ОТКРОВЕНИЯ ВОЕННО-ПОЛЕВОГО ПСИХОЛОГА О ВОЙНЕ: КТО СМОЖЕТ ТАМ ВЫЖИТЬ, И КАК ЭТО СДЕЛАТЬ

ФОТО: GLOBALLOOKPRESS.COM

Майор Светлана Лазарева работает с ветеранами СВО. Спасает психику этих людей, возвращает им веру в себя. Она и сама прошла этот путь. 22 года отслужила в бригаде, которой выпало воевать в Чечне. Во время тяжёлой болезни потеряла слух, перенесла клиническую смерть и видела свет в тёмном тоннеле.

Летом 2022 года Светлана пыталась уйти добровольцем на СВО, но её не взяли из-за глухоты. Хотя она легко справляется с этим побочным эффектом былой болезни. Цепляет на пациента выносной микрофон, который называет «своими ушами», и совершенно нормально общается. Майора Лазареву не взяли на СВО, но она в силу специфики своей деятельности, возможно, как никто другой, знает, что там происходит с людьми. Этими знаниями она поделилась с Царьградом. А ещё как психолог дала несколько важных профессиональных советов тем, кто сейчас воюет, и тем, кто их ждёт.

СВЕТЛАНА ВЕРНУЛАСЬ С ТОГО СВЕТА, ЧТОБЫ ПОМОГАТЬ РАНЕННЫМ НА СВО. ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ЦАРЬГРАДУ

ПСИХОЛОГОВ ПРИРАВНЯЛИ К ПРОКТОЛОГАМ

Сегодня вокруг участников СВО, можно сказать, психологический бум. Медицинские центры массово предлагают этой категории граждан свои услуги по адаптации к мирной жизни. Минздрав призвал подведомственные учреждения оказывать участникам спецоперации психологическую помощь, и теперь всех их первым делом направляют к психологу. Светлане Лазаревой это смешно. Это всё равно что любой визит в поликлинику начинать с проктолога: пациенту неудобно и неприятно, ему надо раздеться и позволить в себя залезть. С той лишь разницей, что психолог пытается залезть в душу.

По мнению Светланы, методы, применяемые в гражданской медицине, не подходят людям, побывавшим на войне.

Первое, с чего начинается психологическая работа, — установление контакта. А теперь представьте, приходит участник войны к психологу. Он мужчина, а она такая вся женственная — с глазами Мальвины и губами афроамериканки сидит в короткой юбке и предлагает ему раскрашивать мандалы, вести дневник, правильно дышать и «воспринимать мир по-другому». И сама при этом что-то записывает. Будет он перед ней открываться? Да ещё в кабинете висит табличка «Курение запрещено», которая сразу на общении с психологом ставит блок. Потому что все, кто прошёл войну, хотят курить и материться,

— поясняет Светлана Лазарева.

Ей тоже иногда хочется материться на современную систему оказания психологической помощи. Она работает не по методичкам. Здоровается со своими пациентами за руку, а ещё каждого приобнимет, похлопает по-мужски — «чтобы чувствовали сильное плечо». У неё тяжёлая мужская походка. И она для своих пациентов, прошедших войну, не женщина, а братка.

Для военного психолога — это серьёзное преимущество. Женщине-психологу они не откроются, при мужчине-психологе не смогут заплакать, хотя порой им очень нужно и то, и другое. А с браткой можно и покурить, и выругаться, и облегчить душу, и выплакать боль.

С ранеными, особенно с инвалидами, Светлану сближает то, что она и сама инвалид — по слуху и выкарабкалась с того света.

У меня была клиническая смерть. Я видела тёмный тоннель, белый свет. Меня тянуло в этот тоннель. Но голос сказал: «Света! Тебе нужно вернуться! Ты ещё не всё сделала». Я очнулась в реанимации, вся в трубках. Я была трупом, выла от боли, мне всё время казалось, что мама стучит в дверь. Медсестра сделала мне замечание: «Слышь, ты, не дёргайся! Там нет никого». Ответила ей: «Я не «слышь» и прошу обращаться ко мне на «вы». На что медсестра сказала кому-то: «Она выживет»,

— вспоминает Светлана.

Она говорит, что, когда пришла в армию, была девочкой-ромашечкой и не могла понять, почему вокруг все такие жестокие, а от мата почти падала в обморок. Но служба поставила её перед выбором: ты либо «ромашечка», либо военный психолог. Она работает не по методичкам, а по душам.

Я как психолог всегда была близка не к начальству, а к простым русским солдатам, и они тоже чувствовали во мне своего. Помню, приехала лейтенантом на полигон. Полдня на снегу простояла, есть хочется, а меня никто в офицерскую палатку-столовую на обед не зовёт. Сама же я просить не умею. Подходит солдат-срочник: «Вы, наверное, есть хотите?» И он меня накормил — открыл свою банку тушёнки и половину её отдал мне. Мы ели одной ложкой из одной банки. Они чувствовали во мне родную душу. Поэтому, когда меня спрашивают, как установить контакт с военнослужащим, я отвечаю: съешьте с ними пуд тушёнки,

— говорит Светлана Лазарева.

В Чечне у неё в карманах всегда были сигареты и конфеты. Приходила на блокпост или в казарму и раздавала их солдатам. А потом с ними разговоры вела. Об этом невозможно написать методичку.

«КОГДА Я ПРИШЛА В АРМИЮ, БЫЛА ДЕВОЧКОЙ-РОМАШЕЧКОЙ». ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ЦАРЬГРАДУ

СПАСТИ ЛЮБОВЬ И НЕ ПОГИБНУТЬ

Начинала с того, что собирала людей побатальонно в актовом зале и объясняла, что, если кому-то будет плохо, они могут к ней обратиться за помощью — звонить в любое время суток, при этом гарантировала конфиденциальность. Сперва обращений было немного. Но когда поможешь одному, второму, третьему, молва об этом быстро расходится. И скоро у Светланы уже не было отбоя от клиентов-военнослужащих.

Звонили офицеры: «Есть срочник — коллектив не любит его, не знаю, как разрулить ситуацию». Или: «Запил контрактник».

Звонили солдаты. Кто-то жаловался на дедовщину, кто-то — на девушку, написавшую, что «решила прервать отношения».

Звонили родители срочников.

Светлане приходилось выводить пьющих из запоя, успокаивать родителей, пресекать дедовщину, возвращать девушек. Последнее, по её словам, в работе психолога — самое лёгкое.

Интересуюсь: каким образом возвращала?

Очень просто. Просила показать её фото и их переписку. Составляла психологические портреты девушки и самого солдата. Выявляла слабые стороны обоих. Мы усиливали характеристики его личности, я объясняла солдату, что нужно девушке отвечать.

На вопрос: «Помогало?» Светлана отвечает с улыбкой:

Конечно. Куда они денутся. В этом деле главный принцип: хочешь вернуть — не держи.

На случай, если у солдата возникали проблемы, а он не хотел «светить» свой визит к психологу или не мог связаться по телефону, существовал условный знак при рукопожатии. О нём Светлана тоже заранее всем объявила. Приезжая на блокпост или в казарму, она всегда со всеми здоровалась за руку. И если вдруг кто-то подавал «сигнал бедствия», устраивала всему подразделению профилактический приём — на самом деле в первую очередь ради встречи с конкретным человеком, которому была нужна помощь. За первые же три года её работы в бригаде (а это несколько тысяч человек) удалось свести на нет случаи суицида среди солдат-срочников.

ПСИХОЛОГ ЛАЗАРЕВА ПОМОГАЛА СОЛДАТАМ-СРОЧНИКАМ ВОЗВРАЩАТЬ ДЕВУШЕК. ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ЦАРЬГРАДУ

Из своего чеченского опыта Светлана Лазарева вынесла много наблюдений о том, как ведёт себя человек на войне, какие психотипы больше подходят для разных военных должностей и специальностей:

солдаты-сангвиники и флегматики хороши в карауле,
сангвино-холерики — в роли разведчиков или штурмовиков, но при этом командиром у них должен быть сангвиник и немного флегматик.

Командир не должен переживать за свою жизнь больше, чем за жизнь подчинённых, его цель — выполнение боевой задачи с наименьшими потерями личного состава.

И ещё одно важное наблюдение психолога Лазаревой: на войне выживает не тот, кто сильно хочет выжить, а тот, кто вообще об этом не задумывается.

ЧЕЧЕНСКУЮ ВОЙНУ С СВО ЛУЧШЕ НЕ СРАВНИВАТЬ

Сегодня нередко приходится слышать, что СВО на Украине намного страшнее, чем КТО в Чечне. Тем, кто сравнивает две эти войны, Светлана предлагает, прежде чем так говорить, съездить хотя бы на одну.

Да, в Чечне противник не применял артиллерию, тогда не было дронов. Но было много чего другого. И у неё тоже были экстремальные ситуации.

Однажды Светлану в Грозном привезли на площадь Минутка и оставили там. Её должны были забрать разведчики на броне. Но у них сломался БТР. Вокруг неё по площади ходили бородачи — все с оружием: поди разбери, кто из них свой, а кто чужой.

На них взглянуть страшно, а у меня с собой только ПМ. Когда стояла там, была лишь одна мысль: «Господи, только бы убили, только бы не плен!» Я как психолог насмотрелась на видеозаписях того, что боевики делали с нашими пленными. Я — молодая девчонка была, а в боевых условиях опасно быть молодой девчонкой,

— рассказывает Светлана.

КТО СКАЗАЛ, ЧТО У ВОЙНЫ НЕ ЖЕНСКОЕ ЛИЦО? СВЕТЛАНА ЛАЗАРЕВА В ЧЕЧНЕ (ВТОРАЯ СЛЕВА). ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ЦАРЬГРАДУ

Так что у каждого своя война — в том смысле, что каждый воспринимает её по-своему. Кто-то может пройти через горнило всех войн и остаться адекватным, а у кого-то пуля пролетит над ухом — и он на всю жизнь останется заикой.

Психика такая интересная штука, что всех нельзя равнять под одну гребёнку. Всё зависит от характера, от генетики, от того, что вложили в тебя твои родители. И в этом смысле нет войны одной легче, другой страшнее.

НА ФОТО — СВЕТЛАНА ЛАЗАРЕВА: «НА ВОЙНЕ ВЫЖИВАЕТ ТОТ, КТО НЕ ДУМАЕТ О ТОМ, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ». ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ЦАРЬГРАДУ

ПРАВИЛА БОЯ

Сейчас Светлана Лазарева работает в благотворительном фонде «Сильнее себя», созданном военными медиками — ветеранами войн. Помогает всем категориям тяжелораненых, пришедших с СВО: кадровым военным, добровольцам, мобилизованным, бывшим заключённым.

Добровольцы — это часто люди за 40. В работе с ними важно учитывать возраст и мотивацию, которая привела их на СВО. Одни шли из чувства патриотизма, другие — из-за того, что не сложилась жизнь на «гражданке», например было плохо в семье. Со второй группой очень сложно работать. Потому что они отправились на войну с комом проблем на плечах, а война нагрузила на них ещё и свой ком. И они возвращаются, неся на себе уже целую гору проблем.

При работе с мобилизованными психологу надо знать, как они уходили на фронт по повестке — спокойно или для них это был стресс.

У кадровых офицеров — свои причины для переживаний. Есть много вопросов, которыми они не могут поделиться ни с кем. Один из них — непонимание происходившего. В том смысле, что они знают, как должны вестись боевые действия, а на самом деле велись не так, как должны.

Заключённые из «Проекта К» (призыв людей из колоний в штурмовые отряды «Вагнера») — вроде бы особенная категория, хотя и вполне понятная. С одной стороны, у них много общего с обычными военнослужащими. Воинская часть — это тоже закрытый режим: чисто мужской коллектив живёт за забором в общих казармах. В армии, как и на зоне, есть понятие «пацан», и на войне нарушения Уголовного кодекса — на каждом шагу. С другой стороны, зэки в ЧВК «Вагнер» воевали иначе, чем подразделения Минобороны.

У вагнеровцев, я считаю, более правильная подготовка не к службе в армии, а именно к войне. У них всё строится на авторитете, а не на уставе. Нет ненужных построений и смотров. Есть должности, но нет званий. Я немало лет прослужила и знаю, что в армии много хорошего, но то, что хорошо для мирного времени, может быть плохо для военного. В Чечне, например, мы все ходили не в портянках и сапогах, а в носках и кроссовках. Там у нас даже не было единой формы. Но это негативно не сказывалось на ходе боевых действий. Скорее наоборот.

На боеготовности сказывается совершенно другое. Например, неполные семьи. Их сейчас очень много. Но если мальчика воспитывала только мама, у него меньше шансов вырасти мужчиной, защитником. Особенно в нашем сегодняшнем мире, когда бить и оскорблять никого нельзя, если бьют тебя — надо не дать сдачи, а звонить в полицию и кричать в телефон: «Помогите!» Если же всё-таки дашь сдачи и сломаешь обидчику челюсть — тебя посадят.

На войне это не работает.

КАБИНЕТ ВОЕННО-ПОЛЕВОГО ПСИХОЛОГА. ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ЦАРЬГРАДУ

А что работает? Вот несколько правил от военного психолога Светланы Лазаревой.

Правило 1: рассчитывай только на себя. К примеру, ты ранен и остался один — что будешь делать? Отправляясь на фронт, нужно иметь хорошую личную аптечку. Уметь перетягивать жгутом простреленные конечности, знать, как снять или поставить растяжку, как стрелять из автомата, ПТУР, АГС. Сейчас много военизированных курсов по тактической медицине, по тактике. Их можно пройти. Появились телеграм-каналы, где ветераны СВО дают полезные советы.

Правило 2: следи за своей физической формой. Если в тебе веса 100 кг и ты куришь, значит нет нормальной дыхалки, — как ты будешь убегать от «птички»? Тебя, поросёнка, первого снимут.

Правило 3: на современной войне надо быть постоянно на стрёме. Страх — хорошее чувство, он помогает выжить, но только если страх — не панический, а рациональный. Если же начал паниковать, потерял голову — считай, убит или ранен. Стоит почитать, что делать в состоянии стресса. Можно перед поездкой на фронт обратиться к психологу — но не любому, а к тому, кто специализируется на панических атаках. Или послушать советы тех, кто вернулся с СВО.

Вывод: нужна физическая, медицинская, тактическая и психологическая подготовка.

Правило 4: если человека в тылу любят и ждут и он сам любит и ждёт — у него больше шансов вернуться с войны.

Вывод: многое зависит от женщин. Отсюда главное требование к ним — не надо выносить своим воюющим мужчинам мозг. В разговоре или переписке с ними не жалуйтесь, не упрекайте, контролируйте свои эмоции. Если хотите, чтобы мужчина вернулся живым и целым, он должен хотеть вернуться домой.

КАК ВОЙНА МЕНЯЕТ ЧЕЛОВЕКА

Светлана Лазарева уверена — тот, кто побывал на войне, остался на ней навсегда.

Например, все вернувшиеся оттуда — не спят, и эта бессонница здорово бьёт по психике. Все прошедшие СВО объяснили причину: дело в тишине. На фронте постоянно что-то гремит и взрывается, а если вдруг становится тихо, значит противник что-то замышляет. Тишина — это опасность. И организм привыкает к этому правилу, вырабатывается рефлекс. Под выстрелы бойцы спят хорошо, а в тылу в тишине не могут заснуть.

Вообще, воевать — это как заново родиться. Мозг на войне ставит задачу своему носителю — телу: выжить! Выключает многовековые наслоения социальной среды, и человек узнаёт, кто он на самом деле. В нём пробуждаются предки, жившие по соседству с опасными хищниками — в те далёкие первобытные времена, когда смерть подстерегала на каждом шагу и требовалось всегда быть готовым к бою. На войне выживает сильнейший и злейший.

Но после возвращения с войны возникает проблема: куда деть «себя настоящего»? В мирной жизни опять будут втолковывать, что оскорблять и применять силу нельзя, что надо быть толерантным, а когда ругает начальник — молчать. И у ветеранов боевых действий от этого срывает голову.

Лазарева ставит её на место.

МАЙОР ЛАЗАРЕВА: «ВОЕВАТЬ — ЭТО КАК ЗАНОВО РОДИТЬСЯ». ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ЦАРЬГРАДУ

УРОВЕНЬ СТРЕССА МОЖНО ОПРЕДЕЛИТЬ ПО ГЛАЗАМ

Во время первых бесед Светлана успокаивает бойцов — снимает острую посттравматику. При этом применяется телесная терапия — что-то вроде иглоукалывания, но пальцами. Светлана выясняет, какие раздражители вынуждают её пациентов действовать неадекватно. Затем она сажает их за специальный прибор «Сигвет».

Однажды после выступления Лазаревой на одной из научных конференций к ней подошёл кандидат медицинских наук, сотрудник Санкт-Петербургского научно-исследовательского института физической культуры Ярослав Голуб, создатель «Сигвета». Он много работал с паралимпийскими сборными России по разным видам спорта. Голуб предложил Лазаревой опробовать созданный им прибор, тогда ещё его только начинали применять. «Сигвет» имеет лицензии и успешно используется, в том числе, в некоторых воинских частях. Хотя о нём по-прежнему мало кто знает. А Светлане Лазаревой без этого прибора уже сложно представить свою работу. С одной стороны, он фиксирует уровень стресса по движению глаз, а с другой — через зрение, слух и вибрации благотворно воздействует на человека. И тот как бы по-другому «переписывает» свою травматическую ситуацию — воспринимает её спокойно и более отстранённо.

ПРИБОР «СИГВЕТ» СНИМАЕТ ПОСТТРАВМАТИЧЕСКИЙ СИНДРОМ ЗА ДВЕ НЕДЕЛИ. ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ЦАРЬГРАДУ

Пациенты уезжают от Лазаревой в свои города с поправленной психикой, однако, к сожалению, неизвестно, что с ними будет дальше, не случится ли новый срыв.

ЧТО С ТОГО?

Светлана считает, что в России надо срочно создавать центры помощи ветеранам СВО, но не стационары, где пациенты сходят с ума. Надо выстраивать целую систему реабилитации, трудоустройства, поддержки.

Как ни парадоксально, благодаря войне многие семьи смогли улучшить материальное положение и выплатить ипотеку, сделать ремонт, отдать детей в платные кружки. Но что дальше?

На войне человек получал около 200 тысяч, а на «гражданке» ему сколько предложат — 20–30 тысяч (если это не Москва или Петербург)? А если у него нет руки или ноги?

Среди ампутированных пациентов Светланы есть настолько сильные духом люди, что она не сомневается — эти парни в жизни поднимутся, станут на ноги во всех смыслах. Но всё же таких меньшинство. Остальным очень нужна поддержка — их близких, но в ещё большей степени — государства.