"Химеры". Владимир Петропавловский

При чтении «Лолиты» не покидает впечатление, что за сюжетом романа видны ослиные уши другой, реальной истории похождений сексуального маньяка, который убил молодую женщину, чтобы завладеть ее малолетней дочерью, скитался с нею по штатам Америки, спасаясь от правосудия, а когда она сбежала от него на край света, на Аляску, нашел того, кто помог ей это сделать, расправился с ним и, наконец, вполне заслуженно угодил на электрический стул.

Эту историю Набоков мог услышать в суде присяжных или прочитать о ней в газетах. Каждому шагу своего героя он придумал оправдание. Оказывается, у того была в детстве любовь к такой же юной девочке, которой он не успел насладиться, потому что сначала им помешали посторонние, а потом она умерла от скарлатины.

Оказывается, он проник в чужое семейство и, жертвуя своими чувствами, сожительствовал с матерью нимфетки, имея в отношении девочки исключительно платонические намерения.

Оказывается, он не убивал сожительницу, а она сама погибла под колесами машины, когда неосторожно переходила дорогу.

И он не насиловал девочку, а просто подложил себя в ее постель, и она сама его совратила.

Он лишил ее всего: родной матери, детства, учебы, друзей, свободы, поставил ее жизнь на колеса, держал при себе, охранял под замком, - но всему этому есть оправдание, потому что он, оказывается, ее любил.

Но дело в том, что это была не любовь, а нечто иное.

В романе гениально угадана, или увидена с натуры, психика больного шизофренией человека, которая деформирует не только разум. Больных ею отличают эгоизм, повышенная сексуальная активность, разнузданность и примитивность в половой жизни; в ярко выраженных случаях они в этом смысле опускаются до уровня животных.

Напев дифирамбов Набокову и его «Лолите», Берберова угадала присутствие в романе двойника его героя, но в поисках его ушла в другую сторону, не подозревая, насколько он в реальности может быть страшен.

Возможно, Набокову было просто интересно эротически обыграть криминальный сюжет. Роман содержит сцены, где в различных ситуациях описываются технические подробности совокуплений взрослого мужчины с двенадцатилетней девочкой, и здесь можно говорить о самоцели этих описаний, не обусловленных художественной тканью романа, то есть о порнографии. В итоге получился рассказ о химере любви, - гибрид исповеди душевнобольного человека с приключениями гориллы, утащившей в джунгли человеческого ребенка для удовлетворения похоти.

Русский в Америке открыл шлюзы хлынувшей потоком литературы дисгармонии, сюрреализма и аморализма, отражающей сущность современной западной действительности. Приходится читать, что после «Лолиты» ее создатель отложил в сторону перо, посчитав свои литературные труды завершенными, и с тех пор его письменный стол оставался чистым. На самом деле он окончательно и закономерно погрузился в мир сладострастных изощренных фантазий нового романа «Ада».

Да, конечно: художник свободен в творчестве, писать можно о чем угодно, а дидактичность убивает художественность. Вопрос лишь в том, для чего и как писать. Пламенные послания Катулла к Лесбии казались бы вульгарными, не будь в них искреннего глубокого страдания от неразделенной любви к недостойной, но желанной женщине.

Книги могут быть разные: художественные, научные, узкоспециальные. Есть творения маркиза де Сада, есть беллетристика Тополя, Лимонова, Медведевой и им подобных, нашпигованная нецензурными словами. А вот «Эммануэль» - описание всех мыслимых и немыслимых сношений женщины с мужчинами. Почему бы не пойти дальше и не изобразить яркий и красочный мир переживаний маньяка - охотника за блондинками, который сначала убивает, а после насилует свои жертвы?.. Задача будет по плечу для Нормана Мейлера с его парнями, которые не танцуют, и соответствующий читатель тоже найдется...

Получается, что безнравственность, как и дидактичность, убивает художественность. Они обе ее убивают, только с разных сторон, - так обстоит дело, по крайней мере, в литературе.

И, видимо, все-таки есть критерий, позволяющий определить, что за вид полиграфической продукции попал в руки читателя; возвышает ли он его чувства, в идеальном случае - вызывает катарсис, то есть очищающее душу потрясение - или удовлетворяет его низменные потребности и, хуже того, развращает.

Владимир Петропавловский