Голуби на горячей трубе (рассказ). Анатолий Казаков

На горячей, обмотанной изоляцией трубе сидело много голубей. Мороз давил под сорок. Люди быстро передвигались по посёлку, и ежели какой-нибудь малец зазевается на сидящих голубей, молодые мамочки их тут же одёргивали, де, холодно на улице, некогда на птичек смотреть. Но дитё во все века дитё, хоть мама и одёрнула, всё одно упорно, открыв рот, глядит глазёнками на голубей. На ресничках его иней, в Сибири рождён. Мамы уже строже снова одёргивают, иной и заплачет, на голубей поглядеть охота. Но если бабушки ведут внуков в садик ли, в больницу, то тут уж внукам воля, налюбуются досыта. Бывало какая из молодых мам, узнав от своего наивного дитя, что они с бабушкой глядели на голубей и немного опоздали в садик, начинает ругать бабушку, а та только и скажет:

– Детей к добру надобно приучать.

Бывает и поругает молодая мама свою маму за это самоуправство. Взрослой дочь стала, забыла, что тоже дитём была, обидно бабушкам. Разные бывали случаи, потому как и люди все разные, так вот на белом свете устроено.

По всему посёлку отопительные трубы были зарыты довольно глубоко под землёю, в Сибири по-другому нельзя. Но в одном месте, как только заканчивался бульвар Орлова, совсем небольшой участок труб пустили поверху, видимо, сделали это из-за аварии в зимнее время. Голуби сидели на горячих трубах, но народ наш испокон веков сердоболен, и находились такие, которые покупали семечек, крупы, и кормили ими голубей. Две бабушки шли в аптеку, но остановились, кинули голубям по две горсти семечек. Стоят две бабушки в валенках, давно привычен им мороз под сорок. В Братске живут с молодости, такое великое строительство пережили, ничем их не напугать. Воистину правдивые слова, когда-то были сказаны: «Братск – полюс мужества», да и чего пугаться, панельные дома в которых они живут, рядышком, а там в квартирах очень тепло.

Бабушка Настя говорит другой, бабушке Пелагее:

– Сколько не сиди дома, а воздуха глотнуть охота, я с ума без воздуха сойду. Ночью, бывает, вовсе не сплю, жду, когда утро настанет, а если посплю маленько, рада до безумия. Я по утрам кашу варю с сухим молоком, вкусно, а после уж суп. У меня маленька, маленька кастрюлька, не люблю еду выкидывать. Чудно ныне, продуктов столько в магазинах, а магазинов – не сосчитать. Пенсию получаем, хватает, только скоро помирать придётся, такова жизнь. В телевизоре одни голые артисты выступают, только нет у них таланта. Трошин, Магомаев, Хиль, Бернес – вот это были артисты.

Анастасия Андреевна глянула на Пелагею Никандровну:

– Ну, чего ты молчишь? Успеешь ты в свою аптеку.

Никандровна была толстой бабушкой, и то ли от этого, то ли от чего другого, отвечала медленно, с расстановками, словно печатала каждое слово на машинке:

– Ты, Настя, всегда была юркая, сто мест оббежишь за пол дня, а я медленная всю дорогу была. Я вот в аптеку иду и думаю. Посади меня на эту обмотанную тряпицей трубу, заднице точно тепло будет, а на улице – сорок, думаю, заболела бы быстро, надышалась бы, и заболела, тепло и холод вместе, это для человека плохо, мигом прохватит.

Андреевна бойко ответствовала:

– У нас на ЖБИ-5 поначалу тоже холодно было, когда цех строился. А потом, когда цех застеклили, дали тепло, хорошо стало. Панели в камерах, под высокой температурой, крепость набирали. Тепло! Я, бывало, поставлю рядом банку с крупою, раз, и каша готова. Приеду домой, сына покормлю. А из цеха до остановки идёшь – замёрзнешь. Я мужские кальсоны надевала под низ.

И, словно стесняясь, сказала:

– А кто увидит? Одна же с сыном жила. Зато тепло.

Никандровна кинула голубям ещё одну горстку семечек:

– Я вот чё, Настя, думаю. На улице минус сорок, голуби на горячей трубе сидят, и не простывают. У них, видать, организмы другие.

Андреевна, снова бойко, по-другому не умела, отвечала:

– У всех своя история жизни.

Летом Анастасия Андреевна продавала семечки. Она не сидела целыми днями на улице, а так, выходила во второй половине дня на бульвар Орлова, садилась на лавочку, ставила ящичек с чашкой семечек, была рюмочка для насыпки семечек, кульки из газет. Как выборы, так и газет полно было. Наберёт труженица-первостроитель этих газет под кульки для семечек, да и на растопку печи на даче сыну целую пачку отнесёт. Сын рад мамане всегда, потому как много было ими пережито в холодном бараке.

Народу ходило по бульвару немало, но чаще покупали семечки школьники. Внук у Анастасии Андреевны рыбак, она сушила окуней, сорогу, и тоже продавала. Брали рыбу не так, как семечки, но всё же брали. Запасала много облепихи, внуки любили варенье из этой ягоды, малину и смородину тоже продавала.

Те голуби, которые всю зиму сидели на горячих трубах, теперь были возле Андреевны, она кормила их крупами и семечками. Люди знали это, и приносили к этому месту свои старые крупы.

Продавала семечки Анастасия Андреевна не из-за нужды. Скучно ей было сидеть одной в квартире. Да, был у неё сын с хорошей невесткой, внуки шибко любили её, часто приходили в гости. Пироги у Анастасии были самыми вкусными на свете, так говорили многие люди. Но как только уходили родные, одолевала её тоска. А продавая семечки, с кем только не поговоришь!.. Все её знали и любили, и тогда становилось легче на душе.

Раньше была у неё конкурентка, торговали они тогда возле магазина, и вот у Андреевны покупали больше, бабушка Роза обижалась за это на Анастасию. Анастасии Андреевне стало жалко Розу, с сыновьями ей, сердешной, не повезло, и она ушла торговать к другому магазину.

Через неделю к ней пришла Роза и стала торговать рядом. Сказала:

– Не могу я без тебя, Настя. Ты хоть пожалеешь меня, а так, чё, хоть с ума сходи.

Прошло время, Роза перестала торговать, а Анастасия Андреевна переместилась на бульвар Орлова, но торговала только летом.

И вот настало время, когда злые люди решили заразить человечество страшной инфекцией. Анастасия Андреевна, наблюдая за жизнью, говорила:

– Все войны и зло от Америки идут, народ везде почти одинаковый, политики – сволочи. Ну, чего людям надо, мука в магазине есть, картошка с капустой растут на огороде, масло подсолнечное есть, напеки пирогов и радуйся жизни, нет, не радуются, не умеют. Мы в деревне горбушке хлеба до смерти рады были. А Братск когда строили, это вообще сказка жизни, только она наяву была. Люди вокруг какие чудесные, совестливые были, большинство из деревень, хорошие люди были, я застала.

Умерла Анастасия Андреевна от коронавируса, тяжело, как и многие умирали. Очень много людей выражали её сыну соболезнования. Даже цыганка одна выразила соболезнование, сказав, что покупала малину у этой шустрой бабушки. Теперь сын Анастасии Андреевны, проходя возле горячих труб, где сидят голуби, бывает, остановится, и вовсе не стесняясь слёз, бросает им семечек. В память о маме…

Анатолий Казаков

Братск