Владимир Крупин
г.Москва

В те незабвенные времена, когда писателей ценили и тиражи журналов были заоблачными, один из журналов – «Работница» или «Крестьянка», точно не помню, объявил меня лауреатом года. Жили мы с женой очень скромно, этому известию обрадовались.

Есть выражение: что старый, то и малый. С годами я убедился, что оно очень точное. Это от того, что в старости все чаще вспоминается детство. Мелькнет что-то: дерево, цветок, человек, какая-то фраза в книге, картина, что угодно, а мысли уже уносятся в сияние ангельских лет, во времена безгрешной души. Или просто, без всякого повода, в счастливые минуты одиночества.

Кажется, что 2020 год промелькнул мгновенно. Однако ж одновременно год был огромен и необычен для истории мира и особенно России. Нападки были, прежде всего, на Россию, на наши храмы и православное общежитие.

«Прошли времена, остались сроки», – это так бабушка Лиза говорит.

О выходе «Славянской энциклопедии» и нападках прислужников тёмных сил на Олега Платонова

Каким был человек при сотворении, таким и остался: мужчина это Адам, женщина – это Ева. «Милый, давай съедим яблок, будем как боги».

Правдивейшая история о том, как Вася Заремба, зять генерала, при коммунистах чуть не загремел в тюрьму, но был спасен демократами, и о том, что и демократы его чуть не погубили, и в конце о том, как Вася попал в лапы к протестантам.

Спрос на художественную литературу за 10 лет с 2010 года упал на 25%, почти половина продаж книг в России приходится на произведения категории нон-фикшн. Об этом говорится в исследовании Ozon, составившем топ-10 самых продаваемых онлайн книг десятилетия, сообщает ТАСС.

Родина. Сколько наших молитв, сколько снов и воспоминаний о тебе занимает место в нашей жизни! И с годами все больше и больше. Родина не материальна, она духовна. Уже все легче, даже с облегчением, расстаюсь я с окружающими меня предметами, не утащу же в могилу ни квартиры, ни картин, ни книг, ни серванта, «холодильник, рыдая, за гробом моим не пойдет»; все больше забываю, что было со мною вчера, но все обостреннее, все больнее, все мучительнее вспоминаю начало жизни, зарю утреннюю, милую мою Кильмезь – огромное село на Великом Сибирском тракте.

Молодая женщина Алиса – дочка большого начальника, уже и сама начальница. Такой её сделали друзья папы. Естественно, что Алиса – демократка. Другой судьбы для неё в новой России быть не могло. Ещё бы – прадедушка был ярый большевик, дедушка и папа – передовые коммунисты, так что Алисе на роду было написано стать демократкой. Её послали в отстающую по многим показателям область, дали в подчинение медицину и школы и сказали:

В деревне Ивановка, а таких у нас были тысячи, жили старик и старуха. Жизнь прошла долгая, много всего пережили. Муж - участник войны, боевой старшина. Вернулся - грудь в крестах. То есть в орденах и медалях. Вот только здоровье всё истратил, даже и левую ногу оставил в немецкой земле. Вернулся инвалидом. Но и косил, и пахал, рыбачить любил. Детей трое. Хорошие дети, дочери. Красивые, добрые. Но вышли все замуж далеко от дома. Звали стариков к себе. Старуха и рада б была, но старик ни в какую. «Тут родился, тут помру. А ты давай поезжай». Но куда она без него?

Когда вятский человек, живущий в городе Кирове, сообщает, что он собирается на Клару, а потом на Розу, в его словах нет ничего неприличного, ему надо побывать на улицах имени Клары Цеткин и Розы Люксембург. Конечно, это не улицы этих женщин, да женщин с такими именами и нет давно, это улицы, названные в их честь. Конечно, куда как более прилично и по-русски звучало бы: «Сегодня буду на Спасской, завтра на Никольской».

В случае, о котором я рассказываю, участвовали люди, которые живы-здоровы и могут подтвердить мои слова. Да и с чего бы мне врать.

Девяностые. Павелецкий вокзал. Уличная пивная. Подошел, молодой мужчина в телогрейке. Озирается:

- Тут можно постоять?

- А почему нельзя?

Север Болгарии, Силистра, набережная Дуная, осень. Я сижу у стоящего на постаменте танка Т-34 и погибаю с похмелья. Накануне был торжественный вечер, перешедший в еще более торжественную ночь. Здравиц пять или боль­ше я сказал о русско-болгарской дружбе, мне отвечали тем же. Мои сопровождающие переводчики Ваня и Петя кури­ли и хлопали кофе, делать им было нечего, в Болгарии все, по крайней мере тогда (это было в 1985 году), понима­ли по-русски.

В поезде Москва – Одесса я ехал в Приднестровье, в Тирасполь. Со мною в купе, тоже до Тирасполя, ехал снай­пер-доброволец, а мужчина с молодой девушкой ехали в Одессу.

А ведь я еще застал странников. Хотя не знал, что они так называются. Шел старик через наше село, попросился к нам ночевать. Мы всех пускали. Да почти и все тогда были странноприимны. Бабушка спросила его, где ему стелить, вечер был. Но он сказал, что ляжет на сеновале, пробудет до утра, а утром, чтоб не будить никого, уйдет. Потом он нас подозвал и говорит: «Хотите сказку расскажу». А слушать-то мы были великие охотники, много ли ним доставалось. Сели.

В восточной республике, ещё при Советах, я был с переводчиком с их языка на русский. Мне всё было очень интересно. С детства я почему-то тянулся к познанию Востока. Тогда много печаталось литературы народов СССР. Тем более, и Есенин мечтал о Персии.

Наша любимая Россия необъятна и непостижима. Когда в Калининградской области заканчивают вечернюю службу, на Камчатке звонят к утренней. Тут вечер, там утро, и это всё в одно и то же время. Но это для нас есть время, а у Господа его нет, Он в вечности. У Господа всё враз – и наше прошлое, и летящее настоящее, и будущее. Ведь и у нас не было понятия времени до грехопадения. По своей вине мы стали смертны.