А. И. Спиридович "Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов". Том третий. Главы тридцать третья и тридцать четвертая

Опубликовано 16.12.2016
А. И. Спиридович "Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов". Том третий. Главы тридцать третья и тридцать четвертая

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

- 27 февраля в Петрограде. - Бунт в Запасном батальоне Л.-Гв. Волынского полка. - Развитие солдатского бунта. - Разгром тюрем, поджог суда, баррикады. - Закрытие Гос. Думы. - Присоединение Г. Думы к движению. - Временный Комитет Гос. Думы. - Мероприятия генерала Хабалова. - Отряд полковника Кутепова и его судьба. - Планы офицеров Запасного батальона Л.-Гв. Преображенского полка. Сбор войск на площади Зимнего Дворца. - Действия Совета министров. - В квартире князя Голицына. - Военный миниигр ген. Беляев. - Генерал Хабалов. - В Градоначальстве. - В. К. Кирилл Владимирович. - Генерал Глобачев, его последний разговор с Протопоповым и конец Охранного Отделения. - Последнее собрание Совета министров в Мариинском дворце. - Устранение Протопопова Телеграмма Кн. Голицына Государю с просьбой уволить правительство и поручить сформирование новому лицу, пользующемуся доверием страны. - Совещание Голицына, Родзянко и В. К. Михаила Александровича и разговор последнего с Государем по проводу. - Ответ Государя. - Правительство перестает функционировать, министры разбегаются. - Работа отдельных министров.

В понедельник 27 февраля в беспорядках приняли участие солдаты, затем Государственная Дума и это обратило беспорядки сперва в военный бунт, а затем и в революцию. Так считают ученые.

Мы полагаем, что революция, которая в течение последних месяцев была у всех в умах, которую по-разному подготовляли очень многие, началась 23-го февраля.

27 числа она лишь приняла новую форму. Применение ружейного огня против толпы всегда производит сильное впечатление на солдат и на офицеров. Когда же стрелять приходится против невооруженной толпы, среди которой большинство просто зеваки, впечатление оказывается почти потрясающим. Вид безоружного противника, вид убитых и раненых из его рядов смущает солдата. Да правильно ли поступает начальство, приказывая стрелять? Да хорошо ли, что мы стреляем? Эти вопросы невольно приходят в голову солдата. Смущены бывают и офицеры, а отсюда и стрельба вверх и пальба холостыми залпами... И вот почему прекращение так называемых беспорядков не может быть подведено под один шаблон. Не может быть поручаемо лицу, не знакомому с общественными движениями, не знающему, что такое толпа с ее особой психологией. Это лицо должно быть специалистом в полицейско-административном деле в самом широком смысле слова. Только такой человек, имея за собою опыт службы и практики, может знать, когда и какой надо употреблять прием против демонстрантов, против толпы. Только он может решить правильно когда надо прибегнуть к крайнему средству, к огню. И он решает этот вопрос на месте, а не сидя в кабинете.

В Петрограде по чьей-то несчастной инициативе был выработан знаменитый план подавления беспорядков. Его и стали приводить в исполнение прямолинейно, по-военному, отстранив высшее полицейское начальство и ничего, кроме дурного, из этого не вышло. И самое решительное средство борьбы с толпой - стрельба, вследствие запоздалого (на целых два дня) его применения послужило не к прекращению беспорядков, а к обращению их в солдатский бунт, а затем и во всеобщую революцию.

Выше уже было указано, как стрельба учебной команды Павловцев повела к бунту четвертой роты. Быстрое вмешательство офицеров прекратило его. Много хуже произошло в учебной команде Запасного батальона Л.-Гв. Волынского полка. Накануне, 26 февраля, эта учебная команда энергично действовала в районе Знаменской площади и на Николаевской улице. В районе площади команда не раз стреляла по толпе. На Николаевской улице ст. унт. офицер Кирпичников задержал студента с бомбой и передал в распоряжение полиции. Вернувшись часам к одинадцати вечера в казармы, после целого дня столкновений с толпой, наслышавшись много агитационных фраз, словечек, просьб и увещеваний и со стороны рабочих и особенно со стороны женщин, которые просто прилипали к солдатам, упрашивая не прогонять и не стрелять, солдаты были смущены.

Особенно тревожно было во второй роте команды, где был Кирпичников. Не раз в последние дни он в разговорах возбуждал сомнение солдат - да правильно ли, что они идут против своих... Тихие разговоры велись ночью по кроватям, на нарах. Около кровати Кирпичникова собрались все взводные. Кирпичников уговаривал товарищей не выступать завтра против народа. Не стрелять. Довольно. Все согласились. Решили заявить завтра о том командиру 1-ой роты Дашкевичу. То был серьезный, суровый и энергичный офицер.

Что будет дальше - того не знал и сам Кирпичников.

27 февраля учебная команда поднялась раньше обыкновенного. Взводные веди агитацию по своим взводам. Солдаты соглашались слушаться во всем команду Кирпичникова. Он был фельдфебелем. Стали выстраиваться. Каптенармус притащил ящик с патронами.

Набили сумки, карманы. Кирпичников спросил: согласна ли команда слушать во всем его приказания. Отвечали - согласны. Стали приходить офицеры. Здоровались. Им отвечали, как всегда. Появился командир капитан Лашкевич. Поздоровался с Кирпичниковым. В ответ раздалось "ура" всей роты. Унтер-офицер Марков крикнул: мы не будем больше стрелять... Командир бросился к Маркову, тот взял угрожающе - "на руку". Рота замерла. Капитан выхватил из кармана копию телеграммы Государя о немедленном прекращении беспорядков и стал читать ее. Команда отвечала шумом. Кто-то кричал: - "Уходи от нас"... Все загудело, заорало... Били прикладами о пол... Кто-то выстрелил и убил капитана... Команда с шумом повалила во двор. Играли рожки горнистов... Гремело "ура"... Выбегали другие роты...

Офицеры батальона собрались у командира, полковника Висковского. Прапорщики Воронцов и Колоколов II доложили о случившемся. Командир растерялся. Не было принято никаких мер, не было отдано никаких распоряжений. К взбунтовавшимся даже никто не пошел. Вот как писал мне позже один из капитанов батальона, бывший тогда там:

"Командир батальона совещался некоторое время с адъютантом (капитаном Петрушевским). Несколько раз он выходил в комнату, где собрались гг. офицеры, но распоряжений не давал. Снова и снова он расспрашивал о случившемся. Были слышны голоса требовавших немедленных приказаний. На один из них он ответил вопросом: - что же делать?

- Вызвать пулеметную команду, вызвать Михайловское артиллерийское училище, - говорили офицеры.

"Одна деталь поражала: - все эти предложения исходили из уст младщих офицеров. Уже то, что они решились советовать командиру батальона было так неестественно и ненормально для нашей тогдашней военной жизни. Командир батальона не отвечал на все эти предложения. Помню, мне на предложение вызвать Пажеский корпус он сказал: - Голубчик, далеко.

"Между тем прибежавший уже в штатским костюме прапорщик Люба рассказал, что, после случившегося, команда была в беспорядке во дворе, не зная, что делать. - Это был наилучший момент для начала действий, но командир усмотрел в этом иную возможность. Он сказал, что не сомневается в верности своих солдат, что они одумаются и выдадут виновных. Время шло и ничего не предпринималось для подавления случившегося...

"Часов в 10 вбежавший в канцелярию батальона дневальный доложил, что Учебная команда выходит на улицу. Командир батальона предложил офицерам разойтись по домам. Сам он куда-то уехал.

"Офицеры собирались группами и расходились. Солдаты смотрели озадаченно. Всюду была необычайная предупредительность, но чувствовалось напряжение"... Так писал мне офицер очевидец. Опять свидетельство непригодности, растерянности старшего начальника.

Взбунтовавшиеся Волынцы, под командой Кирпичникова, направились снимать Преображенцев. Оттуда присоединилась часть 4 роты, под командой унтер-офицера Круглова. Из цейхгауза разобрали патроны, винтовки, четыре пулемета.

Подняли на штыки полковника, ведавшего нестроевыми частями полка, дослужившегося из солдат. Сняли часть Литовцев, часть 6-го Саперного батальона. Толпа росла, кричала, стреляла вверх.

К солдатам присоединялись случайные рабочие, всякий люд. Появилась музыка. Вооруженная толпа росла и становилась грозной. Кричали: "На Выборгскую, на Выборгскую, к Московцам!" И беспорядочный поток солдатской массы направился туда. Играла музыка, громыхали патронные двуколки, скакали впереди подростки. Не видно только было офицеров. Офицеры при начале бунта участия не принимали. Они должны были прятаться от разъяренной солдатской вольницы. Некоторые из них в тот первый день уже сделались жертвами "бескровной революции". Толпой уже командовал Круглов. С горящими глазами, похожий на Распутина, он импонировал толпе.

Около полудня толпа смяла наряд Московцев, что загораживал выход с моста на Выборгскую сторону. Здесь в цитадели большевиков, произошло окончательное соединение солдатчины с рабочими. Здесь на Выборгской с утра шли митинги и обсуждались вопросы как разнести полицейские учасгки, как привлечь на свою сторону солдат, а солдаты сами явились к ним!

Соединенные толпы солдаты и рабочих осадили казармы Московцев. Запасный батальон был выстроен во дворе. Часть солдат присоединилась к толпе. Офицеры отстреливались из пулеметов из военного собрания. Части удалось скрыться. Много убитых и раненых. Часть восставших атаковала бараки самокатчиков. Там велосипедисты, руководимые офицерами, блестяще и героически долго отстреливались. Толпа подожгла заборы, бараки. Погибло много там. Толпа разгромила полицейские участки. Подожгла их. Наконец, осадила знаменитую тюрьму "Кресты" и освободила всех арестованных. Преступники всех категорий увеличили революционную толпу.

С Выборгской стороны уже столь победоносная толпа направляется обратно к Литейному мосту. Освобождают арестованных из Дома Предварительного заключения, поджигают здание Окружного Суда на Литейном. Строят на всякий случай баррикаду на Литейном. Мешают прискакавшей пожарной команде тушить Окружной Суд. Но что же делать дальше? Кто-то кричит "В Думу, в Государственную Думу!". И революционный поток, бушующий уже несколько часов, беспрепятственно направляется к Таврическому Дворцу...

***

Указ о роспуске Гос. Думы был послан Родзянке поздно вечером 26 числа, а распубликован утром 27-го. Но правительство не приняло никаких мер к тому, дабы в Думу с утра никто не пропускался и чтобы не было допущено никаких около Думы манифестаций. Хабалов этого не понимал, градоначальник, по действиям, как бы не существовал, а старого и опытного полицейского генерала Вендорфа, знавшего какие принимались меры при роспуске первой и второй Думы видимо не считали нужным спросить.

Благодаря такой непредусмотрительности и бездействию Высших властей, с девяти часов утра в Г. Думу стали собираться депутаты. В комнате No 11 совершалось бюро Прогрессивного Блока. В кабинете Родзянки совещался Совет старейшин. Обсуждали, как отнестись к Государеву Указу. Было решено: Указу о роспуске подчиниться, считать Думу не функционирующей, но членам Думы не разъезжаться и немедленно собраться на частное совещание.

Такое иезуитское решение облетело Дворец и вышло за его пределы. Его и поняли так, что Дума Царского указа не признает, а потому и не расходится! Керенский дал электрический звонок для сбора депутатов в Большой зал заседаний. Крупенский, подбежав к Родзянке, советовал помешать затее Керенского. Родзянко приказал выключить звонок Большого зала. Депутаты приглашались на частное заседание в полуциркульный зал. Все взволнованы. Председательствует Родзянко. Произносили речи: Некрасов, Чхеидзе, Аджемов, Керенский, Милюков, Родичев и другие. Некоторые предлагали возглавить движение. Некрасов предлагал выбрать диктатором артиллерийского генерала Маниковского. Милюков рекомендовал осторожность и выжидать, что покажут события. Решили: выбрать пока Временный Комитет - "для водворения порядка в столице и для сношений с общественными организациями и учреждениями". То был второй революционный шаг Г. Думы. В Комитет выбрали весь состав бюро Прогрессивного Блока, усилив его Керенским и Чхеидзе. Ими социалисты накладывали руку на буржуазию.

Во время собрания узнали, что к Думе двигается вооруженная толпа. Началось смятение. Депутаты спешили скрыться; несколько человек выскочили в окна, в сад, и выбрались задними ходами за пределы Дворца. А толпа солдат, рабочих и всякого люда заполнила двор, смяла караул, убила его начальника и затопила лавой все помещения Государственной Думы...

Лишь некоторые депутаты, как Керенский, Чхеидзе и другие, казалось, были родственны этой нахлынувшей толпе.

По крайней мере, только у них нашелся общий язык с ней. Только они не боялись говорить с ней.

Государственная Дума сделалась одним из первых завоеваний революции. Подготовляя революцию уже много месяцев, Г. Дума стала ее первой жертвой. Теперь в Думу шел всякий, кто считал себя на стороне революции. Взбунтовавшийся солдат, солдат убивший своего начальника, распропагандированный партийный рабочий, интеллигент, мечтавший за рюмкой водки о революции, радикальный журналист, беспаспортный еврей, экзальтированные девицы, молодые люди всяких взглядов и возрастов, авантюристы разных марок и выпущенные из тюрем преступники - все стремились теперь в Государственную Думу. Дума стала штабом революции.

Знаменитый план охраны - Протопопова, Балка. Хабалова - провалился блестяще в то утро. Солдатский бунт не был предусмотрен планом. В нужную минуту у командующего войсками не оказалось под рукой ни войск, ни начальника для них. Уже к полудню два колоссальных городских района оказались полностью во власти революции. Кто-то подсказал Хабалову, что в Петроград приехал в отпуск энергичный полковник Преображенского полка Кутепов. Отыскав Кутепова, Хабалов поручил ему с отрядом из 2-х рот Преображенского полка, 2-х рот Кегсгольмского, 1-ой роты Стрелков, 1-го эскадрона 9-го Запасного Кавалерийского полка и 1-ой пулеметной роты, идти в район Гос. Думы, смирить бунтовщиков и восстановить порядок. (о Кутепове см. ldn-knigi)

После очень долгих сборов, отряд, наконец, сформировался и тронулся в путь. На углу Невского и Литейного проспектов некий полковник в Николаевской шинели дружески уговаривал Кутепова бросить это дело и вернуться с отрядом к Зимнему дворцу. Кутепов продолжал путь, дошел до казарм Литовского полка, пытался водворить там порядок, но успеха не имел. Пошли дальше. Сплошная толпа мешала движению отряда. Начались столкновения с толпой.

Пришлось стрелять. Из толпы отвечали выстрелами.

У Кутепова оказались убитые и раненые. У Кирочной и Спасской отряд окончательно потонул в толпе. Толпа засосала солдат. Подобрав раненых, Кутепов распорядился перенести их в ближайший госпиталь. Солдаты братались с толпой. Отряд рассеялся. Офицерам пришлось укрываться от разъяренной толпы. Сам Кутепов укрылся в одном из госпиталей. Его искали, но сестры не выдали. Отряд исчез бесследно. Хабалов много часов ждал донесений о действиях отряда. Они не приходили. Отправленный для розыска казачий разъезд сначала принес известие, что Кутепов просит подкрепления, а затем - что отряда нет, отряд исчез...

Хабалов растерялся окончательно. Отовсюду просили войск для охраны, а войск не было. Из стоявшего поблизости, на Миллионной улице, запасного батальона Преображенского полка шли нехорошие слухи. Молодые офицеры там были под большим влиянием Гос. Думы. Один офицер приходился племянником депутату Шидловскому, стороннику отречения Государя. Вести о волнениях в других батальонах, о волнениях в ротах, что стояли на Таврической улице, смущали молодежь.

Командир батальона, полк. князь Аргутинский-Долгорукий, не пользовался должным авторитетом у молодежи. По инициативе одного капитана офицеры решили вывести еще невзбунтовавшиеся роты на площадь Зимнего Дворца и уговорить придти на площадь батальоны остальных трех полков первой дивизии. Фантазерам рисовалось, что это будет отряд, который предложит правительству требования в духе пожеланий Г. Думы. Послали делегатов к Семеновцам, Измайловцам и Егерям. Миссия успеха не имела. Командир одного из запасных батальонов, выслушав делегата, протелефонировал в Штаб запасной гвардейской бригады и, узнав, что предложенный ему проект идет вразрез с приказаниями генерала Хабалова, категорически отказался от сделанного ему предложения.

Между тем Преображенцы, одна или две роты, вышли на площадь. Вскоре туда подошли две роты Гвардейского экипажа, которые были высланы В. К. Кириллом Владимировичем, думавшим, что войска собираются по приказанию генерала Хабалова. Подошел эскадрон жандармского дивизиона. Но старшего начальника не было. Никто не знал, что делать. Подъехал генерал-адъютант Безобразов. Поговорил с офицерами. Время шло. Было холодно. А какие-то темные личности в штатском шныряли между частями. Что-то разговаривали с солдатами. Замерзшие солдаты стали поворачивать. Приказаний нет. Начальства нет. Офицер-моряк, приведший роты Гвардейского экипажа, ушел. Скоро ушли и роты. Ушли в свои казармы и Преображенцы. Так кончился длившийся несколько часов этот странный эпизод фантастического плана, надуманного молодежью Запасного батальона Преображенского полка...

***

Правительство преступно бездействовало.

Около 11 часов утра, на квартиру кн. Голицына приехал возбужденный генерал Беляев и только, после его рассказа, что делается в городе, - премьер стал спешно созывать к себе Совет министров, но больше беспокоился о том, что к его квартире не присылают охраны. Собрались министры. Около 2 ч. приехал Хабалов. Он производил странное впечатление. Был перепуган. Голос дрожал. Руки тряслись. Жаловался, что войск нет. Все или бунтуют или колеблются.

Слух о приближении толпы заставил всех быстро разойтись. Решено было собраться после 3 часов в Мариинском дворце. Голицын просил Беляева помочь растерявшемуся Хабалову.

Беляев лишь теперь, благодаря военным бунтам, понявший, что происходит нечто серьезное, поехал в градоначальство, где был как бы штаб Хабалова. Там царили сутолока и растерянность. Командир всех запасных батальонов полковник Павленков объявился больным. Его должен был заменить Московского полка полковник Михайличенко. Беляев впервые увидел воочию, что нет начальника, который бы фактически командовал войсками. Только теперь военный министр увидел то, что уехавший в отпуск генерал Чебыкин не был заменен соответствующим старшим начальником!

Беляев вызвал начальника генерального штаба генерала Занкевича и объявил, что назначает его командиром всех действующих в столице войск. Ниже мы увидим его работу. Хабалов обиделся. В это время приехал В. К. Кирилл Владимирович. Он напал на Хабалова, что тот не дает никаких распоряжений, что делать с гвардейским экипажем? Хабалов оправдывался, что экипаж ему не подчинен. Великий Князь отозвал в сторону Беляева и стал убеждать его принять в Совете Министров меры - убрать Протопопова. Убеждал повлиять, чтобы Совет министров что-либо делал. В. Князь доказывал, что правительство бездействует, а революция разрастается. Беляев поехал в Мариинский дворец, куда должны были съехаться министры.

Великий же князь проехал в Гвардейский экипаж. По его приказу и были собраны две роты молодых солдат. Князь сказал патриотическую речь, разъяснил, что роты идут в отряд к Зимнему дворцу, пропустил их церемониальным маршем, поцеловал и перекрестил фельдфебеля Рыбалко и роты ушли. Мы уже знаем, как эти роты пришли на площадь, как мерзли там, не зная что делать, и как разошлись.

Охранное Отделение, по полному названию - "Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в столице" - помещалось на Мытницкой набережной, на Петербургской стороне, в особняке принца Ольденбургского. Там же была и квартира его начальника Глобачева.

Утром стали поступать сведения о военных бунтах. Утром же появился взвод зап. б-на Л. Гв. 3-го Стрелкового полка под начальством офицера. Офицер представился генералу и доложил, что прислан для охраны учреждения. Генерал спросил: если придется охранять от наседающей толпы, если придется стрелять, будут ли люди исполнять команду. Офицер ответил смущенно, что поручиться за исполнение такой команды он не может. Разговорились. Генерал поблагодарил офицера и отпустил взвод в казармы.

Офицеры, чиновники, канцеляристы, весь наблюдательный состав, все были наготове. Телефон работал и с разных концов города поступали самые тревожные сведения. Всюду бунты, революция.

Прекратились телефонные сообщения с полицейскими участками. После долгих поисков, около 3 часов, удалось найти по телефону Министра Протопопова. Он был в Мариинском дворце, где собирался Совет министров. Глобачев сделал доклад, Просил указаний, приказаний. В ответ не получалось ничего.

Какие-то нечленораздельные звуки. Все кончено. Распрощались. В пятом часу сообщили о движении к Отделению толпы. Глобачев объявил личному составу, что все свободны.

Каждый может располагать собою по усмотрению. Через несколько минут особняк опустел. Глобачев с женой и со своим помощником вышел последним с парадного подъезда. Генерал замкнул выходную дверь и двое штатских с дамой удалились. Было около 5-ти часов вечера. С набережной Васильевского Острова было видно, как подошла толпа к особняку и начался разгром... Глобачев со спутниками прошел на Б. Морскую, где помещалась Охранная Команда Отделения, на обязанности которой лежала охрана министров. Решено было пробраться в Ц. Село. Там Государева семья, Наследник.

***

Около 4-х часов все министры, за исключением больного Григоровича и Риттиха, собрались в Мариинском Дворце. Все считали дело совершенно проигранным и лишь ожидали своего ареста.

Был там и умнейший из бюрократов статс-секретарь Гос. Совета С. Е. Крыжановский. Приехал возбужденный генерал Беляев и передал Голицыну мнение В. К. Кирилла Владимировича уволить для успокоения населения Протопопова. Голицын отвечал, что это не в его власти, но соглашался на его отстранение. Началось заседание. Голицын высказал Протопопову необходимость его ухода из состава правительства. Сконфуженный, убитый Протопопов сказал лишь: - ну что же, я подчиняюсь, и удалился.

Он сказал кому-то, что ему остается лишь застрелиться, но пока укрылся у кого-то из младших служащих дворца.

Но положение правительства в такой момент без Министра Внутренних дел было парадоксально. Кто-то предложил быть министром Крыжановскому, кто-то выдвинул судейского генерала Макаренко, но всё это было несерьёзно, и остановились на том, что министерство примет пока старший из товарищей министра. Составили приказ, но все понимали, что всё это ни к чему. Правительство уже знало, что оно ничем не управляет. В шесть часов, с общего согласия, Голицын послал Государю телеграмму о том, что Совет министров объявляет город на осадном положении, просит Государя назначить в Петроград для командования войсками популярного генерала, что Совет министров не может справиться с беспорядками и просит Государя его уволить и поручить лицу, пользующемуся общим доверием, составить новое правительство.

Так ликвидировало себя правительство князя Голицына, не обратив внимания, что в двух шагах от Мариинского дворца отряд верных Государю войск готов поддержать законное правительство и лишь ждет соответствующих распоряжений.

Около 8 часов вечера в Мариинский дворец приехали В. К. Михаил Александрович и Родзянко. Великий Князь находился в последнее время под большим влиянием Родзянки. Уже 25 числа Родзянко по телефону приглашал В. Князя немедленно приехать в Петроград. По приезде В. К. 27 числа с ним состоялось совещание, в составе: Родзянко, Некрасов, Савич и секретарь Думы Дмитрюков. Его убеждали принять на себя диктатуру над городом, уволить правительство и просить у Государя манифеста о даровании ответственного министерства. Великий Князь на такой шаг не согласился.

Теперь в Мариинском дворце Родзянко и кн. Голицын упрашивали В. Князя, ввиду исключительно важных катастрофических обстоятельств, объявить себя регентом, за отсутствием Государя; принять командование над всеми войсками и поручить князю Львову составить министерство. Верный своему брату, В. Князь на регентство не мог согласиться. Принять же на себя высшее командование всеми войсками столицы, объединить вокруг себя всех верных Государю людей и обрушиться на революцию - на такой смелый подвиг Великий Князь, по своему характеру, был неспособен. Это не пришло тогда в голову даже и самому старшему из бывших в столице Великих Князей - В. К. Павлу Александровичу, которому по новой его должности подчинялись как раз те самые войска гвардии, которые теперь бунтовали. Опять-таки на лицо была бездеятельность высшего начальства.

Но помочь Государю и общему делу В. К. Михаил Александрович хотел и потому он согласился переговорить с Государем по прямому проводу. При участии Голицына, Родзянки, Беляева и Крыжановского был составлен текст разговора. В. Князь и Беляев поехали в Генеральный Штаб, вызвали к проводу генерала Алексеева и в 10 с половиной часов начался разговор.

Великий Князь просил передать Государю: - "что для немедленного успокоения принявшего крупные размеры движения - необходимо уволить весь совет министров и поручить образование нового министерства князю Львову, как лицу пользующемуся уважением в широких кругах". Великий Князь просил уполномочить его, В. Князя, "безотлагательно объявить об этом от имени Его Величества. Он просит также Государя отложить на несколько дней приезд в Царское Село".

Через полчаса генерал Алексеев передал В. Князю от имени Его Величества: что Государь благодарит за сообщение. Не считает возможным отложить свой отъезд и выезжает 28 числа в 2 ч. 30 м. дня. Что все мероприятия по перемене личного состава Государь откладывает до своего возвращения в Царское Село. Что завтра в Петроград отправляется ген.-адъютант Иванов в качестве главнокомандующего Петроградским округом и что завтра же направляются с фронта четыре пехотных и четыре кавалерийских полка.

Со своей стороны генерал Алексеев выразил полное сочувствие проекту В. Князя, но боится, что время будет упущено и завтра (28) утром обещался еще раз доложить просьбу В. Князя Его Величеству.

Ответ Государя обескуражил всех. Когда Беляев привез и прочел его в Совете министров, все были подавлены, а Голицын лишь спрашивал растерянно: - Что же делать, что делать?

В это время сообщили, что ко дворцу идет толпа. Скоро ворвутся. Произошло смятение. Казалось - все погибло, всему конец. Решили разойтись. Потухло электричество. Почти все успели покинуть дворец. Двое укрылись у курьеров. Вскоре действительно во дворец нахлынула вооруженная толпа солдат и всякой черни. Начался разгром...

Так окончило свое существование последнее Царское правительство. Оно ушло, испугавшись революции, не сумев использовать против нее бывшую в его распоряжении воинскую силу. Лишь один Военный министр генерал Беляев еще продолжал в течение полусуток бороться, пока не был арестован, да министр Иностранных Дел Покровский продолжал работать, пока его не сменил Милюков.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

- 27 февраля в Петрограде. (Продолжение). Растерянность высших военных властей. - Генерал Занкевич. - Сбор верных войск. - Отсутствие плана. - Уход Преображенцев и Павловцев. - Переход верных из Зимнего Дворца в Адмиралтейство,. - Состав и настроение отряда. - Ожидание подкреплений. Беспорядки в районе Измайловского проспекта. - Движение отряда полковника Данильченко. - Задача, данная полковнику Фомину. - Генерал Хабалов и его план. - Тщетное приглашение министров. - План Фомина. - В. К. Кирилл Владимирович. Генерал-адъютант Безобразов. - Переход верных снова в Зимний дворец. - Уход гвардейского запасного кавалерийского полка. - Требование В. К. Михаила Александровича вывести войска из дворца. - Снова переход верных в Адмиралтейство. - Развитие революции в течение дня. - Стремление толпы и солдат в Думу. - Поведение депутатов. - Колебание председателя Думы Родзянко. - Переход офицеров Запасного батальона Преображенского полка на сторону революции. - Влияние этого фактора на Родзянко. - Временный Комитет Гос. Думы объявляет себя возглавителем революции. - Телеграммы на фронт. - Измена Государю. - Полковник Энгельгардт и Пребраженцы. - Образование Совета рабочих и солдатских депутатов. - Выборы Исполнительного Комитета. - Его работа Керенский. - Военная работа Комитета. - 27 февраля в Царском Селе. Телеграммы Императрицы. - Совет генерала Беляева уехать. - Переговоры гр. Бенкендорфа с Могилевым. - Указания Государя. - Просьба Хабалова дать войскам его продовольствие.

Высшая военная власть растерялась в тот день не меньше гражданской и также не сумела найти правильную линию поведения, чем и помогла успеху революции.

Генерал Занкевич, которому ген. Беляев передал фактическое командование войсками Петрограда, считался боевым генералом. Он командовал на войне Л.-Гв. Павловским полком. Беляев думал, что он справится с бунтовщиками. Революцию, как таковую, Беляев стал понемногу понимать только с сегодняшнего дня. Занкевич, по просьбе Беляева, переоделся в зимнюю форму Павловского полка и приехал в здание Градоначальства. Там он нашел полнейшую растерянность военных и незнание что делать. Собрав толпившихся офицеров разных частей, в том числе и Преображенцев, Занкевич старался узнать истинное настроение солдат и офицеров в частях. Офицеры не надеялись, чтобы солдаты пошли против Думы. Да и сами офицеры далеко не казались сторонниками правительства и видимо их симпатии склонялись на сторону Гос. Думы. Генерал Занкевич приказал собраться во дворе Зимнего Дворца тем частям, которые еще не ушли с дворцовой площади или находятся поблизости. Вскоре во дворе собрались: 2 роты запасного б-на Преображенского полка, запасный батальон Павловского полка, подошедший с музыкой и в особенно приподнятом настроении из-за назначения начальником всех их однополчанина, рота зап. б-на 3-го Гв. Стрелкового полка и рота зап. б-на Кексгольмского полка.

Генерал Занкевич вышел к отряду. Поздоровался. Ему ответили отлично. Генерал сказал речь о том, что происходит. Говорил он, что если революция победит, то от этого выиграют только немцы. Значит войскам надо подавить революцию. Надо послужить Царю и доказать ему верность гвардии.

Занкевич отдельно обратился к Павловцам.

- Будем же, братцы, стоять несокрушимой горой за Царя и Родину.

- Мы вместе проливали кровь на фронте, послужим же и здесь вместе Государю верой и правдой...

- Так, точно, ваше превосходительство... Постараемся, ваше превосходительство! - неслось из рядов Павловцев и неслось восторженно. Казалось, все обстоит как нельзя лучше. Генерал Беляев, наблюдавший всё происходившее из дворца, поздравил затем Занкевича с успехом. Начало блестяще. На людей можно надеяться. Отряд расположили во дворце. Выставили часовых. Выслали патрули. Но о каком-либо наступлении на бунтовщиков, на революцию высшее начальство не думало. Не было никакого плана что делать.

Занкевич ждал приказаний от высшего начальства; ни Хабалов, ни Беляев никаких приказаний не давали. И потянулись унылые часы. Часы ожидания чего-то. Изредка по телефону сообщали, что такая-то часть, которую поджидали, не придет. Это поднимало разговоры. Настроение солдат и офицеров было странное. Стало смеркаться. Подошло время ужинать. Роты Преображенцев ушли ужинать в казармы, что на Миллионной и больше уже не вернулись... Пошли ужинать с музыкой в свои казармы и Павловщы и тоже не вернулись.... У Мраморного дворца, у Марсова поля, Павловцев встретила огромная толпа народа и солдат. С криками - "Ура, Павловцы, ура, в Думу, в Думу", - толпа облепила роты со всех сторон... Женщины брали солдат под руки... ласкали... Вы с нами, Павловцы, с нами... Ура, ура... И Павловцы не выдержали. Часть с музыкой пошла с толпой. Учебная команда твердо прошла в свои помещения, но ее скоро изолировали солдаты других рот. Не давали пищи. Ее офицеров арестовали...

Нехорошо было настроение и у оставшихся в распоряжении Занкевича частей. Часов около 2-х генералы решили, что отряд надо перевести в здание Адмиралтейства. Там будет ближе к Градоначальству. Туда подойдут еще какие-то части. Двинулись туда. Было уже совсем темно. Горели фонари. Из-за Невы доносилась трескотня выстрелов.

В Адмиралтействе.

Колоссальное здание Адмиралтейства занимает целый квартал и четырьмя фасадами выходит на все четыре части света. Здание имеет семь ворот и семь подъездов с огромными тамбурами.

Войска вошли в ворота Южного фасада, что выходили к Гороховой улице. В то крыло здания, кроме генералов Беляева и Занкевича, перешло и все высшее военно-административное начальство: генерал Хабалов со своим начальником Штаба, градоначальник Балк с помощниками ген. Вендорфом и Лысогорским и начальник Жандармского дивизиона генерал Казаков. Начальства было очень много, но оно не знало и не понимало, что надо делать. Уже почти в продолжение полсуток высшее военное начальство демонстрировало свою непригодность. Между тем настроение так называемых верных ухудшалось. Кексгольмцы были деморализованы. Еще утром они имели столкновение с толпой на углу Литейного и Невского. Несколько офицеров были убиты. Пришла рота полиции. Но полиция вообще не верила в своего градоначальника. Он был для нее чужой. Пришли эскадроны Запасного гвардейско-кавалерийского полка, квартировавшего в Новгородской губернии. Их направили в манеж Конной Гвардии. Там уже стояли два Донских казачьих полка. Их командиры были с генералитетом.

На одном из дворцов Адмиралтейства стояло сорок вьючных пулеметов 1-го пулеметного полка, о которых как будто забыли. Высшие начальники были растеряны. Ни Хабалов, ни Беляев, ни Занкевич не действовали. Теперь все волновались, что не идет отряд Измайловцев, с которым должны прибыть две батареи и один эскадрон. Также должны прибыть и пулеметы. Привести отряд должен был полковник Данильченко. Отряд был расквартирован в районе Троицкого собора.

Его надо было собрать. К вечеру в тот район докатилась волна восстания. Толпы вооруженных рабочих и солдат осадили казармы Семеновского полка, сняли часть солдат. Толпа направилась затем к Егерям, сняла и их часть. Теперь море голов двигалось к Измайловским казармам, как раз когда оттуда выходил отряд Данильченко. В темноте можно было различить огромную черную толпу против собора. Ярко горел почему-то электричеством крест на куполе. Толпа смотрела, снимала шапки, многие крестились, что-то кричали. К Измайловцам, к Измайловцам - орали в толпе. А три роты Измайловцев, под командой полковника Фомина, спешно двигались в это время к Фонтанке. Их нагнали две батареи запасной гвардейской артиллерийской бригады. Артиллерия пришла из Стрельны. Ею командует твердый характером полковник Потехин. Пулеметную команду напрасно ждали. Ее не выпустили взбунтовавшиеся солдаты. Не пришел и эскадрон. Когда эскадрон стал садиться на коней, в манеж ворвалась толпа, овладела лошадьми, увлекла солдат, началось братанье. Офицерам пришлось спасаться от самосуда.

Отряд спешил к Адмиралтейству. На площади Мариинского театра было видно, как эскадрон жандармского дивизиона отбивался саблями от окружавшей его толпы. Он разогнал ее. Встретились с революционным отрядом. По-военному шли навстречу с винтовками рабочие. Увидя войска, прижались к панели и на ходу взяли на изготовку.

Противники разошлись, не тронув друг друга. Подойдя к Адмиралтейству, отряд встретился с толпой выходивших из ворот в беспорядке Кексгольмцев. Начальник прибывших частей представился генералам. Полковнику Фомину подчинили все пехотные части.

Полковнику Фомину приказано принять меры к охране Адмиралтейства, как здания. Стоял мороз градусов 10. Солдаты были одеты налегке, не было взято даже наушников. Говорить серьезно о наружной охране здания не приходилось. Роты были разведены по четырем главным подъездам. Забаррикадировали ворота, выходившие на Черноморский переулок. Артиллерию поставили во дворе здания. Пулеметы расставили у некоторых окон второго этажа и по подъездам.

Распоряжался этой обороной Занкевич. Начальник штаба Хабалова, генерал Тяжельников, проявлял ко всему полное равнодушие и нерадение. Генерал Хабалов пояснял, что отряду надо продержаться до вечера 28 числа, т. е. до того времени, как с фронта прибудет целая дивизия. Хабалов был уверен, что в городе восстало до сорока тысяч человек и справиться с этой силой может только целая дивизия. Кто распространял эти вздорные сведения, почему приводили в состояние обороны именно адмиралтейство, о нападении на которое тот день никто не помышлял, - остается загадкою.

На вопрос одного из начальников, почему не вызываются военные училища, Хабалов ответил, что они получили особое назначение. То была неправда. Их просто не использовали. Хабалов пояснил Фомину, что он охраняет правительство и просил его оповестить министров и просить их приехать в Адмиралтейство. Никого из министров Фомин не мог по телефонам разыскать, адмирал же Григорович заявил, что он отказывается принимать какое-либо участие в каких-либо приготовлениях. На том вопрос о министрах и правительстве и закончился.

Полковник Фомин высказал начальству мнение: не лучше ли отряду выйти за город, занять хотя бы Пулковскую высоту и там подождать двигающиеся к Петрограду войска и уже вместе с ними обрушиться на бунтующий Петроград. Хабалов заявил, что он не считает возможным оставить Петроград и о выходе отряда не может быть и речи.

Около 11 часов приехал В. К. Кирилл Владимирович. Он все искал те две свои роты, которые он еще днем выслал на площадь, но которые куда-то исчезли. Он только что был в офицерском собрании Преображенцев и там ему сказали, что Преображенцы признали власть Комитета Гос. Думы. В. Князь с горечью говорил Занкевичу об упущенном времени и находил положение безнадежным. Приезжал и генерал-адъютант Безобразов. Он дружески советовал генералу Занкевичу не заниматься обороной адмиралтейства, на которое никто и не думает наступать, а самим быстро перейти в наступление. - "Если вы не перейдете в наступление, все пропало. Вот вам мой совет: переходите в наступление". С Безобразовым не соглашались. В какое наступление, против кого, ведь правительства нет, никто ничего не говорит, что надо делать... Безобразов уехал.

Около полуночи генерал Занкевич обходил посты отряда. Настроение солдат ему казалось ненадежным. Ему казалось, что если кто-нибудь начнет наступать, солдаты откажутся сопротивляться. Дело проиграно. Надо думать, как с честью окончить безнадежное дело. Занкевич стал убеждать Беляева, что погибать с честью лучше всего, обороняя Зимний Дворец, как эмблему Царской Власти. Надо уйти с отрядом обратно в Зимний Дворец. Беляев согласился. Переговорили с Хабаловым. Тот согласился. Отдали спешно приказания. Все встрепенулось. Началось шествие в Зимний дворец. Впереди шли генералы. За ними начальники отдельных частей, старшие офицеры. Затем двигалась пехота, гремела артиллерия, пулеметы и всё замыкали эскадроны Запасного полка. Странное то было шествие. Точно похороны - говорил один из участников. Стояла тихая морозная ночь. Мерцали звезды. Впереди далеко, над Выборгской стороной, виднелось зарево.

Снова в Зимнем Дворце.

Войска вошли во двор дворца. Дворец приподнял настроение. Занкевич распределил отряд. Отряд усилился двумя ротами Петроградского полка, которые занимали караул дворца. В главных воротах поставили два орудия. В коридорах у окон расставили пехоту. Эскадроны и казаков расположили на западном дворе. Смотрителя дворца просили распечатать утром окна по фасаду, которые были закрыты на зиму. Установили посты в угловых окнах. В одной из гостиных расположились генералы и штаб, рядом старшие офицеры, в третьей гостиной обер-офицеры. Потянулось скучное в ожидании чего-то время. Оно было перебито известием, что эскадроны Запасного Гвардейского Кавалерийского полка уходят. К командиру полка явились "делегаты" и заявили, что эскадрон без пищи и без фуража. Что они не хотят офицерам смерти и зла, но и себе не хотят того же. А потому они и решили идти походным порядком обратно в Новгород. Эскадроны ушли. Они квартировали в Кричевицких казармах Новгородской губернии. Командовавший полком и несколько офицеров остались при Хабалове. Остро заболел полковник Данильченко. Его поместили в дворцовый госпиталь. Его место заместил полковник Фомин. Фомин беседовал с Беляевым, который все больше и больше терял равновесие и становился очень нервным. Он вдруг стал говорить, что Г. Дума без всякого основания относится к нему плохо. Сказал, что правительство разошлось. Что уже начались аресты. Что его, наверно, скоро тоже арестуют. Но на соображение Фомина о том, что не следует ли переговорить по телефону с Родзянко, чтобы получить правильные сведения о том, что делается, Беляев ответил: - "Я с бунтовщиками переговоров не веду". Фомин высказал мнение о посылке телеграммы Его Величеству. Беляев возразил, что нельзя беспокоить Государя.

Около трех часов во дворец приехал В. К. Михаил Александрович. Ему не удалось уехать в Гатчину и он приехал переночевать во дворец. Вскоре В. Князь пригласил к себе генералов Беляева и Хабалова. В. Князь просил генералов увести войска из дворца, заявив: - "что он не желает, чтобы войска стреляли в народ из дома Романовых". Генералы ушли и Беляев отдал распоряжение Занкевичу: очистить Дворец от войск и снова перейти в Адмиралтейство. Изумленному Занкевичу Беляев не раз повторил странную фразу Великого Князя. Генералы стали совещаться, что же делать. Кто-то предложил занять Петропавловскую Крепость. Хабалов вызвал к телефону помощника коменданта барона Сталя и начал переговоры. Сталь предупредил, что площадь перед крепостью занята толпой. Там есть и броневики. Кажется занят и Троицкий мост. Придется пробиваться. Занкевич находил, что рисковать пробиваться в крепость невозможно. Решили уходить обратно в Адмиралтейство. Отдали приказания. Стали уходить. Оставление дворца, по приказанию брата Государя, произвело удручающее впечатление. Особенно на офицеров. Никто, ни правительство, ни брат Государя, никто не поддерживал горсточку верных долгу и присяге людей. Никто не поддерживал, а каждый мешал им выполнить свой долг.

Успех в тот день Революции.

Благодаря бездействию правительства, к вечеру 27 февраля почти весь Петроград был во власти революционной толпы. По улицам ходили толпы солдат и вооруженных рабочих. Шла повсюду беспрерывная, беспорядочная стрельба, которой занимались, главным образом, подростки. То и дело проносились с грохотом грузовые автомобили, облепленные солдатами, с красными флагами, с торчащими во все стороны штыками. Особенно неприятное, страшное впечатление производили лежавшие на их крыльях солдаты с вытянутыми вперед винтовками. Это было глупо, но страшно. Солдаты орали с камионов, стреляли вверх. Над городом стояло зарево. В Литейной части горело Жандармское Управление, Александро-Невская часть, догорал Окружный суд. Что-то пылало на Выборгской, горела тюрьма Литовский Замок. Кое-где на улицах жгли бумаги и вещи полицейских участков. Выискивали и избивали городовых. Была пущена легенда, что полиция стреляет из пулеметов с крыш и с чердаков.

Под покровом темноты, в разных концах города, толпы разнузданных солдат и всякого люда осаждали казармы, где еще находились не присоединившиеся к революции части.

Толпа разбивала ворота, громила, что могла. Расхватывала винтовки, увлекала слабовольных, выгоняла сопротивляющихся, нападала на офицеров. Некоторые части пытались было сопротивляться, но бесполезно. Сила солому ломит. Офицерство в большинстве разбегалось. В этот день оно продолжало быть с массой против революции. Солдаты, присоединившиеся к толпе, шли с ней "снимать" еще не присоединившихся. Какие-то странные молодые люди, переодетые в офицерскую форму, часто руководили толпой и набрасывались на офицеров.

К ночи были сняты и вовлечены в бунт солдаты почти всех запасных частей. Дольше других держался на Васильевском Острове Запасный батальон Финляндского полка. Целый день он стойко мешал революции овладеть той частью города. В конце концов, и он уступил толпе. На Выборгской стороне, до утра 28, отстреливалась от толпы группа самокатчиков с офицерами. С некоторых домов, с крыш трещали по толпам пулеметы. Кто были эти безымянные герои дольше других сражавшиеся за Царский режим, остается тайною. Легенда приписала их полиции. Это неверно. У полиции пулеметов не было.

Правительство и обыватель всегда считали, что революцию произведет Госуд. Дума. 27 февраля все поняли, что то, что происходит в Петрограде, это и есть революция. Вот почему, когда 27 числа одни делали революцию на улице (снимали и разоружали солдат, раскрывали тюрьмы, громили правительственные учреждения и т. д.), - другие, сочувствуя ей, шли в Думу, полагая, что там и есть центр, штаб революции. Шли за информацией, за директивами, за приказаниями.

В Таврический дворец несли оружие, патроны, снаряжение. Туда мчались ощетинившиеся штыками камионы, шли солдаты, рабочие. Туда, к вечеру, разные лица телефонировали разные полезные для революции сведения, просили помощи, поддержки. Толпа всякого люда к вечеру заполняла все помещения дворца, особенно растрепанные, расхлыстанные по одежде солдаты. Все считали себя там у себя, в безопасности. Среди самих думских депутатов буржуазии видна была растерянность. Некоторые из правых пикировались с левыми. - "Ну что, дождались. Ну что же, командуйте..."

В одном все сходились - в ненависти к Царскому правительству и к Государю Императору. Не слушались, не шли на уступки, ну и достукались. Вот и дожили... Выходило так, точно на революцию никто не работал, точно ее никто не подготовлял, каждый на свой манер... И неприязненное чувство к Государю росло и воздымалось.

В кабинете Родзянки, где чуть не все члены избранного Временного Комитета, - растерянность и недоумение. Что делать? Родзянко только что вернулся после переговоров с кн. Голицыным, с В. К. Михаилом Александровичем. Он посвятил во всё Комитет. Его попытка устроить В. Князя регентом не удалась. Государь не идет ни на какие уступки. В столицу направлены войска с фронта. Идет с отрядом генерал Иванов. Все взволнованы. Депутаты убеждают Родзянко, чтобы Временный Комитет объявил себя революционной правительственной властью. Легальная власть ушла. В городе анархия. Другого выхода нет. Надо принимать власть. Родзянко колеблется. Он уже сделал много революционных шагов, но он продолжает повторять: - Я не желаю бунтовать.. Я никаких революций не делал и делать не желаю.

Милюков и другие уговаривают его, доказывая, что раз правительство само себя упразднило, то Дума должна принять власть и тем спасти положение, предупредить анархию, которая уже началась - офицеров уже начали избивать. Их ловят, бьют, убивают.

Поколебленный горячими доводами, усталый, разнервничавшийся, Родзянко просил дать ему "четверть часа" спокойно подумать. Он ушел в отдельную комнату. Какая борьба должна была происходить в душе бывшего камер-пажа Императора Александра II, бывшего кавалергарда, камергера Двора Его Величества...

"Тяжкие четверть часа, - писал позже Милюков, - от решения Родзянки зависит слишком многое: быть может зависит весь успех начатого дела. Вожди армии с НИМ в сговоре и через НЕГО с Государственной Думой. ("Первый день" "Посл. Нов.).

А в то время, как Родзянко "думал", изменять или не изменять Государю, из казарм запасного батальона Преображенского полка офицер Нелидов, племянник депутата Шидловского, решительного сторонника отречения Государя, протелефонировал своему дяде, что офицеры и солдаты батальона предоставляют себя в распоряжение Гос. Думы. Шидловский, решительный сторонник революции и отречения Государя, нарушил одиночество Родзянки и передал ему полученное заявление.

Надо знать, сколь велик был до революции престиж имени Преображенского полка, полковником которого был сам Государь, чтобы понять, какое огромное впечатление произвело на всех, а на Родзянко в особенности, полученное заявление, хотя он и знал, что это лишь жонглирование именем славного полка. Л. Гв. Преображенский полк находился на фронте. В Петрограде был лишь его запасный батальон. Правда, там были и кадровые офицеры, во главе с полковником Аргутинским-Долгоруким. Но, все-таки это не полк. И, все-таки, одно имя Преображенцев импонировало так сильно, что известие - "Преображенцы присоединились к нам" - радостно передавалось из уст в уста и послужило последним толчком для колебавшегося Родзянки.

Выйдя из кабинета и заняв председательское место, Родзянко заявил, что он "согласен". Временный Комитет объявляет себя правительственной властью. Родзянко требует от всех полного себе подчинения. Революционное правительство начало действовать. Родзянко поручил Шидловскому съездить и поблагодарить офицеров Преображенского полка. Комендантом Петрограда был назначен член Думы, отставной полковник Генерального Штаба Б. Энгельгардт. Энергичный, юркий комендант передал Преображенцам поручение Комитета: атаковать отряд Хабалова и арестовать правительство, что, однако, выполнено не было.

Около 3 часов ночи Энгельгардт приехал в офицерское собрание Преображенцев. Он передал благодарность Комитета.

"Энгельгардт подчеркнул офицерам решающую, положительную роль Преображенского полка в борьбе Госуд. Думы и народа со старым правительством. - Знайте, господа, ваше геройское решение первыми придти к нам на помощь, прекратило все колебания Родзянки встать во главе Исполнительного Комитета Думы. Теперь можно сказать, что мы уже победили." (Лукаш: Преображенцы, "Дни" 10. I. 1926)

В 6 ч. утра 28-го Родзянко послал генералу Алексееву всем командующим фронтами и начальникам флота следующую телеграмму:

"Временный Комитет членов Госуд. Думы сообщает Вашему В-ву, что ввиду устранения от управления всего состава бывшего Совета министров, правительственная власть перешла в настоящее время к Временному Комитету Государственной Думы."

Немного позже Родзянко послал им вторую телеграмму, которой приглашал армию и флот "сохранять полное спокойствие и питать полную уверенность, что общее дело борьбы против внешнего врага ни на минуту не будет прекращено или ослаблено... Временный Комитет, при содействии столичных войск и частей и при сочувствии населения, в ближайшее время водворит спокойствие в тылу и восстановит правильную деятельность правительственных установлений".

Новая власть совершенно игнорировала Монарха. В ту ночь, без официального, по-видимому, обсуждения. Временный Комитет уже решил низвергнуть Государя и возвести на престол Цесаревича при регенте Вел. Кн. Михаиле Александровиче.

***

Почти одновременно с Временным Комитетом народился под одной с ним кровлей второй революционный орган - Совет Раб. и Солд. Депутатов. Когда толпа раскрыла тюрьмы, в числе освобожденных оказалась и рабочая группа при Центральном Комитете Военно-Пром. Комитета во главе с Гвоздевым. Руководители ее направились в Таврический дворец, где они с несколькими интеллигентами и левыми депутатами образовали "Временный Исполнительный Комитет Совета Рабочих Депутатов". В него вошли: Керенский, Чхеидзе, Скобелев, Гвоздев, Соколов, Стеклов-Нахамкес и еще несколько человек. Они выпустили воззвание, приглашая присылать делегатов по одному от роты и от каждой тысячи рабочих. В 10 ч. вечера уже началось заседание Совета, который стал именоваться Советом Рабочих и Солдатских Депутатов. Делегаты, конечно, были самочинно выбранные. Утвердили Исп. Комитет, в который, кроме уже названных, вошло много человек и в том числе представители от революционных партий. Председателем оказался социал-демократ Чхеидзе, товарищем председателя - Керенский.

Исполком назначил комиссаров во все городские районы, приказал формировать красную гвардию, делегировал Чхеидзе и Керенского во Временный Комитет Гос. Думы, назначил Продовольственную комиссию, дабы наладить питание солдат, отбившихся от своих частей, сформировал небольшую группу, которой дали громкое название "штаба", которая, однако, первая стала принимать меры по обороне дворца на случай нападения правительственных войск. В ней, в ту первую ночь, главную роль играл военный чиновник, помощник библиотекаря Николаевской Военной Академии, Масловский (партийный соц.-рев. Мстиславский) и лейтенант Филипповский. С ними и вошел в связь комендант Энгельгардт.

Этот "штаб" обосновался в комнате No 41. Никаких войск в ту первую ночь в распоряжении этого "штаба" не было. Хабалов напрасно боялся каких-то сорока пяти тысяч восставших. Но они, эти революционеры, были сильны революционным порывом, революционной инициативой. А главная их сила заключалась в позорном бездействии царского правительства, и, главным образом, Протопопова и Хабалова с его штабом.

Около 11 часов вечера какие-то молодые люди, по приказанию Керенского, арестовали Председателя Государственного Совета Щегловитова. Керенский лично принял арестованного, лично замкнул в комнату и ключ держал в кармане.

В Царскосельском дворце 27 число было первым днем, когда Императрица поняла, наконец, всю серьёзность происходящих в Петрограде событий. Стараясь казаться спокойной, Царица очень волновалась. Наследнику было хуже. Новости о военных бунтах поразили Царицу. Верность войск казалась ей всегда вне сомнений. И вдруг, бунты.

В 11 ч. 12 м. утра Царица отправила первую тревожную в тот день телеграмму: "Революция вчера приняла ужасающие размеры. Знаю, что присоединились и другие части. Известия хуже, чем когда бы то ни было. Алис". В 1 ч. 5 м. телеграфировала: "Уступки необходимы. Стачки продолжаются. Много войск перешло на сторону революции. Алис". В 9 ч. 50 м. вечера телеграфировала: "Лили провела у нас день и ночь, не было ни колясок, ни моторов. Окружный суд горит. Алис". Окружающие были в большой тревоге. Телефонные новости были ужасны. Но Императрицу старались не беспокоить. Приближающуюся катастрофу все-таки никто из бывших при Её Величестве не предвидел.

В 10 часов вечера генерал Гротен был вызван к телефону военным министром Беляевым. Беляев, по совету Родзянко, советовал немедленно увозить Императрицу с детьми куда-либо из Царского Села. Завтра, может быть, будет уже поздно. На Царское Село может быть произведено нападение толп из Петрограда.

Гротен доложил о разговоре обер-гофмаршалу графу Бенкендорфу. Последний немедленно вызвал к телефону Могилев, генерала Воейкова, передал ему это известие и просил доложить Его Величеству и испросить указания. В ответ было получено повеление Государя приготовить немедленно поезд для отъезда Её Величества с детьми, но до утра Императрице об этом не докладывать. Было передано и то, что Государь предполагает выехать в Царское Село и прибудет рано утром 1 марта. Гофмаршальская часть стала готовиться к отъезду. Генерал Гротен сделал все надлежащие распоряжения относительно поезда.

Под утро графа Бенкендорфа вызвал к телефону генерал Хабалов. Хабалов доложил, что он, с остатками верных Государю войск находится в Зимнем дворце. Но войска голодны. Нет пищи. Хабалов просил дать что-либо войскам из запасов дворца. Граф Бенкендорф сделал соответствующее распоряжение. Паника, растерянность и безнадежность Хабалова были настолько очевидны по его разговору, что спокойный, уравновешенный Бенкендорф понял, что положение Хабалова катастрофическое и что его сопротивление скоро кончится.

Продолжение следует

Поделиться в соцсетях
Оценить

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

ЧИТАТЬ ЕЩЕ

ЧИТАТЬ РОМАН
Популярные статьи
Наши друзья
Авторы
Владимир Хомяков
г. Сасово, Рязанская обл.
Павел Рыков
г.Оренбург
Наверх