Фильм о великом писателе Томасе Вулфе и его великом редакторе Максе Перкинсе — интересная попытка воспроизвести кинематографическими средствами изнанку писательского труда

You road I enter upon and look around, I believe you are not all

that is here,

I believe that much unseen is also here.

Walt Whitman “Song of the Open Road”

В российском прокате идет фильм «Гений», который, вероятно, уже посмотрели все те, кто неравнодушен к американской литературе и/или британским актерам. Что до меня, то я удовлетворяю обоим требованиям, тем не менее, должна сказать, что более странного и при этом с помпой реализованного байопика я не встречала давно.

Под «Гением» в картине режиссера-дебютанта Майкла Грандаджа подразумевается Томас Клейтон Вулф, писатель-громада, которого привычно относят к так называемому «потерянному поколению» между двумя мировыми войнами, хотя с собратьями и современниками общего у него не так уж много. Вулф является автором четырех «толстовских» по объему и замаху романов (два из которых увидели свет посмертно) и ряда более убористых прозаических произведений, но, по сути, все его наследие - ни что иное, как одно огромное послание, хроника освоения себя и мира в разных его проявлениях - от зримого и чувственного до метафизического.

При этом собственно в жизни Вулфа не происходило, во-первых, практически ничего, что бы он не описал в своей прозе, а во-вторых, - вообще ничего особенного с точки зрения яркого сюжета и завлекательной картинки. В отличие от того же Хэмингуэя, распространявшего свое любопытство на страны, континенты, горячие точки и экзотические сообщества, Томас Вулф жил скорее вглубь, чем вширь. Это к тому, что выбор героя для зрительской картины довольно странный.

Более того.

Создатели сознательно отсекли почти все то, что Вулф сам рассказал о себе - а наговорил он, будучи по складу яростно-лирическим эгоцентриком, порядочно.

В центре картины - отношения Томаса Вулфа и редактора/издателя Макса Перкинса, который открыл Вулфа читающему миру и на несколько лет стал его ближайшим другом, проводником, а отчасти и наставником. Сюжет этот не то чтобы неинтересен, но - как знает каждый пишущий - совершенно камерный и не зрелищный, ведь основные линии напряжения лежат в поле интеллекта и воображения.

Вообще-то, возможности кинематографа позволяют задействовать и эти эшелоны, но в «Гении» решительно отказались от мысли, например, визуализировать впечатления Перкинса от прозы Вулфа - хотя там есть на что посмотреть: начало дебютного романа «Взгляни на дом свой, ангел» с путешествием из Пенсильвании к южным отрогам Аппалачей врезается своей зримостью. Вместо этого зрителю начитывают цитаты из книги, в то время как Макс Перкинс едет из Нью-Йорка в свой уютный пригород, а за окном проносятся унылые осенние пейзажи предместья большого города в неопределенно средней полосе. Основной же смысл сложного взаимодействия между автором и редактором сводится примерно к тому, как сложно работать с талантливыми людьми.

Не оставляет мысль, что подобная линия - издательская судьба гениального писателя - выбрана с расчетом на какой-то британский или американский «год литературы»: через руки Перкинса, помимо Вулфа, прошли и Хэмингуэй, и Френсис Скотт Фицджеральд, и для каждого из них в «Гении» заготовлена своя интермедия. Давайте, значит, посмотрим на живые портреты классиков.

Портреты, кстати, вышли довольно характерными - хотя за достоверность сейчас, без малого столетие спустя, вряд ли кто может ручаться. Нервический Фицджеральд в исполнении Гая Пирса довольно далек от своих опереточно-милых фото, но, весьма вероятно, близок к реальному Френсису Скотту; особенно пронзительно вышла сцена посещения Фицджеральда Вулфом уже во времена работы первого в Голливуде, где он вскоре и закончит свои дни, на пару лет пережив младшего собрата по перу. Следуя самоопределению Ф. С. того периода («разбитая тарелка»), Пирс дает человека с высоким самоотчетом и долей жестокости к себе. Молодого Хэмингуэя играет Доминик Уэст, поднаторевший в ролях приличных на вид негодяев, и с первым его появлением на экране к нему липнет определение «жовиальный». Хороша Николь Кидман в роли любовницы и соратницы Вулфа - Элин Бернстайн.

Что касается тандема Вулф - Перкинс, то здесь, несмотря на громокипящую энергию Джуда Лоу в роли Вулфа, лидером выступает Перкинс (Колин Ферт). Он притягивает своим тихим внимательным взглядом, на него хочется смотреть. Что касается Лоу-Вулфа, то здесь, похоже, произошла ошибка ложного подобия - выдающийся актер, звезда, Джуд Лоу действительно немного похож внешне на Томаса Вулфа - и это сходство было дополнительно усилено гримерами. При этом самым важным в природе Томаса Вулфа безусловно являются не черты, но масштаб и связанный с ним род харизмы. Вулф был очень крупным человеком, два метра ростом, для своего времени - просто гигантом. Его самоощущение во многом определялось именно этим. Что в сочетании с явным дарованием и бурлящей витальностью и создало натуру, способную, при отсутствии опыта войн и странствий «надышать» эти чувства - открытия, крайнего напряжения, неостановимого движения и бесконечного плодородия - в свои книги. Изящный артист около среднего роста, Джуд Лоу выглядит в хорошие моменты - восторженным мальчишкой, в плохие - вертлявым самовлюбленным невротиком. Как-то мелковато для одного из десятка писателей, которые придумали Америку.

Между тем реальный Томас Вулф был именно таков. Недаром его особенно ценил Уильям Фолкнер, создатель классического оттиска американского Юга в мировой литературе: он-то понимал величину ставок.

Соседи по издательству «Скрибнерз» - Фицджеральд и Хэмингуэй - мужчины, а не гигантские мальчики, в отличие от Вулфа, те, пожалуй, не замахнулись на столь влюбленное, дерзновенное и жестокое описание своей страны.

С ее полями, лесами, горами, фермами и землей, родящей скрипучий салат, тугие лозы винограда, тяжелые тыквы, ямс, хлопок, табак; краснолицых парней и девушек с яблочным румянцем. А также - с ее скаредностью, подсчетом каждого цента, набитыми кубышками, земельным крохоборством и больными детьми, которые стòят куда дешевле негритянской прислуги.

Пожалуй, во многих моментах Томас Вулф родствен не только Фолкнеру, но и Уолту Уитмену, процитированному во первых строках этого письма -

мало кому присуще столь многоцветное, ветхозаветное, а то и языческое чувство великолепия земли и, одновременно, столь резкое ощущение нелепости мелочного человеческого обычая.

Возможно, Томас Вулф во плоти действительно был мелким нервическим себялюбцем, изводившим свою женщину и редактора, которому не хватало ссылки в Сибирь, чтобы усвоить чувство пропорции. Но он точно был куда масштабнее рассказанной о нем истории. Гением без кавычек.

Текст: Наталья Курчатова

ИСТОЧНИК: https://godliteratury.ru/articles/2016/08/05/geniy-gigantskiy-malchik-na-ogromnoy

Художественный фильм "ГЕНИЙ"

История дружбы писателя Томаса Вулфа и его редактора Макса Перкинса

«Друг в беде не бросит, лишнего не спросит», — так поется в известной детской песне. Сегодня одну такую реальную историю о литературном редакторе Максе Перкинсе и романисте Томасе Вулфе расскажет Маргарита Взнуздаевса.

С творческими людьми всегда непросто налаживать контакт: они бывают резкими, излишне эмоциональными, закрытыми и непонятными публике. Но у Макса Перкинса такая профессия: он как литературный редактор должен понять сидящего напротив и сделать его рукопись, если она того стоит, доступной широкой публике.

Он родился в 1884 году в Нью-Йорке, вырос в Нью-Джерси, в 1907-м выпустился из Гарвардского колледжа с дипломом экономиста. Несмотря на «негуманитарный» профиль полученного образования, Перкинс смог связать себя с литературой в будущем: на протяжении учебы в колледже его наставником был профессор Чарльз Коплэнд, поэт и писатель, прививший своему ученику любовь к словесности.

После окончания учебы Макс сначала работал репортером для The New York Times, а уже в 1910 году стал частью коллектива одного из наиболее влиятельных издательств Charles Scribner’s Sons. В том же году он женился на Луизе Сандерс и начал стремительно подниматься по карьерной лестнице. Перкинс уже открыл миру «По ту сторону рая» и «Великого Гэстби» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, «И восходит солнце» и «Прощай, оружие!» Эрнеста Хемингуэя, когда на пороге его кабинета появился Томас Вулф, никому не известный, отвергнутый всеми издателями и абсолютно отчаявшийся.

К моменту встречи с Перкинсом в 1928 году Томасу было уже 28 лет.

Он закончил Гарвард со степенью магистра, преподавал английский язык в Нью-Йоркском университете. С 1925 года его верной спутницей была Алиса Бернстайн, талантливый костюмер драматической школы Neighborhood Playhouse. Эта женщина, отказавшаяся ради Вулфа от законного мужа и детей, стала его музой-вдохновительницей. Триумфальный роман Томаса «Взгляни на дом свой, ангел» был посвящен именно ей.

Однако тогда, на пороге кабинета Перкинса, Вулф еще не знал, что его рукопись станет бестселлером. Он получил отказы во всех нью-йоркских изданиях и уже не рассчитывал на успех. Слова Макса прозвучали для него как гром среди ясного неба: «Мы опубликуем ваше произведение, но его придется несколько сократить». И словно не было долгих и тщетных попыток доказать миру, чего ты стоишь, словно не было 20 месяцев долгой работы над текстом, словно не было ничего, способного омрачить радость нового явления американской литературы.

Именно тогда было положено начало их дружбе: Макс познакомил Томаса с женой и дочерьми, Вулф представил своего редактора возлюбленной Алисе. Совместные ужины и встречи, долгая работа над текстами — всё это способствовало сближению ярких личностей. Огонь и лед, страсть и безмятежность — такими разными и далекими друг от друга были Вулф и Перкинс, но это не помешало им найти общую волну, на гребне которой их обоих ожидал литературный успех.

«Взгляни на дом свой, ангел» — произведение автобиографичное. В нем сокрыта история взаимоотношений писателя с братом Беном, умершим в 26 лет, отражено потрясение от смерти отца в 1922-м, изображены характеры домочадцев из Эшвилла, часть из которых не преминула обидеться на Томаса после публикации книги. Она увидела свет за 11 дней до «Чёрного вторника» на Уолл-стрит, положившего начало Великой Депрессии. Книга достигла невероятной популярности в Англии и Германии, а также и в родной Америке, несмотря на кризис, голод и прочие ужасы того времени.

Но роман не мог быть опубликован, если бы не скрупулезная и долгая работа над текстом, которую совершили Перкинс и Вулф сообща: писателю было крайне сложно держать себя в руках и не злоупотреблять слишком пространными описаниями и 80-страничными отступлениями. Он был настоящим графоманом, но под четким руководством Макса альтернативные выражения были найдены, абзацы укорочены и первоначальная версия книги «О потерянный!» не только сократилась на 90 тыс. слов, но и обрела новое название.

После успеха первой книги родился замысел второй, которую Вулф писал в течение четырех лет в Бруклине. Он расстался со своей музой, теперь его вдохновлял другой человек.

Ревность покинутой Алисы Бернстайн не знала предела: уже при редактировании первой книги она не раз говорила о том, что Перкинс и работа над текстами отбирают у нее возлюбленного, теперь же, после выхода второго произведения, она была четко уверена, что именно в редакторе причина ее разрыва с Вулфом. На самом деле, причина была скорее в самом Томасе: по своей натуре он был крайне непостоянен, но уравновешенному и спокойному Максу всегда удавалось найти нужные слова и выражения для того, чтобы быть услышанным. Алисе этого умения явно не хватало.

Современники говорили, что Томас нашел в Перкинсе умершего отца, а сам издатель — сына в своем подопечном (у него было пять дочерей, но он всю жизнь мечтал о наследнике). Немудрено, что роман «О времени и о реке» Вулф посвятил своему наставнику.

Первоначальная версия книги вновь оказалась настолько большой, что подверглась множеству правок и редактуре. Издательство не могло позволить себе публикацию настолько масштабного произведения. Книга повторила успех «Взгляни на дом свой, ангел», а впоследствии была признана более коммерчески успешной.

Перкинс и Вулф провели за правкой и доработкой материала не меньше года: вновь бок о бок — товарищи, друзья, компаньоны. По иронии судьбы, домочадцы из Эшвилла вновь обиделись на Томаса: на этот раз за то, что не были упомянуты на страницах романа.

Именно после выхода «О времени и о реке» над дружескими отношениями Перкинса и Вулфа нависла темная туча: внезапно писатель обвинил Макса в искажении первоначального замысла произведений и заключил контракт с конкурирующим Harper & Brothers, где опубликовал три других своих романа.

Был ли этот поступок ударом для Перкинса? Скорее всего. Фицджеральд, например, с огромной теплотой вспоминал своего редактора, помогавшего ему в разные моменты жизни. Но Томас Вулф был другим: взбалмошный, патетичный, он долгое время не шел на примирение со своим старым другом.

В 1938 году Вулфу был поставлен страшный диагноз — милиарный туберкулез мозга. После экстренной операции он умер, так и не приходя в сознание. Но перед смертью он всё же написал пронзительное письмо, адресованное Максу Перкинсу, подарившему ему однажды шанс на новую жизнь — окно в литературу.

Перкинс пережил своего друга на 9 лет: он открыл еще не одного талантливого писателя в американской литературе, стал еще более уважаемым и влиятельным. Но, прежде всего, он остался человеком с добрым и открытым сердцем и пронес память о Томасе Вулфе сквозь всю оставшуюся жизнь.