Точки выбора: когда революцию можно было остановить

Крупнейший русский философ XIX века Константин Николаевич Леонтьев, рассуждая о поражении восстания басков в 70-х гг. того же столетия, записал: «Но и это реакционное движение также не удалось, как не удавалось за последние 30-40 лет все церковное, все самодержавное, все аристократическое, все охраняющее прежнее своеобразие и прежнюю богатую духом разновидность» («Национальная политика как орудие всемирной революции», 1888).

Собственно, о чем говорил Леонтьев? Да, о революции как о процессе. Леонтьевское понимание ее до сих пор остается непревзойденным. Можно тысячи раз рассуждать о восстаниях, классовой борьбе, экономических и социальных противоречиях, но это будет лишь скольжение по поверхности океана хаоса без погружения в его глубины, где все и начиналось, и все определялось и определяется.

Революция стирает все народные, религиозные и даже бытовые различия людей. Она превращает этносы в массу, толпу, нацию – «воображаемую» (Бенедикт Андерсон) или «абстрактную» (Пол Джеймс) общность, гомогенную, серую и унылую.

Фактически революция является синонимом того, что чаще именуют «прогрессом». Это кажется абсурдным, но только если не включить логическое мышление.

Другой русский философ, считавший себя некоторое время последователем Леонтьева и доживший до катастрофы 1917 года, Василий Розанов утверждал: «…В нормальном процессе всякого развития благоденствие самого развивающегося существа есть цель; так, дерево растет, чтобы осуществлять полноту своих форм, и то же можно сказать обо всем другом. Из всех процессов, которые мы наблюдаем в природе, есть только один, в котором этот закон нарушен, − это процесс истории. Человек есть развивающееся в нем, и, следовательно, он есть цель: но это лишь в идее, в иллюзии: в действительности он есть средство, а цель − это учреждения, сложность общественных отношений, цвет наук и искусств, мощь промышленности и торговли…

Все это неудержимо растет, и никогда не придет на мысль бедному человеку хоть когда-нибудь не дать переступить через себя всему этому, не лечь перед торжествующею колесницею Ваала и не обрызгать колес его кровью…

И народы стелются перед нею; задавив миллионы у себя, колесница уже переходит в другие страны, к тем каннибалам, которые до сих пор наивно в одиночку пожирали друг друга и которых теперь, по-видимому, готовится зараз пожрать Европа.

С величайшею способностью к обобщению в Достоевском удивительным образом была соединена чуткая восприимчивость ко всему частному, индивидуальному. Поэтому он не только понял общий, главный смысл того, что совершается в истории, но и почувствовал нестерпимый его ужас, как будто сам переживая все то личное страдание, которое порождается нарушением главного закона развития».

Если последовать за мыслями Розанова, то обнаружится, что революция-прогресс есть искажение нормального хода человеческой истории. Она уничтожает человека как образ и подобие Божие и превращает его в недочеловека, мнящего себя супергероем, не осознающего всей пошлости ситуации, служащего винтиком какой-то сумасшедшей социальной машины.

То, что революция противоестественна, как и содомия, свидетельствует повсеместное внедрение ее через большую кровь и еще большее насилие над духом и телом человека. И разумными потомками Адама и Евы это осознавалось. Но противостояние с революцией-прогрессом обычно заканчивалось поражением контрреволюционеров.

В истории хорошо выделяются две точки бифуркации, когда решалось, как пойдет дальнейшее развитие мира: органическим или искусственно навязанным путем. В данные моменты революцию еще можно было остановить и сохранить естественное течение реки истории.

Вандея (1793-1796)

Истоки многих современных проблем обнаруживаются в эпохе Французской революции конца XVIII столетия.

Революция, произошедшая в Париже и лишь затем распространившаяся по другим городам и весям Франции, не имела никаких особых причин. Французское Королевство являлось сильнейшим государством Европы, а у власти находился Король Людовик XVI, активно занявшийся реформированием государства.

Идеологическая основа революции была заложена заранее, на нее поработали Руссо, Вольтер, Дидро и иные «просветители», любившие не реальную, а воображаемую Францию.

Восстание в Вандее явилось реакцией на «Libertе, Еgalitе, Fraternitе» Французской Республики. Почему-то оказалось, чтобы отстоять и перебросить в другие страны «Libertе, Еgalitе, Fraternitе» необходимы 300 тысяч рекрутов. Население Вандеи, состоявшее в основном из крестьян, рыбаков и контрабандистов, посчитало, что жизни молодых людей — слишком большая плата за «Libertе, Еgalitе, Fraternitе». В такой точке зрения отразился обыкновенный здравый смысл.

А еще на все настроения вандейцев повлияли насилие над религией, традицией и разрушение элементарного бытового порядка.

Безусловно, восставшие не были милыми и спокойными людьми. За все издевательства республиканцев они платили жестоко, иногда изуверски. Но убивали они только тех, кто насаждал противоестественный уклад жизни.

Очень быстро среди вандейцев выдвинулись свои талантливые руководители и полководцы. Конечно, в первую очередь это были свои дворяне, такие как Морис де Эльбе, Шарль де Боншан, Анри-Дюверже Ларошжаклен, Франсуа Шаретт, Луи-Мари де Сальг, но поднялись еще выходцы и из «подлых» сословий − ризничий католического прихода Жак Кателино и лесничий Никола Стоффле. Жак Кателино вообще в июне 1793 года стал генералиссимусом Католической Королевской армии. И это спокойно признало вандейское дворянство. Получается, что истинные свобода, равенство и братство находились не в революционном Париже, а в «косной» и «отсталой» Вандее.

Несмотря на то что роялисты-вандейцы ни в чем не уступали республиканцам, они все-таки потерпели поражение. Настоящих причин имелось всего-навсего две: вандейцы были отличными воинами, но плохими солдатами, а, кроме того, против них «прогрессоры» из Конвента применили массовый террор и тактику выжженной земли.

Вандейские отряды состояли вы основном из крестьян. И они не могли бросить свои поля ради войны. Победа победой, но потом что-то есть надо. Поэтому после того, как 9 июня 1793 года вандейцы заняли город Самюр и открылась дорога на Париж, восставшие разошлись по домам. Земле на гражданскую войну наплевать, и природа ждать окончания военных действий не станет.

В оправдание вандейцев надо сказать, что никто в Европе тогда еще окончательно не понял, с чем столкнулась Франция в революционные годы XVIII века. Антисистема (по Л. Н. Гумилеву) с ее жаждой уничтожения всего ей противостоящего засела в Париже и сожрала нормальную Францию.

Нантские «водные свадьбы» (1793-1794) комиссара Конвента Жан-Батиста Каррье, обыкновенного подонка и палача, когда было утоплено свыше десяти тысяч человек и «адские колонны» республиканского генера Тюрго, уничтожавшие все на своем пути, в том числе детей, женщин, стариков, дома, амбары и даже скот, сыграли свою ключевую роль в подавлении народного восстания в Вандее.

Северная Америка. Война Севера и Юга (1861-1865)

В большинстве учебников истории для школы и вузов встречается высказывание, которое нельзя подвергать сомнению: «Война велась ради отмены рабства на Юге. За освобождение негров-рабов. Север нес освобождение, а рабовладельческий Юг все желал оставить по-старому».

Утверждение это по-своему даже замечательное, и прежде всего потому, что оно совершенно ложное.

На самом деле на Юге сложился протоэтнос – дикси, со своими поведенческими стереотипами, а на Севере – янки, ментально отличающийся от южан.

Война за освобождение рабов давно уже стала сказкой для невежественных недорослей, любящих оценку «удовлетворительно» по предмету истории. Конфедеративные Штаты Америки (КША) – самостоятельное государство Юга – отнюдь не охватило все «рабовладельческие» штаты. Например, Мэриленд и Делавэр остались верными Северу. Южан к сецессии подтолкнуло незаконное избрание президентом Авраама Линкольна (до этого Юг неоднократно приводил к власти своих президентов). Избрание президентом Линкольна – открытого ставленника олигархии Севера – стало откровенным вызовом южанам. Кстати, отметим, что господин Линкольн совсем не был сторонником освобождения рабов и ярым поклонником негритянского народа.

Процитируем «свободолюбца»: «Моя главнейшая задача в этой борьбе – спасти Союз, а не спасти или уничтожить рабство. Если бы я мог спасти Союз, не освобождая ни одного раба, я бы сделал это, и если бы мне для его спасения пришлось освободить всех рабов, я бы тоже сделал это»; «Я не выступаю и никогда не выступал за социальное и политическое равноправие белой и чёрной расы… за то, чтобы наделить негров избирательными правами или разрешить им быть присяжными, или за то, чтобы допустить их к занятию должностей, или позволить им смешанные браки с белыми… Между двумя расами существуют настолько глубокие физические отличия, что я не верю, что они когда-либо смогут жить вместе на началах социального и политического равноправия».

Интересно, что армию дикси возглавлял генерал Ли. Перед войной он уже рабов не имел. Армией Севера же руководил генерал Грант – рабы в его хозяйстве оставались вплоть до окончания войны. Как он сам пояснял, «ради удобства».

Так что как-то не сходятся официальные причины войны Севера и Юга с историческими документами.

Рабство на Юге постепенно шло к своему закату, и его, конечно, отменили бы, но постепенно, без горестей и проблем как для белого, так черного населения.

На Юге сформировался симбиоз различных народностей и рас. И патриотизм южан, в том числе негров, был достаточно высок.

На Севере же восторжествовал душок торгашества и наживы. На Юг янки ополчились прежде всего по экономическим причинам. Сырье северные заводчики получали с южных плантаций – экспорт и обработка хлопка был существенной статьей дохода для США.

Задолго до начала войны на деньги северных олигархов формировались аболиционистские пропагандистские сообщества, куда стекалось все негодное и морально ущербное: от незадачливых карьеристов и до сумасшедших террористов (вроде Д. Брауна). Кто-то усиленно оплачивал их деятельность, в том числе и по переправке негров с Юга на Север.

Не будем растекаться мыслью по древу. Юг войну проиграл. А причины были всё теже, чисто «вандейские»: южане (с опорой на сельскую жизнь) были отличными воинами, но слабыми солдатами, а Север задавил массой и террором (например, поход Шермана сопровождался тактикой выжженной земли, как и у Тюрго во Франции).

Выводы:

Если бы во Франции XVIII столетия Вандея разгромила и уничтожила Конвент, то многое бы изменилось. Реставрация монархии снизу, а не как в 1814 году при помощи извне, оставила бы Французское Королевство в числе лидеров Европы и не позволила бы Британии в дальнейшие годы проводить политику «разделяй и властвуй» на континенте.

Безусловно, и последующих революционных потрясений в XIX веке можно было избежать, но только при участии Российской Империи.

И сейчас Европа была бы другой. Какой — мы не знаем, но явно не той расхристанной и содомитской, каковую мы наблюдаем ныне.

Если бы КША отбилась от наглого Севера, то и США – Нового Карфагена, диктующего свою волю миру, не приключилось бы.

Современные политические, духовные, экономические и иные бедствия тесно связаны с тем, что в точках выбора или точнее точках бифуркации во Франции XVIII в. и в Северной Америке XIX в. революция-прогресс победила.

«Прогресса нет, а есть только прогрессивный паралич», —говаривал некогда покойный Лев Гумилев. Мы же добавим: «Революция – это локомотив истории, который мчит человечество под откос».

Алексадр ГОНЧАРОВ