Юрий Борисов. Не ровен час, нажму курок...

Когда во имя светлого будущего умерщвляются миллионы, уродуются судьбы нескольких поколений, насильственно меняется русло жизни огромной страны и народов, ее населяющих, - ну что, казалось бы, на страшном, кровавом этом фоне искалеченная судьба одного - поэта, композитора, гитариста, исполнителя собственных песен? Но пора, пора вспомнить и о нем, украденном у нас нашей лютой системой на целых два десятилетия, замолчанном при жизни и обобранном литературными мародерами после смерти, пора все и всех назвать своими именами, воздать должное таланту и схватить вора за руку.

Юрий Борисов... Когда-то песни его слушали украдкой - с магнитофонных лент или живьем, сидя тесным хмельным кругом за скудно, наспех собранным столом где-нибудь на Малой Посадской в питерской коммуналке. Тогда нельзя было вольно петь и слушать про "холопскую пулю ниже петлиц", про "шинель с золотыми погонами", про "мятежный Кронштадт" и про тех, "кто у Зимнего выжил".

Нет, это писал не безвестный эмигрант, не бывший белый офицер, уцелевший в "сумбуре мировой заварухи", как, наверное, думалось многим. Автор жил среди нас, жил трудно и отчаянно - сидел в тюрьме, мыкался, поднадзорный и во всем заведомо виноватый, без прописки, без работы, без крыши над головой, без денег, пил бормотуху, бывало и одеколон, а еще прекрасно играл на гитаре и пел свои странные песни.

Действительно, на дворе стоял развитой социализм, по улицам расхаживала новая общность людей - советский народ, а он, безумец, выводил, вытягивал, выматывал душу:

Эти песни-стилизации, эти гимны безнадежно проигранному белому делу, навсегда ушедшей эпохе, эти вдруг ожившие, засветившие новым светом городские и жестокие романсы - что-то ведь они говорили нам, томительно тревожили душу, трогали какие-то уцелевшие, а думалось, давным-давно оборванные струны, воскрешали то, что уже, казалось, отчаялось воскреснуть, - нашу генную память о другой жизни.

Этому поэту много было дано Богом, но написал он всего около сорока стихотворений, большинство из которых положено на музыку. А мог бы... Нет, не мог. Оно всегда, когда думаешь о русских поэтах, тянет к сослагательному наклонению: вот кабы промахнулся Дантес, не поселился, бы Есенин в "Англетере", пощадила бы Рубцова его убийца... Дантесы не промахиваются

Юрий Борисов умер от туберкулеза в больнице на Поклонной горе 17 июля 1990 года в 8 часов утра. А до этого была жизнь...

Сестра поэта, Ольга Борисова-Голубева, вспоминает:

"Борисов Юрий Аркадьевич родился 4 ноября 1944 года в городе Уссурийске Приморского края. С июля 1947 жил в Ленинграде.

Стихи стал писать в третьем классе школы. Однажды два стихотворения отослал в газету "Ленинские искры". Ответ пришел отрицательный, и Юра на время бросил писать стихи.

После школы учился в ремесленном училище на токаря-револьверщика. В это же время увлекся игрой на гитаре. Сначала это был лишь простенький аккомпанемент для песен, в то время очень популярных среди подростков. Но вскоре пришло серьезное увлечение классикой, благодаря знакомству с Ковалевым Александром Ивановичем, в прошлом, до войны, лауреатом конкурса исполнителей. Юра начал учиться игре на классической гитаре. Сперва Александр Иванович брал деньги за уроки, а так как мы жили очень бедно, то часто платить было нечем, и впоследствии Ковалев учил Юру бесплатной В эти годы мы старались не пропускать концертов знаменитых гитаристов, приезжавших в город на гастроли.

Затем Юра поступил в институт культуры на отделение композиции, которое, к сожалению, не закончил. В эти годы он стал делать переложения песен и романсов для гитары, появились первые пьесы собственного сочинения. Особенно хорошо ему давались классические произведения Эшеа Тарреги, Исаака Альбениса, Эйтора Вила-Лобоса, Людвига ван Бетховена, а также знаменитая "Чаккона" Баха в переложении для гитары Андреаса Сеговии. Учился Юра заочно.

К тому же периоду относится и его преподавательская работа в кружках при домах культуры. И хотя это не приносило почти никаких доходов, зато времени, свободного для того, чтобы заниматься любимым делом, было много.

Однажды Юрий с обострением болезни печени попал в больницу на Пионерской улице, где и познакомился с гобоистом Дмитрием Тосенко. Через Диму он узнал Валерия Агафонова, и с того времени началась их дружба. (По другим сведениям Борисов и Агафонов учились в одном ремесленном училище. - Е. Т.)

Юра с Валерой часами просиживали у нас дома на Малой Посадской над старыми нотами, неизвестно откуда появившимися у них. Впервые вся наша коммуналка услышала необыкновенное исполнение Валерой романсов и песен. Юра стал учить Валеру играть на гитаре по-настоящему, поставил ему руку, и впоследствии чудесный аккомпанемент стал неотъемлемой частью исполнительского мастерства Валерия Агафонова.

Стихи Юра писал все это время, но знакомство и дружба с Валерием заставили всерьез обратиться к авторской песне. .

Тогда же появился у нас дома и Виталий Климов, студент Высшего художественно-промышленного училища им. В. И. Мухиной. Много гитар вместе с Виталием изготовил мой брат. На одной из них долгое время играл Валерий Агафонов. Свои инструменты они показывали М. Л. Анидо, Дюмону и получили высокие отзывы об их качестве.

Так это началось".

А вот что рассказывает о поэте его друг, певец Валерий Кругликов: "В быту Борисов был не груб, но как-то неудобен. Всегда или почти всегда он вызывал у меня конфликтное состояние. Его неустроенность вызывала у меня желание избавиться от беспокойства, какая-то опасность благополучию исходила от него. А я всегда стремился к упорядоченности, к благополучию. Я не могу спокойно чувствовать себя, не имея постоянного заработка. И судьба, шкуре. Каким же мужеством надо обладать, чтобы всю жизнь жить так! Только однажды подравшись с Борисовым, от страха отлупив его, я понял, каким безобидным, каким беззащитным и слабым был этот человек. (Нуждаясь в помощи, в ответ он получал от меня, в частности, поучения вместо помощи.) И это при какой-то внутренней духовной силе, невероятной добродетельной силе, при его умной и чистой мощи - такая вдруг беспомощность, бытовая неприспособленность, неумение жить..."

И все же таланту везет. Ведь нашел же Борисов Агафонова, а Агафонов - Борисова! Так пропеть, так прочесть, так прочувствовать и излить сердцем стихи Борисова мог только Валерий Агафонов.

Говорит вдова певца, Татьяна Агафонова:

"...Валерина смерть его изменила. Он был жестоким человеком. То есть такая форма у него была. На самом деле, по сути, нет. Но форма общения с людьми была очень... безумно тяжелой. С ним трудно было долго находиться вместе. Вообще Юра для меня очень многое сделал в последние годы. У него пропала эта озлобленность. Он, оказалось, был настолько добр, настолько открыт!.. Удивительно.

У Юры исполнение особое было, был такой глубокий бас. Он вообще был очень музыкальный. Но Юру почему-то все время затирали. Обидно! Потому что все выходят петь, кому не лень, а Борисова никуда даже не включают. Мне хочется, чтобы Юру Борисова знали. Последние годы безумно хотелось, что-' бы у него был концерт и все увидели, насколько это прекрасный музыкант. Больше всего мне было обидно за его гитару. Но ничего не получилось. Человек просто не привык к эстраде. Да и больной он уже был очень. Чахотка... Он ведь был человеком, который не мог работать. Есть такие люди. Ну, не в силах он был подниматься в шесть часов утра и ехать на кирпичный, допустим, завод. Он мог только сочинять стихи и музыку, писать свои песни. Другая душа совсем. Кроме того, эта болезнь...

Они с Валерой знакомы с ремесленного училища. У них даже была общая тема - смешная. Это как они учились вместе, как их ремеслуха свела, как пытались сходить в рабочий класс, но не потом он выходил, и дружба продолжалась.

Я не представляю Юру в бархатном халате за чашечкой кофе. Этот человек ни за что бы не изменил стиль жизни. Он сам себе сотворил такую жизнь. Это уже судьба. Но ни о нем, ни о Валере я не могу сказать, что жили они несчастливо и ужасно. Жизнь их была счастливой, трудной, но счастливой. Даже у Юры Борисова, даже у Юры!.. Трагичной? Да. Но опять-таки когда человек ничего не переживает, откуда он чего возьмет? что сможет создать? А у них у обоих такая чуткость, такая восприимчивость ко всему была! Они могли понять все. Главное, что они - Юра, Валера - состоялись".

Сейчас уже все равно - для вечности, для беспристрастной оценки им написанного, - как там у Борисова складывались отношения с власть предержащими. Нетрудно, конечно, догадаться, что складывались плохо:

Впрочем, несколько "борисовских" тюремных сроков, небольших, по году, по два, - не подтверждение ли это горькой истины: самый хороший, удобный поэт в России - поэт мертвый или хотя бы сидящий в тюрьме?..

И, уже смертельно больной, Борисов успел-таки подержать в руках пластинку с записью своих песен в исполнении Валерия Агафонова. Этот большой диск называется "Белая песня", и вышел он в 1989 году на Ленинградской студии грамзаписи. Его составили записи аж 1981-1984 годов.

Далее начинаются какие-то странности вокруг творческого наследия Борисова. В 1990 году (запись 1989 г.) певица Жанна Бичевская выпускает свой диск, на котором есть несколько песен из репертуара Валерия Агафонова. Странность заключается в том, что все песни Борисова снабжены на конверте и самой пластинке пометкой: "Авторы музыки и слов неизвестны".

Наверное, именно последнее обстоятельство явилось своего рода искушением для еще одного певца. "Как это неизвестны!" - видимо, возмутился он и присвоил песню. Это вам не сумочки у зазевавшихся рассеянных дамочек потрошить. Тут все на виду, на слуху, каждый день, каждый час думай, нервничай, трясись и жди, что кто-нибудь возьмет да громко так скажет по телевизору, по радио или вот в газете:украл, мерзавец, держите вора!...

Некий г-н Звездинский, выдающий себя за узника совести, за внука дворянина, полковника царской армии, расстрелянного в 38-м, за поэта, певца и композитора (может быть, так и есть, кто спорит...), украл у Юрия Борисова его "Белую песню", назвал ее "Белая вьюга", сократил, испохабил отдельные строки, напечатал в журнале "Аврора" (1991, № 3) под своей фамилией и до сих пор бесстыже поет ее, сменив прекрасный "борисовский" мотив на свой, бездарный, поет с эстрады как свою. В 1991 году студия "Метадиджитал" выпустила очередную пластинку г-на плагиатора, на которой читаем: "Белая вьюга" (муз. и сл. М. Звездинского)..."

Сознавая неловкость создавшегося положения, я, однако, уверен, что лучше бы этому господину публично повиниться в содеянном. Так по-русски, так благородно было бы с его стороны!..

До тех же пор, пока он этого не сделал, знать должны все:МИХАИЛ ЗВЕЗДИНСКИЙ - ЛИТЕРАТУРНЫЙ ВОР (ПЛАГИАТОР), ОБОКРАВШИЙ УМЕРШЕГО ПОЭТА.

Неужели он думает, что все ему сойдет с рук, проскочит под шумок очередной российской смуты? НИКОГДА!

Предлагая вниманию читателей подготовленную Валерием Кругликовым и Галиной Шкатовой подборку стихов Юрия Борисова, я не удивлюсь, если окажется, что это - первая публикация стихов поэта под его собственным именем.

ЕВГЕНИЙ ТУИНОВ, 'Юридическая газета", № 27-28, 1992

Источник: http://www.agafonov.info/Borisov.htm

БИОГРАФИЯ ЮРИЯ АРКАДЬЕВИЧА БОРИСОВА

Юрий Аркадьевич Борисов — автор стихов и песен о Гражданской войне, стилизованных под белогвардейские и повстанческие. Их фонограммы, сделанные в годы советской власти на «квартирных» аудио-студиях, в исполнении Валерия Агафонова (1941-1984) вышли в на пластинке «Белая песня» (фирма «Мелодия», 1989).

Родился в голоде Уссурийске Приморского края, где семья жила во время войны. Мать работала кассиршей, кондуктором трамвая, отец был молотобойцем. В июне 1946 года семья вернулась в Ленинград. Юрий воспитывался, в основном, в детдоме Ждановского района на Каменном острове. Учась в третьем классе этой школы, он написал свои первые стихи, причём даже отослал их в газету «Ленинские искры». По всей видимости, они были по-детски наивными, так как ответ пришел с отрицательным отзывом.

После школы с 14 лет учился в ремесленном училище на токаря-револьверщика. Гуляя вместе с друзьями по паркам Каменного острова в окрестностях здания детского дома, Юра увидел оставленный кем-то из его сверстников новенький велосипед — мечту всех послевоенных мальчишек. Потом катались и другие, но вся вина за похищение велосипеда легла на него, за что он получил два года исправительных работ в колонии для несовершеннолетних детей (г. Липецк), где его высокого ростом подростка использовали на вредном для здоровья металлургическом производстве.

К сожалению, исправительные лагеря ещё никого не исправляли, поэтому весь дальнейший путь его жизни был в ещё большей степени испорчен приобретёнными там умениями и навыками лагерных привычек. Вскоре после выхода из колонии Юра с товарищами ночью залез в винный ларёк, распивать вино стали прямо здесь же — возле ларя на скамеечке. Неожиданно подъехали стражи порядка, забрав их всех в милицию. Потом был допрос и суд, по приговору которого Борисова за кражу осудили на четыре года, опять отправив в исправительную колонию.

Освободившись, лет в 18-19 поступил в школу парикмахерского мастерства. По специальностям почти не работал — берег руки для игры на гитаре. На 7-струнной гитаре и аккордеоне играла мама, и Юрий ещё в подростковом возрасте начал играть на гитаре. В середине 60-х познакомился с гитаристом Александром Ивановичем Ковалевым, до войны тот был лауреатом многих премий и конкурсов по классической гитаре. Ковалев учил Юрия играть и тот самозабвенно занимался по 6-7 часов в день. Писал пьесы для гитары (например, «Зеленый кипарис»).

Тогда же Юрий с обострением болезни печени попал в больницу, где познакомился с другим больным, оказавшимся музыкантом ленинградского государственного театра оперы и балета имени С.М. Кирова Дмитрием Тосенко. Через Дмитрия он познакомился с Валерием Агафоновым, ставший ему лучшим другом и соавтором его произведений на много лет вперёд. Как оказалось потом, они вместе даже учились в одном ремесленном училище, хотя друг друга не знали.

Поступил на заочный факультет Московского института культуры, изучал нотную грамоту и композицию, но институт не окончил. После год или два преподавал классическую 6-струнную гитару на платных курсах для взрослых — по 2-3 часа в неделю. Преподавал поочередно в нескольких местах, в том числе в ЛДХС, в Театре народного творчества. Эта работа приносила небольшие доходы, но зато оставляла много свободного времени для занятия любимым делом. С приятелем, художником Виталием Климовым, изготавливал гитары, устроился на склад Фабрики музыкальных инструментов. Изготовили четыре инструмента, на одном из которых («Джульетта») играл Валерий Агафонов. Дружили втроем с Агафоновым и Климовым.

В 1978-1979 по печально-знаменитой статье «за тунеядство» сидел в колонии в Средней Азии, где ещё более подорвал здоровье. Позже, в колонии в Боровичах Новгородской области, где сидел за подделку больничного листа жене Любе, окончил профтехучилище №10 и 30 июня 1984 г. получил диплом столяра-мебельщика 4-го разряда. Эти навыки потом пригодились чтобы заработать на прожитьё: умение работать по дереву позволило изготавливать на продажу качественные курительные трубки.

Скорее всего всерьёз Борисов обратится к поэзии в 1967-1968 годах, по крайней мере к этому времени принято относить его Белую песню «Всё теперь против нас…». Однако, песня на стихи Борисова «Последняя осень» прозвучала уже в 1967 году в фильме «Таинственный монах» (в титрах указано: «Текст песен М.Танича»); затем для фильма «Личной безопасности не гарантирую» (1980) он написал песню «Закатилася зорька за лес...», где её исполнил В. Агафонов (в титрах об авторстве песни вообще ничего не сказано). Эти и другие песни белогвардейского цикла попали на запад, широко исполнялись и считались написанными чуть ли не русскими эмигрантами первой волны. В лагерях «законники» требовали от Борисова песен, в которых воля выглядывала как бы из-за тюремных решёток. Иногда такие стихи у Борисова появлялись, но он их писать не любил — большинство таких песен он даже и не сочинял, а просто интерпретировал.

Борисов не был «борцом с социалистической действительностью» — он ее просто инстинктивно игнорировал и жил как бы за пределами советского общества, в полнейшем отчуждении не только от официальной его стороны, но и от обычной бытовой укорененности. Не желая хоть в малом зависеть от власти, жить по её законам, — Борисов сознательно лишал себя внешних примет социального успеха. Но его бытовая асоциальность — была оборотной стороной его приобщённости к эпохе иной художественной нравственности. Он был свободен смелостью человека, которому нечего терять. Он ощущал свою отверженность, будто идущий в последнюю атаку белый офицер или советский зек на лесоповале. Поэтому и герои его романсов – это загнанные в угол люди, которым «отступать дальше некуда, сзади Японское море».

Живя в эпоху почти всеобщей общественной покорности, Борисов ностальгически тянулся к минувшей эпохе, в которой по его мнению мечты имели обыкновение сбываться, он относил золотой век человечества в прошлое. Отсюда у него и рождались стихи, полные красок, света, лучезарных образов. А вот действительность — была «угрюмой»: в разное время он работал грузчиком в магазине и на киностудии «Ленфильм», дворником, жил в подвалах и на чердаках. И это сменялось лишь отсидками за тунеядство и отсутствие прописки. Интересно, что в стихотворении, там, где автор выступает только от себя, стихи звучат оптимистически, а где звучат множественные нотки, они выражают прямо противоположное настроение.

За год до смерти Борисов перенёс инсульт и был частично парализован; 18 июля 1990 года он потерял сознание, вызвали машину скорой помощи, которая отвезла его в больницу Выборгского района на Поклонную гору, где он скончался в 20.00 вечером этого же дня. Уже смертельно больной, Борисов успел-таки подержать в руках пластинку с записью своих песен в исполнении Валерия Агафонова. Это был большой диск с названием «Белая песня», вышедший в 1989 году на Ленинградской студии грамзаписи. Поэт очень радовался тому, что его труд не забыт.