Крымская весна: к пятилетию возвращения Крыма в состав России

(В марте 2014 года Господь сподобил меня стать непосредственным очевидцем исторического события – Крымского референдума. Тогда же по горячим следам я написал очерк, в котором правдиво отобразил всё, что видел своими глазами. И сейчас я хочу поделиться этим с читателями Литературно-исторического клуба «Русичъ»).

10 марта, около часа ночи из Москвы в направлении Краснодарского края двинулся большой рейсовый автобус. В нём находилась полусотня казаков, в том числе и наша творческая группа во главе с атаманом Казачьей общины «станица Елисаветинская» МО ВБКВ Иваном Зябиным. Цель у нас была одна – задачи разные. Мы должны были выступить в нескольких крупных городах Крыма с патриотической концертной программой.

А вот остальные братья-казаки ехали на войну! Они точно знали, что не видать им ни Феодосии, ни Ялты, ни Севастополя. Они серьёзно были настроены на жизнь в окопах и в походных палатках на блок-постах. Они ехали на войну! Ведь они не знали всех обстоятельств Крымской ситуации, и потому были готовы ко всему, лишь бы поддержать братьев по крови и духу.

Ехали все «по гражданке», чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Но кубанки, папахи и фуражки с красными околышами всё равно указывали на принадлежность каждого к казачьему роду.

Итак, полусотня казаков ехала на помощь крымчанам, чтобы поддержать их своим присутствием морально, оградить от возможных провокаций, а, в случае необходимости, с оружием в руках защитить от непрошеных гостей, буде таковые появятся на горизонте.

Как выяснилось чуть позже, большинство из ехавших казаков – воины не только по сути своей, но и по статусу своему. Все они прошли «горячие точки». А кому-то довелось воевать и в Косово, и в Приднестровье, и в Чечне. Но что меня более всего поразило в этих прокалённых боями мужчинах, так это их чувство юмора. Они подначивали друг друга с такой виртуозной изощрённость, что наши известнейшие юмористы, услышь они такое, вырвали бы все волосы у себя на спине и никогда бы больше не вышли на сцену.

Но шутки и приколы казаков, направленные друг на друга, были исполнены такой братской любви друг к другу, что я вдруг понял – это тоже оружие. На фронте невозможно без чувства юмора, иначе душа очерствеет, и воин превратится в обычного убийцу. А убийца не в состоянии быть защитником Родины. Да и себя, ослеплённый яростью, он вряд ли сохранит на поле боя. Стало быть, добрая шутка на войне, это тот же бронежилет, только для души, сохраняющий её от пуль злобы и ненависти.

А более всего мне запомнился Батя. Так все обращались к одному казаку, который по внешнему виду своему и по всей стати своей действительно был… Батей. Большая круглая голова, которая с трудом вмещалась в кубанку; грудь как бочонок для засолки хрустящих груздей, а на плечах, казалось, и двум парам погон тесно не будет. Да, с таким казаком не дай Бог в рукопашном пересечься! И при всём том от Бати исходила какая-то по-детски умиротворяющая энергия. Его улыбка завораживала. А когда он рассказывал анекдоты, мы все, я бы сказал, катались по полу, если уместно такое сравнение в тесном автобусе.

И другой казак, сидящий впереди нас, был под стать Бате. Не столь внушительного вида, хотя и вырублен из той же породы камня, в шутках и подначках своих он был, пожалуй, ещё покруче и посолонее. А когда позднее, уже на переправе через Керченский пролив, мы разговорились с ним, и речь зашла о боевых действиях, он вдруг посуровел глазами и проговорил: «Когда мы воевали в Приднестровье, я видел своих братов-казаков, попавших в плен и распиленных пополам на циркулярной пиле».

Голос его звучал спокойно, без эмоций. Это был голос воина, переступившего черту страха перед смертью. Это был голос Русского солдата, готового идти в бой не ради мести, а чтобы выполнить свой священный воинский долг перед Родиной.

До переправы мы долетели, как на крыльях. Уже в одиннадцать часов вечера 10 марта наш автобус стоял у парома.

Неласково, ох, неласково встретил нас Керченский пролив. С моря дул такой сильный ветер, что, казалось, не только кубанки и папахи с нас хотел посрывать, но и самих нас порвать на куски. А ведь дул-то он со стороны Крыма. «Вот, уж, точно, благому делу противятся силы зла, - подумалось мне». Впрочем, когда паром отчалил от пристани, оказалось, что в самом проливе довольно низкая волна – даже качки почти не ощущалось. А когда мы ступили на берег Крыма, ветер как-то неожиданно сам по себе стих. Сам ли по себе?

И вот что ещё хотелось бы с радостью отметить. С парома одна за другой сходили огромные фуры с гуманитарной помощью. Крупные надписи на их тентах оповещали, какие города России шлют весомый материальный привет крымчанам. Особенно поразила одна фура, на боку которой было начертано: «Русские мотоциклисты Крыму». Вот так-то вот! Трепещите Запад и Америка: у нас даже байкеры патриоты!

В Керческом порту мы распрощались с боевой полусотней казаков. Они погрузились в автобус и отправились к месту своей дисклокации. Куда? Того нам знать не полагалось. Каждый должен был выполнять свою боевую задачу. Им – держать круговую оборону, обеспечивая покой крымчан во время проведения референдума. Нам – поддерживать крымчан своими песнями и стихами. Ибо мы приехали в Крым с искренним желанием вместе с крымчанами отстаивать эту священную землю до конца – и вернуть её России.

А дальше началось самое главное: общение с людьми, знакомство с жителями Крыма. Дух этих людей настолько потрясал своею мощью, что, казалось, мы попали в древний Новгород времён Минина и Пожарского.

Не успели мы выйти из маршрутки, что доставила нас из Керченского порта на автовокзал, как тут же к нам подошёл мужчина. На вид ему было лет за 60; как потом выяснилось – почти 75. Невысокого роста, крепкий, подвижный, как ртутный шарик. Он поприветствовал нас по старинному казачьему обычаю:

- Здорово дневали, казаки.

- Слава Богу, - ответил атаман.

- Из России, ребята? – то ли спросил, то ли констатировал факт подошедший мужчина.

- Из России.

И завязалась беседа. Мужчина представился Иваном. Сообщил, что служил здесь срочную на флоте, а после службы остался в Керчи навсегда. Женился, вырастил детей, и вот, наконец-то, дожил до такого счастливого дня.

Каким восторгом горели его глаза, когда он смотрел на нас. Мы были для него олицетворением всей России. И ему было уже не важно, кто мы на самом деле, и какие мы. Он видел в нас не просто людей, он видел за нами Родину, частицей которой он становился снова.

Иван говорил, и не мог наговориться, как будто выплёскивал из себя всю боль, что накопилась за последние 20 с лишним лет, пока Крым был не российским. Я мало что запомнил из его горячей и немного сумбурной речи. Но главное запомнил. Звучало это приблизительно так:

«Родился я незадолго до войны. Отец мой сражался с фашистами. А теперь фашисты снова прут на нашу землю. Они несут на своих знамёнах рожу Бандеры. Они с таким же успехом могли бы поместить там физиономию Гитлера. Для русского человека что тот, что другой – это фашизм. Это у нас уже на генном уровне закреплено. На что они надеются? Здесь фашисты не пройдут. Мы будем драться с ними. Насмерть!»

Я смотрел на Ивана, на 75-летнего мужчину, и понимал: да, он будет драться! И не только он. А раз так, значит, Крым – уже русский.

А потом была Феодосия. Нам предстояло выступить перед её жителями в Главном дворце культуры. И мы выступили. И приняли нас замечательно.

Но на этом знакомство с феодосийцами не закончилось. Мы шли в гостиницу пешком, и на улицах нас останавливали прохожие. Наши кубанки и папаха были для них свидетельством того, что мы из России. К нам подходили без боязни, как к родным или хорошо знакомым. С нами начинали разговаривать с полной уверенностью, что мы ответим, не отмахнёмся. Да мы и не могли отмахнуться ни от кого, потому что ощущали себя полномочными представителями России. Да мы и были ими в этот момент по сути своей. И всегда нам задавали один и тот же вопрос.

Помню женщину. Невысокая, худенькая, с измученным лицом. Проходя мимо нас, она вдруг резко остановилась и чуть ли не шёпотом проговорила:

- Казачки, можно вас спросить?

- Конечно, можно, - почти хором ответили мы.

- Скажите, пожалуйста, Крым будет русским?

- Будет! Конечно, будет! Ещё как будет. Даже не сомневайтесь, – мы произнесли это с такой уверенностью, что женщина та нам поверила. И вдруг она заплакала. Выражение её лица не изменилось, просто слёзы потекли из глаз двумя ровными ручейками. Сама она этого, казалось, не замечала. Такое я видел только в храмах. Такое на богослужениях случалось и со мной. Это бывает, когда душа преисполняется неизреченной радости. Тогда она изливается благодатными слезами, а дебёлая плоть этого не замечает.

Помню ещё девушку и парня на автобусной остановке. Они так же заговорили с нами. И тот же вопрос задали нам: будет ли Крым русским? Четверть часа мы беседовали с ними на эту тему. И когда, распрощавшись, мы отходили от остановки, девушка что-то продолжала говорить нам вослед. А под конец всё тот же вопрос, только теперь в утверждающей форме, звонко прозвучал над вечерней улицей Феодосии: «Значит, Крым будет русским?»

А мне хотелось выкрикнуть в ответ, да так, чтобы весь город услышал:

- Дорогие мои, ведь вы уже сделали свой выбор! Крым уже русский! Вы уже его сделали таким! Своим желанием, своей волей, своей неистребимой русскостью. А Господь завершит остальное!

Из Феодосии в Ялту мы ехали через Симферополь, т. е. удалялись от побережья вглубь полуострова. Я спросил у водителя: почему так, разве нет дороги вдоль берега? И узнал: дорога есть, но там такой закрученный серпантин, что в этом случае понятие «рукой подать» ещё не означает добраться быстрее. Через Симферополь по километражу в два раза больше, но по времени в два раза меньше. Вот такой вот расклад.

Несколько странным было видеть природу Крыма в такое время года. Мы привыкли к ней в разгар лета, когда солнце припекает плечи, покрытые не жёсткой военной формой, а лёгкой футболкой. И всё-таки это был тот же Крым, наш Крым – красивый, загадочный, манящий цветным разнообразием. Тем более что солнце светило по-летнему ярко.

И вот ещё, что меня поразило. В Керчи, в Феодосии, а потом в Гурзуфе, в Ялте, в Севастополе, в общем, во всех городах, где нам довелось побывать, мы не встретили на улицах (да и на подъездных дорогах тоже) ни одного солдата. Ни российского, ни украинского. А тем более – тяжёлой бронетехники. Повсюду царила мирная атмосфера, насыщенная спокойной уверенностью и радостным ожиданием предстоящего референдума.

Народ Крыма делал свой выбор без всякого насилия и давления из вне. И выбор этот был – свободным.

В микроавтобусе мы ехали не одни: нас четверо, да столько же пассажиров, а по дороге подсели ещё две женщины. Конечно же, завязался разговор. И вращался он вокруг одной и той же темы: будет ли Крым русским? Все единодушно склонялись к одной мысли: да, будет. Казалось, этой уверенностью в те дни пропитался сам воздух, которым дышали крымчане.

Слева от дороги вдруг показались антенны радиолокаторов. «Украинская воинская часть, - сказал водитель».

- А что, разве не все украинские части перешли на сторону Крыма? – спросило я, - По новостям объявляли, что почти 90 процентов перешли.

- Да ты что? Нет, конечно. Большинство подразделений хранят верность Украине.

- Они не помешают референдуму?

- Не помешают, - водитель уверенно тряхнул головой. – Они все блокированы российскими спецназовцами и нашими отрядами самообороны. Там чёткая договоренность: если хоть один выстрел прозвучит с их стороны – будет штурм. Да и зачем ребятам лезть на рожон? Ведь не ради идеи многие из них не хотят присягать Крыму. Просто родители их или родственники живут на Украине. Они ж там как заложники. Что с ними будет, если ребята присягнут народу Крыма?

- Понятно.

В Ялту мы приехали ближе к полудню и сразу же отправились на набережную, где проходил митинг в поддержку предстоящего референдума. Перед высокой сценой, откуда вещали ораторы, собралось изрядно народу, но не настолько много, как я ожидал. Поначалу меня это несколько обезкуражило, но потом, обжившись на площади, я понял, в чём дело. Народ уже незачем агитировать – решение принято! Принято подавляющим большинством. Осталось только опустить бюллетени в урны.

Люди вышли на набережную не для того, чтобы их убеждали проголосовать за Россию, а потому что светило солнышко, в воздухе царило праздничное настроение, вокруг были единомышленники, пусть даже и не знакомые. Не более тысячи митингующих стояло у сцены, а остальные подходили, немного послушав, отходили, прогуливались, общались, наслаждались теплом и покоем. На море тихо качались чайки. Мамочки катили перед собой коляски, некоторые папы несли своих детишек на плечах. Город жил своей обычной жизнью. И во всем этом чувствовалась какая-то скрытая, внутренняя сила и уверенность.

После митинга начался концерт. В этот день нам не удалось выйти на ялтинскую сцену. Желающих выступить было так много, что сценарий концертной программы был составлен и утверждён заранее. Но наш концерт в Ялте всё же состоялся. Об этом чуть позже.

Помню двух молодых татар. Как-то само собой завязался с ними разговор. Оказалось, что и они за присоединение Крыма к России. Впрочем, что тут удивляться? Уж, коли Майдан ратует за абсолютную чистоту «украинской» крови, то, стало быть, резать они собираются не только «москалей», но и представителей всех иных национальностей. Двое молодых татар это хорошо понимали, потому и тянулись под спасительное крыло России.

На прощанье Иван Зябин, донской казак, атаман Казачьей общины, православный до мозга костей, положив руки на плечи двум молодым мусульманам, промолвил: «А мы будем защищать ваши мечети».

И в этом был весь русский человек.

Помню ещё ялтинскую братву (язык не поворачивается назвать их бандюками). Классическая бригада: десяток крепких парней, все в одинаковых чёрных кожанках, с короткими стрижками, с характерным выражением на лицах. Они ускоренным шагом проходили мимо, и вдруг один из них (видимо, старший), заметив нас, резко повернул в нашу сторону:

- Здорово, казачки! Из России?

-Откуда же ещё? – вопросом на вопрос ответил атаман.

- Значит, вместе будем бить фашистов? Хрен им тут обломится! Верно говорю? – и мы неожиданно обнялись.

Ну, что ты сделаешь с этим народом, у которого даже криминальная братва – патриоты?

А концерт наш состоялся вечером. Нас пригласили к себе ялтинцы, с которыми мы познакомились в этот день. На квартире собралось человек 12, в том числе и батюшка – иеромонах Митрофаний, о котором я расскажу чуть позже.

Это был полноценный концерт. И пусть выступали мы перед очень маленькой аудиторией, но каждый из зрителей слышал и впитывал в своё сердце всё, что мы хотели донести до людей. И по глазам собравшихся было видно: мы здесь нужны, мы приехали сюда не напрасно. Мы – командированы сюда Россией. И в Россию мы должны вернуться только с Крымом.

Утром 15 марта вместе с нашими новыми знакомыми из Ялты мы отправились в Севастополь. Мы понимали: там эпицентр разворачивающихся событий. Ехали мы на частном автобусе. За рулём сидел Виктор, местный монархист, мужик крутой и своевольный, но, всё же, свой в доску.

Духовно окормлял нашу сборную группу поддержки отец Митрофаний – иеромонах, по зову сердца приехавший из Луганской области, чтобы не остаться в стороне от исторических событий, происходящих в Крыму. Чудный батюшка. Лучистый. Мало я таких встречал за более чем 20-летний стаж моего пребывания в лоне Церкви. Если бы не борода и подрясник, люди воспринимали бы его не серьёзно, как взрослого, который не переступил порог детства, а так и остался на уровне 12-летнего мальчишки.

Простой, наивный, немного суетливый, говорящий всегда с восторгом и взахлёб, в речи своей перебивающий самого себя, не стыдящийся своей необразованности, не обращающий внимания на панибратское отношение к себе… Кому-то он мог бы показаться недостойным звания священника.

А я, чем больше общался с отцом Митрофанием, тем больше начинал любить его. Рядом с ним душа отдыхала, не теряя при этом напряжённой связи с Богом. Побольше бы таких по-детски наивных батюшек, как отец Митрофаний, мир был бы намного чище.

Не буду рассказывать, как мы выступали перед севастопольцами на площади Нахимова. Это – официоз. О нём можно узнать из интернета. Расскажу о другом.

Главной достопримечательностью главного города Крыма в тот день были российские флаги. Мы их видели повсюду: на людях, на домах, на машинах. Как мы узнали от местного жителя Андрея, их недавно раздавали на площади Нахимова всем желающим. Но, чтобы получить российский флаг, лично ему пришлось отстоять в очереди более двух часов. И теперь этот флаг гордо развевался на флагштоке, укреплённом на его «ГАЗели».

Кстати, российские флаги на машинах (не флажки, а именно – большие флаги) мы видели на протяжении всего нашего путешествия по крымскому побережью. Но здесь, в Севастополе, их было особенно много. И запомнился ещё такой момент: когда две таких машины встречались на дороге, водители приветствовали друг друга гудками, как обычно приветствуют они хороших знакомых. Нам встречались молодые мамочки, которые несли на руках своих детишек, завёрнутых в российский триколор.

А так же навсегда врезались в память плакаты с короткой, но ёмкой надписью: «Домой! В Россию!» В этой фразе было всё: и боль, и радость, и надежда. Она в полной мере передавала те чувства и настроения, которыми жило большинство крымчан накануне референдума. Да, они не просто воссоединялись с Россией, они возвращались ДОМОЙ. И каким бы ни был этот дом, но он был свой, родной, пропитанный духом великих пращуров, пронизанный светом нашей исконной Православной веры.

А 16 марта, в день референдума, мы посетили несколько избирательных участков в пригородах Севастополя.

Что я могу рассказать о самом процессе голосования? Помните, как проходили выборы в Советском Союзе? На избирательные участки шли не выбирать (ибо всё уже было выбрано заранее), а чтобы повеселиться, пообщаться, почувствовать атмосферу коллективного праздника. Вот что-то подобное я увидел и в этот раз. Референдум явился лишь формальной стороной выбора, который был сделан задолго до этого. Многие голосующие даже не заходили в кабинки для тайного голосования, а тут же ставили галочки в верхнем квадратике (что значило: за присоединение к России) и опускали бюллетени в прозрачные урны. Я видел эти листочки, лежащие гордо и вызывающе открыто. А из их кипы сиротливо выглядывала пара-тройка стыдливо сложенных бюллетеней. Это проголосовали те, кто не желал присоединения к России.

А воздух был насыщен радостью. Люди улыбались, шутили, громко обменивались впечатлениями. В уголочке на стульях дремали два милиционера. Работы у них, судя по всему, не предвиделось.

И, действительно, ни на одном избирательном участке по всей территории Крыма не было зафиксировано ни одной провокации. Да и какие провокаторы дерзнули бы сунуться на духовное поле боя, на которое народ вышел единым строем? Тут и милиция не понадобилась бы. Сами разобрались бы.

Из Севастополя мы уезжали, окрылённые надеждой, что когда-нибудь такая же волна духовного подъёма прокатится по всей нашей многострадальной Родине, омоет, всколыхнёт, разбудит всех нас, и миру явится мощная держава, славная в триединстве братских народов: Русского, Украинского, Белорусского.