Я шел быстро, но не с такой скоростью, чтобы проскочить мимо, когда он крикнул:
- Думай хоть немного!
Он не ожидал, что я остановлюсь, но обрадовался. Протянул крепкую сухую руку. Бесцветные глаза его выражали просьбу. Я постоял и дернулся, чтобы идти дальше, но он удержал мою руку и виновато улыбнулся.
Я увидел седую щетину на подбородке, худую шею, старый китель с медными пуговицами и, не отнимая руки, сказал:
- Думаю. Как же иначе?
Он выпустил мою руку, свою вскинул к козырьку кепки и торжественно объявил:
- Триста пятый полк, Двенадцатая гвардейская! - сник, уронил - руку и добавил: - Сколько полегло.
Я не знал, что ответить, и сказал негромко:
- Ничего. Так уж... Что делать.
Еще помолчал и шагнул было, но он выпрямился и надменно произнес:
- Я не пьян! Фронтовые сто грамм.
Я пожал плечами, мол, я и не говорю, что вы пьяны, — и пошел.
Он догнал меня и торопливо, громко заговорил:
- Живите! Ладно, погибли. Гусеницы в крови! Вы молодые... Если что, мы хоть сейчас. Гвардейцы! Грудью! Живите! Понял? Передай своим.
Я кивнул и зашагал, a он кричал вслед:
- Передай по цепи! Слышишь?! Всем передай!..
Передаю.