Между двух огней

После двухэтапного духовно-мировозренческого переворота, - я имею в виду революции 1917 и 1989-1992 гг., - культурообразующая мысль в России застыла на краю пропасти. Дальнейшее продвижение по пути «прогресса», который нам последние двадцать лет столь упорно навязывают всевозможные витии либерально-эгалитарного освобожденчества, ведет нас к потере собственной идентичности и к быстрому угасанию на задворках всемирной антихритианской империи, имя которой социально-нравственный глобализм или Вавилон духовный. С этим «зверем из бездны» всякий не лишенный сердца и разума человек давно уже разобрался: выключил телевизор, перестал брать в руки желтую прессу по типу «МК» и «Метро» и приступил к штудированию историко-патриотической и свято-отеческой духовной литературы.

Однако и в клане думающих и остро чувствующих людей, к сожалению, не все так радужно. Одни, увлекшись соблазном мысли о былом и возможном в будущем всемирном могуществе России, готовы, слегка приспособив Православие к нуждам сегодняшнего дня, встать на широкий путь всероссийской модернизации, проводя ее, если это понадобится, пусть даже трижды Сталинскими методами. Другие же, резко сменив марксистско-ленинскую идеологию на недобитую, православную, но, оставшись по существу все теми ж большевиками, прямо-таки с сатанинской прытью готовы выплеснуть с грязной водой заблуждений своих разнесчастных отцов и дедов живого ребенка их непростой, несколько заплутавшей в двухсотлетнем «гуманистическом тумане» мысли. А в результате, и те, и другие, страстно желая блага себе и своей отчизне, своими прямолинейными и зачастую по духу явно не православными умозаключениями только усугубляют философски-мировоззренческий кризис русской культурной мысли.

Приведу пару конкретных примеров.

Всеми нами глубокоуважаемый публицист, историк, литературный критик, долгое время бессменно возглавлявший, так называемое, патриотическое крыло советской литературы, - Вадим Валерьянович Кожинов. Невозможно перечислить всех исторических и литературоведческих заслуг этого поистине возрожденческого человека в нашей русской культуре конца XX – начала XXI веков. Достаточно назвать хотя бы следующие его «открытия»: возвращение исторической справедливости во взгляде на роль св. Иосифа Волоцкого в деле становления русской святости1, прояснение места Петра Яковлевича Чаадаева в развитии русской философской мысли первой половины XIX века, обеление образа незаслуженно очерненных в сознании постсоветского человека, так называемых, «черносотенцев»2. И, тем не менее, будучи, как я уже заметил, всесторонне образованным и глубоко мыслящим литератором, но, к сожалению, являясь по существу абсолютно не воцерковленным человеком, В.В. Кожинов довольно часто допускал в своих культурологических исследованиях, мягко говоря, неточности богословского, а значит и общемировоззренческого бытийственного характера.

Так, скажем, в статье «Соборность лирики Ф.И. Тютчева», книга «Победы и беды России», он вроде бы абсолютно справедливо отмечает: «… соборность рождается только при совершено свободном, ничем не связанном и не ограниченном самораскрытии личности. Такова соборность общей молитвы, (выделено самим В.К.), в которой отдельные люди сливаются воедино отнюдь не потому, что подчиняют себя каким-либо лежащим все их личности стремлениям; каждый обращается к Богу как раз из самой глубины своей личности, и полнота слияния, единство молящихся определяется вовсе не их подчинением «общему», но, напротив, полнотой их всецело личного самораскрытия перед высшим (а не «общим») началом»3.

Все вроде бы очевидно. Во всяком случае, подобное определение соборности легко и свободно ложится на душу истосковавшегося по всевозможным свободам интеллигента-неофита, для которого, что иудейская, что буддийская, что православная молитва, - все едино. Но дальше следует еще более интересное уточнение: «Есть точка зрения, согласно которой соборность, определяемая в этом духе, есть именно только религиозное (и церковное) понятие. Но это верно лишь в том отношении, что соборность выступает в жизни Церкви с наибольшей ясностью и чистотой. Вместе с тем соборность может воплощаться и в иных актах поведения объединившихся людей – в подвигах, совершаемых во имя Отечества, или ради торжества справедливости, или в целях освоения еще не подвластных человеку пространств мира и т.д.»4 В строительстве коммунизма, например. Или в возрождении былого общественно-политического могущества России трижды Сталинскими методами. А то и в деле построения какой-то иной Вавилонской башни, скажем, в возведение общемировой глобальной империи всеобщего благоденствия с царем Антихристом во главе ее.

Как мы видим, непонимание сути Вселенского Православия, минутное забытье роли тысячелетнего воспитательного процесса народа в духе Христовой истины, поневоле приводит автора внешне прекраснодушных мыслей к соломоновым столпам оправдания любой всеобщности, лишь бы она проистекала свободно и исходила как бы изнутри самой автономно самоопределяющейся личности. Применительно к нашим дням тезис Вадима Валерьяновича о некой внутренней глубине, на которой происходит слияние многих воль в единую, в так называемую, «мирскую соборностью», давным-давно используется либеральными идеологами для направления потока жизни в нужном им направлении. После семидесятипятилетней зачистки по-настоящему стойких в Православии христиан, оказалось достаточным обрушить на остальных, тупо воспитанных в атеизме, мутный поток всевозможных вер, правд и сокровенных знаний, - и внутри свободно самоопределяющихся общечеловеков возникнет такая муть духовная, что ни один из нынешних «соборян» просто не разглядит разницы между Христом и Его противником, - антихристом. Так что, согласно логике В.В. Кожинова, сам собою напрашивается вывод: у кого в руках телевизор, кто незаметно для окружающих может внедрить в сознание обывателя ту или иную как бы ему самому пришедшую в голову идею, тот и гарант соборности!

И примеры подобных кульбитов мысли, встречающихся в сочинениях маститого литератора, можно множить и множить.

Так, в статье ««Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского» из книги «Победы и беды России» В. В. Кожинов ставит в заслугу великому писателю-гуманисту то, что герои его романа «живут в прямой соотнесенности с целым миром, с человечеством – и не только современным, но и прошлым и будущим. Конечно, и Раскольников и Мармеладов не перестают от этого жить в своих каморках…. Но все их поступки и переживания определяются в конечном счете стремлением утвердить и понять себя не в этом узком мирке, но в целом мире, в строе общечеловеческой жизни, во вселенной»5.

Как известно, все новозаветные, а так же ветхозаветные праведники, начиная от Адама и до наших дней, всю свою жизнь (ходили) перед лицом Божиим, но не общечеловеческим, и только этим хождением по узким путям Господним и определяется в конечном счете их вселенская заслуга перед человечеством. А если бы, скажем, тот же Ной, подобно героям Ф.М. Достоевского, все свои мысли и чувства проверял бы общечеловеческим по тем временам мерилом, то после Вселенского Потопа, говоря словами Уильяма Фолкнера, «всплыли бы одни утюги»….

Выходит, вся общечеловеческая значительность Ф.М. Достоевского (если она и впрямь всецело определяется дифирамбами маститого литературного критика-атеиста) весьма и весьма сомнительная с Библейской точки зрения. Боюсь, что вообще подобная внутренняя установка любого писателя-гуманиста решать хоть какие ни на есть высокие вселенские вопросы, ходя не перед лицом Божиим, но перед абстрактом мысли Вселенского человечества, в пределе своем равна полному абсолютному безверию, а у христиански позиционирующего себя писателя – скрытому антихристианству. Ибо чему еще, если не подспудной проповеди антихристианства может содействовать общечеловеческая значительность того или иного произведения искусства, если на устах у его автора сладчайший Иисус Христос, а в сердце не узкий тернистый путь, предуказанный нам Спасителем, но общечеловеческие, прямо-таки вселенские театрально-киношные подмостки?!

Вот почему, естественно, многие молодые писатели-неофиты, чуя в книгах Вадима Кожинова вышеописанные подмены, но, не имея достаточного философско-мировоззренческого инструментария, чтобы, как следует, отделить явные положительные заслуги автора от его прямо-таки вселенских заблуждений, предпочитают вообще отмахнуться, как от всего его творческого наследия, так и отнего самого, как личности. То есть, с грязной водой подмен, которые являются неизбежным следствием догматической некомпетентности атеистически мыслящего писателя, дерзают выплеснуть из «корыта» русской литературы и его явные литературоведческие заслуги. Что, безусловно, ведет к обеднению всей русской культуры в частности, но, что самое страшное, - к выхолащиванию души самих горе-ниспровергателей, а значит и к усугублению философски-мировоззренческого кризиса русской культурной мысли в ближайшем обозримом будущем(!).

Приведу конкретный пример.

В 2006 году в Москве вышел трехтомник Н.П. Ставрова «Вторая Мировая – Великая Отечественная». С первой страницы своего довольно объемистого труда автор открыто позиционирует себя православным христианином. Уже в эпиграфе к трехтомнику стоят цитаты их Апокалипсиса Иоанна Богослова и Евангелия от Матфея. Дальше – больше: обладая поистине огромным объемом знаний, уверенно оперируя уже хорошо известной или только впервые просачивающейся сквозь сито всевозможных спецслужб информацией, Николай Ставров пытается нарисовать объемную панораму многовековой борьбы «мировой закулисы» против России как носительницы Вселенского Православия. Книга написана живо, неравнодушным сердцем, автор по-настоящему болеет за свой народ и истово пытается заразить тревогой и болью за будущее России и всякого, не равнодушного к судьбам страны читателя.

Я не стану анализировать весь трехтомник, потому что это дело довольно хлопотное, да и не входит в задачу моей короткой статьи; скажу только, что книга, действительно, заражает: во многих местах заставляет сжимать кулаки и трепетать сердце. Один мой сочувствующий православию знакомый, прочитав трехтомник, решительно заявил при встрече:

- Льва Толстого я тут же вынес на помойку. «Тихий Дон» собираюсь. Да и вообще, все чаще поглядываю на книжные полки, кого бы еще мне вынести?

И при этом, что самое любопытное, он даже не заикнулся пусть бы о самых скромных, но положительных религиозных намерениях, возникших-де у него по прочтении более чем 1700-страничного фолианта Н.П. Ставрова. Не появилось у него ни желания причаститься, ни - воцерковиться, ни - хотя бы уж лишний раз лоб свой высокоумный перекрестить.

Не знаю, как Вас, дорогой читатель, но лично меня подобная реакция на прочитанный трехтомник(!) православно позиционирующего себя писателя несколько настораживает.

Автор, пишущий о великой брани, постоянно ведущейся христианами против «начал, властей, мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных»6, ничего другого кроме, как революционной чистки всех твоих книжных полок вдумчивому читателю не предлагает. В интересующем же нас вопросе, - я имею ввиду отношение Н.П. Ставрова к творчеству В.В. Кожинова, - с чисто большевистской удалью выносит в сноски: «…Пришвин заносит в тот же дневник: «Я стараюсь разглядеть путь Коммунизма и, где только возможно, указать на творчество, потому что если даже Коммунизм есть организация зла, то есть же где-то, наверное, в этом зле поток и к добру: непременно же в процессе творчества зло переходит в добро». – Пришвин, действительно, «нашел путь»: пришвинские рассказы «ребятам о зверятах» печатались в СССР многомиллионными тиражами. Эта диалектическая формула о «переходе зла в добро» - кратчайшее выражение масонской философии так впечатлила историка В. Кожинова, что он посвятил доказательству тезиса о достижении добра через зло целый трактат – «Россия. Век XX»»7.

Начну с дневниковой записи М.М. Пришвина.

Лично я с этой фразой Михаила Михайловича не знаком, только думается мне, что для домашнего пользования, в дневниковых записях, человек, считающий, что «коммунизм – есть организаций зла», писать это слово с прописной буквы вряд ли станет. Но если даже допустить, что он, под тем или иным предлогом, написал так, как это воспроизведено в сноске Н.П Ставрова, то дальнейшая, выделенная петитом фраза русского писателя-затворника, пусть и не совсем точна с точки зрения ортодоксального Православия, зато явно не так уж и однозначно масонская по своему внутреннему содержанию.

Источником всякого творчества на земле, как это считает ортодоксальное христианство, является Сам Господь. Сатана может лишь искривлять, пародировать, с нашей, людской, естественно, помощью всякий раз извращая Добро во зло. Но через нас же, пока мы люди, а не оголтелые служители преисподни, Господь постоянно творчески и преобразует злобные начинания «князя мира» сего в Добро. Поэтому фраза М.М. Пришвина: « … есть же где-то, наверное, в этом зле поток и к добру: непременно же в процессе творчества зло переходит в добро», - абсолютно православна по своему духу. В этой фразе заключена пусть и не явно выраженная христианская надежда атеистически мыслящего писателя на должное непременно быть в процессе Божьего творчества преображения зла в Добро. Единственная ошибка М.М. Пришвина заключается в том, что это Божье преображение зла в Добро происходит не где-то там, на невидимом, скажем, «астральном» плане, но непосредственно здесь и сейчас, в наших земных зачумленных исковерканных злом живых человеческих душах. И вот, исходя из этого, возможно, только интуитивного прочувствованного, зато абсолютно точного, - с точки зрения Православия, - понимания творческого преображения зла в Добро, великий писатель и выбрал единственно возможный для себя путь диалога с молодыми читателями России в условиях становящегося коммунистического режима. Так, наряду с сознательно не печатавшейся по идеологическим соображениям с августа 1924 по январь 1990 года гениальной повестью для взрослых «Мирская чаша» начали появляться его всенародно любимые рассказы «ребятам о зверятах».

Только что же в этом дурного, спрашивается?

Воспитывать малышей в духе любви к природе, научить их видеть красоту Божьего мира вокруг и внутри себя, - это ли ни задача для православно позиционирующего себя писателя? Именно так, постепенно и незаметно, усилиями М.М. Пришвина и других, столь презираемых Н.П. Ставровым писателей, Добро и входит в наш грешный мир, преображая его изнутри сердечной, прорываясь сквозь железобетонный панцирь любой мертвящей идеологии.

Напомню, что Пришвину, когда он всерьез засел за свой всенародно-любимый цикл детских рассказов «ребятам о зверятах», было уже далеко за пятьдесят(!). Писатель же не только не покинул, - хотя и мог! - свою разнесчастную родину ради куска хлеба насущного на Западе, но и не перешел на службу «организации зла», которая, прямо скажем, всячески прикармливала в те непростые, зачастую голодные годы всех талантливых, но не очень разборчивых в идеологическом смысле художников.

Вот и спрашивается: так зачем же тогда и по какому праву в этой короткой сноске, вылито столько яда и мимоходом, с брезгливой небрежностью, высказано столько высокомерно полупрезрительного отношения к настоящему мужественному писателю, лучшие свои годы протерпевшему в деревенской глуши России, на задворках большой советской империи?

Боюсь, что подобный тон в разговоре вообще о людях, а уж, тем более, о твоих литературных предшественниках, - недостоин не только, что православно позиционирующего себя писателя, но и просто порядочного человека.

Что же касается В.В. Кожинова, пленившегося фразой М.М. Пришвина, то тут разговор особый.

Безусловно, подобный дуализм в сознании писателя-патриота, - а он явно просматривается в его эпохальной книге «Россия. Век XX», - не мог не привести как самого В.В. Кожинова, так и всех, наследующих ему писателей, к оправданию «зла во спасение» в любых его проявлениях: начиная от оправдания всякой революционной ломки жизни и заканчивая грядущей «модернизаций России» пусть даже трижды Сталинскими методами. Боюсь, что эта опасная, день ото дня набирающая силу тенденция в нашей около православной патриотической публицистике, – одна из самых тревожных: мало того, что она явно языческая по сути; но и по результатам своим, если она, не дай Бог, возобладает в сердцах постсоветских граждан, станетокончательно погибельной для России! Являясь следствием полной невоцерковленности В.В. Кожинова, соблазн мысли «зла во спасение» только лишний раз умудряет нас, как опасно, оказывается, едва ли не всю свою творческую жизнь изучать русскую духовную литературу исключительно в умозрительно-философском смысле, но так и не встать на всячески ею благовествуемый спасительный христианский путь.

И, тем не менее, пусть и неудавшаяся попытка В.В. Кожинова разглядеть в семидесяти пяти годах становления коммунизма размывающие его изнутри потоки добра и света, - вполне православная по духу своему задача. А вот огульное и, зачастую, малоубедительное, как в случае с М.М. Пришвиным, осуждение едва ли невсех твоих писателей-предшественников, - чем, собственно говоря, на протяжении всего своего объемистого трехтомника и занимается Н.П.Ставров, - задача явно не православная и, говоря словами В.И. Ленина, «не человеческая».

И тут мы подходим к главному нерву моей статьи.

Для того, чтобы до конца понять всю глубину ответственности, ложащуюся на плечи писателей, заявляющих себя православно мылящими людьми, особенно, в наше время, попробую опереться на Библейскую традицию.

Все, безусловно, прекрасно помнят ветхозаветную историю избрания Богом Авраама. Отец всех верующих, как ветхозаветных праведников, так и евангельских христиан, родился в семье потомков Ноя уже после того, как «соборное человечество» в который уж раз позабыло единого Бога и начало поклоняться стихиям мира, то есть низринулось в магию и язычество. Единственное, что отличало будущего Божьего избранника от тысяч и тысяч верующих неправедно, - было его рождение в традиционно патриархальной семье, в которой не позабыли еще о почитании старших и о четкой иерархичности мира, плюс удивительная кротость самого Аврама, его абсолютная доверчивость гласу Божьему. Многобожник и идолопоклонник Фарра, отец избранника, выйдя из Ура Халдейского, где родился Аврам, поселился с семьею в Харране, городе жрецов-астрологов. Там, в Харране, Господь и призвал избранника своего к его будущему служению. Он сказал Авраму: «пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего (и иди) в землю, которую я укажу тебе; и Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословение; Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные.

И пошел Аврам, как сказал ему Господь…»8

Ни о каком споре Аврама с его кровным отцом, идолослужителем и многобожником Фаррой, в Библии не сказано ни полслова. Напротив, в истории с будущим «отцом всех верующих» вначале рассказывается о том, когда и в каком возрасте умер Фарра, кровный родитель избранника Божьего, и только уже потом повествуется о призвании непосредственно самого Аврама. Одним словом, Аврам тихо-мирно похоронил отца своего в Харране, и только уже потом пошел за призвавшим его Господом в «землю обетованную». Скорее всего, именно в силу своего мирного незлобивого кроткого отношения к своему земному, отнюдь не праведному родителю, Аврам и стал тем самым Авраамом, которого представители трех мировых монотеистических религий, иудаизма, мусульманства и христианства, всегда почитали и до скончания мира будут почитать своим отцом духовным.

Целью моей статьи отнюдь не является разобраться в вопросе, представители какой их трех мировых религий более полно и глубоко наследуют Аврааму. Важно, что все они, - и иудеи, и мусульмане, и христиане, - внутренне признают отношение Божьего избранника к своему неправедно верующему отцу, Фарре, как абсолютно правильное. А вот «правдивое» обнажение плоти отца своего, допущенное на пол- библейской страницы ранее третьим сыном праведного Ноя, Хамом, представители всех трех мировых монотеистических религий признают как душевно вредное, греховное. Поэтому нам, пусть внутренне и незрелым еще писателям, зато истово жаждущим послужить делу духовно-мировозренческого возрождения России, после семидесятипятилетнего атеистического пленения нужно с предельною осторожностью относиться к своим литературным предшественникам, душевно-культурным отцам и дедам, чтобы с прямо-таки сатанинской прытью как-нибудь не выпорхнуть из тысячелетней религиозной традиции и не превратиться, в конце концов, в революционеров духа, - в одержимых идеей Хамов, в православных большевиков.

Можно только себе представить, куда и в какие низины духа качнется маятник русской цивилизации после ее сегодняшней, демократически-либеральной фазы, если простые люди за хлесткими словесами «истинно православных» авторов, в конце концов, разглядят лишь давным-давно уже всем обрыдшую большевистскую одержимость да заидеологизированность, но не приметят ни настоящей глубины понимания жизни, ни милосердного отношения к окружающим, ни терпеливого жертвенного желания послужить своему отечеству, ни, наконец, любви.

Тогда Россия в очередной раз перевернется….

И в том, уже самом последнем броске в «свободу», - в после атеистический, прямо-таки антихристианский антитеизм будем виноваты и мы с вами, дорогие друзья писатели. Потому что открытые богоборцы (витии душевно-духовного раскрепощения) с одной стороны, а мы с вами, псевдоправославные Аники-воины, – с другой, - уже сегодня вполне готовы(!) загнать русский народ в духовно-мировозренческую погибель. И уж это нам не простится ни в этом веке, ни в будущем.

Да не будет так.

Январь-февраль, 2011 г.

1 С легкой руки либерально мыслящих историков религии, Г.П. Федотова и И.М. Концевича, св. Иосиф Волоцкий до сих пор в учебниках для духовных школ России преподносится чуть ли не как могильщик всей нашей средневековой русской святости. Поставив ему в вину слишком близкие отношения с царской властью, найдя корень всех бед монашества тех и последующих времен в симфоническом единстве светской и духовной властей в России, либеральные историки церкви договорились до того, что сделали св. Иосифа Волоцкого «непримиримейшим» врагом, так называемых, «нестяжателей», и в первую очередь св. Нила Сорского. «Не приметив» многолетней дружбы этих двух святых, - достаточно сказать, что св. Нил Сорский дважды от руки переписал фундаментальный труд св. Иосифа Волоцкого «Просветитель», - около церковные либералы навязали РПЦ свой, исключительно демократический взгляд о якобы пагубности симфонического единства царской и духовой властей в России, о ее якобы дурном влиянии на внутреннее монашеское духовное делание. Так что, если бы не атеист В.В. Кожинов, очистивший историю отношений святых Нила Сорского и Иосифа Волоцкого от либеральных идеологических наслоений конца 19 – начала 20 веков, боюсь, что в наши дни могла бы уже всерьез идти речь о деконанизации последнего. Со всеми вытекающими отсюда, как для развития страны, так и для становления самого монашества последствиями. Благо, Кожинов «подкачал». И хотя он, будучи патриотом-атеистом больше думал, конечно, об укреплении светской власти в стране, чем о каком-то там странном монашеском делании, но в результате его исследовательских работ вновь возникающему монашеству не позволено было растечься в бесконечных мечтаниях о духовном (компьютерном) возрождении вне конкретных физических послушаний и боли за свой народ.

2 Наряду с исторически точным взглядом на роль, так называемых, «черносотенцев» в предреволюционные и революционные времена, - книга ««Черносотенцы» и революция», - вдруг, на страницах той же книги, как только В.В. Кожинов пытается перейти от описания рев.процесса к его историко-философскому осмыслению, происходит невероятное: вдумчивый, мудрый автор, кропотливо и всесторонне исследующий историю, как бы в один момент превращается в малое дитя. И вот мы уже читаем, что революция в России, оказывается, явилась следствием слишком бурного материального развития страны в предреволюционные годы(!?). Спрашивается, а почему же тогда она не произошла у нас в России лет эдак на 500 раньше, во времена, скажем, Ивана Грозного, когда страна увеличилась за коротко время царствования Иоанна IV чуть ли ни вдвое? Или немного позже, во дни, так называемой, Великой смуты, когда в результате польско-литовской интервенции нам настоятельно (в том числе и с помощью оружия) навязывалось перейти на управление по конституционному образцу на манер Польско-Литовского государства. А народ взял да и ответил на этот заманчивый средневековый либеральный вызов всеобщим «черносотенным» подъемом с дальнейшим избранием на вечные времена на царство Самодержавного монарха новой русской династии Романовых. Выходит, что более правы в оценке исторических событий времен первой русской революции 1917 года все те же недобитые православные, которые главный корень всех бед, свалившихся на страну, видят не в том, что, говоря языком пословицы, «с жиру-де все сбесились», но - в апостассии: в медленном постепенном религиозном охлаждении народа и в его повсеместном отхождении от Бога. Так в конце лета 1919 года один из непримиримейших борцов за чистоту Православной веры, будущий исповедник, архиепископ Федор (Поздеевский) говорил: «Тот, кто думает, что советская власть недолговечна, - ошибается. Эта власть – всерьез и надолго, потому что ее поддерживает большинство народа. Если вообще когда-либо произойдет замена этой власти другою, то это может случиться очень не скоро, через несколько поколений, и только тогда, когда ее руководители оторвутся от народа». (Последнее следственное дело архиепископа Федора (Поздеевского). М. 2010. С.212.) Как мы видим, и диагноз, и развитие болезни поставлены абсолютно точно, вплоть до времени и возможных методов грядущих перемен в стране.

3 Кожинов В.В. Победы и беды России. М. 2006. С. 167.

4 Кожинов В.В. Там же. С. 167.

5 Кожинов В.В.Там же. С. 264.

6 Еф. 6, 12.

7 Ставров Н.П. Вторая мировая - Великая отечественная. М. 2006. Т.З. С. 524.

8 Бытие, 12-1 – 12-4.