Сколько языков в России и какие из них вымирают прямо сейчас

Фотография Андриана Влахова: Участники научной экспедиции в селе Кипиево в Ижемском районе Республики Коми.

Нанайский, карельский, ненецкий, эвенкийский — на территории России бытует множество языков, большинство из которых медленно теряют своих носителей. Мы поговорили с лингвистом и антропологом, научным сотрудником факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ Андрианом Влаховым о том, почему так происходит и можно ли этот процесс остановить.

— Вы изучаете «языковые ситуации» на территории России. Можете рассказать, что это значит?

— Есть такая наука — социолингвистика, которая находится на стыке лингвистики и антропологии. Она изучает, как социальные факторы влияют на язык, а язык — на социальное пространство. Одна из наших основных задач — описание языковых ситуаций, то есть того, как люди владеют и пользуются разными языками в конкретных сообществах, на определенных территориях, в данный период времени. Если подробнее — при каких условиях они пользуются тем или иным языком, в каких отношениях эти языки находятся между собой, какие из них более активны и перспективны, а какие, наоборот, утрачивают носителей и так далее.

Все это, конечно, особенно важно, когда речь заходит о малых языках. Например, языковая ситуация на территории России в целом характеризуется тем, что русский язык доминирует абсолютно везде. Есть некоторое количество региональных языков, у которых относительно неплохие позиции: татарский, тувинский, чеченский, якутский.

Но когда речь заходит о малых языках коренного населения, практически всегда это ситуация, которую мы называем термином «языковой сдвиг», а в просторечии это все называется утратой или смертью языка.

С точки зрения социолингвистики языковой сдвиг — это переход некоторого сообщества людей со своего родного, этнически специфичного языка на любой другой язык. Причины могут быть самые разные: межэтнические браки, географическая близость, совместная экономическая деятельность. Одни завоевывают других, становятся экономически и демографически доминирующими, и «подавляемые» переходят на язык доминирующих.

Мы не оцениваем это хорошо или плохо — это нормальное развитие языка, так всегда происходило в истории человечества. Раньше люди говорили на латыни, а теперь это мертвый язык. Но для науки утрата языка, конечно, катастрофа, потому что это уникальные данные, которые очень многое говорят о языковом разнообразии и о том, как в целом устроен человеческий язык.

Языки и языковые ситуации мы исследуем в ходе экспедиций в те места, где проживают изучаемые сообщества. Выезжаем туда на несколько недель и проводим много времени в беседах (исследовательских интервью), стараясь охватить как можно больше носителей языка. Это довольно тяжелая работа, однако она дает бесценные данные из первых рук — и их важность невозможно переоценить, потому что зачастую это последние носители языков и культур, которые мы изучаем, и необходимо сохранить столько сведений о них, сколько еще возможно.

— А откуда вообще это представление о том, что, например, в Абхазии первым языком обязательно должен быть абхазский?

— Конечно, это не то чтобы норма — скорее, сложившаяся практика. Если уж углубляться в историю и антропологию, это связано с концепцией национального государства, которая появилась и развивалась в XVIII–XIX веках, а наибольшего развития достигла в XX веке, — о том, что у каждого народа вроде как должна быть своя страна. Эта идея идет еще из романтизма, из философских течений конца XVIII — начала XIX века, идея о том, что каждый народ на своей территории говорит на своем языке, и язык этот должен быть доминирующим.

Но мы прекрасно понимаем, что стран на свете около 200, а народов и языков, конечно, больше. Одноязычие — это фикция, красивая сказка, которая, наверное, возможна только в изолированных сообществах, на каких-нибудь монолингвальных островах, если у вас нет соседей и не особенно много контактов с другими.

По разным оценкам, где-то от двух третей до трех четвертей населения мира живет в многоязычной обстановке, где постоянно используется более одного языка. Большая часть населения мира вырастает в билингвальных семьях, в билингвальном окружении. И эта история всегда входит в конфликт с нашими политическими представлениями о том, что должна быть одна страна, один народ, один язык.

— Какая сейчас с этим ситуация в России?

— К категории официально признанных законом языков народов России относится где-то 150–160 языков. Туда включены языки нашего коренного населения, народов бывших советских республик, языки некоторых переселенческих групп — например, немецкий или польский, которые с лингвистической точки зрения далеки от литературных немецкого или польского, но сохранились на территории России в диалектной форме в результате миграций. Более-менее принятый всеми список составили наши коллеги из Института языкознания.

В нашем исследовании мы пытаемся описать языковую ситуацию в России с точностью до региона. Но понятно, что и региональное дробление не дает ясную картину о языковой ситуации. Например, в Якутии в разных частях республики говорят на разных языках: на юге, где рядом Бурятия, тайга и живут эвенки; в центральной части республики и в районе столицы, Якутска; на севере, где совсем другие коренные народы. Поэтому мы не только анализируем ситуацию на уровне регионов, но и стараемся разбирать информацию муниципального характера.

Есть и более простые ситуации. Например, практически все области европейской части России — там более-менее все понятно. Липецкая, Смоленская, Воронежская, Тамбовская области — это такая глубинная Россия, где русский язык — это 99%, а остальное приходится на долю народов бывшего СССР. Нам наиболее интересны регионы, где есть какое-то коренное население, ярко выраженные культурно-языковые традиции.

Скажем, в июле — августе мы съездили в экспедицию в Ижемский район Республики Коми, и там ситуация в целом оказалась очень хорошая: по-прежнему многие говорят на своем особенном ижемском диалекте языка коми, в том числе молодежь. У них очень ярко выраженная этническая идентичность, они занимаются оленеводством и живут довольно обособленно от мира, — это все, конечно же, помогает сохранению языка.

Но большинство языков народов России все же находится на той или иной стадии языкового сдвига. Другими словами, эти языки в разной степени вымирающие, потому что русский доминирует. У совсем маленьких языков с сотнями или десятками носителей характер языкового сдвига, можно сказать, катастрофический.

Один язык, по официальным данным, за последний век и вовсе вымер. Это — камасинский, такой уральский язык, на котором говорили на территории современного Ханты-Мансийского автономного округа. В 1980-е годы было зафиксировано, что умер последний носитель.

Еще буквально в марте 2021 года умерла последняя в России носительница алеутского языка (сам язык пока не вымер: в США еще остались носители, но тоже мало). Также болгарский или ассирийский хорошо себя чусвтвуют в своих регионах, а вот на территории России их уже перестали использовать.

Вообще если человек на протяжении 60 лет не использовал язык, на котором он говорил в детстве, и если таких носителей остается десять человек, стареньких бабушек и дедушек, — по факту этот язык на данной конкретной территории умер. У очень большого количества языков, в особенности у языков Севера, Сибири и Дальнего Востока, остается буквально несколько десятков носителей, и все они почтенного возраста, и, по сути, можно сказать, что эти языки практически вымерли.

— Почему происходит вымирание языков?

— Довольно долго не происходило никакого особенного языкового сдвига в Сибири, на Севере, даже после того, как Ермак и все остальные присоединяли эти территории к Российской империи. Почему? Потому что русские занимались одним, а местные — другим. У них были экономические отношения, кто-то выучивал языки друг друга, но в целом все говорили на своих языках. А потом, когда сначала в Российской империи, а потом в Советском Союзе стали всех чесать под одну гребенку, заставлять всех жить одинаково, в каких-то важных вещах все стало выравниваться.

Или вот есть ненцы: Ненецкий, Ямало-Ненецкий автономные округа, раньше был еще Долгано-Ненецкий. Они как жили в тундре и занимались оленеводством вдали от всех, так и занимаются, поэтому язык у них прекрасно себя чувствует. На своих стойбищах и в чумах, когда русских нет рядом, они вполне себе говорят по-ненецки, и их маленькие дети тоже. Сравнимый же по численности и похожий по названию народ нанайцев, это Дальний Восток, занимался всегда рыболовством в низовьях Амура, а в прошлом веке туда пришли рыболовецкие артели, организовали промышленный лов, и нанайцы потеряли многовековую основу жизни — и начали угасать. Нанайцы еще есть, а языка уже нет — хотя численность ненцев и нанайцев к началу XX века была примерно одинаковая. Просто потеряли основу своей традиционной деятельности, свою этническую идентичность.

Другая причина — люди считают свои языки непрестижными, воспринимают их как бесперспективные, лишенные какой-либо ценности для будущей жизни. Они просто не хотят говорить на своем этническом языке. И тут не только государство виновато, а в целом глобализация и общемировые процессы.

Люди понимают: чтобы иметь в жизни какие-то перспективы, да хотя бы банальное благосостояние, нужно владеть одним из мировых языков. Понятно, что для них какой-нибудь условно карельский или бурятский — это язык, на котором говорила их бабушка. А чтобы состояться в жизни, нужно говорить по-русски.

Для большинства языков населения России произошла, как мы говорим, функциональная смерть: язык по-прежнему используется, на нем говорят, но перестала происходить внутрисемейная передача. А это самая важная история. Если язык перестает выучиваться естественным способом, передаваться из поколения в поколение внутри семьи, то его смерть — это, к сожалению, уже вопрос нескольких десятилетий. Не далее как два месяца назад я вернулся из Карелии: там как раз это и происходит, карельский язык медленно вымирает, как ни прискорбно. Я сейчас говорю довольно радикальные вещи, но о них нужно говорить. Это происходит в последние несколько десятилетий, как результат советской и постсоветской языковой политики, глобализации и так далее.

Можно ли оживить язык и что послушать и почитать по теме — в продолжении материала в Bookmate Journal