Главная » Проза

В контору влетела как ветер, без солнца солнцем осветило.

— Александр Иванович, меня на свадьбу в Мурманск приглашают. Подруга замуж выходит. Отпустишь?

Во время войны все так же восходит солнце; все так же блестят звезды; все так же небо бывает ослепительно голубым; все так же луга играют многоцветьем своего разнотравья, все так же сверкают чистые снега.

Я очень плохо знаю деревенскую жизнь. Точнее, я не знаю её совсем. Хотя я наблюдал жизнь в деревне. У моих родителей был дом в деревне, который мы называли «дача». Но это не была дача в подмосковном смысле, и это не был летний домик.

Дед Мирон зажег поминальную свечу у фотографии жены, присел на табурет и тяжело вздохнул.

Ольга сидела за прилавком свечного ящика храма Всех Святых и тихо плакала. Служба закончилась, прихожане разошлись. Ушёл и батюшка. В храме был полумрак. Горели лампадки на кануннике и у Распятия.

При жизни о его книгах много писали и спорили. После смерти наступила резкая тишина. Надеюсь, временная — нужна пауза, передышка. Без его произведений, написанных в 1960–2000-е невозможно понять, что произошло с нашими отцами, с нами самими.

Живя во французской деревушке Сантени, вдали от шума городского, и работая над рукописями будущих романов, Петр Николаевич Краснов однажды заметил: «...для того, чтобы писать историю, нужно историческое удаление, нужна перспектива, нужны точные имена, даты, ряд запротоколированных и проверенных свидетельских показаний.

Перед завтраком Сталин вышел в сад, прошелся по дорожкам.

Цвели маки, и левкои на фоне травы смотрелись хорошо: белые, голубые, темно-фиолетовые. Но чуть поодаль стояли неизвестные цветы на длинных стеблях, их было видно с веранды, опоясанные в середине, как бинтом, черной бумагой. Зачем на цветах бумага?.. Почему черная бумага? Неприятно смотреть.

В Филипповку, после заговенья, выпал первый снег. Ночью из-за Дона подул ветер, зашуршал в степи обыневшим краснобылом, лохматым сугробам заплел косы и догола вылизал кочковатые хребтины дорог.

Городок этот, бывший некогда уездным, с мощеной булыжником центральной улицей, располагался на невысоком холме по правому берегу тихой реки. Центр городка на самом холме состоял по преимуществу из низкорослых, средним купеческим достатком строенных домов с осыпающимися от древности кирпичными фасадами и прорастающей прямо из слоя уцелевшей кое-где штукатурки травой.

Шарок был измотан, недосыпал – допросы шли каждую ночь, доклады начальству каждый день, совещания у Молчанова через день, подследственные – кадровые троцкисты и децисты, доставленные из тюрем и лагерей, показаний не давали, ничего не боялись, ни пыток, ни палок, ни «конвейера», ни угрозы расстрела, ненавидели Сталина, ненавидели органы госбезопасности, ни на какие приманки не попадались, не верили ни единому слову следователя.

– Вот вы говорите, что человек не может сам по себе понять, что хорошо, что дурно, что все дело в среде, что среда заедает. А я думаю, что все дело в случае. Я вот про себя скажу.

Среди белого дня возле навозной кучи, густо облепленной изумрудными мухами, головой вперед, с вытянутыми передними ножонками выбрался он из мамашиной утробы и прямо над собою увидел нежный, сизый, тающий комочек шрапнельного разрыва, воющий гул кинул его мокренькое тельце под ноги матери.

Седьмого июля 1935 года Сталин председательствовал на пленуме Конституционной комиссии.

Главные докладчики – Бухарин и Радек, они авторы основного проекта новой Конституции. Но конечно, будут выступать и остальные. А как же! Войдут теперь в историю как «отцы Конституции».

Если посетить такие порталы, как Самиздат, Проза.Ру, Автор Тудей, ЛитЭра, ЛитМир, ЛитРес, и многие, многие другие, становится понятно, что число пишущих, и желающих выразить свои чувства и мысли стало гораздо больше, чем, скажем, сто лет назад: речь идёт о буквально о миллионах начинающих и не очень авторов!

Серёжка убегал, а в спину ему летели камни. Один камень попал в спину, и мальчик, любивший фильмы про войну, подумал: вот так, наверно, и пуля, когда попадает, то болит стразу всё. Камни кидал Юрка Арбузов, его все боялись в их барачном дворе, говорили, что он на учёте в милиции…

Лонгрен, матрос «Ориона», крепкого трехсоттонного брига, на котором он прослужил десять лет и к которому был привязан сильнее, чем иной сын к родной матери, должен был, наконец, покинуть службу.

Конспект: ОБЪЯВЛЕНИЕ. МУДРЕЙШАЯ ИЗ ЛИНИЙ. ПОЭМА.

Я просто списываю – слово в слово – то, что сегодня напечатано в Государственной Газете