О СЛАВНЫХ КАЗАЧКАХ. Валерий Шамбаров

В опасной приграничной жизни выковался не только характер воина-казака, но и совершенно особый тип женщины – казачки. Когда мы говорим, что казаки освоили огромные пространства Дона, Кубани, Терека, Приуралья, то надо помнить, что в значительной мере это делалось женскими руками [47]. Мужчины-то постоянно были в походах, на кордонах. А дома оставались старики, дети – и казачки. Они возделывали поля, огороды, бахчи, виноградники, ходили за скотиной, они вырастили сады, в которых утопали станицы. Они собирали урожай, делали заготовки на зиму, стряпали, обшивали всю семью, растили детей, ткали, вязали, могли и хворобы лечить, и хату подправить. Большим семейным коллективом номинально руководил старик-дед, но далеко не все казаки доживали до седин, многие становились инвалидами. Работу по хозяйству организовывали бабки, матери, жены казаков. Распределяли домашних, кому чем заниматься, если нужно, нанимали работников и руководили ими. Казачки умели и торговать, чтобы часть продукции обратить в деньги и приобрести необходимое. Крестьянки подобной самостоятельности не знали. У них-то муж всегда был рядом.

Но казачка умела не только это. Как уже отмечалось, 800 казачек участвовали в обороне Азова в 1641 г. А сколько в XVI – XVIII вв. встречается упоминаний о нападениях степняков на донские, терские, кубанские, волжские, уральские, сибирские городки? Если мужчины были дома, казачки укрывали детей и скот, помогали казакам ремонтировать укрепления, тушить огонь, перевязывали раненых, заряжали ружья. А если главный защитник семьи отсутствует или уже пал, сама казачка брала мужнину саблю и ружье, дралась насмерть, чтобы дети могли спрятаться или убежать.

И мужей умели ждать как никто другой. В походы казаки уходили на годы, часто с одной войны на другую, вернутся ли – неизвестно. На Дону, когда муж возвращался из похода, казачка первым делом кланялась в ноги коню. Благодарила, что не подвел в боях ее супруга, целым и невредимым доставил домой. В Сибири бывало и того круче. Семен Дежнев отсутствовал дома 19 лет! Пока странствовал, сын вырос. Кто его на ноги поднял? Жена. Сама так и не дождалась мужа, умерла, а ребенка воспитала, и он стал казаком, как отец [32].

Был и случай, правда, единственный, когда женщина стала войсковым атаманом. В XVIII в. калмыцкий князь Петр Тайшин принял крещение со своим улусом. А потом калмыцкая орда распалась. Князь умер, а его вдова княгиня Тайшина с 2400 подданными в 1739 г. попросила дать ей землю для оседлого поселения и принять на службу. Место выделили на Волге, построили крепость Ставрополь (ныне Тольятти). Эти калмыки составили Ставропольское Казачье Войско. А княгине были даны полномочия войскового атамана, положено жалованье в 500 руб [77]. Остальным старшинам также было назначено жалованье по уровню офицеров Войска Донского. А рядовые казаки несли службу с земельных наделов. К Войску приписали тысячу отставных солдат и 2,5 тыс. крестьян. Солдаты должны были обучить калмыков сторожевой службе, крестьяне – земледелию. Постепенно они смешивались, главной обязанностью ставропольцев являлась охрана Самарско-Уфимской линии (ответвления Самарско-Оренбургской). По призыву Царя Войско выставляло 1 полк на войну. А княгиня Тайшина руководила им до конца жизни.

Известны и воинские подвиги казачек. Ранее говорилось, что в 1770-71 гг. 517 семей из Волжского Войска перевели на Кавказ, основали 5 станиц, по 100 семей на каждую. Набеги тут были обычными, да еще и шла война с турками. Разведка у врага была отличной, они знали, что все строевые казаки из Наурской ушли в поход. Укрепления еще не была отстроены, станицу только окружили земляным валом с несколькими чугунными пушками. 11 (22) июня 1774 г. на Наурскую нахлынуло 9-тысячное войско кубанских татар, черкесов и чеченцев под началом калги Шахбаз-Гирея. Рассчитывали на легкую добычу, но их встретили старики, малолетки и казачки. Отметим, это были не гребенские казачки, привычные к здешнему военному быту, а приехавшие со спокойной Волги. Но полторы-две сотни женщин с подростками и стариками поливали врагов, лезущих на валы, смолой, полосовали косами, били из ружей. На себе перетаскивали с места на место тяжелые пушки, встречая атаки ядрами и картечью. Бросая вызов неприятелям, казачки еще и нарядились в бой в красные праздничные сарафаны! За 2 дня осады Шахбаз-Гирей оставил 800 трупов и ушел ни с чем. В память этого события в Наурской был установлен ежегодный “бабий праздник”.

Задолго до девицы-улана Дуровой прославилась и донская казачка Прасковья Куркина. По преданиям она была молодой вдовушкой из станицы Нагавской и вела не очень строгий образ жизни. В 1792 г. учинила пожар, за что, по казачьим законам, следовало крепко вздуть. Но Прасковья скрылась. Переоделась в мужскую одежду, взяла оружие – вероятно, оставшееся от супруга, оседлала лошадь и направилась на польскую войну. Выдала себя за мужчину и вступила в казачий полк Балабина, отличилась в боях, была ранена. Конечно, через какое-то время казаки должны были раскусить, что это женщина. И наверное, не случайно полковник Балабин взял “казака Куркина” к себе ординарцем. Но воевала Прасковья храбро, дослужилась до чина сотники. После войны в 1794 г. вернулась в станицу, и о прежних прегрешениях больше не вспоминали, весь Дон признал ее героиней [3]. Однако дальнейшие похождения Куркиной – например, как казаки посылали ее с ходатайством к Императрице, очевидно, относятся к области легенд.

Кстати, либеральные авторы во все времена склонны были описывать жизнь казачек в самых черных тонах. Дескать, несчастные женщины – вся жизнь только до свадьбы, а дальше “домострой”, “закрепощенное” существование. Вот уж нет! Ведь с либеральных позиций и судьба казаков выглядела ох какой безрадостной – служебная лямка на всю жизнь! Но казакам такая жизнь нравилась, и другой они не желали. Так же и казачки гордились своей участью. Внешнее отношение казака к женщине и впрямь могло показаться грубоватым, но на самом деле оно было рыцарским. Атаман Платов в 1816 г. в приказе по Войску Донскому писал о казачках: “Пускай верность и усердие их, а наша за то к ним признательность, взаимное уважение и любовь, послужат в позднейшем потомстве правилом для поведения жен донских”.

По обычаям, казачка пользовалась таким уважением, что в наделении ее еще и мужскими правами совершенно не нуждалась. И наоборот, казак и даже станичный атаман не имели права вмешиваться в женские дела. Казачка не участвовала в кругах, не имела голоса на сходах, ее интересы представляли отец, муж, брат. Но одинокая женщина могла выбрать себе любого ходатая из числа станичников. А вдова или сирота находилась под личной защитой атамана и совета стариков. Если этого оказывалось недостаточно, могла и сама обратиться к сходу. Разговаривая с женщиной на кругу или сходе, казак обязан был встать. Если она пожилых лет – снять шапку.

На станичных праздниках казачка, пусть и замужняя, могла плясать с любым казаком. С любым могла чесать языки на улице, невинно пококетничать. А чтобы опровергнуть мифы о “домострое”, достаточно открыть повесть Л.Н. Толстого “Казаки”. Описывается гребенская станица (старообрядческая!) Но поведение казачек очень свободное (по крайней мере, по сравнению с Центральной Россией). Девушки, вводя в немалый соблазн офицеров, крутятся по двору в одних рубашках. И от вина не отказываются, вечеринки устраивают с мужчинами и поцелуями. Словом, ведут себя “на грани”. Но вот чтобы перешагнуть эту грань – ни-ни! Тут вступало в силу понятие чести. А свою честь казачки ставили очень высоко.

Между прочим, никаких секретов и двусмысленностей в сфере взаимоотношения полов для казачек просто не могло быть. Они же занимались скотоводством, с детства знали, как и что происходит. Да и большая семья из нескольких супружеских пар жила вместе, часто под одной крышей. Во многих местностях и в баню ходили целыми семьями. В Сибири и Забайкалье баня часто вообще строилась одна на станицу. Но это, опять же, не подразумевало чего-то большего. Общественная мораль была прочной, и люди прекрасно представляли, что допустимо, а что нет. Степень того, что может себе позволить казачка, зависела от ее семейного положения. Вольность в общении с мужчинами, откровенность разговоров, допустимый флирт были разными для девиц, замужних, вдов. Но и для казака было позором преступить дозволенное. Чтобы не ошибиться, существовала система “опознания” по женским кольцам. Серебряное на левой руке – девушка на выданье, на правой – уже просватана. Кольцо с бирюзой – жених служит. Золотое на правой руке – замужняя. На левой – вдова.

Впрочем, при высокой нравственности казачек допускались и некоторые отклонения. Если вдова строго соблюдала себя, это ценилось. Но и в тех случаях, если она, особенно бездетная, привечала мужчин, это не слишком осуждалось. Когда в станице жили одна-две “веселых вдовушки”, на такое смотрели сквозь пальцы (примеры можно также найти у Толстого) [143]. А Пушкин записал разговор казаков, возвращавшихся с войны – стало известно, что у одного из них женушка погуливала, и обсуждалось, как лучше поступить, проучить ее или простить? Казаки пришли к выводу: лучше простить [115]. И часто прощали, даже прижитых “нахалят” признавали своими – здесь уже дело касалось сохранения чести семьи, благополучия хозяйства. Но у казаков существовал и развод, даже когда его юридически в России не было. Для этого, например, старообрядцы переходили в официальное православие или наоборот – и брак, заключенный в “другой вере” считался недействительным [14]. Тем не менее к разводу казачья мораль относилась крайне отрицательно.

Казачками становились не только от рождения. Когда казак женился на крестьянке, отбитой полонянке, захваченной черкеске или турчанке, она тоже приобретала статус казачки. Такой женщине, (если она сама не вела себя вызывающе) станица прощала незнание обычаев, их невольные нарушения. Женская община негласно брала ее под покровительмство и учила, “вживала” в свою среду. Ну а если еще раз вернуться к утверждениям о “закрепощении” казачек, то можно задаться вопросом, а кто же их “закрепощал”? Мужья? Но они годами отсутствовали! Причем их собственное благосостояние зависело от жены! Нет, нелегкую жизнь казачки определяло ее собственное сознание особого долга. Точно так же, как казак считал своим долгом службу, так и казачка видела высший долг в том, чтобы обеспечить службу мужа, сыновей. Кстати, а ведь деятельность органов тыла и снабжения тоже всегда считалась воинской службой. Поэтому, если уж разобраться, то и труды казачек являлись службой. Не строевой, но в понимании службы воинов Христовых.

ИЗ КНИГИ В.Е. ШАМБАРОВА "КАЗАЧЕСТВО. Путь воинов Христовых".