Максим Горький: Клубок противоречий

О. БУЛАНОВА

Есть немало писателей, вся жизнь которых заставляет нас задумываться снова и снова, настолько она полна парадоксов. Одним из таких писателей является Алексей Максимович Пешков, вошедший в историю под именем Максима Горького.

Практически все представители старшего поколения, которым довелось учиться и жить при советской власти, помнили, как «проходили» в школе произведения Максима Горького, как переживали, а то и плакали над судьбой маленького мальчика, испытавшего в детстве столько горя, бед и лишений, который впоследствии, когда вырос, взял себе псевдоним — Горький, как память о тех тяжелых годах. И написал трилогию: «Детство», «В людях» и «Мои университеты».

По этой литературной трилогии о тяжелых детских годах Алеши Пешкова известный режиссер Марк Донской в конце 30-х годов. снял душещипательную кинотрилогию, живописующую детство будущего пролетарского писателя. Вот над первой частью этой трилогии и плакали особенно чувствительные. Однако пролетарский писатель, стоявший у истоков «социалистического реализма», полжизни провел за границей, жил в особняках и запросто общался с сильными мира сего. И если это не парадокс, что тогда парадокс?

Горький долгое время подавался советской пропагандой как пролетарский писатель, вышедший «из народа», претерпевавший лишения и нужду, хлебнувший полной ложкой все «прелести» жизни при «буржуях». Бунин, однако, в своих воспоминаниях цитирует словарь Брокгауза и Эфрона: «Горький-Пешков Алексей Максимович. Родился в 68-м году, в среде вполне буржуазной: отец — управляющий большой пароходной конторы; мать — дочь богатого купца-красильщика».

Казалось бы, это несущественно, родители писателя умерли рано, а воспитывал его дед, но однозначно то, что Горький довольно быстро стал одним из богатейших людей своего времени, а его финансовое благополучие подпитывалось вовсе не одними гонорарами.

Интересно написал о Горьком и Корней Чуковский: «Сейчас вспомнил, как Леонид Андреев ругал мне Горького: «Обратите внимание: Горький — пролетарий, а все льнет к богатым — к Морозовым, к Сытину, к… (он назвал ряд имен). Я попробовал с ним в Италии ехать в одном поезде — куда тебе! Разорился. Нет никаких сил: путешествует как принц».

Поэтесса Зинаида Гиппиус также оставила интересные воспоминания на эту же тему. 18 мая 1918 г., находясь еще в Петрограде, она так писала о «пролетарском» писателе: «Горький скупает за бесценок старинные вещи у «буржуев», умирающих с голоду».

Как можно понять из этих воспоминаний таких совершенно разных людей, вряд ли сговорившихся «очернить» перед потомками «пролетарского» писателя, Горький был далеко не чужд материального благополучия, а его биография, созданная уже в советское время, — хорошо сфабрикованный миф, который еще требует подробного и беспристрастного исследования. Известно только, что Горький и сам приложил руку к созданию и «раскрутке» — выражаясь современным языком — этого мифа.

Еще одна черта Горького, культивируемая в советской печати, это его патриотизм. Однако тут уж Горький вряд ли прикладывал свою руку с культивации этого мифа. Более того, он не раз давал повод усомниться в своем патриотизме. В годы разгула «красного террора» он писал: «Жестокость форм революции я объясняю исключительной жестокостью русского народа. Трагедия русской революции разыгрывается в среде «полудиких людей». «Когда в «звeрстве» обвиняют вождей революции — группу наиболее активной интеллигенции — я рассматриваю это обвинение как ложь и клевету, неизбежные в борьбе политических партий или — у людей честных — как добросовестное заблуждение».

«Недавний раб» — заметил в другом месте Горький — стал «самым разнузданным деспотом». Так что, как видим, патриотом Горький точно не был. А вот русофобом — в полной мере. Довольно нехарактерный штрих к портрету советского писателя, страдальца за простой народ — русофоб не-патриот, не правда ли?

Однако главным противоречием жизни Горького было тесное сопряжение его литературной и политической карьеры. Начать с того, что у него были непростые отношение как с Лениным, так и со Сталиным. И так получилось, что Горький был нужен Сталину не меньше, чем Сталин — Горькому. Вождь обеспечивал «пролетарского» писателя всем необходимым для жизни, снабжение Горького шло по каналам НКВД, он отнюдь не бедствовал, как все остальные простые люди, отказывая себе во всем ради «светлого будущего», как и полагалось всем «строителям коммунизма».

В свою очередь Горький обеспечивал режиму вождя легитимность и культурную платформу. И делал это отнюдь не из-под палки или скрепя зубы. Наоборот — со всем пылом. Потому что только этим пылом и можно объяснить опубликованную 15 ноября 1930 г. в газете «Правда» статью Горького под совершенно неподражаемым названием: «Если враг не сдается — его уничтожают». Да-да, эти крылатые слова принадлежат именно Горькому, а вовсе не Сталину, как думают многие. Горький позволял себе «заигрывать» с советской властью, но не всегда представлял последствия таких своих поступков, ведь в итоге заголовок горьковской статьи стал одним из девизов сталинских репрессий.

В конце жизни Горький в очередной раз хотел поехать за границу, но отпустить его Сталин не мог: боялся, что пролетарский писатель на сей раз уже не вернется. «Вождь всех народов» разумно полагал, что Горький за границей мог представлять опасность для советского режима: писатель был непредсказуемым и слишком много знал. Тут, что называется, за что боролись, на то и напоролись.

А еще Горький был большевиком, не принявшим революцию. Поначалу он долгое время позиционировал себя как яростный революционер, большевик, вставший у руля культурного революционного процесса, однако сразу после Октябрьского переворота со страниц социал-демократической газеты «Новая жизнь» Горький яростно набрасывался на большевиков: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия».

Если б эту позицию он пронес до конца жизни, неизвестно, как бы вообще повернулся культурный процесс в СССР на ниве литературы. Борис Зайцев вспоминал, что однажды Горький сказал ему: «Дело, знаете ли, простое. Коммунистов горсточка. А крестьян миллионы… миллионы!.. Кого больше, те и вырежут. Предрешено. Коммунистов вырежут». Не вырезали, револьверы нашлись и у них, а Горький, так негативно в недавнем прошлом отзывавшийся о большевиках и коммунистах, стал… трибуном нового режима. Очередной парадокс!

Да и отношения Горького с религией нельзя назвать простыми. Горькому было свойственно духовное искательство, в молодости он даже ходил по монастырям, общался со священниками, встречался с самим Иоанном Кронштадским, даже стал крестным отцом брата Якова Свердлова Зиновия. Горький и Толстой финансово обеспечили эмиграцию на Запад христиан-молокан, но религиозным человеком Горький так и не стал.

В 1929 г., на открытии Второго Всесоюзного съезда воинствующих безбожников (такие съезды тоже имели место!), писатель сказал, что «в той любви, которую проповедуют церковники, христиане, — огромнейшее количество ненависти к человеку». Как такие разные, можно сказать, диаметрально противоположные взгляды уживались в одном человеке — загадка почище Бермудского треугольника. Однако уживались. Кстати, Горький был одним из тех, кто подписал письмо с просьбой уничтожить храм Христа Спасителя. В общем, что-что, а христианское смирение было Горькому чуждо. Еще в 1917 г. в «Несвоевременных мыслях» он писал: «Я никогда ни в чем и не перед кем не каялся, ибо к этому питаю органическое отвращение. Да и не в чем мне каяться».

Кстати, противоречия Горького касались не только политических или религиозных взглядов. Так, Горький был очень не толерантен по отношению к гомосексуалистам. Он открыто выступал против них со страниц газеты «Правда» и «Известия». 23 мая 1934 г. Горький называет гомосексуализм «социально преступным и наказуемым» и говорит, что «уже сложилась саркастическая поговорка: «Уничтожьте гомосексуализм — фашизм исчезнет!».

Так в чем же противоречие? А в том, что в ближайшее окружение «пролетарского писателя», ратовавшего за чистку рядов от гомосексуалистов, эти самые гомосексуалисты чудным образом входили. Если не касаться творческой среды, в которой гомосексуализм был явлением если не обычным, то распространенным (Эйзенштейн, Мейерхольд), можно сказать о зампреде ОГПУ Генрихе Ягоде, с которым Горький тесно общался. Ягода писал Сталину докладные записки о том, что «педерасты развернули вербовку среди красноармейцев, краснофлотцев и отдельных вузовцев», при этом сам был не чужд осуждаемому явлению, устраивал на своей даче оргии, а после его ареста среди вещей бывшего зампреда ОГПУ был обнаружен фаллоимитатор.

Несмотря на все это, вклад Горького в организацию литературного процесса в стране Советов невозможно отрицать. Он издавал журналы, основывал издательства, проектом именно Горького был Литературный институт. Именно на квартире Горького, в особняке Рябушинского, был придуман термин «социалистический реализм», в русле которого развивалась советская литература. Горький также возглавлял издательство «Всемирная литература» и выполнял роль своеобразного культурного «окна в Европу» для советских читателей. Но и здесь все не так однозначно. При всех этих несомненных заслугах Горького, нельзя также не отметить его негативной роли в деле оправдания репрессий сталинского режима.

Он был редактором объемной книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина», изданной в 1934 г. В ней Горький открыто не скупится на похвалы: «…это отлично удавшийся опыт массового превращения бывших врагов пролетариата… в квалифицированных сотрудников рабочего класса и даже в энтузиастов государственно- необходимого труда… Принятая Государственным политуправлением исправительно- трудовая политика… еще раз блестяще оправдала себя».

Кроме того, Горький одним своим присутствием на советском литературном Олимпе оправдывал проводимую Сталиным репрессивную политику. Он был всемирно известным писателем, к которому прислушивались и которому верили.

Так что же это за явление — Максим Горький? Обычный человек, в котором намешано и черного, и белого, и плохого, и хорошего? Или просто бесхребетная личность, которая, как флюгер, поворачивалась туда, куда дул ветер политики, перемен, моды и т.д.? А, может, он просто обыкновенный банальный конформист? Или просто равнодушный человек, абсолютно не имеющий собственного мнения или менявший это мнение, как перчатки? Или просто желающий выжить любой ценой в государстве, которое само было одним большим парадоксом?..

По материалам Алексея Рудевича