пруссии.

Это первое.

Второе. Никакого поражения 1-я армия генерала Павла Карловича фон Ренненкампфа не понесла. Напротив. Свой марш-бросок в Восточную Пруссию она начала с блестящей победы под Гумбиненом (ныне Гусев).

Огнем русской артиллерии и ружейно-пулеметным огнем русской пехоты были наголову разбиты и обращены в бегство 1-й корпус генерала Германа фон Франсуа и 17-й корпус генерала Августа фон Макензена. Как пишут немецкие авторы: «Сцепление несчастных обстоятельств привело к тому, что великолепно обученные войска, позднее всюду достойно себя проявившие, при первом столкновении с противником потеряли свою выдержку. Корпус [Макензена] тяжело пострадал. В одной пехоте потери достигли в круглых цифрах 8 000 человек – треть всех наличных сил, причем 200 офицеров было убито и ранено»³⁵. Русскими было взято в плен 1 000 человек и захвачено 12 орудий.

День русской славы – Гумбинен, стратегического значения победа на 3-й день войны, − вызвал панику в Берлине, страшный психологический шок в Германии в целом. Именно победа под Гумбиненом, заставила германское командование принять решение об ослаблении наступающих на Париж армий.

Одной этой победы, даже при дальнейшей неудаче 2-й армии, при сколько-нибудь нормально поставленной военной пропаганде, должно было хватить для внушения обществу и народу Российской Империи уверенности в конечном выигрыше войны.

Вместо этого у нас до сих пор идет перепев легенд о немецкой победе и нашем тяжелом поражении в Восточной Пруссии. Разница между тактикой и стратегией все еще не доступна не только для профанов.

Между тем, еще 1930 году Уинстон Черчилль так характеризовал значение Гумбинена: «Очень мало людей слышали о Гумбинене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа. Русская контратака 3 корпуса, тяжелые потери Макензена вызвали в 8-й немецкой армии панику; она покинула поле сражения, оставив на нем своих убитых и раненых. Она признала факт, что была подавлена мощью России»³⁶.

К сожалению, начав с блестящей победы под Гумбиненом, 1-я армия была задержана под Кенигсбергом действительно каким-то вредительским распоряжением Ставки, что не дало ей возможность вовремя поддержать 2-ю армию. Но уж отойти-то отошла она в полном порядке, с умеренными, и хорошо известными потерями.

На донесение Ренненкампфа непосредственно Верховному Главнокомандующему о том, что «все корпуса вышли из боя», Великий Князь Николай Николаевич ответил: «От всего любящего Вас сердца благодарю за радостную несть. Поблагодарите геройскую 1-ю армию за ее труды. В дальнейшем при Вашей энергии и помощи Божьей уверен».

Есть все основания считать, что дальнейшая судьба генерала Павла Карловича Ренненкампфа, одного из лучших генералов Русской армии, определилась тем, что он был один из уже немногих абсолютно верных Престолу Русских генералов.

Либеральные круги, свившие себе гнездо и в высоких военных сферах, постарались избавиться от опасного для них генерала. Человека, выигравшего под Гумбиненом Мировую войну, обвинят, чуть ли не в предательстве. В первый раз номер не прошел, и с поста пришлось уйти командующему Северо-Западным фронтом генералу Жилинскому, несущему полную ответственность за гибель части 2-й армии в Августовских лесах.

Но замена Жилинского Рузским будет ничем не лучше³⁷. Именно по проискам этого будущего предателя, свалившего на Ренненкампфа свою неудачу в Лодзинской операции, был в 1915 году отстранен без объяснения причин от командования и удален от армии один из самых преданных Государю генералов³⁸. Как сказал один из его биографов: «Гадать вообще нецелесообразно, но все-таки можно предположить, что если в феврале 1917 г. в Пскове был бы не генерал Рузский, а генерал Ренненкампф, то совета отрекаться он бы Государю не дал»³⁹.

Все, что мы знаем о генерале Ренненкампфе, позволяет сказать, что не только он не дал бы совета об отречении, но силами своего фронта в день бы задавил мятеж в Петрограде. И в этом не сомневались, судя по их действиям, его враги.

И третье. При отступлении 2-й армии генерала Самсонова 16/29 августа 1914 года в окружение попали 13 и 15 корпуса и 2-я дивизия из состава 23 корпуса. Общей численностью 80 тыс. человек. Из них с боем прорвались 20 тысяч человек. Боевые потери 2-й армии составили 6 000 человек убитыми, 20 000 тысяч ранеными, в основном пополнившими число пленных, и более 30 000 пленных как таковых.

Общие потери 1-й и 2-й армий русского Северо-Западного фронта убитыми, ранеными и пленными составили 80 тыс. человек. Германские потери составили в этой операции 60 тыс. человек. Разница исключительно за счет числа пленных⁴⁰.

Приведем эти цифры уже сейчас, потому что Урланис только недоучтенное, по его мнению, число убитых в Восточно-Прусской операции 1914 года увеличит до сакраментальной отметки в 100 тысяч человек. Круглые числа суммировать проще. Это правда.

Один и тот же итог

В том, что цифра убитых в 511 068 человек Главного штаба отражает не всех павших на поле брани, − хотя это, заметим, никто, с документами в руках, до сих пор еще не доказал! – возможно были сомнения и у работников Военного отдела ЦСУ. В связи с чем Урланис продолжает: «Позднее материалы Главного штаба были обработаны Центральным статистическим управлением (ЦСУ) и опубликованы впервые в 1924 г. в кратком справочнике «Народное хозяйство СССР в цифрах». Затем эти же итоги были приведены в сборнике «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)», изданном ЦСУ в 1925 г.

Согласно этим итоговым данным, число убитых русских солдат и офицеров составило 626 440 человек.

Это число подвергалось группировке по времени потерь, по чинам и по родам войск, но во всех таблицах фигурирует один и тот же итог: 626 440»⁴¹.

И итог этот Урланиса категорически не устраивает: «Несмотря на то что авторы текста говорят об обработке сводок Генерального штаба, имеются основания предполагать, что эта обработка была весьма поверхностной и во всяком случае не затронула итоговых цифр, а именно они и представляют наибольший интерес»⁴².

С этим последним наблюдением насчет итоговых цифр также невозможно не согласиться. Вот только почему обработка, увеличившая исходную цифру в 511 068 человек на 115 372 человека, то есть более чем на 20%, признается поверхностной, Урланис своему доверчивому читателю объяснить не желает, а повторяет вновь:

«А между тем материалы Главного штаба [в 511 068 погибших] очень нуждались в основательной проверке с точки зрения правильности итогов»⁴³.

Ну, проверило правильность итогов ЦСУ. Получило свои 626 440.

Дальше то что?

А дальше вот что:

«Можно считать бесспорным, что число убитых [511 068 человек], по данным Главного штаба, значительно преуменьшено, так как в группу убитых попадали только те солдаты и офицеры, о которых было твердо известно, что они убиты.

К тому же, как уже было указано, значительная часть отчетных материалов терялась при отступлении.

О значении этого обстоятельства [потери значительной части отчетных материалов при отступлении] можно судить, сопоставляя числа убитых по годам:

Потери в 1915 и 1916 годов в 6 раз превышали потери 1914 года, хотя именно в этом году имели место тяжелые и кровопролитные бои. Ясно, что такая разница не может быть объяснена только тем, что военные действия в 1914 года длились пять с половиной месяцев, а должна быть отнесена за счет потери документов при отступлении из Восточной Пруссии.

Приведенное выше сопоставление числа убитых по годам войны следует рассматривать как доказательство того, что цифра в 626 440 убитых значительно преуменьшена»⁴⁴.

Как уже было указано

Как уже было указано нами выше, пример утери части отчетных материалов при отступлении русских армий из Восточной Пруссии в августе 1914 года выбран Борисом Цезаревичем для доказательства своего тезиса исключительно неудачно.

Не знаю, как учили доказывать свои постулаты на статистическом отделении факультета общественных наук МГУ, но для мехмата, к примеру, такая логика доказательства привела бы разве что к отчислению доказующего после первого семестра.

А уж «приведенное выше сопоставление числа убитых по годам войны следует рассматривать как доказательство того, что» почтенный демограф и статистик плохо знаком не только с конкретикой военных действий в различные годы Мировой войны, но даже не в курсе даты начала боевых действий, во всяком случае, на русском фронте. В противном случае, он никак бы не смог заявить, что военные действия, реально начавшиеся во второй половине августа 1914 года, «длились пять с половиной месяцев»!

Удивительно, что даже это утверждение про пять с половиной месяцев боевых действий в 1914 году, не вызвало никаких комментариев у команды военных статистиков генерал-полковника Григория Федотовича Кривошеева, считающих, напротив, что Урланису «удалось добиться наибольшей достоверности в подсчете потерь русской армии в первой мировой войне»⁴⁵!

И это весьма печально, поскольку ставит под вопрос компетентность самой этой команды, главной − и благородной! − целью которой было установить правду о потерях СССР в Великую Отечественную войну.

Вернемся теперь к приведенной Урланисом таблице потерь по годам войны. Цифру 42 507 убитых за 1914 год он приводит по отчетам Военного Министерства, опубликованных в 1942 году.

В сборнике «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)» приводится суммарная цифра потерь убитыми за 1914-1915 годы в 312 607 человек.

Также суммарно приводится там число убитых «с начала войны по 1 мая 1915 года», равное 123 387 человекам, затем число 62 828 человек, погибших за май-июль 1915 года, и только с августа 1915 и по ноябрь 1917 года даются уже собственно потери по месяцам. Точнее, даются они по декабрь 1917, но там действительно был абсолютный нуль.

Бдительный Урланис отмечает, что число убитых за 1914-1915 годы по данным отчета Военного Министерства составляет 312 606 человек, что аж на целого человека (!) отличается от цифры в 312 607 человек сборника 1925 года, что неопровержимо свидетельствует, по его мнению, о халтурности обработки данных потерь составителями сборника.

По-видимому, если бы их цифры отличались от министерских данных тысяч хотя бы на сто, а лучше сразу на миллион двести тысяч, как итоговые цифры самого Урланиса, то тут претензий к обработке не было бы.

Возможно, конечно сказалась и простая аберрация зрения человека, хотя и родившегося до «исторического материализма», но специалистом − статистиком и демографом, − ставшим именно в советскую эпоху. И советские методы подсчета боевых потерь, − когда до сих пор спорят, сколько армий, к примеру, погибло под Вязьмой или там подо Ржевом, − легко переносящий на царские.

В христианских же странах к которым до февраля 1917 года, а с оговорками и до октября того же года, принадлежала Россия, учет велся все же не по потерям крупных войсковых подразделений, типа всех полевых кадровых армий в летние сражения 1941 года. А по отдельным христианским душам, когда надо было знать, как поминать воина: за здравие, или за упокоение души.

Но мы опять отвлеклись.

Артиллерия решает бой

Из приведенной таблички, даже считая, что военные действия велись в 1914 году немногим более четырех месяцев, видно, что среднемесячные потери в 1914 году составляют порядка 10 тыс. в месяц, а в следующие два года войны они равны примерно 22 тысячам в месяц. Последнее может показаться − не только Урланису − доказательством того, что потери русской армии 1914 года существенно – примерно в два раза! – официальными сводками преуменьшены.

На самом деле, никаких здесь не точностей нет, да и быть не может, поскольку именно в 1914 году воевала еще, по сути, кадровая армия Российской Империи. Воевала в массе своей на австрийском фронте против армии австро-венгерской, регулярно проигрывавшей за последние полвека все мыслимые войны, отличные от карательных операций против мятежных балканских и рядом живущих народов.

Воевала русская армия, артиллерия которой, будучи по качеству подготовки однозначно лучшей в мире, не знала еще недостатка в снарядах. Когда пехота привыкла идти в атаку только за валом огневого прикрытия, о чем с некоторым даже неодобрением пишет в своем труде о снабжении Русской армии в Великую войну генерал Алексей Алексеевич Маниковский, возглавивший в 1915 году Главное Артиллерийское Управление. В частности, он приводит слова известного русского артиллериста, бывшего начальника Михайловского артиллерийского училища генерала Петра Петровича Карачана, из его отчета по командировке с 28 октября по 22 ноября 1914 года. Целью командировки было выяснить причины большого расхода снарядов в операциях Юго-Западного фронта.

«Второй причиной большого расхода выстрелов ген. Карачан считал то значение, какое приобрела в эту войну артиллерия, и вследствие которого она часто была вынуждена стрелять более того, чем это было необходимо. Благодаря огромному могуществу своего огня и отличной подготовке своего личного состава, артиллерия, открывая огонь, достигала быстро блестящих результатов. Противник отдавал должное русской артиллерии, называя ее волшебной. Пехота боготворила свою артиллерию, называя ее своей спасительницей.

"Артиллерия начинает бой, она его ведет и решает", так говорилось в отчете ген. Карачана. Пехота не делала ни одного шага без артиллерийского огня; она требовала беспрерывной стрельбы, даже для морального действия»⁴⁶.

Следует учесть еще один важный и редко упоминаемый факт. Генерал А.Е. Снесарев в своих фронтовых дневниках в записи от 1 декабря 1916 года рассказывает о своем разговоре с английским наблюдателем при русской армии Бернардом Пирсом (Bernard Pares): «Сегодня мы с ним много говорили, и он рассказал много любопытного.

По плану Германии Австрия с началом войны передала всю тяжелую артиллерию на западный фронт, и потому-то мы так живо и победоносно прошли всю Галицию.

В начале 15-го года Тосса⁴⁷ был в Берлине и грозил заключить сепаратный мир, если в Галицию не передадут весь тяжелый арсенал, с прибавкой своего, что и было выполнено»⁴⁸.

В 1915 году германским командованием решено было, вопреки первоначальному плану войны, главным считать Восточный, русский фронт, куда были брошены основные силы. И вот с мая 1915 года началось так называемое Великое отступление русских армий после Горлицкого прорыва Макензена, успех которого был обеспечен 40-кратным превосходством немцев в тяжелой артиллерии, и 6-кратным превосходством в артиллерии в целом. Когда на огонь тяжелой артиллерии нам приходилось отвечать зачастую только ружейным огнем. Почему сложилась такая ситуация – разговор отдельный. И тут все не так очевидно, как принято считать. Но в данном случае нас интересует другое.

Зададим вопрос. Потери в 1915 году пехоты, огрызающейся огнем трехлинеек на уничтожающий огонь Больших Берт, стянутых германцами с Западного фронта, (на котором и без Ремарка все одно было без перемен), могут быть в два или даже в три раза выше потерь пехоты, наступающей в 1914 году на противника, позиции которого вычищены огнем родной артиллерии? Да еще когда у противника к тому же значительная часть артиллерии перемещена на Западный фронт.

И если да, то осведомлен ли был о таковом факте, как сам Урланис, так и члены команды генерала Кривошеева, столь высоко оценившие его труды?

Пропавшие без вести

Сам же демограф и статистик в своем труде счел вышеприведенную аргументацию «того, что цифра в 626 440 убитых значительно преуменьшена» исчерпывающей, что позволяет ему в дальнейших расчетах пренебречь данными сборника Военного отдела ЦСУ 1925 года, а перейти к рассмотрению иных источников.

«Другим источником о потерях русской армии могут служить данные военно-санитарных органов. Так, в отчете главного военно-санитарного инспектора, поступившем в ставку в начале 1917 г., указано, что за период с начала войны по 1 сентября 1916 г. было убито и умерло до поступления в лечебные заведения 562 644 солдата и офицера⁴⁹.

По этому же ведомству имеются данные и за более позднее время. Они приведены в статье Аврамова, которая является весьма ценным документом о потерях в войне 1914-1918 годов⁵⁰.

Число убитых Аврамов определяет в 664 890, т. е. на 38 тыс. больше цифры, опубликованной в сборнике, и на 154 тыс. больше цифры Главного штаба»⁵¹.

Довольно резонный вопрос, почему данным статьи сотрудника Наркомздрава следует доверять больше, чем цифре того же Главного штаба, и тем более цифре, полученной военными статистиками, с материалами Наркомздрава пятилетней давности во всяком случае знакомыми, похоже не приходит автору приведенной цитаты в голову. Но и цифра Абрамова не греет душу специалиста по сельскохозяйственной статистике.

«Еще более высокая цифра убитых приведена в справке управления дежурного генерала Главного штаба в ответ на запрос главы французской военной миссии генерала Жанена о потерях и резервах русской армии.

В этой справке, датированной 10 октября 1917 г., число убитых вместе с пропавшими без вести определено в 775 369 человек⁵², т. е. на 110 тыс. больше цифры Аврамова»⁵³.

С этой цифрой мы уже встречались во вступительной статье В.П. Ефремова, но здесь она комментируется совершенно замечательным образом: «Включение пропавших без вести в общую цифру вместе с убитыми не может рассматриваться как обстоятельство, преувеличивающее число убитых»⁵⁴.

То, что число пропавших без вести удивительным образом совпадает, например, с числом дезертиров, о чем было уже сказано выше, проходит мимо внимания автора, или же игнорируется.

В связи с этим вспоминается мне один достаточно давний, августа 1998 года, разговор с полковником из авторского коллектива генерала Кривошеева. Одной из тем этого разговора был развернутый ответ на мой вопрос, как удалось им значительно уменьшить потери Красной армии, по сравнению с давно озвученными 13,5 млн. убитых и умерших от ран.

В частности им было отмечено, и, на мой взгляд, достаточно убедительно, что одно из преувеличений потерь, причем не маленькое, порядка миллиона человек, было связано с тем, что, например потери армии лета 1941 года фактически суммировались дважды. Поскольку многие бойцы из разбитых частей летом 1941 года не вышли к своим, но в значительной мере не попали и в плен, а расточились по местным селам, где пребывали до лета 1944 года, когда территория Белоруссии был освобождена в результате операции «Багратион». После чего все они были благополучно вновь мобилизованы. Часть из них погибла, часть ранена, что в этот раз было достаточно аккуратно учтено. Но юмор в том, что все они уже проходили по графе «без вести пропавшие». И общие потери суммировали потерю одних и тех же людей в 1941 и 1944 годах, пусть и по разным графам проходящие.

И главный вывод из этого разговора у меня остался один: число пропавших без вести ни в коем случае не следует добавлять к числу погибших, без дополнительных серьезных обоснований.

Пять цифр. Но все слишком низкие

Таким образом, к рассмотрению читателя автором «Войны и народонаселение ...» предлагаются пять цифр озвучивающих число убитых:

«Итак, мы имеем пять официальных или полуофициальных цифр числа убитых русских солдат и офицеров в первой мировой войне: 511 068, 562 644, 626 440, 664 890 и 775 369»⁵⁵.

Заметим себе, что в этом перечне с непринужденной простотой соединены четыре первых цифры, дающих число действительно убитых, с цифрой пятой, дающей суммарное число убитых и пропавших без вести. Это суммирование Б.Ц. больше не считает нужным оговаривать, считая, что сказанной им выше фразы вполне достаточно для столь свежего взгляда на возможности и роль военной статистики.

Поскольку мы уже уловили: тенденция, однако, − то заранее ждем, что дальнейшие гримасы роста числа погибших начнутся именно с последней цифры.

«Мы считаем, что все приведенные цифры числа убитых ниже действительных и напрасно некоторые исследователи исходили из этих цифр.... Если и нам, подобно указанным исследователям, положить в основу одну из приведенных пяти цифр, то во всяком случае следует взять наивысшую из них, так как включение пропавших без вести несколько сокращает огромный недоучет числа убитых»⁵⁶.

Повторим еще раз, что никаких других доказательств своего тезиса об «огромном недоучете», кроме пресловутой версии об утери документов при отходе в августе 14-го из Восточной Пруссии автор пока не привел. Дальше – тоже. И в дальнейшем изложении не приводит. Идет упрямое повторение тезиса о неучтенных потерях, связанных с утерей учетных документов.

Причем утрате столь массовой, что на одного учтенного, приходится двое неучтенных.

И вот это высосанное в буквальном смысле слова из пальца, и не подкрепленное никакими фактами, предположение статистика и демографа, по какому-то более чем полувековому недоразумению, считается новым словом в военной статистике!

А потому проследим ход этой по-своему грандиозной историко-статистической аферы по шагам. Первый шаг, при котором доктор экономических наук, не моргнув глазом, и не приведя ни одного вразумительного аргумента, смог увеличить число павших с документально зафиксированной цифры в 511 068 человек до 775 400 мы уже сделали⁵⁷.

О дополнительно убитых

Освоив цифру 775 400 человек, практически наверняка включающую вполне живых дезертиров, доктор Урланис немедленно увеличивает ее. Сначала на 30 тысяч, которые, по его мнению, должны были погибнуть с момента ее озвучивания по февраль 1918 г.⁵⁸ Затем плюсует к ней еще примерно 5 или 6 тысяч флотских потерь, получив в результате уже 810 000 убитых. Для начала, казалось бы, вполне приличная надбавка.

Но Урланису вновь не дает покоя недоучет потерь в 1914 году. Вновь повторяется в развернутом виде приведенная выше таблица среднемесячных потерь в 1914, 1915 и 1916 годах. Причем настойчиво проводится в жизнь идея о пяти с половиной месяцах боевых действий в 1914 году. Понятно, что разнесенные на лишний месяц, среднемесячные потери 1914 г. становятся у него равными 8 тысячам, вместо реальных 10, при реальных четырех с половиной месяцах боевых действий.

Хорошо, что по двум другим годам, среднемесячные потери остаются примерно равными 22 тысячам⁵⁹. О причинах этой разницы среднемесячных потерь в 1914 году и года 1915-1916 подробно говорилось выше. Но Урланису военная конкретика то ли неизвестна, то ли недоступна по сугубо мирному складу мышления. А потому полученные им 8-тысячные потери в месяц 1914 года он дополняет до 23 тысяч среднемесячных потерь года 1915.

Получив лишние 15 тысяч потерь убитыми за каждый месяц 1914 года, и помножив это число на пять с половиной (!) месяцев того же года, в которые по мнению Урланиса шли боевые действия, он получает уже 82,5 тысяч дополнительно убитых в 1914 году! Эти 82,5 тысячи Б.Ц. вначале небрежно превращает в 83 тысячи, не будем мелочными!

А затем – не смейтесь – действительно в 100 тысяч недоучтенных потерь в 1914 году: «Так как потери русской армии в 1914 г. были более значительными, чем в 1915 г.»⁶⁰. (!!!)

В принципе, уже здесь разговор с Урланисом может быть закончен. Поскольку из последней цитаты ясно видно, что дело отдает либо дремучей безграмотностью в реалиях Великой войны, либо клиникой, либо – спецпоручением, когда все аргументы хороши, а отказаться нельзя.

Хотелось бы думать, что был именно такой вариант. Хочется думать о человеке лучше.

В поисках дополнительного подтверждения

Так или иначе, доктор экономических наук делает следующий шаг. Фантомные сто тысяч, лично уничтоженных любящим точность статистиком на страницах его выдающегося труда, ничто же сумняшеся добавляются к отважно натянутой цифре убитых и пропавших без вести.

Результирующая цифра потерь убитыми становится равной уже 910 тысячам. Впрочем, видимо для показа собственной научной добросовестности Борис Цезаревич выводит цифру в 908 тысяч.

Вот эти, недостающие до сравнительно круглой цифры 910, две тысячи вернее всего показывают, что автор этих цифр лучше прочих понимал всю, скажем так, научную некорректность совершаемых им действий. И стыдливо прикрылся фиговым листком претензии на точность.

Казалось бы, набрав неподтвержденные «ни материалами, имеющимися в распоряжении ЦСУ, ни данными, коими располагала комиссия по обследованию санитарных последствий войны», то ли 280, то ли вовсе 400 тысяч «неучтенных» убитых, и тем самым приблизив потери Императорской армии к миллиону убитых, можно немного и почить на лаврах.

Ведь и впрямь, придумать что-то еще и дополнительно вытянуть на свет Божий из небытия, на первый и даже на второй взгляд затруднительно. Все что можно было извлечь из братских могил в Восточно-Прусских августовских лесах 1914 года, эксгумировано из них уже по несколько раз.

Полученная цифра потерь уже отличается от реальной и сколько-нибудь документально зарегистрированной, как клятва от простого да. Но на самом деле процесс только набирает скорость. Следующий шаг делает честь хитроумию демографического статистика. Поняв, что из отечественных материалов больше не выжмешь, Урланис вдруг вновь вспоминает об уже почти забытой иностранной фантастике.

Там среди прочих, преувеличенных, основанных на непонятно каких вычислениях и ничем не подтвержденных данных о численности наших потерь, фигурирует и такая цифра, как 4 млн. убитых русских солдат и офицеров, полученная трудолюбивым американским экономистом Е. Богартом⁶¹.

Приведя ее среди прочих «ничем не подтвержденных» данных о русских потерях, и словно забыв свои недавние слова о химеричности этих цифр, Урланис глубокомысленно заявляет: «Из приведенных данных видно, что число убитых в русской армии определяется в весьма широких пределах − от 500 тыс. до 4 млн. человек»⁶².

Тем самым, уравнивая во мнении доверчивого читателя научную работу советских военных статистиков, с западной да и отечественной цифровой эквилибристикой, основанной на буйном воображении, с отчетливо антирусской, во всяком случае, по отношению к России до февраля 1917 года, окраской, и с кровью вырванных из контекста отрывочных статистических данных.

И дальше следует заявка на следующий шаг: «Это обязывает к тому, чтобы предварительно намеченная нами цифра в 900 тыс. убитых получила дополнительное подтверждение на основании каких-либо других указаний»⁶³.

Соотношения потерь

Другими указаниями оказываются следующие. В результате работы с неким, называемым им статистическим, материалом Урланис приходит к выводу, что на Западном фронте суммарные потери союзников англичан и французов в 1,6 млн. человек противостоят 1,1 млн. немецких потерь. «Следовательно, немцы на Западном фронте имели в 1,5 раза меньшие потери, чем их противники»⁶⁴. Строго говоря, в 1,45. И это радует.

Но что же из этого следует? Немцы к 1914 году, очевидно, были лучшей армией Западной Европы. И были ей со времен австро-прусской и франко-прусской войн.

А следует из этого вот что. По расчетам Урланиса на русском фронте немцы и их союзники, включая турок, потеряли 900 тысяч человек, (что является крайне заниженной цифрой, как будет показано далее). Но пока пусть. По его же расчетам потери русских войск составляют те же 900 тысяч человек. А поскольку на фронте западном потери германских войск по отношению к их противникам относятся как 1:1,5, то почему бы не перенести это же соотношение на фронт Восточный?

«В свете этих цифр трудно предположить, чтобы на Восточном фронте существовало чуть ли не обратное соотношение, которое получается, если исходить, например, из цифры убитых русских по Аврамову [цифры сборника 1925 года, из которых получается соотношение потерь в пользу русской армии еще более выгодное, Урланис отныне предпочитает вовсе забыть. –Б.Г.], хотя они и получили признание у многих исследователей.

Даже предварительно предложенная нами цифра в 900 тыс. убитых в свете анализа потерь противника представляетсяпреуменьшенной»⁶⁵. Ну, разумеется, в свете такого анализа, может и не то представиться. И доктор наук делает следующий шаг.

«Выше мы получили, что на 900 тыс. убитых немцев, австрийцев, венгров и турок приходилось 900 тыс. убитых русских (соотношение 1:1). В то же время на Западном фронте на 1,1 млн. немецких потерь приходилось 1,6 млн. потерь союзников (соотношение примерно 3:4)»⁶⁶.

Прервем на минуту цитирование классика и займемся арифметикой:

Отношение 3:4 = 0,75, а обратное соотношение 4:3 = 1,33.

Отношение же 1,1:1,6 = 0,69. Обратное отношение 1,6:1,1 = 1,45.

Как видим отношения довольно-таки разные. И в зависимости от того, какое из них применить к тем большим числам, которыми оперирует выдающийся статистик, результаты будут разниться весьма и весьма. Между тем Урланис совершенно замазывает это различие и если бы речь шла не о крупном ученом, а скажем о шулере, то можно было бы употребить выражение, «валяет дурака» или «прикидывается» им. Смотрите сами. Продолжаем цитату.

«Если для русского фронта принять такое же соотношение, [какое же именно: если 1,33, то 0,9*1,33 = 1,2; а вот если 1,45, то 0,9*1,45 = 1,31] то тогда число убитых русских повысится до 1,2 млн. человек, т. е. будет на 300 тыс. человек больше, чем по данным «баланса расхода людской силы», составленного ставкой в 1917 году с учетом наших дополнений»⁶⁷.

Еще раз прервем цитату. По неясной причине, Урланис не применяет им самим выведенное соотношение 1,45 отношения потерь на Западном фронте, а берет вовсе с потолка взятое 1,33. Хотя первое дало бы прибавку русских потерь убитыми не в 300 тысяч, а в 410 тысяч. Это говорит о том, что сам Борис Цезаревич понимал, по крайней мере, в глубине души, всю научную неадекватность своих действий, и не осмелился в полной мере воспользоваться предложенным им самим коэффициентом перевода данных. Поэтому цифра потерь убитыми остановилась пока на 1 млн. 200 тысячах человек.

«Эта цифра, надо думать, значительно ближе подходит к действительности, чем фигурировавшие часто цифры в 500-600 тыс. и фантастические цифры в 3-4 млн. убитых, встречавшиеся в иностранной печати»⁶⁸.

Упорное повторение слов «фантастические цифры ... встречавшиеся в иностранной печати», явным образом служит отвлечению внимания читателя, от фантастичности цифры, предложенной сами автором. Хотя нейролингвистическая психология не получила еще в то давнее время своего официального признания.

Умершие от ран

После ознакомления с методикой получения «правдивых» данных о боевых потерях русской армии в Мировую войну, обозначим штрихами дальнейшие шаги получения сводной цифры потерь России в эту войну в 1 млн. 811 тысяч человек.

Вначале к 1 млн. 200 тысячам суммируется 240 тысяч умерших от ран⁶⁹. Но эти 240 тысяч тоже надо предварительно получить. Для этого вначале делается заявление: «По русской армии число умерших от ран может быть определено лишь приблизительно, так как полные первичные данные отсутствуют»⁷⁰.

Цифру 17 174 умерших от ран, приведенную в сборнике «Россия и мировая война», Урланис не воспроизводит вообще, упомянув только: «Хотя в документах Главного штаба и в отчетах военного министерства фигурирует группа “умерших от ран”, но она чрезвычайно малочисленна и, по-видимому, охватывала категорию “умерших при части”, т. е. солдат и офицеров, убранных с поля боя, но не доживших до помещения их в какое-либо лечебное учреждение»⁷¹.

Через несколько абзацев, когда наступит время суммирования «умерших от ран» Урланис вновь говорит про «число солдат «умерших при части (около 18 тыс., по Аврамову), и число офицеров, умерших от ран (около 4 тыс.)»⁷².

Это, конечно, мелочь, но нельзя не упомянуть, что цифра 18 378 умерших при части, по Аврамову (табл. 80 сборника «Россия и мировая война»), включает в себя как солдат, так и офицеров. Судя по контексту, цифра 17 174 таблицы 22 этого сборника также дает цифру умерших от ран при части, но более достоверную, чем у Аврамова. Впрочем, в масштабах потерь обе цифры практически совпадают.

В качестве исходного материала для подсчета числа умерших от ран в лечебных заведениях Урланисом приводится ссылка на «сведения главного военно-санитарного инспектора, поступившие в ставку в начале января 1917 г. и охватывавшие весь период с начала войны по 1 октября 1916 г., а по кавказской армии − по 1 июня 1916 г.

Согласно этим сведениям, 2 474 935 раненых и контуженных было эвакуировано в лечебные учреждения и, по-видимому, из этого числа 97 939 человек умерло»⁷³.

Не совсем ясно, правда, к чему здесь относится слово «по-видимому». То ли выражает оно сомнение в том, что указанное число человек умерло, то ли в том, что оно умерло «из этого числа». Для простоты, пренебрежем этим сомнением, считая что число умерших от ран дано именно для приведенного числа эвакуированных в госпитали и лечебницы.

От себя заметим, что приведенное число отправленных для излечения в госпитали и лечебницы, и число умерших в них, а вернее их соотношение, в целом согласуется с отношением числа умерших от ран в лечебных заведениях к общему числу раненых, помещенных в эти заведения, полученным во время русско-японской войны.

Данные по русско-японской войне приведены в таблице 75 сборника«Россия и мировая война». Из них следует, что число умерших от ран в лечебных заведениях составляет 0,042 от общего числа раненых.

Применяя этот коэффициент к цифре 2 474 935, получаем число 103 947.

Как видим это даже превышает число 97 939 умерших от ран по данным главного санитарного инспектора. Последнее согласуется со словами самого Урланиса, что военная медицина в Мировую войну достигла высокого уровня. Так что коэффициент 0,042 японской войны оказывается даже завышенным.

Но не будем мелочиться. Применим именно этот коэффициент к общему числу раненых и контуженных в 2 715 603 человека с начала войны и по декабрь 1917 года, приведенному в таблице 22 сборника «Россия и мировая война». Получим цифру в 114 055 человек, умерших от ран.

Согласно данным ценимого Урланисом Вл. Аврамова, приведенных в таблице 80 того же сборника, число убитых, как мы уже знаем, составляет 664 890 человек, а число раненых 3 748 669. Из них умерло при части 18 378 человек, осталось при части 319 445 бойцов, и отправлено в лечебные заведения 3 410 846. Применяя к последней цифре коэффициент 0,042, получим 143 255 человек, умерших от ран в лечебных заведениях.

Что в совокупности с умершими при части составит 161 634 человека.

Но это число можно считать абсолютным максимумом умерших от ран в Мировую войну. И хотя данные Аврамова прекрасно известны авторам «Россия и мировая война» и сочтены ими завышенными, все равно 160 тысяч – это не 240.

О суммарных потерях

Таким образом, даже по завышенным данным Аврамова, суммарное число боевых потерь убитыми и умершими от ран составит 844 902 человека.

И даже если к ним добавить число погибших при газовых атаках, по тем же данным Аврамова, (почти в два раза превышающих соответствующие данные Бюро о потерях Отчетно-Статистического отдела Управления РККА), равное 8 110 человек, то итоговая цифра боевых потерь русской армии в войне 1914-1918 годов, составит 853 012 человек.

Что также будет абсолютным максимумом русских боевых потерь, согласно сколько-нибудь документально подтвержденным данным. Любое превышающее число относится уже к области ненаучной фантастики.

Если же считать по данным Бюро о потерях, приведенных в таблице 22, то наиболее реальное итоговое число боевых потерь с убитыми, умершими от ран при части и в лечебных заведениях составит 757 669 человек. В совокупности с числом погибших при газовых атаках равным по этим данным 4 804 человека окончательный итог будет равен 762 473 погибшим воинам. Причем это число тоже не по нижней грани потерь, если вспомним что цифры сборника 1925 года уже увеличены на 20% по сравнению с исходными.

Проследим теперь ход дальнейших исхищрений Урланиса.

Число 97 939 умерших от ран в лечебных заведениях по 1 октября 1916 года, он экстраполирует на недоучтенные месяцы до конца войны, как всегда не обращая внимания на несущественный факт, что интенсивность боевых действий после февраля 1917 резко упала. Таким образом, он из 98 тысяч легко получает 160. А прибавляя к нему умерших при части по Аврамову, получает уже 180 тысяч умерших от ран. Что почти на 20 тысяч превышает данные самого Аврамова.

Далее, применяя к этому числу «гипотетический процент летальности раненых», − по «различным источникам», разумеется, − Урланис и получает искомые 240 тысяч.

Число же погибших в газовых атаках он определяет в 11 тысяч. Число в целом небольшое, поэтому детали этой мелкой махинации несущественны.

Затем Урланис благополучно суммирует расчетные 1,2 млн. (опять спросим, а почему не 1,31 млн.?) убитых с расчетными же 240 тысячами умерших от ран и 11 расчетными тысячами умерших от газов. В результате, суммарное число погибших в Первой мировой войне становится равным 1 млн. 451 тысяче человек⁷⁴. Завидная точность.

Подход к итогам

В части IV своего труда «Общие итоги людских потерь в войнах» Урланис вновь возвращается к потерям России в Мировой войне, работая в основном с иностранными источниками. И получает, наконец, искомый результат.

«Суммируя приведенные выше материалы, можно дать следующий итоговый свод данных о потерях России в войне 1914-1918 гг.»⁷⁵.

Прежде, чем привести следующую в книге за этой фразой таблицу, отметим еще один маленький нюанс в системе подбора автором итоговых данных. На страницах 374-377 своего труда Урланис помещает таблицу «Свод данных о погибших во время первой мировой войны по различным источникам (в тыс.)» на пять шестых иностранным. Но есть и отечественные.

Номера 19 и 29 в этом своде занимают ссылки на БСЭ 1-го издания. При этом под номером 19 идет ссылка на том 44, а под номером 29 на том 12. И надо признать, что данные, приведенные в этих томах о потерях убитыми русской армии в Мировую войну, сильно различаются. Цифра потерь тома 44 больше чем на млн. превышает цифру потерь тома 12. Именно: 1 млн. 800 тысяч протии 775 тысяч. В авторской сноске различие это объясняется так:

«Расхождение с цифрой, приведенной в т. 44 “Большой Советской Энциклопедии” (№ 19 настоящей таблицы), объясняется тем, что 12-й том вышел в 1928 г., а 44-й – в 1939 г.; за этот период были опубликованы материалы, позволившие уточнитьпотери в войне 1914-1918 гг.»⁷⁶.

При этом автор ни слова не говорит ни о том, какие такие материалы были опубликованы в промежутке между выходом 12 и 44 томов, позволивших в три раз увеличить цифру реальных потерь, и к чему тогда его собственное творчество, ни тем более про данные о потерях Русской Армии в Первую мировую войну, помещенные в томе 50 БСЭ 2-го издания.

Томе, вышедшем буквально за пару лет до издания книги Урланиса, и в котором должны были учтены материалы не только вышедшие к 1939 году, но и позже. И данные эти, как мы помним, вполне подтверждают данные о потерях сборника 1925 года. Не знать этого Урланис просто не мог. А значит, научной добросовестности ради должен был их упомянуть среди прочих, и как-то откомментировать. Хотя бы резко критически.

Но не слова, ни звука, будто и не было этих данных. Право, единственная ассоциация, приходящая в голову, это знаменитый сеанс одновременной игры в «Шахматном клубе четырех коней» в городе Васюки, в ходе которого гроссмейстер О. Бендер спрятал в карман черную ладью.

Теперь можно привести и таблицу, результирующую усилия автора «Людских потерь вооруженных сил»⁷⁷.

Хотя, с другой стороны, какие уж тут усилия, если точно такая же «уточненная» цифра потерь приведена в 44 томе энциклопедии выпуска 1939 года?

Вслед за таблицей следует еще один замечательный пассаж: «Установленную нами цифру потерь России в войне 1914-1918 гг. можно подвергнуть проверке на основе местных выборочных обследований, проведенных после войны. Нам известны два таких обследования − на Украине и на Дону»⁷⁸.

И автор действительно провел такие сравнения с обследованием на Украине в 1923 году⁷⁹, и обследованием на Дону в 1924 году⁸⁰. И все прекрасно совпало. Уже после сравнения с украинским обследованием автор с законной гордостью отмечает, «что результаты обследования полностью подтверждают нашу цифру потерь России»⁸¹.

А после сравнения с обследованием на Тихом Дону подводится скромное с достоинством резюме: «Таким образом, установленная нами цифра потерь России в 1,8 млн. убитых и умерших в войне 1914-1918 гг. получила веское подтверждение по материалам двух местных массовых обследований»⁸².

На тихом Дону

В связи с послевоенными обследованиями на Дону, в частности с обследованием проведенным в 1924 году крупным отечественным статистиком А.И. Гозуловым, уместно добавить следующее.

В 1979 году в городе Париже в Вестнике РХД № 128 было напечатано статистическое исследование историка и статистика Михаила Бернштама «Стороны в гражданской войне 1917-1922 гг.». Исследование содержит анализ отечественных статистических данных по этой теме до 1979 г., а также данных зарубежной статистики.

В 1992 году оно, наконец, увидело свет в России. Из этого исследования, в частности следует, что потери в Мировой войны практически не сказались на демографической ситуации на Дону, «поскольку Мировая война не принесла в естественное движение населения естественной убыли и не повысила норму смертности на Дону»⁸³.

Зато в результате войны гражданской и геноцида казачества как этноса, из 3 891 595 человек населения области Войска Донского на 1916 год, в живых осталось в 1920 году 2 212 670 человек.

А из 1 508 000 чисто казачьего населения истреблено было за эти годы более 70%, преимущественно мирных жителей. «Из безвозвратных потерь за 1917-1920 года только 50 000 приходится на убитых в белых и красных армиях, то есть на то, что принято называть гражданской войной.

Остальные почти 1,25 миллиона человек − это погибшее население, из них 100 000 повстанцев, остальные умерли от красного террора, подавлений Дона как такового − или, как говорили в те годы, − «Русской Вандеи», − голода, эпидемий и всей послереволюционной политики»⁸⁴. Всего за 1917-1922 годы были уничтожены около двух миллионов населения Дона.

«Следует подчеркнуть, что казаков уничтожали именно по принципу принадлежности к определённой сложившейся группе людей, с её вековыми обычаями, родом занятий, обрядностью, одеждой, топонимикой, особым национальным самосознанием, мифологией и фольклором, и именно эти критерии лежали в основе политики расказачивания.

Вполне строго говоря, можно утверждать, что казаков уничтожали − по их этническим признакам. Возможно, и не будучи отдельной нацией, отличной от великорусской нации, − казаки, тем не менее, осознали себя как отдельную нацию, и их внешне-этническое отличие от других жителей России было как бы признано политикой расказачивания.

Тем самым в уничтожении 70% донского казачества и около половины населения Дона, около 2 миллионов человек за пять революционных лет, − слились, не только особая социальная политика революции, но и − это следует сказать прямо −достаточно самоосознанный геноцид»⁸⁵.

Но если слова о геноциде казаков нынешний политкорректный читатель может счесть ненаучными эмоциями, то приведенные сухие цифры достаточно четко свидетельствуют, что ситуация 1924 года в бывшей Области Войска Донского, в том числе демографическая, мало способствовала выяснению потерь населения Дона именно в Мировую войну.

Ситуация на Украине была несравненно благополучней, но и там в 1923 году, после недавних петлюровщин, махновщин и прочих превратностей недавнего прошлого, много могло быть граждан, готовых клятвенно подтвердить, что тот или иной родич погиб именно в германскую, а не в гражданскую. Если однозначно не был уже объявлен красным пролетарским героем.

Следовательно, ни одно из этих «выборочных обследований» подтвердить цифру 1 811 тысяч потерь по Урланису, равно, впрочем, как и опровергнуть, не в состоянии по своему существу. Для нашего исследования это собственно ничего не меняет. Воздушность конструкций, из которых Б.Ц. воздвигает свои башни, очевидна и без этого.

Далее. Урланис очень аккуратно затрагивает проблему потерь в гражданскую войну, действуя, по крайней мере, в отношении Красной армии по линии их минимизации, и вовсе практически не касаясь потерь мирного населения.

Между тем, «за неполных 3 первых года социалистической революции на части территории бывшей Российской империи (с осени 1917 по 28 августа 1920), попавшей в зону работы этой революции, население потеряло [12 186 314 человек или]8,3% своего исходного состава»⁸⁶.

Потери «из них мирного населения (без служащих)», по данным Бернштама составили около 8 200 000 человек⁸⁷. В основном, истребленных ни за что. Советская власть при Хрущеве и его преемниках вновь занявшаяся героизацией склонившихся над телом русской нации «комиссаров в пыльных шлемах», признавать эти потери никоим образом не собиралась.

Поэтому демографический спад в России, начавшийся с середины 1917 года и усилиями ленинского руководства быстро переросший в демографическую катастрофу⁸⁸, следовало замазать чем угодно, хотя бы завышенными потерями в Первую мировую войну.

И с этой точки зрения работа Б.Ц. Урланиса оказалась весьма социально востребована для той части партийного руководства, которая оказалось у власти в результате событий 1953-1957 годов. И благополучно и неуклонно направляла Советский Союз к его гибели в результате катастрофы 1991 года.

Для полноты картины

Для полноты картины следует отметить, что проблема потерь русской армии в Первую мировую войну затрагивалась в постсоветское время помимо труда команды генерала Кривошеева еще в двух исследованиях. Первое из них носит название «Первая мировая война: пролог XX века»⁸⁹. Второе – «Население России в XX веке. Т. I. 1900-1939 гг.»⁹⁰.

Потерям в Мировой войне в первом посвящена глава части V «Общие демографические потери населения России в период Первой мировой войны», во втором ‒ глава IV «Людские потери в ходе Первой мировой войны». Обе главы принадлежат перу Александра Игоревича Степанова, кандидата исторических наук, старшего научного сотрудника Института российской истории РАН. Хотя основной интерес автора составляет учет общих демографических потерь России в Первой мировой войне, уделяет он внимание и армейским потерям. Поскольку обе работы практически идентичны в том, что касается этих потерь, то остановимся на более поздней из них по дате издания.

Как и Б.Ц. Урланису А.И. Степанову не нравятся данные сборника 1925: «В 1925 г. под руководством заведующего отделом военной статистики ЦСУ СССР В.П. Ефремова был издан сборник “Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (таблица 72 А и Б)⁹¹ (в цифрах)”, в котором данные М.П. Павловича были перепутаны с материалами Троицкого и объявлены сильно преувеличенными без какой-либо аргументации»⁹².

Хотелось бы думать, что приведенная цитата в значительной мере приходится на совести редактора или корректора этого почтенного академического издания, и на самом деле вышеприведенное должно выглядеть следующим образом: «В 1925 г. под руководством заведующего отделом военной статистики ЦСУ СССР В.П. Ефремова был издан сборник “Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах)”, в котором (таблица 72 А и Б) данные М.П. Павловича были перепутаны с материалами Троицкого и объявлены сильно преувеличенными без какой-либо аргументации».

Не буду спорить данные каких авторов перепутаны в таблицах 72 А и Б, скажу только, что в таблице А число убитых русских воинов определяется в 2,5 млн. человек (якобы по Троицкому), а в Б – в 1,5 млн. человек (уже по Павловичу), и к обеим цифрам даны примечания, что число убитых (равно как и раненых) завышено. Поскольку именно у Павловича цифра убитых составляет, как указывает Степанов, 2,5 млн., то приписывание его заслуг Троицкому, кажется Степанову обидным.

Что касается его слов о том, что данные обоих названных персоналий «объявлены сильно преувеличенными без какой-либо аргументации», то они могут быть объяснены лишь полным незнакомством Степанова с многократно цитированными выше словами В.П. Ефремова из его вступительной статьи к сборнику: «Иностранные исследователи определяют численность убитых в 1 500 000 и даже в 2 500 000, но цифры эти явно преувеличены, основаны на предположительных исчислениях и не подтверждаются, ни материалами, имеющимися в распоряжении ЦСУ, ни данными, коими располагала комиссия по обследованию санитарных последствий войны».

Возможно, впрочем, что поскольку Троицкий и Павлович (Вельтман) относятся к исследователям отечественным, то, по-видимому, по мнению А.И. Степанова, на их миллионы, должны были быть даны В.П. Ефремовым отдельные разъяснения.

К сожалению, текст Степанова и сразу за приведенной цитатой остается также не вполне вменяемым: «В качестве официальных данных [в сборнике 1925 года] были приведены ежемесячные сводки Бюро о потерях Отчетно-статистического отдела Управления РККА (бывшей Ставки), которые дают следующую картину: убитых – 624 440, умерших от ран – 17 174, отравленных газами – 38 599, раненых – 2 588 838, контуженных – 126 765, пленных и без ввести пропавших – 3 638 271⁹³».

Прервав цитату, позволю себе спросить, следует ли понимать пассаж: «ежемесячные сводки Бюро о потерях Отчетно-статистического отдела Управления РККА (бывшей Ставки)», как свидетельство, что в Бюро о потерях Отчетно-статистического отдела Управления Рабоче-Крестьянской Красной армии был преобразован аппарат бывшей Ставки, в целях его трудоустройства в послереволюционный период?

Продолжение следует