Семён Павлович Подъячев — крестьянин Московской губернии, Дмитровского уезда. Ему теперь седьмой десяток лет, он живёт в деревне обычной мужицкой жизнью, которая так просто и страшно описана в его книгах.
Агафья проснулась рано, часу в четвертом, и потихоньку, как была в одной рубашке и босая, вышла из избы на крыльцо посмотреть, какова погода.
Надя Зеленина, вернувшись с мамой из театра, где давали «Евгения Онегина», и придя к себе в комнату, быстро сбросила платье, распустила косу и в одной юбке и в белой кофточке поскорее села за стол, чтобы написать такое письмо, как Татьяна.
У газеты «Литературная Россия» было немало редакторов. Вспомним хотя бы Виктора Полторацкого, Константина Поздняева, Юрия Грибова, Михаила Колосова… Но самой яркой личностью был, безусловно, Эрнст Сафонов. При нём газета достигла пика своей популярности.
Умирает Богатырь… Великий Богатырь – Православная Русская Цивилизация! Жила более тысячи лет, а теперь, буквально за полтора десятка годин, измученная нежитью, исчезает. Даже при большевистском режиме она была – скрытно, тайно, не свободно, но была! Были комиссары, был атеизм, было богоборчество, был красный террор – а она вопреки всему была! Как невидимый град Китеж.
Старенькая тётя Глаша, мать моего товарища, почти всю жизнь проработала сортировщицей писем на Главпочтампте. Жила она недалеко от нашего двора в большом деревянном, от станции железной дороги, доме, окрашенном старой охрой и построенном для семей железнодорожников перед самой войной.
Лето 188* года я провел на Оке, в имении Хомутовке, в гостях у приятеля-помещика. Звали его Василием Пантелеичем Мерезовым. Он был много старше меня годами и опытом. Когда-то предполагал иметь порядочное состояние. Но половина последнего погибла, потому что Мерезов не занимался хозяйством, а другая половина – потому что Мерезов стал заниматься хозяйством.
Ясный и холодный день поздней осени, еду ровной рысцой по большой дороге. Блеск низкого солнца и пустых полей, осеннее безмолвное ожидание чего-то. Но вот вдали, за мной, слышен треск колес.
Утром Мамочка Алексея Петровича громко, громко зевает: ура, вперед, новое утро прыщет в окно; кактусы блещут, трепещет занавеска; захлопнулись ворота ночного царства; драконы, грибы и страшные карлики снова провалились под землю, жизнь торжествует, герольды трубят: новый день! новый день! ту-ру-ру-ру-у-у-у!
Клоун из цирка братьев Гинц, Генри Пуркуа, зашел в московский трактир Тестова позавтракать.
– Дайте мне консоме! – приказал он половому.
Одним из главных эпизодов страшных гонений, обрушившихся на Церковь после установления в стране безбожной власти был открытый суд в 1922 году над петроградским митрополитом сщмч. Вениамином и группой духовенства и мирян, в число которых входил автор публикуемых воспоминаний прот. Михаил Павлович Чельцов. Также приговоренный к расстрелу, он тогда был помилован и мученический венец получил позднее – был убит в ночь на Рождество 1931 года.
У Настасьи, Степановой-то вдовы, шкатулка малахитова осталась. Со всяким женским прибором. Кольца там, серьги и протча по женскому обряду. Сама Хозяйка Медной горы одарила Степана этой шкатулкой, как он еще жениться собирался.
К числу наиболее интересных и вместе с тем наиболее загадочных литературных произведений древней Руси принадлежит памятник, в первой своей редакции обычно называемый «Словом» Даниила Заточника, и во второй — «Молением» Даниила Заточника. |
Вчера я похоронил бабку. Мою родную бабушку – Феклу Фоминичну Лыкову. Больше никого из родных у меня на свете не осталось. Похоронили по-деревенски тихо, достойно; на поминках вспомнили всю ее трудную жизнь, ее доброе сердце и отметили мирную кончину.
С этой историей случилась история: нам рассказывал ее приезжавший из Гадяча Степан Иванович Курочка. Нужно вам знать, что память у меня, невозможно сказать, что за дрянь: хоть говори, хоть не говори, все одно.
Недавно стало известно, что в программу русских школ со следующего года возвращаются произведения «Как закалялась сталь» Н. Островского и «Молодая гвардия» А. Фадеева.
Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно.
Ф.М.Достоевский
Ты всегда говорил правду, великий наш певец; ты сказал ее и на этот раз.
«Суд глупца и смех толпы»… Кто не изведал и того и другого?
Были ли когда-нибудь домашние бараны «вольными» - история об этом умалчивает. В самой глубокой древности патриархи уже обладали стадами прирученных баранов, и затем, через все века, баран проходит распространенным по всему лицу земли в качестве животного, как бы нарочито на потребу человека созданного.