Тому, кого карает явно… Пушкин и Николай I

Как это важно, что мы знаем Пушкина в лицо, что помним день его рождения. Конечно, это ничтожно по сравнению с серьёзным осмыслением пушкинского наследия. Но как не дай Бог нам впасть в забвение. Такая память важна, конечно, не для Пушкина. За последние двести лет Россия несколько раз тянулась к Пушкину. Самый яркий пример — открытие московского памятника поэту, которое превратилось в невиданный фестиваль русской литературы, именно тогда прозвучали незабываемые речи Достоевского, Тургенева, Островского… Другое пример — 1937-й год, когда отмечалось столетие дуэли и смерти Пушкина. Скорбная дата стала поводом для того, чтобы превратить русскую классику в чтение миллионов. В ХХ веке это был необходимый шаг.

Арсений Замостьянов

Александр Сергеевич Пушкин — человек николаевской эпохи. Многим известно шутливое признание из письма к жене: «Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвёртого не желаю; от добра не ищут». Шутка, но в ней намёк. Всё здесь — правда, и линия поведения определена чистосердечно.

Император Павел действительно видел будущего поэта трехлетним ребенком. С Александром Пушкин и впрямь пытался воевать — с юношеской пылкостью. И неудивительно, что тот молодого поэта «не жаловал». А с Николаем Пушкин почти сроднился, хотя и не всё в их взаимоотношениях было безоблачным. И это — вплоть до оттенков — чувствуется в мимолётном эпистолярном рассуждении.

Начало царствования Николая Павловича известно всем — настолько трагическим оно было. Путаница с престолонаследием, интриги, наконец, вооружённый мятеж декабристов. Чтобы утвердиться на престоле, младшему брату Александра и Константина пришлось проявить решительность и жёсткость. Несомненно, политический климат переменился: от Александра таких действий ждать не приходилось. Сегодня для нас не секрет, что Николай Павлович вовсе не был капралом на троне. О власти, о государственном устройстве он рассуждал со знанием дела. Был готов к дискуссии, к демонстрации собственных принципов. Понимал, что за ним стоит многовековая идеология, чувствовал ответственность. Пушкин вполне осознанно предпочитал его Александру, которого считал двуличным и вялым. В Николае чувствовался русский дух — царский, петровский…

И Пушкин приветствовал царя стансами, которых от вольнолюбивого поэта не ожидали:

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни:

Начало славных дней Петра

Мрачили мятежи и казни.

Стихи, конечно, не прямолинейные, есть в них и призыв к милосердию, к освобождению узников. Но… Шевырев вспоминал: «После неумеренных похвал и лестных приемов охладели к нему, начали даже клеветать на него, взводить на него обвинения в ласкательстве, наушничестве и шпионстве перед государем».

Худ. Е. А. Устинов. Графика. 1938 г.

Пришлось объясняться со щепетильниками. Объяснительное стихотворение вышло ещё глубже первых стансов. Тут политической мудрости на сто трактатов. Более убедительного сочувственного объяснения николаевской политики и вообразить нельзя:

Нет, я не льстец, когда Царю

Хвалу свободную слагаю:

Я смело чувства выражаю,

Языком сердца говорю.

Его я просто полюбил:

Он бодро, честно правит нами;

Россию вдруг он оживил

Войной, надеждами, трудами.

О нет, хоть юность в нем кипит,

Но не жесток в нем дух державный.

Тому, кого карает явно,

Он тайно милости творит…

Расшифровывать поэтические строки не всегда нужно. Но эта мысль, пожалуй, требует пояснения. «Тому, кого карает явно…». Кого к тому времени успел покарать Николай Павлович? Ответ самый банальный: вождей декабрьского восстания. Жестокая по тем временам кара, она накрепко запомнилась пушкинскому поколению. Но какие «милости» сотворил император казнённым и сосланным декабристам? Значит, Пушкин под объектом «кары» имел в виду широкое обобщение. Тут — не только непосредственные участники мятежа. Предположим, Пушкин подразумевает всё сообщество вольнодумно настроенных дворян, забурлившее «непоротое поколение». Николай после декабря проявил строгость к этим людям…

В чём же милость? Быть может, Пушкин намекает на парижскую гильотину? На революционный террор? Во Франции тоже всё начиналось с аристократической фронды, с прогрессивных политических прожектов. То есть Николай, расправившись с «крамолой», упредил якобинское и бонапартистское развитие событий. Робеспьеровский сценарий, несомненно, уничтожил бы русское дворянство под корень. А, значит, действительно, «втайне милости творит».

А вообще, послание «Друзьям» — настоящий шедевр политической лирики. А политика Пушкина всегда остро интересовала, он не считал её чем-то антипоэтическим.

Впору вспомнить, с чего начинался «роман» дворянина Александра Пушкина с императором Николаем Павловичем.

худ. Петр Кончаловский. «Пушкин в Михайловском»

11 мая 1826 года Пушкин решился написать новому императору просительное письмо:

«Всемилостивейший Государь!

В 1824 году, имев несчастие заслужить гнев покойного Императора, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства.

Ныне с надеждой на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твёрдым намерением не противоречить моими мнениями общепринятому порядку (в чём и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею просьбою…

Здоровье моё, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в чём и представляю свидетельство медиков. Осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать или в Москву, или в Петербург, или в чужие края».

И затем, на отдельном листочке, сделал приписку:

«Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь ни к каким тайным обществам, под каким бы они именем не существовали, не принадлежать; свидетельствую при сём, что и ни к какому тайному обществу таковому не принадлежал и не принадлежу, и никогда не знал о них».

Дело сдвинулось. И 18 сентября 1826 года в московском Чудовом монастыре император удостоил Пушкина личной аудиенции. Место для встречи избрали, конечно, удивительное. И для Пушкина особенно важное: ведь отсюда он поведёт строй своей трагедии — «Бориса Годунова». Тени Отрепьева и царя Бориса витали над кремлёвским монастырём. Содержание той встречи сохранилось в пересказах и пересудах, самых разнообразных. От монархического до бунтарского варианта трактовки. Истина где-то посередине. Но, кажется, собеседники не были разочарованы друг другом.

Сохранилось свидетельство, что после той встречи в Чудовом монастыре Николай I сказал Блудову:

— Знаешь, что нынче я говорил с умнейшим человеком России?

— С кем же?

— С Пушкиным.

В демократической литературной критике ещё с XIX века утвердился карикатурный образ Николая Павловича — диктатора, лицемера, солдафона. Несправедливое упрощение. Да и возникла эта традиция только потому, что император скончался не в зените славы, а во дни поражений русской армии в Крыму.

Новый государь — Александр II — колебался между сыновними чувствами и желанием показать себя другим, непохожим на отца. Цензура смотрела на критику предыдущего императора сквозь пальцы — и вольнодумцы воспользовались этим незамедлительно. Но есть и другая крайность: Пушкина изображают сверхлояльным, экзальтированным вельможей, а Николая — его «обожаемым отцом». Тут вспоминается филиппика Марины Цветаевой:

Бич жандармов, бог студентов,

Желчь мужей, услада жен,

Пушкин — в роли монумента?

Гостя каменного? — он,

Скалозубый, нагловзорый

Пушкин — в роли Командора?..

Ох, брадатые авгуры!

Задал, задал бы вам бал

Тот, кто царскую цензуру

Только с дурой рифмовал.

Действительно, благонамеренный подданный из Пушкина не выйдет. Они вообще, по большей части, существовали в воображении официальной прессы — эти винтики из схемы «Православие, самодержавие, народность».

Пушкин и царь просто начали сотрудничать. Вскоре после московской встречи он получил письмо. «Его императорскому величеству благоугодно, чтобы Вы занялись предметом о воспитании юношества. Вы можете употребить весь досуг, Вам предоставляется совершенная и полная свобода, когда и как представить Ваши мысли и соображения; и предмет сей должен представить Вам тем обширнейший круг, что на опыте видели совершенно все пагубные последствия ложной системы воспитания», — писал поэту Бенкендорф 30 сентября 1826 года. И неплохая вышла записка — «О народном воспитании», хотя Пушкин и не горел желанием приступать к такой работе…

худ. Китаев А.В. «Пушкин и Бенкендорф»

Император выступал в роли личного цензора. Вроде бы — почётное положение для поэта. Но действовать приходилось через Бенкендорфа. Фактически именно последний стал цензором Пушкина. А это уже, по меньшей мере, двусмысленный оборот. Все публикации пробивались с трудом — даже самые невинные. Нелёгкой была печатная судьба «Бориса Годунова», «Медного всадника», «Дубровского»… То есть идиллическая картинка тут явно не получается.

Но подавно несправедлива демонизация Николая. Его ведь чуть ли не объявляли истинным убийцей Пушкина! А Пушкин был человеком николаевского времени. Такие явления не возникают «вопреки» государству. В истории они стоят рядом. Врагами не были. И в кованой поступи Медного всадника Пушкин видел не только угрозу, но и образ крепкого государства, которое считал пользительным.