Вольфганг Акунов. О РУССКОМ ГЕНЕРАЛЕ ПАВЛЕ СКОРОПАДСКОМ. Часть первая.

Без гнева и пристрастия

1. «Доброго корени добрая поросль»

Не только расплодившимся в нынешней России и «странах СНГ» так называемым «асфальтовым» и «не асфальтовым» казакам, но и «иногородним» (а по-казачьи - «мужикам») свойственно, к сожалению, плохое знание не только всемирной, но и собственной истории. Ее восприятие все еще происходит в соответствии с советскими мифами, а ныне во все большей степени дает себя знать и чрезмерное увлечение опусами разных самоучек, рассчитанными, скорее всего, на читателей самого младшего школьного возраста, при почти повсеместном пренебрежении исследованиями серьезных ученых. К тому же в российских организациях либо вообще игнорируют опыт казачьего государственного строительства и самоуправления в пределах других республик бывшего СССР либо в период Гражданской войны 1917-1922 годов. Между тем, к примеру, опыт возрождения днепровского (запорожского, реестрового, вольного) казачества (или, как писал, к примеру, классик нашей литературы Николай Васильевич Гоголь - козачества), официально исчезнувшего в России к концу XVIII века, представляется весьма поучительным в плане успешного сотрудничества с германскими военными властями с целью успешного противостояния деструктивным силам анархии и большевизма.

В наше время инициатор этого успешного сотрудничества - Гетман Украинской Державы, бывший генерал-лейтенант Российской Императорской Армии Павел Петрович Скоропадский, читателю в России знаком, в лучшем случае, по воспоминаниям Константина Паустовского («гетман наш босяцкий, Павло Скоропадский...»), а в худшем - по несравненно более популярным произведениям Михаила Булгакова - пьесе «Дни Турбиных» и роману «Белая Гвардия». Автор, тяготевший к мрачноватой мистике и необузданной фантазии (к чему, в общем-то, можно отнестись с пониманием, учитывая место и время написания его произведений), как в романе, так и в пьесе обрисовал «гетмана на час», «фигляра» Скоропадского в достаточно неприглядном виде. Но одно дело - литературный и сценический герой, изображенный, хочешь-не хочешь, в соответствии с требованиями определенного (пусть даже неосознанного) социального заказа. А другое дело - скрывающийся за ним облик реального, живого человека из плоти и крови. Так что же это был за человек - Павел Скоропадский, и каковы были наиболее значительные из осуществленных им социально-экономических преобразований?

Главный герой нашего краткого биографического очерка - Павел Петрович Скоропадский - родился 3 мая 1873 года в семье представителя одного из древнейших и знаменитейших малороссийских (или, если кому так нравится больше - украинских) козачьих родов, Петра Ивановича Скоропадского, и Марии Андреевны Миклашевской.

Известнейшим предком будущего Гетмана по отцовской линии был генеральный референдарий Илья Скоропадский, сын павшего в сражении с поляками при Желтых водах Федора Скоропадского. Илья Скоропадский был, подобно своему отцу, верным соратником гетмана Богдана Хмельницкого и присягнул на верность России (а точнее – Царю Алексею Михайловичу, и в его лице - Великим Государям Московским из рода Романовых) при заключении Переяславского договора в достопамятном 1654 году. Отец будущего Гетмана Украины, полковник Российской Императорской Армии П.И. Скоропадский, в молодости служил в Лейб-гвардии Кавалергардском полку, принял в 1863 году участие в боевых действиях на Северном Кавказе против чеченцев и дагестанцев и был награжден Орденом Святого Станислава II степени с мечами. Кроме того, Петр Иванович Скоропадский удостоился весьма редкой награды - Золотого палаша с надписью «За Храбрость».

Род матери будущего Гетмана Украины - Миклашевские - происходил по прямой линии от Великого князя Литовского и Русского Гедимина. Стены старинного дедовского дома в Тростянце на Черниговщине, где воспитывался маленький Павлик, были украшены старинными, потемневшими от времени портретами малороссийских гетманов и славных представителей козачьей старшины, там всегда звучали мелодичные украинские песни. Впоследствии будущий гетман поручил известному библиографу Борису Львовичу Модзалевскому архивные розыски для составления генеалогического древа своего рода, оказавшегося на удивление пышным.

В 1893 году П. Скоропадский с блеском окончил самое элитное военное учебное заведение Российской империи - Пажеский корпус - и вступил корнетом в Лейб-гвардии Кавалергардский полк (переименованный в 1894 году в Кавалергардский Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полк), в котором служил в свое время и его отец. Молодой офицер успешно командовал эскадроном, заслужил самые лестные оценки начальства и был вскоре назначен полковым адъютантом. Товарищами Павла Скоропадского по Кавалергардскому полку были отпрыски известнейших дворянских фамилий Российской империи, многим из которых – например, барону Карлу-Густаву Эмилю фон Маннергейму - пришлось в не столь далеком будущем вписать немало славных страниц в историю Русско-Японской и Великой войны, а в годы российской Смуты возглавить силы Белой гвардии в смертельной схватке с большевизмом. Во время служебных отпусков молодой блестящий кавалергард объехал почти всю Европу.

2. За Веру, Царя и Отечество

В 1898 году Павел Скоропадский сочетался законным браком с Александрой Петровной Дурново - дочерью генерал-адъютанта Петра Павловича Дурново и княгини Марии Васильевны Кочубей. Но счастье молодых супругов длилось всего недолгих шесть лет. Когда в 1904 году на Дальнем Востоке разразилась Русско-японская война, П. Скоропадский незамедлительно подал рапорт и добился перевода есаулом в 3-й Верхнеудинский казачий полк действующей армии. Отличными военными познаниями и выдающейся храбростью Скоропадский в первые же недели войны обратил на себя внимание командующего Восточным отрядом Маньчжурской армии генерала графа Федора Эдуардовича Келлера, сделавшего молодого казачьего офицера своим адъютантом. Впрочем, на новой должности Скоропадский как-то не прижился и очень скоро добился возвращения в строй, став командиром сотни 2-го Читинского полка Забайкальского казачьего войска. За личное мужество в бою молодой офицер, быстро заслуживший искреннее уважение и любовь казаков-забайкальцев, был награжден Золотым Георгиевским оружием (только не палашом, как в свое время отец, а шашкой). Его супруга также самоотверженно несла нелегкую фронтовую службу, хотя и на другом «участке фронта» - сестрой милосердия в санитарном поезде российского Красного Креста.

Конец Русско-японской войны застал П. Скоропадского в чине полковника, на посту адъютанта Главнокомандующего русских войск на Дальнем Востоке генерала Николая Петровича Линевича (между прочим, тоже - родового малороссийского козака).

Вернувшись с фронта, полковник П. Скоропадский был назначен флигель-адъютантом Государя Императора и Самодержца Всероссийского Николая II. К описываемому времени в придворных кругах возникла не лишенная оригинальности идея к двухсотлетию Полтавской битвы (выиграть которую Петр Великий смог не в последнюю очередь благодаря помощи казачьей конницы гетмана Ивана Скоропадского) наградить кого-нибудь из достойных потомков малороссийских казаков чисто почетным (как тогда казалось) титулом «Гетмана Украины» - по примеру графа Кирилла Григорьевича Разумовского, носившего гетманский титул при Императрице Елизавете Петровне в середине XVIII века, что не давало ему, однако, никакой реальной власти на Украине, разделенной на губернии и включенной на общих основаниях в состав Всероссийской империи.

Учитывая обширные связи и боевые заслуги Павла Скоропадского, а также тот немаловажный факт, что именно его славный предок (пусть и не прямой!) Иван Ильич Скоропадский, приведший на помощь русской армии под Полтаву гораздо больше козаков, чем являвшийся формально гетманом Иван Степанович Мазепа и кошевой атаман Запорожского войска Константин (Кость) Гордеевич Гордиенко вместе взятые привели на помощь шведам, был назначен Петром Великим правителем Украины, именно Павел Скоропадский считался почти что неоспоримым кандидатом на это почетное звание «Гетмана» (царскою милостью). Но, по трезвом размышлении, П. Скоропадский отказался от предложенной ему чести стать «придворным гетманом» (может быть, в его отказе сыграло определенную роль и то, что в петербургском доме Скоропадских относились не без некоторого сочувствия к памяти И. Мазепы).

До самого начала в 1914 году Великой (Второй Отечественной или Великой Отечественной, как ее еще называли современники описываемых событий) войны П. Скоропадский - владелец нескольких богатых имений в Черниговской и Полтавской губерниях - занимался благотворительной деятельностью. Кроме того, он вложил немалую часть своих личных средств в восстановление боевой мощи разгромленного японцами под Порт-Артуром и Цусимой русского военно-морского флота. Интересно, кто из наших современников и соотечественников сегодня знает что-либо об этой стороне деятельности «босяцкого гетмана»? А надо бы знать!

В 1911 году П. Скоропадский получил назначение командиром 20-го Финляндского драгунского полка, затем - командиром Лейб-Гвардии Конного полка. 25 марта 1912 года он получил чин генерал-майора и был причислен к Свите Его Императорского Величества. Под командованием Скоропадского вверенный ему полк, по праву именуемый «полком русских шевалье», поскольку в конногвардейцах (как и в кавалергардах) традиционно служили отпрыски лучших аристократических родов России, вскоре превратился в один из лучших кавалерийских полков Российской империи. И когда разразилась Великая война, полк Скоропадского в одном из первых же боев этой войны, 6 августа 1914 года, наголову разгромил целую германскую бригаду.

За эту блестящую победу генерал-майор П. Скоропадский решением Георгиевской Думы Императорской Конной Гвардии был удостоен высшей боевой награды - ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия IV степени. В те месяцы и годы имя генерала Скоропадского постоянно упоминалось российской печатью в числе славнейших героев Великой войны. В скором времени он принял под свое командование 1-ю гвардейскую бригаду, а 12 сентября 1915 года, после успешных боев под Трисвятами, был повышен в чине до генерал-лейтенанта. 2 апреля 1916 года вступил в командование 1-й Гвардейской кавалерийской дивизией. 1917 год застал генерал-лейтенанта П. Скоропадского на посту командира 34-го армейского корпуса.

3. Порвалась цепь великая...

Павел Петрович однозначно осудил вынужденное отречение Государя Императора Николая Александровича от прародительского престола (между прочим, не предусмотренное законами Российской империи, верховным блюстителем и хранителем которых считался сам Государь). Между тем, отречение Царя было расценено многими тогдашними российскими общественными деятелями, придерживавшимися «украинофильских» (то есть направленных, если не на отделение Малороссии от Российской державы, то, по крайней мере, на ее автономию) взглядов, как событие, ознаменовавшее собой утрату Переяславским договором о воссоединении Украины с Россией всякой юридической силы. Ведь гетман Богдан Хмельницкий и его козаки, восставшие против власти польско-литовской «Речи Посполитой», подчеркивали «волим под Царя Русского, Православного» и присягали на верность именно Русскому Православному Царю (в отсутствие же Царя все их клятвы в верности как бы «повисали в воздухе»). Как говорил даже шолоховский дед Гришака в «Тихом Доне»: «Я своему белому царю присягал, а мужикам я не присягал...Так-то!»...

Не мог не задумываться обо всем этом и П. Скоропадский. Разрыв династической унии России и Малороссии-Украины настолько оживил теперь уже не просто «украинофильское», но подлинно украинское национальное движение, что весной бурного 1917 года на Украине (остававшейся все еще в составе России) возник свой собственный представительный орган - Центральная Рада.

На фронте же, неустанно подрываемом и разлагаемом большевицкой антивоенной агитацией, оплаченной немецкими деньгами (или, точнее говоря - деньгами, полученными большевиками через немцев), дела для русских войск шли все хуже и хуже. Еще до назначения генерала Скоропадского 34-й армейский корпус, под влиянием подрывной пропаганды большевиков, первым во всей армии разогнал офицеров и наотрез отказался выполнять приказы командования. С приходом Скоропадского ситуация, однако, переменилась коренным образом - к лучшему для России. Новый командующий не только молниеносно навел во вверенном ему корпусе порядок, введя железную дисциплину, но и в кратчайшие сроки превратил свой корпус в один из лучших в армии своего Российского Отечества! Достаточно сказать, что после окончательного развала русской армии большевицкими агитаторами корпус Скоропадского разоружился последним изо всех русских армейских корпусов, а П. Скоропадский остался последним Царским генералом, к которому подчиненные, несмотря на кадетско-октябристко-эсеро-анархо-большевицкую «демократизацию», обращались по-прежнему, как при «проклятом» царском режиме: «Ваше Высокопревосходительство», а не «господин генерал».

Солдаты разлагавшейся на глазах русской армии отказывались воевать, утешая себя тем, что «до Урала и Сибири немец не дойдет!» и дезертировали десятками тысяч «делить землю». В отчаянных попытках спасти положение Временное правительство сделало ставку на формирование в составе армии «национальных» воинских частей. Вверенному П. Скоропадскому 34-й армейскому корпусу суждено было стать первым соединением, подвергнутом так называемой «украинизации» (он даже получил в августе рокового для исторической России 1917 года официальное наименование «1-го Украинского корпуса»).

Корпус прошел своеобразную «этническую чистку». Из его рядов были удалены все солдаты и офицеры «не украинцы» (то есть, заявившие, что не считают себя украинцами, хотя бы их фамилии оканчивались на «-ко» - иных способов отделить «украинских овец» от «неукраинских козлищ» - или наоборот! - в добольшевицкой России, где в паспорте имелась только графа «вероисповедание», но не имелось графы «национальность», попросту не существовало!), переведенные в другие воинские части, а на их место были переведены «украинцы» (то есть, военнослужащие, считавшие, или в одночасье решившие считать себя таковыми!). И вскоре германский фронт на Украине держали только «украинизированные» соединения «армии Свободной России» (выражаясь языком «Главноуговаривающего» Александра Федоровича Керенского и его сплошь масонского окружения), а именно - 1-й Украинский корпус генерала Павла Петровича Скоропадского (60 000 штыков), две казачьи «сердюцкие» дивизии («сердюки» - традиционное название лейб-гвардии малороссийских гетманов) полковника Михаила Владимировича (Омельяновича-) Павленко (15 000 штыков и сабель), 56-я дивизия бывшей русской 8-й армии и несколько более мелких частей.

Вопреки до сих пор бытующим у нас в России (в особенности в «национал-патриотической» среде, не говоря уже о среде большевицких недобитков, которые, традиционно «не видя в собственном глазу бревна», считают всех «украинских самостийников» сплошь отпетыми «погромщиками, пьяницами и грабителями» - в каковой оценке, парадоксальным образом, трогательно сходятся откровенный «белогвардеец» Михаил Афанасьевич Булгаков, «беспартийный эстет» Константин Георгиевич Паустовский, «красный граф» и человек без принципов Алексей Николаевич Толстой и оголтелый большевик-фанатик Николай Алексеевич Островский!) представлениям, эти «украинизированные» части, отличавшиеся - на фоне всеобщих «измены, трусости и обмана»! - высочайшим боевым духом и строжайшей дисциплиной, под командованием опытных офицеров-фронтовиков, сражались с таким мужеством и высоким боевым мастерством, что не кто иной, как будущий герой Белой России - тогдашний Главнокомандующий русской армией генерал Лавр Георгиевич Корнилов - назвал «украинцев» лучшими воинскими соединениями, которыми он когда-либо командовал!

Что же касается генерала «Павло» Скоропадского, прекрасно понимавшего, что не может быть ничего хуже безбожной и бесчеловечной большевицкой диктатуры, то ему еще предстояло сыграть решающую роль в стабилизации обстановки на Украине, взбаламученной революцией, возглавив силы реакции и порядка - под сенью германских штыков, умело обращенных им из силы деструктивной в конструктивную, под чьим прикрытием он - подобно атаману Петру Николаевичу Краснову на Дону! – смог, вопреки всему, начать державное строительство...

4. За «малую Родину»

После захвата большевиками власти в центральных областях обезглавленной Российской державы на Киев, для разгона Центральной Рады, удушения провозглашенной (для отделения не от России, а, прежде всего - от узурпировавшего власть над Россией преступного большевицкого режима!) Украинской Народной республики (УНР) под желто-голубым («жовто-блакитным») прапором (флагом) и государственным гербом в виде «трезубца Святого Володимира» («тризуба» - родового знака Рюриковичей, заимствованного «украинофилами» с монет Владимира Красное Солнышко, Ярослава Мудрого и других правителей Киевской Руси) и установления «Власти Советов» (или, в «украинизированном» варианте - «Влады рад»), двинулась бывшая русская (а ныне - «обольшевиченная») 7-я армия. В авангарде этого «ударного отряда Мировой революции» наступал 2-й гвардейский корпус во главе со «взбесившейся самкой революции» - комиссаршей-садисткой Евгенией Богдановной Бош (Майш). Однако, скрестив штыки и шашки с закаленными в огне войны бойцами Скоропадского, «революционные орлы» очень скоро поняли, что драться с ними будет, пожалуй, потруднее, чем резать сдавшихся под честное слово русских офицеров или расстреливать заложников. Части генерала П. Скоропадского, перекрыв линии железных дорог, рядом сокрушительных ударов наголову разгромили отряды 7-й армии «украинского» большевичья. В конце концов, вояки Евгении Бош дали себя разоружить и погрузить в эшелоны, после чего заметно протрезвевшие и притихшие «буревестники мировой революции» были отправлены в красную Россию в обход «санированной» Украины.

В свете всех изложенных выше фактов, не представляется удивительным, что П. Скоропадский пользовался огромной популярностью не только в военных кругах, тысячами нитей связанных с исторической Россией, но и среди возрождающегося украинского козачества («вильного козацтва»). Начало возрождению козачьего движения в Малороссии было положено еще в июле 1917 года в Звенигородском уезде Киевщины, после чего процесс распространился и по другим ее уездам, перекинувшись на другой берег Днепра - на Полтавщину, Черниговщину и Екатеринославщину.

Необходимо особо отметить ту мощную народную поддержку, которую повсеместно встречало козачье возрождение. Так, в славном давними традициями, идущими еще со времен Гетмана Богдана Хмельницкого, городе Чигирине был созван Всеукраинский съезд «Вильного козацтва». 6 октября 1917 года две тысячи делегатов съезда, представлявших 60 000 козаков пяти традиционных «козачьих» губерний избрали генерала П. Скоропадского своим Войсковым Атаманом (или, по-украински «Отаманом») и Главнокомандующим войсками Центральной Рады. Подчиненное ему козачество незамедлительно принялось формировать свои «курени» и «коши» со штатным вооружением бывшей Российской Императорской армии.

Быстрый рост авторитета молодого генерала и сосредоточение в его руках, по существу, почти всех боеспособных воинских формирований вызвали, однако, резко отрицательную реакцию Центральной Рады, состоявшей, главным образом, из разношерстных социалистических и революционных партий всех мастей во главе с «демократами» - историком Михаилом Сергеевичем Грушевским и Владимиром Кирилловичем Винниченко (впоследствии перешедшими на службу к большевикам). Рада, провозгласившая основным содержанием своей политики лозунг: «Нам не нужна несоциалистическая Украина!», неустанно обвиняла спасшего ее штыками и шашками своих козаков и солдат (или, по-украински, «стрельцов») от большевизма генерала Скоропадского в «контрреволюционных замыслах и устремлениях».

Самого непримиримого врага Скоропадский нажил себе в лице Генерального Секретаря Центральной Рады по военным делам (министра обороны) масона Симона Васильевича Петлюры. Этот бывший семинарист и член Украинской Социал-Демократической Рабочей партии, подобно Льву Давидовичу Троцкому в Москве, окружил себя студентами-недоучками, прапорщиками военного времени, анархиствующей матросней. С. Петлюра, остро ощущавший свою полную некомпетентность и никчемность перед военными профессионалами, прошедшими школу старой Царской армии, старался избавляться от них при первой же возможности (в отличие от более хитрого Льва Давидовича Троцкого, сделавшего должные выводы из первоначальных ошибок и начавших, ничтоже сумняшеся, загонять в свою «рабоче-крестьянскую» Красную армию недорезанных большевиками, анархистами и эсерами «военспецов» из «бывших» угрозами расправиться с их взятыми в заложники семьями и другими не менее изощренными способами).

Причем, при ближайшем рассмотрении, выясняется, что немалую поддержку «украинскому буржуазному националисту» и «самостийнику» С. Петлюре оказывали российские «революционеры» большевицкой ориентации. Что же касается «украинствующих» евреев-социалистов из ближайшего петлюровского окружения, то они не замедлили ославить «реакционного царского генерала» П. Скоропадского «антисемитом». Впрочем, этого клейма, по иронии судьбы, не избежал и сам социалист-масон Петлюра, впоследствии, уже в эмиграции, пристреленный - за ненадобностью! - как собака, большевицким агентом Шоломом (Самуилом) Исааковичем Шварцбардом (Шварцбурдом) в Париже за «антисемитизм» и «организацию еврейских погромов на Украине»!

А скоро в подсоветском сознании петлюровцы, враждебные немцам и австрийцам и потому поддерживаемые Антантой, смешались (или были специально кем-то смешаны) с гетманцами, поддерживаемыми немцами и австрияками и потому враждебными Антанте. Вспомним хотя бы слова, обращенные советским журналистом Паламидовым в литерном вагоне едущего на смычку рельсов Восточной магистрали агитпоезда, после рассказа Остапа Бендера о ликвидации петлюровцами Вечного Жида (то ли «поставленного к стенке», и, соответственно, расстрелянного, то ли «порубанного», и, соответственного, убитого клинковым холодным оружием - до конца не ясно - по приказу куренного атамана), к «наемнику капитала» - журналисту «австрийской свободомыслящей газеты» Гейнриху: «Думаю, что вам, господин Гейнрих, как бывшему лейтенанту АВСТРИЙСКОЙ (выделено нами - В.А.) армии, известны повадки ВАШИХ ДРУЗЕЙ-ПЕТЛЮРОВЦЕВ?» (выделено нами - В.А.)...

Отнюдь не желавший оставаться безучастным перед лицом происков этой шатии-братии, Скоропадский созвал оппозиционную Центральной Раде организацию «Украинська Громада». Руководство «Громады» состояло из офицеров «украинизированных» частей бывшей Российской Императорской армии, лидеров «Вильного козацтва» и представителей украинской интеллектуальной элиты. Программа и идеология «Громады» были просты, доходчивы и ясны любому разумному человеку - Украина охвачена анархией, Центральная Рада бессильна изменить ситуацию к лучшему, налицо настоятельная необходимость заменить обанкротившуюся левую Раду твердой властью, пользующейся всенародными доверием и поддержкой. Наилучшей же формой такой твердой власти, с учетом украинских исторических традиций, идеологи «Народной Громады» считали институт Гетманства.

Осуществить все эти положения на практике «Громаде» удалось в апреле 1918 года, когда Центральная Рада оказалась не в состоянии выполнить свои обязательства по заключенному в начале марта (одновременно с Советской Россией, или, как тогда говорили - причем не только в правых, но и в левых и даже большевицких кругах - «Совдепией») «похабному» Брестскому мирному договору с кайзеровской Германией и ее союзниками (так называемыми Центральными державами). В то время как засевшие в Москве и Петербурге «российские» большевики, отрабатывая иудины сребреники, неукоснительно гнали на Запад эшелон за эшелоном, груженные русским золотом, углем, пшеницей и прочим «маслом и яйками», поставки в Германию «хлiба и сала» с Украины постоянно срывались, поскольку «прозаседавшаяся» Центральная Рада абсолютно не контролировала ситуацию в стране (в отличие от «российских» большевиков, с первых же дней захвата власти сдавивших взятую ими в заложники страну в железных тисках жесточайшей диктатуры). К тому же в недрах самой Рады шла ожесточенная борьба за власть между сторонниками М. Грушевского и В. Винниченко. В этой борьбе за власть «украинский буржуазный националист» (каковым его неустанно клеймили Владимир Ильич Ульянов-Ленин и Лев Давидович Бронштейн-Троцкий «со товарищи») Винниченко договорился даже до того, что предложил во всеуслышание «провозгласить власть Советов и безотлагательно вступить в переговоры с Лениным» (кстати, все вышеозначенные господа «украинцы» изъяснялись преимущественно на русском языке!).

5. Германская поддержка

24 апреля 1918 года начальник штаба германских войск генерал Вильгельм Грёнер на встрече с генералом Скоропадским заявил ему следующее. Если в самое ближайшее время на Украине не появится собственное сильное, способное выполнять принятые на собой Украиной международные обязательства по Брестскому договору, правительство, Германская империя будет вынуждена объявить Украину оккупированной страной, а германская армия - силой оружия изымать необходимые «Второму рейху» для продолжения войны против стран Антанты на Юге и Западе сырьевые и продовольственные ресурсы. Германский кайзеровский генерал дал русскому Царскому генералу Скоропадскому совершенно недвусмысленное заверение в поддержке, сформулированное в следующих выражениях: «В случае удачного переворота Вы можете рассчитывать на содействие германских войск в деле восстановления закона и порядка...В день переворота мы будем держать нейтралитет, но крупных беспорядков не допустим». А немцы своих союзников и друзей в беде никогда не бросали - в отличие от двуличных «рыцарей Антанты»! Это было хорошо известно...

Царский генерал П. Скоропадский, привыкший, как человек военный (в отличие от социалистических мечтателей, прожектеров и доктринеров), всегда трезво взвешивать свои силы и возможности, оказался перед крайне непростым выбором. Ведь в тех условиях взять в свои руки власть на Украине не сулило ничего, кроме тяжелейшего, неблагодарного труда и борьбы с великим множеством врагов - как внешних, так и внутренних. Но обстоятельства буквально вынуждали его действовать во что бы то ни стало, не откладывая дела в долгий ящик. Как говаривал блаженной памяти Великий Государь Император Петр Алексеевич: «Потеря времени смерти безвозвратной подобна». По словам самого генерала Скоропадского, он тогда думал: «У меня всегда будет сознание, что я человек, который ради своего собственного спокойствия упустил возможность спасти страну, трусливый и безвольный...».

В конце концов, генерал Скоропадский, принял твердое решение всецело посвятить себя борьбе за спасение от красной нечисти для начала хотя бы бывших малороссийских губерний сраженной подлым ударом в спину Российской империи, пусть даже, волею непреодолимых обстоятельств, воспользовавшись поддержкой недавних противников России в Великой войне. Решившись стать Гетманом Украинской державы, он ни на мгновение не переставал осознавать себя и оставаться в душе, прежде всего, РУССКИМ Царским генералом («Я такой же германофил, как и франкофил, я просто русофил, желающий восстановления России»), даже внутренне смирившись с необходимостью - ради спасения сперва части территории России, а затем уже, действуя с этого плацдарма, и всей России! - опереться на любых союзников, способных оказать ему действенную помощь, будь то германские войска, донское и кубанское казачество (поднявшее в это время знамя освободительной борьбы против клевретов кровавого Третьего, Коммунистического, Интернационала - Коминтерна), Грузию, Крым или Кавказ. Все это было подчинено для него решению первоочередной задачи - разгрому большевизма, этой «красной чумы», угрожавшей в равной степени всем народам и странам. Все остальное, в том числе и восстановление государственного устройства России, освобожденной от ига Коминтерна, могло, по его глубочайшему убеждению, возможно ложному, но несомненно искреннему, пока и подождать.

Тем временем офицеры бывшего 1-го Украинского корпуса уже тайно формировали отряд для захвата правительственных зданий. Готовился и Съезд хлеборобов («крепких мужиков», земельных собственников, на которых мечтал опереться в своей борьбе за Великую Россию против сторонников великих потрясений еще великий реформатор Петр Аркадьевич Столыпин, подло убитый в 1911 году слугами Мировой Закулисы не где-нибудь, а именно в тогдашней Малороссии, на Украине, в Киеве!) и помещиков, на котором было решено объявить о введении на Украине гетманского правления.

29 апреля 1918 года в Киеве состоялся Всеукраинский съезд хлеборобов. 6 432 делегата съезда выразили свое недовольство политикой Центральной Рады (в первую очередь - ее социалистическими экспериментами, национализацией земли). Съезд хлеборобов постановил: «Для спасения страны нам необходима сильная власть, нам необходим диктатор, согласно старинным обычаям - Гетман». Когда при этих словах перед собравшимися появился высокий, стройный генерал П. Скоропадский в черной черкеске с заслуженной в борьбе с врагами Великой России высокой боевой наградой - белым эмалевым Георгиевским крестом, который Павел Петрович не снимал ни при каких обстоятельствах, как того требовал Георгиевский орденский статут, зал встретил его громовыми рукоплесканиями - избрание Гетмана Украины совершилось!

То обстоятельство, что Съезд хлеборобов проходил в здании цирка, сразу же вызвало град язвительных насмешек со стороны противников из разных лагерей, как правых, так и левых. Но это не было чем-то из ряда вон выходящим. Начало Французской революции 1789 года было положено клятвой депутатов Генеральных Штатов, собравшихся в павильоне для игры в мяч. Германский Совет Народных Уполномоченных - первое Временное правительство республиканской Германии во главе с социал-демократами Фридрихом Эбертом и Филиппом Шейдеманом - было сформировано 11 ноября 1918 года на Съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, собравшемся в берлинском цирке Буша. А большевицкий штаб Ленина-Троцкого - так тот вообще разместился в Смольном институте благородных девиц! И никому из современников и потомков все это почему-то смешным не казалось!

6. У кормила власти

Как бы то ни было, власть тут же избранного Съездом хлеборобов Гетмана П. Скоропадского (помазанного на Гетманство епископом Никодимом в киевском Софийском соборе 29 апреля 1918 года), безо всякого сопротивления всего за несколько дней установилась по всей Украине. Причем новый Гетман, без лишних проволочек упразднивший «Украинскую Народную республику», старался действовать как можно более демократично, либерально и терпимо к своим политическим противникам и недоброжелателям. Никто из лидеров Центральной Рады не был арестован гетманскими властями или даже лишен свободы слова. Возможно, зря. Поскольку, оставаясь на свободе, отстраненные от власти лидеры социалистической Рады во весь голос осуждали «реакционный» и «контрреволюционный» переворот, отвергая все предложения о сотрудничестве с новой, реакционной, властью.

А ведь Гетман всея Украины П. Скоропадский всерьез рассчитывал на сотрудничество со всеми конструктивными силами, ориентируясь в вопросе формирования правительства вовсе не на политические взгляды кандидатов на министерские посты, а исключительно на их профессионализм. Он не уставал повторять: «Для того, чтобы действительно что-нибудь сделать для страны, придется идти самому и убеждать других, убеждать без конца идти путем взаимных уступок...». Когда же противники Скоропадского, к началу осени 1918 года, наконец, смирились с фигурой Гетмана в качестве «временного президента Украины», было уже слишком поздно. Уникальный шанс укрепить национальную власть и спасти страну от большевизма оказался непоправимо упущенным...

Тем не менее, семь с половиной месяцев правления генерала П. Скоропадского в качестве Гетмана Украинской державы вошли в историю и сохранились в памяти населения Украины как период относительного спокойствия и благополучия. За эти семь с половиной месяцев гетманское правительство успело принять около 400 законов. В первую очередь были приняты законы о восстановлении прав частной собственности на землю и изъятии по рыночной стоимости части земли у крупных землевладельцев с целью наделения землей малоземельных селян, а также об улучшении правового положения и условий труда рабочего класса.

Не менее настоятельно требовал своего решения и вопрос об исправлении допущенных социалистами из Центральной Рады внешнеполитических ошибок - например, в отношении Крыма. Заключая «похабный» Брестский мир и фактически разделяя большевицкий тезис о «мире без аннексий и контрибуций», делегация украинской Центральной Рады за столом переговоров с представителями Центральных держав в Брест-Литовске отказалась от Крыма, чем вызвала недоумение всех участников переговоров - даже с германской стороны. Придя к власти, гетман Скоропадский твердо заявил, что Украинская держава не может существовать, не владея Крымом, иначе «это будет некое туловище без ног». При этом он, говоря, из тактических соображений, об Украине, имел в виду, несомненно, Россию, к восстановлению которой стремился, опираясь на украинский плацдарм.

Гетман добился заключения договора с Крымом, имевшим собственное правительство во главе с бывшим генералом Российской Императорской армии Матвеем Александровичем (Мухаммед-беком) Сулькевичем, о включении Крыма в состав Украины на правах автономии. Был незамедлительно решен и вопрос о судьбе Черноморского флота. Едва узнав об избрании Скоропадского Гетманом и образовании Украинской державы, все корабли Черноморского флота (80% личного состава которого объявили себя украинцами) подняли «жовто-блакитные прапоры». Вскоре Гетман Скоропадский, проявив недюжинное упорство и дипломатическую изворотливость, добился возврата Украинской державе (а с дальним прицелом - повторим это еще раз! - Российской империи, которую всегда втайне мечтал восстановить, действуя с территории Украины, как плацдарма для освобождения от красных всех российских земель!) всех захваченных немцами военных кораблей и вспомогательных судов бывшего Российского Императорского Черноморского флота.

7. Южная армия и герцог Лейхтенбергский

Чтобы охарактеризовать сложившееся после - совершенно бескровного, между прочим! - прихода Гетмана Скоропадского к власти на Украине реальное (а не окарикатуренное в стиле Толстого-Паустовского-Булгакова и иже с ними!) положение, нам представляется уместным привести отрывок из воспоминаний одного из основателей в гетманском Киеве русского патриотического союза «Наша Родина» и русской монархической Южной армии – герцога Георгия Николаевича Лейхтенбергского. Русская монархическая Южная армия, как и многие другие русские белые добровольческие формирования, совершенно открыто формировалась на территории Украинской державы под защитой гетманской власти и германских оккупационных войск, формально «сохранявших полный нейтралитет в русских делах», но в действительности весьма благожелательно настроенных к национальным силам русского антикоммунистического Сопротивления, копивших, опираясь на украинскую «ячейку порядка», как на базу, силы для освободительного антибольшевицкого похода на Москву. Об однозначно российских, сели не сказать - великорусских - симпатиях Гетмана в один голос свидетельствуют практически все - даже самые строгие и нелицеприятные - критики «германского прихвостня» Скоропадского.

Так, у М.А. Булгакова в «Белой Гвардии» мы читаем:

«А днем успокаивались, видели, как временами по Крещатику, главной улице, или по Владимирской проходил полк германских гусар. Ах, и полк же был! Мохнатые шапки сидели над гордыми лицами, и чешуйчатые ремни сковывали каменные подбородки, рыжие усы торчали стрелами вверх. Лошади в эскадронах шли одна к одной, рослые, рыжие четырехвершковые лошади, и серо-голубые френчи сидели на шестистах всадниках, как чугунные мундиры их грузных германских вождей на памятниках города Берлина.

Увидев их, радовались и успокаивались и говорили далеким большевикам, злорадно скаля зубы из-за колючей пограничной проволоки:

- А ну, суньтесь!».

А у К.Г. Паустовского в автобиографической повести «Начало неведомого века», третьей части его монументальной «Повести о жизни»:

«По Фундуклеевской улице молча шли тяжелым шагом немецкие полки. От марша кованых сапог вздрагивали стекла. Предостерегающе били барабаны. За пехотой так же угрюмо, дробно цокая подковами, прошла кавалерия, а за ней гремя, и подскакивая по брусчатой мостовой - десятки орудий. Без единого слова, только под бой барабанов, немцы обошли по кругу весь город и вернулись в казармы».

И так далее. При желании мы могли бы привести немало аналогичных цитат из «Хождения по мукам» красного графа Алексея Николаевича Толстого и многих других. Причем не только известных литераторов. Так, бывший сотрудник Музея Императора Александра III Николай Михайлович Могилянский особо подчеркивал в своих изданных в эмиграции в Париже воспоминаниях «Трагедия Украины (из пережитого в Киеве в 1918 году)»:

«Придя в Киев, немцы прежде всего вычистили невероятно загаженный при большевиках вокзал...Они явились сюда (на Украину - В.А.) друзьями, а не врагами; здесь можно будет и отдохнуть, и подкормиться. Лица сосредоточенные, дисциплина образцовая, спокойная приветливость и сознание собственного достоинства...

С появлением немцев, как по мановению волшебного жезла, без всяких угроз или угрожающих объявлений, исчезли всякие грабежи и насилия. Обыватель вздохнул свободно. Даже поздней ночью стало совершенно безопасно гулять по улицам. Открылись театры, синема (кинотеатры - В.А.), рестораны, жизнь заиграла быстрым темпом свою вечную суетливую музыку».

А вот что писал в своих воспоминаниях о жизни в Киеве под властью Гетмана П. Скоропадского и под защитой немецких войск герцог Георгий Николаевич Лейхтенбергский:

«Был конец июля 1918 г. В Киеве, где я тогда проживал со своими старшими детьми, постепенно, под охраной немецких штыков, укреплялось правительство Гетмана Скоропадского, организовывалась правительственная украинская власть, водворялись покой и тишина, и экономическая жизнь края начала возрождаться.

На Дону правил Атаман Краснов и там также нарождалась вооруженная сила и укрепились порядок и тишина.

На Кубани Добровольческая армия успешно боролась с большевиками и старалась всемерно увеличивать свои силы. На юге России, таким образом, создавалась широкая база для действий против Советской Москвы в будущем. Говорю: в будущем, потому что разнородные силы – Украину, Дон и Кубань – надо было еще координировать; теоретически координировать их было бы не трудно одной просто поставленной целью – борьбой с большевизмом, как с мировым злом и мировой опасностью, и восстановлением России. Теоретически большинство деятелей того времени это и понимали, но практически достигнуть соглашения в этом направлении было крайне нелегко: мировая война все еще продолжалась, и Россия, как таковая, выбыла из строя и превратилась в арену междоусобной войны и международных интересов.

На Украине господствовали немцы, и Гетман должен был с ними считаться при каждом своем шаге. Своей армии у него еще не было и неизвестно было, когда немцы разрешат таковую создать...

Добровольческая армия, выкинув лозунг: «верность союзникам (Антанте - В.А.) до конца», всецело рассчитывала на их, союзников, помощь и, ставя патриотическим лозунгом: Единую, неделимую Россию, не желала признавать Украины, (лишь – В.А.) поневоле считаясь с Доном и, что было хуже с практической, русской точки зрения, ПРИЗНАВАЛА НЕМЦЕВ НА УКРАИНЕ СВОИМИ ВРАГАМИ (выделено нами - В.А.) и всячески это подчеркивала».

На деле же - самоубийственно отказывалась проявить политическую мудрость и взять протянутую ей вчерашними врагами руку. А ведь именно в этом заключалось тогда единственное средство к спасению. И данную мысль даже пламенный ненавистник гетмана Скоропадского, Михаил Афанасьевич Булгаков, вложил в уста своего любимого героя - русского белого офицера Алексея Турбина (вероятно, высказавшего сокровенные мысли самого Булгакова, остерегавшегося выражать свое мнение открыто, боясь недреманного ока советской цензуры):

«Нужно только иметь голову на плечах, и всегда можно было бы столковаться с гетманом. Нужно было бы немцам объяснить, что мы им не опасны. Конечно, война нами проиграна! У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем все на свете. У нас - Троцкий. Вот что нужно было сказать немцам: вам нужен сахар, хлеб? - берите, лопайте, кормите солдат. Подавитесь, но только помогите. Дайте формироваться, ведь это вам же лучше, мы вам поможем удержать порядок на Украине, чтобы наши богоносцы не заболели московской болезнью. И будь сейчас русская армия в Городе, мы бы железной стеной были отгорожены от Москвы...»

«План же был таков, - звучно и торжественно выговорил Шервинский - когда война кончилась бы, немцы отправились бы и оказали бы помощь в борьбе с большевиками. Когда же Москва была бы занята, гетман торжественно положил бы Украину к стопам его императорского величества государя императора Николая Александровича».

(Михаил Булгаков. «Белая гвардия»).

Тем временем жизнь в Киеве, в котором всюду и везде охраняли покой «металлические немцы» (по образному выражению того же М. Булгакова), постепенно налаживалась. «Население города почти удвоилось за счет москвичей и петроградцев. В театрах шли «Ревность» Арцыбашева и венские оперетты. По улицам проезжали патрули немецких улан с пиками и черно-красными флажками» (К. Паустовский, «Начало неведомого века»).

Как уже говорилось выше, полным ходом функционировали вербовочные бюро белой русской монархической Южной армии герцога Г.Н. Лейхтенбергского, все чины которой, в отличие от «непредрешенцев» деникинско-антантовской ориентации, носили на рукавах своих русских мундиров не бело сине-красные «национальные углы», а черно-желто-белые «романовские» шевроны.

Южная армия формировалась в Киеве под эгидой упомянутого выше русского патриотического союза «Наша Родина», возглавлявшегося, наряду с герцогом Г. Лейхтенбергским, известным монархистом Михаилом Епифановичем Акацатовым, поэтому вполне логичной представляется монархическая и прогерманская ориентация этой армии. В июле 1918 года при союзе «Наша Родина» было образовано Бюро Южной армии (фактически выполнявшее функцию штаба), под руководством полковников Российской Императорской армии Б.И. Чеснокова и Александра Александровича Вил(ь)ямовского (Велямовского). Деятельность Бюро Южной армии была направлена на вербовку придерживавшихся не республиканских и даже не «проантантовски-непредрешенческих», а однозначно монархических взглядов русских белых добровольцев, направлявшихся в Богучарский и Новохоперский уезды Воронежской губернии, где формировалась 1-я дивизия Южной армии, под командованием генерал-майора В.В. Семенова. Начальником штаба Южной армии был назначен генерал-майор Российской Императорской армии Константин Константинович Шильдбах. Интересно, что начальником контрразведки Южной армии с августа 1918 года являлся бывший (с начала лета 1918 года) начальник ее вербовочного пункта Георгиевский кавалер и подполковник Российской Императорской армии Павел Михайлович Бермондт (князь Авалов), сформировавший и возглавивший в дальнейшем русско-германскую Западную Добровольческую (Русскую Западную) армию.

В августе 1918 года началось формирование 2-й дивизии Южной Армии под командованием царского генерал-майора Герберта Георгиевича Джонсона в Миллерово и штаба корпуса. В течение трех месяцев по всей Украине было открыто 25 вербовочных бюро, при посредстве которых в Южную армию за это время было направлено не менее 16 000 белых русских добровольцев. 30% от общего числа добровольцев, направленных для формирования Южной армии составляли офицеры бывшей Российской Императорской армии. Одновременно при посредстве тех же самых 25 вербовочных бюро монархической Южной армии около 4 000 добровольцев было направлено в Донскую армию генерала Петра Николаевича Краснова (а частично, при его посредстве - в «проантантовскую» Добровольческую Армию генерала Антона Ивановича Деникина). Южная армия имела свои вербовочные бюро не только на Украине, но и в других городах - например, в Пскове (тамошнее бюро возглавлял подполковник русской армии Борис Иванович Бучинский). В конце августа 1918 года были сформированы эскадрон 1-го конного полка (командир эскадрона - полковник Иван Павлович Якобсон) в Черткове и отдельный пехотный батальон в Богучаре. В штаб Южной армии начали поступать предложения от целых офицерских составов кавалерийских и пехотных полков бывшей русской армии, сохранивших свои старые знамена и штандарты, вступить полным составом в Южную армию при условии сохранения их частей.

Идею создания этой русской монархической Южной армии с самого начала активно поддерживал не кто иной, как Гетман Украинской Державы П. Скоропадский. Именно Гетман Украины передал в русскую Южную армию кадры 4-й пехотной дивизии (13-й Белозерский и 14-й Олонецкий полки), из которых планировалось еще весной 1918 года сформировать Отдельную Крымскую бригаду украинской армии (что Гетману не преминули поставить в вину ведшие против него яростную клеветническую кампанию оголтелые украинские националисты). Кроме того, в состав русской Южной армии были переданы кадры 19-й и 20-й пехотных дивизий, почти не использованные в регулярной армии Гетмана Скоропадского. Германское командование, с полным основанием рассматривавшее русскую белую Добровольческую армию А. Деникина как силу, враждебную Германии, препятствовало поступлению в войска Деникина русских добровольцев, поощряя в то же время их вступление в русскую белую монархическую Южную армию, в результате чего многие русские офицеры-патриоты оказались дезориентированными и в итоге не попали ни в Добровольческую, ни в Южную армию. И это в то время, когда каждый «белый» штык был на вес золота! Но вся вина лежала исключительно на деникинском командовании, слепо хранившем «нерушимую союзническую верность» лживой, двуличной Антанте.

Предполагалось, что Южная армия будет действовать совместно с Донской, и донской Атаман П.Н. Краснов требовал перевода формирований Южной армии в Кантемировку. 30 сентября 1918 года Донской Атаман издал приказ о формировании Особой Южной армии в составе трех корпусов: Воронежского (бывшая Южная армия), Астраханского (бывшая Астраханская армия, о которой еще пойдет речь далее) и Саратовского (бывшая Русская Народная армия) под командованием Царского генерала Николая Иудовича Иванова (начальником штаба у которого был Царский же генерал Петр Иванович Залесский). Осенью 1918 года армия насчитывала более 20 000 штыков и сабель. Но это, к сожалению, был списочный состав, а на фронте против большевиков из этих 20 000 сражалось не более 3 000 бойцов.

После перевода частей Южной армии в район Черткова и Кантемировки обнаружилось, что из их чинов насчитывается немногим больше 2 000 боеспособных. К октябрю 1918 года боевой элемент Южной армии насчитывал всего 3 500 человек. К концу октября, после четырех месяцев формирования, армия насчитывала не более 9 000 штыков и сабель. Переименованная в «Воронежский корпус», армия, под командованием генерал-лейтенанта князя Николая Петровича Вадбольского, была передана Северо-Восточному фронту Донской армии, и 7 ноября 1918 года генерал В.В. Семенов во главе своей 1-й дивизии выступил на фронт. Однако уже в ноябре Воронежский корпус, в котором числилось в общей сложности более 20 000 человек, при более чем 40 штабах, управлениях и учреждениях в тылу, держал фронт силами всего 3000 штыков и шашек. Части бывшей Южной армии, действовавшие на восточном направлении против красных, понесли в боях тяжелые потери. В феврале-марте 1919 года они были переформированы и включены в состав 6-й пехотной дивизии «непредрешенческих» Вооруженных Сил Юга России, окончательно подчинившись генералу А. Деникину.