ВЕРНУТЬСЯ К БОГУ

Воистину «удивительное рядом»: Леонид Донатович Симонович-Никшич — Глава Союза Православных Хоругвеносцев, Председатель Православного братства, взял да и написал обширную статью о творчестве совсем не православного, французского поэта Франсуа Вийона. Не единожды участвуя в крестных ходах, я, бывало, шёл за молодцеватыми хоругвеносцами с иконами, а то и нёс их тяжёлые хоругви, помогая утомившимся богатырям Веры Православной. Мне и в голову никогда бы не пришло, что столь серьёзный и суровый предводитель хоругвеносцев будет разбирать творчество поэта, которого я в рядах хоругвеносного ополчения в упор не вижу. И это очередной парадокс, коих не счесть даже в посмертной судьбе поэта. Именно парадоксальный образ мышления Франсуа Вийона более всего впечатляет Леонида Донатовича.

Коротко напомню, что будущего поэта, осиротевшего в восемь лет, приютил то ли дядя, то ли дальний родственник — капеллан Гийом Вийон, — он то и дал свою фамилию Франсуа. Стало быть, рос Франсуа Вийон в семье, где слово Божие постоянно звучало, где читали святых отцов… Вот у них-то Франсуа и почерпнул парадоксальность своего стихосложения. ПроцитируемПреподобного Симеона, Новаго Богослова, почившего ещё в начале второго века, т. е. за полторы тысячи лет до рождения Франсуа: «Вера есть (быть готову) умереть Христа ради за заповедь Его, в убеждении, что такая смерть приносит жизнь, — нищету вменять в богатство, худость и ничтожество в истинную славу и знаменитость, и в то время как ничего не имеется, быть уверену, что всем обладаешь, — особенно же (она есть) стяжание неизследимого богатства познания Христа и взирание на всё видимое, как на прах и дым». И вот как вторит в стихах преподобному Франсуа Вийон:

«Я знаю всё, и ничего не знаю.

Я сомневаюсь в явном, верю чуду.

Я нищ, и я кичусь своим богатством...» Комментарии, как говорится, излишни. Замечу лишь, что одним только словом «кичусь» грешник далеко-далеко отстоит от святого. Но Бог не желает смерти грешника.

В «Балладе поэтического состязания в Блуа» строчку «от жажды умираю над ручьём» предложил дуэлянтам-стихотворцам организатор конкурса герцог Карл Орлеанский. Лучше всех развил предложенную тему Франсуа, но так и не понял, что умирали конкурсанты от жажды над горним ручьём благодати Божьей, не познав её сладости.

Гротеск, игра слов — признак талантливости не только писателя, но характерны и для народных острословов. Как не вспомнить бывшего премьера Виктора Степановича: «Здесь вам не тут» или «хуже водки лучше нет» и т.п.

В четверостишии «Приговорённого к смерти» французский поэт ёрничал:

«Я — Франсуа, чему не рад! —

Увы, ждёт смерть злодея,

И сколько весит этот зад

Узнает скоро шея».

Нечто подобное писал и наш Юрий Борисов, у которого тоже не складывались отношения с властями:

«Мне сегодня, братцы, не до шуток,

Не до размалиновых речей:

Осудили на пятнадцать суток

Головы носителя моей».

Следуя крестным ходом по жизни, не пожелал бы я и лютому врагу идти путём Франсуа, который пырнул ножом священника Филлипа Сермуаза, бежал из Парижа ...в монастырь, но не как разбойник Опта, основавший Оптину пустынь, а как разрушитель монастыря, ибо в монастыре Пор-Рояль он кутил с аббатисой (с монахиней!)

До чего же парадоксальная комедия: бандит и поэт — любовник настоятельницы святой обители. Что же это за монастырь? И что же это за монахини? — Действительно, «хорошими делами прославиться нельзя». Ещё порадоксальней, что приговорённый к смерти через повешение, поэт продолжает иронизировать:

«Всё равно — гуляй и пей, ребята,

Женщин падших крепче обнимай,

Ведь и мы, друзья, помрём когда-то

И нам навряд ли светит рай».

А вот Фёдор Михайлович Достоевский, тоже приговорённый к смертной казни через повешение и тоже помилованный, очистился, «как золото в горниле» по выражению отцов нашей церкви в предсмертных переживаниях и стал не только великим писателем, но и настоящим христианином.

Конечно, мне, как и Леониду Донатовичу, хотелось бы надеяться, что Франсуа Вийон в конце концов ушёл не в женский монастырь, искренне раскаялся, как благоразумный разбойник на кресте,и, прощёный Богом, вошёл в Его вечное царство. Тем более, что кой-какие надежды он все же подавал. В эпитафии Франсуа, обращаясь к живым, повторяет: «Молитесь Господу, который благ и мудр». А в «Послании» молится за себя и за других:

«Царящий в небесах, на море и на суше,

О, Господи Христе, помилуй наши души».

Читаешь это, а слышится: «Спасите наши души — мы бредим от удушья» Владимира Высоцкого, о котором мой духовный отец с горечью изрёк однажды: «Да, талантливый был человек, а до Бога не дотянулся...» Не сильно отвлекаясь от основной темы, должен ещё сказать, что как-то я нескольно дней находился в обществе монахов, бывших офицеров-афганцев; беседам не предвиделось конца и один из них, когда разговор зашёл о В.Высоцком, поведал нам, что явился ему Владимир Семёнович (не помню в связи с чем) и предложил:» Переходи на нашу сторону — я в аду большой авторитет». Другой монах вздохнул: «А где же ещё быть ему… » Как ни странно, именно от Франсуа пришёл спасительный совет на все времена и всем «нынешним Вийонам»:

«Но я скажу вам как избыть беду:

Вернитесь к Богу, к честному труду».

Поэт, получив начало своё от Создателя всего сущего и, подражая Ему, обязательно услышит слово Божие: «аще изведеши честное от недостойного, яко уста моя будеши» (Иерем. 15, 19). Развивая мысль пророка Иеремии, преподобный Никита Стифат пишет: «Кто пребывает в естественной уму деятельности и в достойном употреблении слова, тот чистым соблюдается от вещества и украшается кротостию, смирением, любовию и милосердием, и осияниями Святаго Духа просвещается. К высшим созерцаниям устремляя очи ума, он достигает познания сокровенных таин Божиих, и благолюбиво сообщает их словом премудрости тем, кои могут слушать сiе, не только для себя размножая талант свой, но и ближним своим давая насладиться плодами его». Поэтому — дай нам Бог! — не услышать в свой адрес Гоголевское —«Вий — он», а вместе с М.Ю. Лермонтовым радостно воскликнуть: «И в небесах я вижу Бога!»

Чувствуется, что очень жаль Леониду Донатовичу заблудившегося в дебрях грехов даровитого Франсуа. Мне ещё больше жаль всех наших Павлов Васильевых, не доживших и до Лермонтовского возраста, всех зверски выкошенных поэтов Есенинского призыва, все застреленных, повешенных, спившихся от безпросветности безбожной эры русских людей.Недавно наложил на себя руки парадоксально талантливый, двадцати семилетний Борис Рыжий, чтобы не творчеством, так вечной смертью своей «прославиться». Это его вопль мы слышим из преисподни: «как хорошо мы плохо жили...» В Каноне Великой Субботы утверждается: «царствует ад, но не вечнует над родом человеческим», поэтому церковь не запрещает молиться (в частной молитве) о находящихся даже в аду и «милость к падшим призывать» по завету Александра Сергеевича Пушкина. От себя добавлю:

Талант не просто Божий дар,

А Божье порученье,

Святаго Духа тайный жар,

Святой любви свеченье.

Аминь.