К 100-летию принятия Императором Николаем II Верховного Главнокомандования

Опубликовано 16.07.2016
К 100-летию принятия Императором Николаем II Верховного Главнокомандования

100 лет назад, 23 августа/5 сентября 1915 года Император Николай II принял на себя Верховное Главнокомандование. В опубликованном в тот же день Высочайшем рескрипте говорилось:

«Возложенное на Меня свыше бремя Царского служения родине повелевает Мне ныне, когда враг углубился в пределы Империи, принять на Себя Верховное командование действующими войсками и разделить боевую страду Моей армии и вместе с нею отстоять от покушений врага Русскую Землю»1.

То, что благодаря Верховному руководству Государя Российская Империя стала на пороге неотвратимой победы уже в начале 1917 года сегодня можно считать уже 100% доказанным и очевидным. Поэтому, о конкретных успехах Императора Николая как полководца расскажем немного позже, а сейчас остановимся на обстоятельствах, при которых Он взял на себя это Верховное руководство.

Дело в том, что к осени 1915 года непосредственное руководство Государем Армией и Флотом действительно сталосущественно необходимым условием победы русского оружия в Мировой войне.

Сергей Сергеевич Ольденбург в своем знаменитом труде о Николае II сказал, что когда последние русские православные государи XIX-XX веков пытались напрямую наладить связь с еще православными народными массами, то оказалось, что практически все приводные ремни в государственном механизме бездействуют2.

На самом деле Сергей Сергеевич еще весьма идеалистически представлял себе положение вещей. «Приводы» эти небездействовали, но волю выполняли отнюдь не Царскую3. Подробно это показано в моей книге «Цусима – знамение конца русской истории»4 на примерах Крымской и Японской войн. Нетрудно показать это и на примере подготовки к Первой мировой и проведения ее первого этапа.

Так, уже к лету 1915 года после Горлицкого прорыва Макензена отчетливо наметился сценарий «военного проигрыша» войны, естественным образом переходящего в революцию по сценарию 1905 года.

Отметим, что основные потери Русской Армии, особенно пленными также приходятся на этот этап. В это же время союзники затеяли провокационную Дарданелльскую операцию, чтобы перекрыть России свободный выход в Средиземное море.

Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич и возглавляемая им Ставка не смогли оказать должный отпор германскому наступлению и способствовали созданию панического настроения в стране и на фронте. Уже составлялись планы эвакуации Киева.

Линия Неман-Буг была нами сдана.

И тогда, в августе 1915 года, Государь решил принять бремя Верховного Главнокомандования на себя. Этот шаг Государя оказался исключительно своевременным и успешным в плане оказания действенного отпора врагу и нашел полное понимание в войсках, вопреки до сих пор преобладающему в исторической науке и околонаучных кругах мнению об этом.

Приведу малоизвестное свидетельство тому. Князь Владимир Андреевич Друцкой-Соколинский в описываемый период был до августа 1916 года Могилевским вице-губернатором, а затем, в августе 1916 года был назначен губернатором в Минск.

Он имел возможность видеть и сравнивать успехи командования при Великом Князе Николае Николаевиче и при Государе Императоре. Вот что он говорит об этом событии в своих мемуарах, не предназначенных даже для печати и опубликованных сыном князя совсем недавно5:

«... этим актом Государь, ‒ говорит князь, ‒ имел в виду поднять дух войск, истомившихся постоянным отступлением, постоянными неудачами, и хотел поддержать патриотизм в тылу, создав новую эру, новый период в войне...

Вопреки предсказаниям, опасениям, а может быть, и мечтам, устранение Великого Князя и вступление самого Государя в верховное командование войсками не произвело, как известно, какого-либо замешательства, не вызвало малейшего неудовольствия или ропота среди армий на фронте.

Напротив, по многим точным, ‒ не придворным ‒ данным, принятое Государем на себя управление было встречено в большом числе войсковых единиц крайне сочувственно, а в некоторых ‒ даже восторженно.

Как мне говорили многие военные, на фронте чувствовали, что настает критический момент операций, и всем было понятно, что в такой тяжелый момент Государь пожелал Сам стать во главе армий, не испугавшись падающей на него тяжелой ответственности.

Удачные же для нас молодечненские бои, имевшие своим последствием полную остановку дальнейшего вторжения германских армий на нашу территорию, еще более усугубили на фронте общее благоприятное впечатление от вступления Государя в Верховное командование.

Случилось так, что первые же шаги нового Августейшего Главнокомандующего не только оказались удачны, но и имели результаты, которых так долго и так тщетно добивались Великий Князь Николай Николаевич и генерал Янушкевич6.

Немцы не только были остановлены, но и понесли тяжелые потери, принудившие их совершенно отказаться от мысли вскорости предпринять новые попытки продвижения вперед»7.

Великого Князя Николая Николаевича было просто необходимо снимать с поста Верховного Главнокомандующего не только ввиду его военной несостоятельности как Главкома, но и как старательно раскручиваемого в «общественном мнении» лидера «прогрессивных сил». К несчастью нашему, да и своему, многие высшие военные чины России в последний период ее исторического существования были лишены главной солдатской добродетели, коей является верность.

Верность слову, присяге, верность Богу и своему Государю.

Этой добродетели был лишен и первый Главнокомандующий Русской Императорской Армией в ту войну ‒ Великий Князь Николай Николаевич младший.

Князь Друцкой-Соколинский говорит об удивительном факте, что за год войны, никому доселе неизвестный и неинтересный Великий Князь Николай Николаевич «делается вдруг популярнейшим и именно ПОЛИТИЧЕСКИМ вождем. ... [Хотя]Военного гения Великий Князь не проявил»8.

О «военном гении» Великого Князя скажем чуть ниже, а сейчас вновь послушаем бывшего вице-губернатора Могилева:

«... беспримерная популярность Великого Князя Николая Николаевича, достигнутая им после первых же месяцев войны, явилась исключительно результатом занятой им по отношению к Государю, Его семье и возглавляемому Им правительству определенной позиции, насыщенной бесцеремонной и суровой критикой, снисходительной насмешкою и высокомерным пренебрежением.

Данный Великим Князем руководящий тон был, конечно, угодливо принят его окружением, естественно распространился в войсках и на фронте и так же естественно и быстро перебросился в тыл и разлился по всей России.

Занятое Великим Князем Николаем Николаевичем ясно оппозиционное по отношению к Государю и к правительству положение явилось, с одной стороны, СРЕДСТВОМ к оправданию себя в военных неудачах, с другой ‒ ПЕРВОИСТОЧНИКОМ и ПЕРВОПРИЧИНОЙ его быстро развившейся широкой популярности»9.

«Великий Князь Николай Николаевич, разойдясь с Царским Селом и Петроградом, молчаливо возглавив либеральное движение, не мог нанести более существенного, более решительного удара и не только самодержавию, но и монархическим началам вообще.

В Империи определилась не только двойственность течений, но и двойственность политических и государственных центров: существовали Царское Село и Петроград, с одной стороны, и Ставка Верховного Главнокомандующего ‒ с другой.

С этого момента начался политический и государственный разврат, началась государственная гангрена, приведшая Империю к могиле.

Единственною заботою, единственным стремлением всех ведомств, всех ответственных руководителей отдельных отраслей государственной жизни было как-либо угодить двум центрам. Министры и начальники ведомств сегодня ехали в Царское Село, чтобы завтра уже быть в Барановичах, а послезавтра снова в Царском.

В каждом из этих центров они старались получить страховой полис от возможных случайностей, ожидавших их во втором центре.

Утеряна была всякая планомерность, всякая последовательность в действиях и работе. Люди, лишенные равновесия и опоры, метались, заискивали, интриговали и подкапывали друг под друга, а государственный механизм скрипел, давал постоянные перебои, работая на [этих] людей, а не на дело.

Общество видело и знало о происходящем, и престиж власти вообще и личности Государя в частности неудержимо падал.

Можно сказать, что престиж Царя уменьшался в правильной пропорции к нараставшей популярности Великого Князя Николая Николаевича. Второе пожирало первое»10.

Понятно, что принятие Государем Верховной власти над Армией вызвало в Ставке Великого Князя растерянность и ярость. «Буквально взрывом негодования, – говорит князь Друцкой, ‒ встретила Ставка первые известия о предстоящем принятии Государем на себя верховного командования армиями.

Все волновались вне всякой меры, не стесняясь, громко критикуя решения Царя и злобно-иронически рисуя последствия этого, по их мнению, легкомысленного, необдуманного, неумного, политически неверного и просто рокового шага ...

Назревавший факт в первую очередь и главным образом расценивался как явная, тяжкая и незаслуженная обида Великому Князю, в этом смысле трактовался и ожидавшийся манифест или приказ по армиям.

Старались заглянуть и глубже, предвидеть влияние на исход войны такой смены командования, и хотя результаты представлялись им в весьма мрачных и трагических красках, однако доминирующей мыслью у всех этих людей была и оставалась не деловая фактическая сторона ожидавшейся перемены, а тяжесть наносимого самолюбию личности Великого Князя удара оскорбления.

Отсюда логически следовала жестокая и беззастенчивая критика и осуждение решения Государя, причем причины этого решения видели в зависти Царя к возрастающей популярности Великого Князя, в страхе перед этой последней, в интригах Государыни и так далее. ...

Утверждалось, что фронт, узнав об удалении Великого Князя, взбунтуется и откажется повиноваться, что никто не мыслит счастливого исхода войны иначе как под предводительством Великого Князя и что вообще, если до сих пор фронт еще держится, то исключительно авторитетом Великого Князя и верой в него солдат.

Таковы в общих чертах были настроения поголовно всей Ставки»11.

И это еще не все.

«Однако на верхах Ставки, среди высших ее чинов, и особенно между лицами ближайшей свиты Великого Князя ‒ среди “друзей его досугов”, ‒ эти настроения вылились уже в определенные активные действия.

В Могилеве составился заговор.

Было решено для обеспечения благополучного исхода войны, а отсюда и “спасения страны”, просить Великого Князя не подчиняться решению Государя, командования не сдавать, а Царя, если то будет нужно, по приезде в Могилев и арестовать.

Таким образом, задуман был дворцовый переворот, и от заговорщиков с вышеприведенной всепреданнейшей “мольбой” отправлен был к Великому Князю протопресвитер Г.И. Шавельский.

Выслушав Протопресвитера, Великий Князь не дал немедленного ответа, а лишь на следующие сутки приказал Г.И. Шавельскому передать лицам, его пославшим, что он, Великий Князь, прежде всего верноподданный, а потому сделанное ему предложение отвергает».

«Я особенно подчеркиваю, ‒ продолжает князь Друцкой, ‒ что Великий Князь не только признал для себя возможнымвыслушать предложение Г.И. Шавельского, не арестовал его тут же, но и свой ответ на это предложение дал не тотчас же, а лишь сутки спустя, то есть после долгих сомнений.

Ясно, что Великий Князь колебался между долгом в отношении исполнения данной им присяги на верность и [так называемым. – Б.Г.] долгом в отношении Родины, которую его призывали якобы спасать от рокового и несчастного правления Императора Николая II»12.

От себя позволю заметить, что интересно было бы провести сквозной поиск по всемирной истории, насколько нарушившие присягу на верность, ‒ не-верные, попросту говоря ‒ предатели, изменники и клятвопреступники, способны вообще спасти какую-либо Родину.

Были ли в истории прецеденты?

То, что подобные настроения в Ставке имели место подтверждает в своих Воспоминаниях и контр-адмирал А.Д. Бубнов, начальник Военно-морского управления при Ставке Верховного Главнокомандующего: «Не успели мы еще окончательно разместиться в Могилеве, как нас точно громом поразила весть о смене Великого Князя и о принятии Государем Императором на себя должности Верховного Главнокомандующего.

Мы все, проникнутые безграничной преданностью Великому Князю, и глубоко преклоняясь перед его полководческим даром, знали, сколь велика была его заслуга на посту Верховного Главнокомандующего, и были этим совершенно подавлены, предчувствуя, что его смена будет иметь для России самые тяжелые последствия.

В душах многих зародился, во имя блага России, глубокий протест и, пожелай Великий Князь принять в этот момент какое-либо крайнее решение, мы все, а также и Армия, последовали бы за ним»13.

Как заметил один из первых русских рецензентов на труд адмирала Бубнова, увидевший свет в 1955 году в Соединенных Штатах: «Будущие историки поблагодарят адмирала Бубнова за это откровенное признание, что чины Верховной Ставки готовы пойти на измену присяге и на государственный переворот во время войны по первому слову Великого Князя Николая Николаевича»14.

Как видим, своим жертвенным поступком в августе 1915 года Государь почти на полтора года удержал, буквально на своих плечах, Россию от катастрофы, которая с неотвратимостью последовала бы еще осенью 1915 года вслед за осуществлением заговора против Царя.

С Божией помощью Государь дал возможность «обществу» понять благотворность для Российской Империи и Русской Императорской Армии Своей власти. Осознать, опомниться, вразумиться.

Не пожелали.

Что же касается «военного гения» Великого Князя, который тот, по словам Друцкого-Соколинского, «не проявил», то нельзя не дополнить слова князя Владимира Андреевича словами Антона Керсновского:

«Стратегический примитив, Великий Князь Николай Николаевич расценивал явления войны по-обывательски. Победу он видел в продвижении вперед и в занятии географических пунктов: чем крупнее был занятый город, тем, очевидно, крупнее была победа.

Эта “обывательская” точка зрения Великого Князя особенно ярко сказалась в его ликующей телеграмме Государю по поводу взятия Львова, где он ходатайствовал о награждении генерала Рузского сразу двумя Георгиями.

А между тем вся львовская авантюра генерала Рузского была стратегическим преступлением, за которое виновника надлежало предать суду и, во всяком случае, отрешить от должности. Вся тлетворная карьера генерала Рузского была создана этой обывательской расценкой Верховного.

Поражение же он [Верховный] усматривал в отходе назад. Средство избежать поражения было очень простое: стоило только не отходить, а держаться “во что бы то ни стало”. ...»15

«Генерал Иванов пытался сразу же после горлицкого разгрома оказать 3-й армии помощь переброской туда XXXIII армейского корпуса из Заднестровья. Но Ставка запретила трогать этот корпус: он был ей нужен для задуманного ею наступления 9-й армиипокорения гуцульских поселков.

Великий Князь распорядился отправить [в помощь 3-й армии. - БГ] вместо XXXIII корпуса V Кавказский, предназначавшийся для овладения Константинополем.

Совершена была величайшая стратегическая ошибка ‒ величайшее государственное преступление.

Отказавшись от форсирования Босфора и овладения Константинополем [весной 1915 года], Великий Князь Николай Николаевич обрекал Россию на удушение.

Отныне война затянулась на долгие годы.

В апреле 1915 года Россия была поставлена перед дилеммой:

Царьград или [крохотная карпатская деревушка ‒ посад] Дрыщув?

И Ставка выбрала Дрыщув...»16.

Есть и прямые свидетельства, что Ставка предпочитала Дрыщув Царьграду всерьез и надолго, до всякой еще помощи 3-й армии, вопреки воле Императора и вопреки важности овладения нами Босфора просто для снабжения армии, не говоря о сакральных и культурных вопросах.

Любопытно, не правда ли?

В результате наступивших неудач летом 1915 года Ставка Великого Князя растерялась и практически потеряла управление войсками.

Все же поразительна наглость этой Ставки Николая Николаевича, которая, потеряв управление войсками и практически проигрывая войну, замышляла еще заговор против Государя!

И ведь самое смешное, что удайся этот заговор, даже ценой проигрыша войны, его все равно бы с визгом поддержала бы вся наша «прогрессивная интеллигенция», да и большинство русского «образованного общества».

Пока озверевшая солдатня не стала бы брать это «общество» на штык.

Массовое психическое заболевание какое-то!

По сути это и было психическое заболевание или скорее инфекция. Имеет место феномен «психического заражения» целого народа.

Во всяком случае его интеллектуального, точнее «интеллигентного» слоя.

В более строгой формулировке, налицо феномен удавшейся «психокоррекции» или просто коррекции мировоззрения«образованного» слоя православной Российской Империи с распространением результатов этой «коррекции» уже как заразного заболевания и на другие слои и страты населения Российской Империи, в том числе и на русский народ.

Первым широко известным опытом коррекции мировоззрения русского «интеллигентного» слоя была так называемая «ересь жидовствующих».

В настоящее время врагами христианства, по какой-то исторической случайности контролирующими во всемирном масштабеабсолютное большинство средств массовой информации, успешно проводится уже в планетарном масштабе коррекция всех мировоззрений, содержащих позитивные моральные ценности, позволяющие человеку четко определять свою позицию в меняющемся мире: «На том стою и не могу иначе!».

Процесс близок к завершению.

Вот на таком общественно-политическом фоне «Император Николай Александрович принял решение стать во главе армии.Это было единственным выходом из создавшейся критической обстановки. Каждый час промедления грозил гибелью. Верховный Главнокомандующий и его сотрудники не справлялись больше с положением ‒ их надлежало срочно заменить.

А за отсутствием в России полководца заменить Верховного мог только Государь.

История часто видела монархов, становившихся во главе победоносных армий для легких лавров завершения победы.

Но она никогда еще не встречала венценосца, берущего на себя крест возглавить армию, казалось, безнадежно разбитую, знающего заранее, что здесь его могут венчать не лавры, а только тернии»17.

Князь Владимир Андреевич Друцкой-Соколинский сохранил для нас впечатление, которое произвел на него прибывший в Ставку Государь. Впечатление это было потрясающим, особенно в сравнении с весьма бледным, если не сказать больше, впечатлением от предыдущего Главнокомандующего Николая Николаевича. Впервые князь смог подробно рассмотреть Государя за завтраком в царском поезде, на который он был приглашен как вице-губернатор:

«Войдя в вагон-столовую, Государь, бывший в простой защитного цвета рубахе, без оружия и, как всегда, в старых, сильно поношенных высоких сапогах, обошел всех нас, подавая руку.

Губернатор представил меня, так как Царь, конечно, не мог меня помнить со времени моего представления ему два года назад, в 1913 году в Костроме, а затем в Царском Селе после получения мной придворного звания.

Задав мне обычные вопросы о том, давно ли я в Могилеве, где служил раньше и где воспитывался, Государь подошел к закусочному столу, налил себе серебряный шкалик водки и, положив на тарелку какой-то закуски, отошел в сторону, давая место другим.

Уже за закуской разговор сделался общим, а я, не зная никого из свиты, кроме А.А. Дрентельна, прилепился к нему. За столом мое место оказалось рядом с Боткиным, сидевшим по левую руку от министра Двора: граф Фредерикс всегда занимал место напротив Государя.

Помимо приборов, весь стол был пуст: ни фруктов, ни цветов, ни вина не было на скатерти, и только перед прибором Государя стояла бутылка мадеры или портвейна, которого Царь выпивал две-три рюмки за едой.

При поездках ни фарфора, ни хрусталя не применяли, и вся сервировка состояла из серебра: таковыми были тарелки, как равно и безногие кругленькие стаканчики различных величин. От этого обилия металла весь стол имел очень скромный, далеко не нарядный, а тем более роскошный вид. Подававшие камер-лакеи и скороходы были в “походной” форме, то есть в зеленых защитных рубахах и таких же штанах, при высоких сапогах.

После очень вкусного завтрака из двух блюд и фруктов тут же за столом подали кофе, и тогда Государь вынул портсигар и закурил папиросу, вставив ее в тоненькую, как мне показалось, из черного янтаря трубочку. Все мы последовали Его примеру.

В течение всего завтрака я не отрывал глаз от лица и фигуры Царя.

И тут только я понял то удивительное обаяние, которое испытывали все без исключения люди, приближаясь к Нему и говоря с Ним.

Все в Нем сквозило изумительным, безупречным благородством, и притом благородством русским, национальным.Благородством спокойным, каким-то тяжело-могучим, каким-то, пожалуй, квадратным, массивным.

Тут не было благородства линий, благородства лица или фигуры: лицо Царя, как известно, было самое обыкновенное, рядовое и фигура также не отличалась особой красотой, [по-видимому, в Царской России был переизбыток людей с особо красивыми лицами и фигурами. – Б.Г.], но благородство это чувствовалось и виделось в каждом жесте, в каждом повороте головы, в каждом движении.

Во всем сквозило абсолютное спокойствие, абсолютная уверенность в себе.

Ни одного торопливого движения, ни одного быстрого поворота, ни одной несформированной, недоконченной фразы. Виден был человек, сознававший, кто Он, привыкший быть на людях и привыкший следить за собой.

Говорили об исключительной застенчивости Царя.

Думаю, что таковая, возможно, и существовала в первые годы Его царствования. Впоследствии же от застенчивости этой, безусловно, исчез и след, и тогда в Могилеве, видя Государя за столом не менее двух раз в неделю, наблюдая Его, я ни разу не заметил малейшего Его замешательства, малейшей неуверенности в себе или признаков застенчивости.

Однако, кроме обаяния благородства, исходившего от всей фигуры Царя, главным оружием, покорявшим сердца, были Его глаза.

Они были прекрасны по той благости, которая в них читалась. Большие и грустные, они как бы отражали в себе вечную скорбь отца неизлечимо больного ребенка, ... и скорбь Царя, испытуемого Промыслом обожаемой им Родины. Глаза Императора отражали скорбь Его души, отражали и покорность воле Творца.

Отсюда, мне кажется, эта благость очей Царя, этот спокойный и ровный их блеск»18.

Обаяние благородства всего Царского облика и благость Его очей, столь ярко и художественно изображенные князем Владимиром Андреевичем, являются переложением на русский язык значения одного греческого слова. Слово это ‒ харизма,означающее буквально «милость», «дар», а в святоотеческой литературе ‒ благодать Божию.

За последние сто лет само значение понятия «харизма», столь часто употребляемого к месту и не к месту, как и многие иные понятия, исказилось и «затерлось», будучи иной раз прилагаемым к историческим фигурам, которые значительно вернее описал бы язык полицейского протокола.

И поэтому столь ценна для нас, даже не названная словом, но «фотографически» точно запечатленная верным сердцем князя Соколинского, истинная харизма Помазанника Божия, в наличии которой до сих отказывают Государю даже некоторые из именующих себя монархистами.

Своим решением принять на себя труд Главкома Государь Николай II убрал между собою и Армией «приводные ремни». Результат не замедлил сказаться: уже в 1916 году последовал знаменитый Луцкий прорыв, справедливо названный, в посвященном ему труде известного военного историка Кавада Раша, «Императорским прорывом»: «На самом деле прорыв целиком и полностью был Императорским и так должен называться. Он как бы венчал нечеловеческие усилия Царя, в течении года выправившего фронт и завладевшего инициативой. Сама идея прорыва принадлежит Верховному главнокомандующему»19.

Как свидетельствует в «Великой фальшивке Февраля» Иван Солоневич: «Взяв на себя роль Верховного Главнокомандующего вооруженными силами Империи, Государь Император никак не ограничивался “ролью”. Он командовал и в самом деле, оставив генералу М.В. Алексееву только техническое проведение его военных планов. А Государь Император был все-таки самым образованным человеком России. Может быть и самым образованным человеком мира…

Государю Императору преподавали лучшие русские научные силы – и историю, и право, и стратегию, и экономику. За Ним стояла традиция веков и практика десятилетий.

Государь Император стоял, так сказать, на самой верхушке уровня современности – вот посещал же лабораторию Ипатьева и подымался на самолете Игоря Сикорского, был в курсе бездымных порохов и ясно видел роль авиации – по тем временам авиация считалась или делом отдаленного будущего или, еще проще, − прожектерской затеей.

Государь Император сконцентрировал свои силы на победе: довел Армию до полной боевой готовности – дело только в том, что об Его усилиях и о Его квалификации никто ничего не знал»20.

Не знает и сейчас.

В марте-апреле 1917 года намечено было взятие Константинополя и Проливов. Специалисты считают, что, по степени проработанности, Босфорская операция Черноморского флота, поддержанная специальными частями армии, не знает себе до сих пор равных и была просто обречена на успех. А переход в наши руки Босфора и особенно Дарданелл с их укрепрайонами сулил совершенно особые возможности для быстрейшего окончания войны. Дело в том, что почти сразу за Дарданеллами справа лежит город Салоники.

А город этот обладает тем свойством, что именно от Салоник можно по руслам рек, минуя всякие горы, − что Карпаты, что Балканы, что Родопы, − ворваться в Центральную Европу. То есть Салоники – «мягкое подбрюшье Европы». Недаром уже во Вторую мировую войну Черчилль именно на Балканах хотел открыть Второй фронт, отсекая Советскому Союзу путь в Европу. Черчилль и в 1915 году хотел своей Дарданелльской операцией перекрыть России путь в открытое море. Но не вышло. И весной 1917 года Проливы вместе с Царьградом готовы были упасть нам в руки, как спелый плод.

Мало кто знает, что, даже после вывода России из войны, Первая мировая война была выиграна все равно на Салоникском фронте. Уже без нас. ... Увы!

Прорыв 15 сентября 1918 года Салоникской армии Антанты под командованием генерала Франше д'Эспере вывел из войны Болгарию и разорвал созданный Германией единый фронт. Что заставило германское командование впервые искать перемирия с Антантой.

Перемирие это, усилиями уже германских предателей, превращено было в фактическую капитуляцию непобежденнойгерманской армии. ...

Между тем силы в Салоникском прорыве были задействованы относительно небольшие, равно как и вооружение.

«Чисто географически и в плане военно-морского обеспечения свободный выход в Эгейское море для Российской Империи имел смысл, ибо означал проход к Салоникам, вовсе не заблокированный в Эгейском море множеством островов, а от Салоник по суше уже рукой подать до Черногории и Вардаро-Моравской долины, соединяющей Западную Европу с южным морским театром.

Салоники имели и имеют центральное значение для контроля военно-стратегической ситуации в Средиземноморье и регионе Проливов…»21. Отсюда возрастала важность Салоникского фронта в ходе Первой мировой войны для обеих сторон.

Контроль Российской Империи над Салониками без всякого захвата чужих территорий − сербских, греческих, болгарских − обеспечивал бы невиданные геополитические позиции России на всем поствизантийском пространстве и мог дать шанс «завершению духовной и геополитической консолидации крупнейшего центра мировой политики и альтернативного Западу исторического опыта на Евразийском континенте с неуязвимыми границами и выходами к Балтийскому, Средиземному морям и Тихому океану»22.

Геополитическое значение Салоник и открывающемуся через них пути столь велико до сих пор, что именно с возможностью прорыва в Центральную Европу и связана вся суета НАТО вокруг «Косова – ключа к Вардаро-Моравской долине, соединяющей Западную Европу с регионом Проливов»23.

«Англосаксы» и их европейские подголоски и сейчас боятся контроля православной державы над этой территорией. Лучше уж исламские экстремисты и наркоторговцы. Как видим, наши заклятые друзья свою систему ценностей четко выдерживают.

А в 1917 году такой неоспоримо стратегически одаренный человек, как Государь Император Николай II, не мог не понимать, в отличие, скажем, от генерала М.В. Алексеева, значения Салоник, выход к которым мы получали в результате Константинопольской операции.

Благо лучшая в Империи Кавказская армия, возглавляемая лучшим нашим генералом той войны Николаем Юденичем, была рядом. А Юденич был вдобавок, в отличие от большинства высших военных чинов Империи, верный человек.

Достоверно известно, во всяком случае, что еще в двадцатые числа февраля 1917 года, Императорская Ставка приказала сосредоточить значительные кавалерийские силы для весенне-летнего наступления. Не на Салоникском ли фронте? Есть косвенные данные на эту тему.

Так что с чисто военной точки зрения была реальная возможность закончить войну летом 1917 года, при этом русские войска оказывались в центре Европы. А заодно у Багдада и в Персии, где наши войска составляли личную гвардию шаха.

Заметим, что по сравнению со Второй мировой войной, Императорская Русская Армия достигла своих успехов относительно малой кровью. Ее потери убитыми на 22 февраля 1917 года были порядка 600 тысяч человек.

С учетом умерших от ран и пропавших без вести все равно не более 800 тысяч человек. При этом только на русском фронте австро-германские войска потеряли 2,4 миллиона человекв три раза больше. Цифры эти обоснованы и подтверждены в моей недавней работе, напечатанной в Русском историческом сборнике под эгидой Института истории РАН24.

Так что у нас хватало сил для весеннего наступления 1917 года и на Босфор, и в Салониках. А наша Армия была, как говорится, вооружена до зубов: не говоря про Гражданскую, еще даже на Великую Отечественную много чего осталось.

И уж если профессор Милюков понимал, что после этого наступления любые выпады против Царя обречены, то не хуже возможности русского оружия осознавала и разведка, например, наших «англосаксонских» союзников.

То, что внутренние изменники в феврале 1917 года действовали в полной координации с врагами внешними (прежде всего с так называемыми «союзниками»), показывает пример с лордом Мильнером. На Петроградской конференции января-февраля 1917 года тот почти ультимативно предложил Государю ввести в состав командования русских войск иностранных советников, поскольку свои «приводные ремни» Царем были выведены из строя.

Отказ Царя показал «кому надо», что Русский Государь все понимает и будет вести Свою, Русскую политику. Военная и дипломатическая победа России была обеспечена. Все 30-летние (по крайней мере, с 1887 года!) планы по военному сокрушению Российской Империи, последнего православного царства, рушились.

Надо было что-то делать с Царем. Дальнейшее известно.

Кратко суммируем «военную» составляющую государевой работы в Великую войну.

После принятия Царем на себя верховного руководства вооруженными силами Империи:

1. Наступление германских войск было остановлено в Западной Белоруссии и Прибалтике, а не на берегах Волги, Невы и Кубани, как при Сталине, и не в Москве, как при Кутузове и Александре I, и не у Полтавы, как при Петре Великом!

2. Было установлено абсолютное господство русского флота на Черном море, что повлияло на следующие события:

а) Разгром турецких сил в Лазистане и взятие Трапезунда.

б) Срыв попытки Германии обойти русский фронт через Румынию: благодаря быстрой переброске войск по Черному морю нами был оперативно создан Румынский фронт.

3. Проведено наступление Юго-Западного фронта – Императорский прорыв, нанесший катастрофический удар по силам Австро-Венгрии25.

4. Был взят Эрзерум.

5. Создана флотилия Северного Ледовитого океана для обеспечения связи с союзниками через Мурманск.

6. На весну-лето 1917 года был подготовлен одновременный удар по Германии и Турции (Босфорская операция), который должен был поставить точку в затянувшейся войне.

Решающий вклад Русской Императорской Армии в военные итоги Мировой войны в его числовом выражении приводит в своей «Истории русской армии» Антон Керсновский.

«За три года исключительно тяжелой борьбы русской армией было взято 2 200 000 пленных и 3 850 орудий.

Из этого числа

германцев − 250 000 пленных и 550 орудий,

австро-венгров − 1 850 000 пленных и 2 650 орудий и

турок – 100 000 пленных при 650 орудиях.

За то же время Францией было взято 160 000 пленных и 900 орудий,

Англией − 90 000 пленных при 450 орудиях, а Италией − 110 000 пленных и 150 орудий.

Русские трофеи в шесть раз превысили трофеи остальных армий Согласия, взятых вместе»26.

Таким образом, по главному критерию оценки полководцаего военному успеху, по одержанным его армиями победам, − высокая оценка Императора Николая II сомнению не подлежит.

Вместе с армией Николай II в 1915 году взял в свои руки и дипломатию. И дипломатические успехи сопутствовали военным.

В феврале 1917 года Император добился согласия союзников в свободном определении границы России на Западе. Это давало под контроль придунайские страны, чтобы Черное море стало бы окончательно русским. Николай II также настоял, что в результате победы в Мировой войне к России, кроме Мраморного моря, Босфора и Дарданелл с островами в Эгейском море, должна была отойти территория Святой Земли, связанная широкой полосой земли с Кавказскими владениями.

Еще более удивительные вещи происходили на Востоке, после «проигранной» якобы нами японо-русской войны. В 1912 году под протекторат России отошла Монголия – до этого неотъемлемая часть Китая. А это, между прочим, 1,5 млн км2. И очень неплохих километров.

Но самое поразительное впереди! Не все знают, что оптимальной линией нашей юго-восточной границы (границы Империи, разумеется, а не эрэфии) русские геополитики считают линию от горы Хан-Тенгри ‒ самой южной нашей горы ‒ до Владивостока.

И уж совсем мало кто знает, что к началу 1917 года, опять же усилиями Императора Николая, эта оптимальная граница у Российской Империи де факто была установлена. В результате сверхсекретного договора сентября 1916 года с Японской Империей о стратегическом сотрудничестве.

Отметим, что сверхзадачей сверхсекретного договора с Японией было, как минимум, вытеснение всех «англо-американских»просвещенных мореплавателей из Китая, что вызывало почему-то бешеное раздражение у вождя мирового пролетариата, известного под партийной кличкой Ленин. Целью жизни которого стало уничтожение страны своего рождения, ее Боговенчанного Вождя и элиты ее народа.

Ленин был почему-то настолько возмущен русско-японским договором сентября 1916 года, делающим две империи стратегическими партнерами, что предал его гласности немедленно после Октябрьского переворота, с соответствующими комментариями. Считая это одной из первых и важнейших задач советской власти.

Советский комментарий 1917 года характеризовал договор года 1916-го как «Тайное соглашение между Россией и Японией,имеющее в виду вооруженное выступление сообща против Америки и Англии на Дальнем Востоке ранее лета 1921 года»27.

Комментарий этот наводит, между прочим, на мысль, что не немецким все же агентом был товарищ Ульянов-Бланк, а, скажем так, «англосаксонским».

Но с большевистскими комментариями или без них договор 1916 года настолько существенно менял в нашу пользу геополитическую конфигурацию на Дальнем Востоке и не только на нем, что стоил хорошей выигранной войны.

Таким образом, останься Государь еще полгода на троне, и перед глазами изумленного человечества возник бы несокрушимый геополитический колосс от Берлина и Вены до Константинополя и, возможно, Багдада с Иерусалимом, с решающим влиянием в Персии и выходом к Индийскому океану и уже к 1918 году с третьим в мире флотом.

К началу 1917 года Российская Империя была страной с «самой успешной военной экономикой», по компетентному мнению Ангуса Мэддисона, ‒ виднейшего современного ученого в сфере макроэкономических проблем мировой истории, ‒ экономикой, выросшей во время войны, по крайней мере, на 22%28. Страной с передовой наукой и лучшим в мире продвинутым и высшим образованием, по крайней мере, техническим, с разработанной во время войны системой научно-исследовательских институтов, которую частично сумели воплотить потом большевики.

Страной, в которой к 1920 году должен был завершиться проект «школьные сети», обеспечивающий население гигантской империи школами в часовой доступности. Страной, сельское хозяйство которой, даже в условиях тяжелейшей войны могло создать в ней «излишки продовольствия».

Уже в начале 1914 года Российская Империя по темпам своего развития однозначно шла в мировые гегемоны. Вместо мира нам была навязана война. Государь поднял брошенную Ему перчатку.

И к марту 1917 года «режим, который Он олицетворял, которого Он был главою, выиграл войну для России»29.

И выиграл Государь эту войну по масштабам Мировых войн XX века весьма малой кровью. Так что и по «цене крови», по второму критерию полководца, Государь находится вне конкуренции среди главнокомандующих Первой мировой войны.

Столыпин говорил в 1911 году, что еще двадцать лет и Россия будет непобедима.

Война ускорила темпы всестороннего развития, и все это должно было свершиться на десять лет раньше. Таких успехов, действительно, не было ни у одного из Императоров Дома Романовых.

И что бы ни говорили об этой Династии – именно она создала величайшую в мире Империю.

Реквиемом Русской Императорской Армии звучат слова германского солдата Великой войны и крупнейшего военного публициста Германии 1930-х годов Вальтера Бекмана:

«Увенчанная славой, старая Императорская Русская Армия отошла в вечность. Исчезли ее гордые традиции. Не осталось памятников, напоминающих об ее деяниях. Над безвестными могилами тех, кто пал в ее рядах, шумят леса и ветер поет панихиды.

Но на скрижалях истории железным резцом врезана повесть об ее победах:

Полтава, Кунерсдорф, Бородино, Севастополь, Порт-Артур, Луцк и сотня других имен светит немеркнущим светом из сумрака прошлого.

Не забудется жертвенная смерть ... погибших в Великую войну, не забудется также и поистине героическая борьба Белых армий за национальную Россию».

Хвала из уст противника звучит особенно громко.

«Да будет же позволено нам, германским фронтовым солдатам, воздать эту хвалу старой Русской Армии − соратнику прежних времен, доблестному противнику в Мировую войну.

В память этого честного врага в Великую войну опускает, салютуя, свою шпагу немецкий воин»30.

Не пора ли и нам, потомкам героев Гумбинена и Луцка, Саракамыша и Эрзерума, мыса Сарыч и Моонзунда воздать хвалу нашим доблестным предкам и их державному Вождю?

1 Цит. по: Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. /2 изд. – М., 1991. С. 212.

2 Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. – М.: Терра, 1992. См., напр., с. 33, 196, 210-211 и др.

3 Лев Тихомиров также отмечает, что при усложнении механизма власти «действие передаточного механизма неизбежно сопровождается даже заменой направления правящей воли», причем эта замена направления «может усиливаться и доходитьдо полного извращения Высшей воли». /Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. – М., 1998. С. 62.

4 Галенин Б.Г. Цусима – знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Тт. I, II. – М., 2009, 2010.

5 Друцкой-Соколинский В.А. На службе Отечеству: Записки русского губернатора 1914-1918. /Кн. В.А. Друцкой-Соколинский; [сост. А.В. Воробьев; предисл. А.В. Друцкого-Соколинского]. - М.: Русский путь, 2010. – 320 с.: ил.

6 Вернее, даже не генерал Янушкевич, а заправлявший у Николая Николаевича «стратегическими вопросами» генерал Ю.Н. Данилов-черный. Генерал Янушкевич не свойственную ему обычно активность вообще проявил лишь однажды, ‒ в своих трудах по втягиванию России в Мировую войну в конце июля 1914 года. См., напр., Шапошников Б.М. Мозг армии. Книга третья. – М.-Л., 1929. С. 125-126. – Б.Г.

7 Друцкой-Соколинский В.А. На службе Отечеству. С. 34, 45-46.

8 Там же. С. 29-30.

9 Друцкой-Соколинский В.А. На службе Отечеству. С. 30.

10 Там же. С. 32.

11 Друцкой-Соколинский В.А. На службе Отечеству. С. 34-35.

12 Друцкой-Соколинский В.А. На службе Отечеству. С. 35.

13 Бубнов А.Д. В Царской Ставке. - СПб., 1995. С. 71.

14 Аскольдов К. Адмирал Бубнов. В Царской Ставке //Наша Страна, № 373, Буэнос-Айрес, 1955.

15 Керсновский А.А. История Русской Армии. Том 3. – М., 1994. С. 275-276

16 Керсновский А.А. История Русской Армии. Том 3. С. 279.

17 Керсновский А.А. История Русской Армии. Том 3. С. 306.

18 Друцкой-Соколинский В.А. На службе Отечеству. С. 41-44.

19 Раш Кавад. Время офицеров. Письма русскому офицеру. – М., 2007. С. 578.

20 Солоневич И.Л. Великая фальшивка Февраля. /Солоневич И.Л. Россия и революция. – М., 2007. – 400 с. С. 359-360.

21 Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. – М.: Межд. отношения, 2005. С. 196-197. 316.

22 Там же. С. 197.

23 Там же. С. 316.

24 Галенин Б.Г. Потери русской армии в Первую мировую войну //Русский исторический сборник. - М., 2013. № 6. С. 129-176.

25 Военный историк-эмигрант, коммандер Королевского Австралийского флота Георгий Некрасов отмечает: «Эффект этого наступления был испорчен тем, что Гвардия была неразумно брошена штабом генерала Брусилова в болотистый бассейн реки Стоход и понесла ненужные потери. Можно задуматься, было ли это сделано кем-то нарочно». Учитывая, что Гвардию губили во второстепенных боях уже с 1914 года, ответ на этот вопрос представляется очевидным. Но, для полноты картины гибель доблестной Русской Императорской Гвардии детально освещена в работе: Галенин Б.Г. «Стоход – река, унесшая в Лету Русскую Императорскую Гвардию». /Рерберг Ф.П. Исторические тайны великих побед и необъяснимых поражений; Галенин Б.Г. Онтология измены. – М., 2014. От Мукдена до Стохода. Комм. 10. С. 556-637. В электронном виде «Стоход» размещен на сайтах Русской народной линии, КГБ-Информ и литературно-исторического клуба РусичЪ.

26 Керсновский А.А. История Русской Армии. Том IV. – М.: Голос, 1994. С. 164.

27 Сборник секретных документов из архивов бывшего министерства иностранных дел. – Петроград, 1917. С. 5.

28 Подр. см. Галенин Б.Г. Царская школа. – М., 1914. Часть вторая. Глава «Военно-технический потенциал России XX века – заслуга Императора Николая II». С. 335-343.

29 Churchill W.S. The World Crisis 1914-1918. Vol. 1. – N-Y. 1927, p. 229.

30 Бекман В. Немцы o Русской Армии. С. 33. Обращаю внимание читателя, что к числу побед русской армии немецкий воин относит Севастополь и Порт-Артур, ставя их в один ряд с Полтавой и Бородино.

Поделиться в соцсетях
Оценить

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

ЧИТАТЬ ЕЩЕ

ЧИТАТЬ РОМАН
Популярные статьи
Наши друзья
Авторы
Владимир Хомяков
г. Сасово, Рязанская обл.
Павел Рыков
г.Оренбург
Наверх