«Былое и думы» культового автора Александра Герцена и сегодня считается богатейшим собранием фактов о жизни российского социума 19 века. Одна из глав произведения посвящена любовной драме, тождественной личной семейной истории писателя. И если первый любовный треугольник разорвала внезапна смерть одной из главных героинь, то следующая запретная связь видного революционного агитатора сопровождала его до самой смерти.

Дружба с будущей супругой и брак вопреки

Герцен знал будущую супругу Наталью Захарьину с самого детства. Она приходилась ему кузиной, незаконнорожденной дочкой старшего брата отца Герцена. Александру Ивановичу в юности даже случилось выступать в роли поверенного в любви Натальи и ее тогдашнего кавалера. Но даже позже, уже признаваясь себе в сердечной близости к Захарьиной, Герцен состоял в связи с замужней Медведевой. Такой эпизод привел к тому, что знатная семья Натальи начала препятствовать ее близости с Герценом.

Но судьба распорядилась по-своему, и в 1838 году Александр и Наталья стали супругами. Практически ежегодно рожавшая Наталья Александровна была слаба здоровьем, и спустя несколько лет семья выехала для лечения в Италию. Герцен имел при себе рекомендательное письмо на имя немецкого поэта Георга Гервега, что и предопределило дальнейшие события.

Совместная жизнь с эмигрантами Гервег

Так сложились обстоятельства, что после приезда супругов Герцен в Париж, туда же переселилась и чета Гервег. Причем последние приняли предложение русских эмигрантов проживать в одном доме. Первое время сожительство приносило друзьям радость и пользу. Будучи личностью незаурядной, он состоял в тесных отношениях с Карлом Марксом, входил в круг его приятелей и Рихард Вагнер. Мужчины, исповедовавшие социалистические настроения, находили удовлетворение в политических беседах. Но со временем Гервег начал тайно ухаживать за супругой товарища. Правда неосведомленным оставался лишь Александр Иванович.

Супруга Георга Эмма любила мужа настолько, что совершала самые немыслимые поступки ради его блага. Эмма была в курсе измен супруга, но не просто закрывала на это глаза, а даже передавала откровенные письма Георга Наталье. В тот период в Европе набирали обороты идеи Сен-Симона и Фурье о том, что женщины должны быть свободными. И Натали не усматривала особого греха в том, чтоб любить обоих мужчин сразу. Герцен же теоретически с этой позицией соглашался, о чем написал в своей работе «Кто виноват?». Но практическая сторона вопроса оказалась сложнее, и поведение супруги не нашло в нем понимания.

Подлый любовник и смерть героини

О романе своей жены и Гервега Герцен узнал в 1851-м. Его терзаниям по этому поводу посвящена отдельная глава в произведении «Былое и думы». Герцен посчитал действия вчерашнего друга преступлением, при этом признавая всю серьезность сердечной привязанности его жены. Вероятные последствия его испугали. И вскоре семейная драма дошла до критической точки, и Герцен выставил Гервегов из дома.

И тут началась долгая переписка Натальи с любовником, ибо она продолжала любить его вопреки рассудку. В какой-то момент Гервег поступил подло, решив обнародовать ее письма с собственными колкими комментариями. Этот шаг стал роковым, и преданная изменница извинилась перед законным мужем, назвав случившееся «страшной ошибкой». Гармония в доме была восстановлена. Но в 1852-м Наталья Александровна скончалась.

Сближение с Огарёвым и новая Наталья

Герцен переселился в Лондон, где открыл типографию и выпустил в свет альманах «Полярная звезда». Позже, в дуэте с другом Николаем Огарёвым вышел первый лист бесцензурной русской газеты «Колокол». Перед смертью Захарьина завещала воспитание собственных детей Тучковой, которая вскоре стала гражданской женой Огарёва. Как бы парадоксально это ни выглядело, сюжет начинал повторяться, правда наоборот. На этот раз одураченным мужем становится не Герцен. Последний уже сам обманывает соратника и близкого приятеля с его же спутницей.

У новой Натали от Герцена родилось трое детей, но официальным их отцом считался Огарёв. Живя в одном доме, как и в первой истории, Наталья и Александр относились друг к другу как муж и жена, причем присутствие Огарёва их нисколько не смущало. Мужская дружба при этом не ослабевала, совместный выпуск идейной периодики продолжался. Почувствовав себя через какое-то время совсем лишним, Огарёв решает удалиться. При этом он остался юридическим супругом Натальи. Отношений с Герценом он не выяснял, демонстрируя понимание и благородство. Но жизнь с Тучковой оказалась не такой простой и безоблачной, как казалось поначалу. Довольно капризная дама не ладила с детьми Герцена, а те, в свою очередь, не признавали любовную привязанность отца.

Муки совести и утешение обманутого друга

Свою вину перед Огарёвым Герцен пронес через всю жизнь, при этом продолжая до самой смерти сожительствовать с его законной супругой. К концу жизни Герцен много перемещался по Европе, работал над мемуарами и отвлекался от семейных неурядиц. В это же время к нему приходит полное разочарование социалистическими догмами.

После тяжелой болезни он умер в Париже, похоронен был в Ницце возле первой жены и детей. Впоследствии умерли и все его отпрыски, рожденные Тучковой. Сама же Наталья одиноко прожила еще не один десяток лет.

Утешение в жизни нашел лишь Огарёв, встретивший англичанку Мэри Сазерленд. Она представляла собой практически неграмотную «падшую женщину». Они познакомились случайно: Огарёв гулял по вечернему Лондону, а молодая англичанка поджидала случайных мужчин. Так сложилось, что больше они не расставались. Сочувствие морально падшей Мэри переросло для Огарёва в любовь, и он стал жить с ней и ее 5-летним сыном. Несмотря на удачный исход и обретение новой семьи, Огарёв начал спиваться, участились его эпилептические припадки. До самой его смерти Мэри оставалась одновременно нянькой, женой, подругой и хозяйкой. Именно этой бесхитростной женщине он и посвятил одни из последних в жизни строк:
Как благодарен я тебе

За мягкость ласки бесконечной…

ИСТОЧНИК: https://kulturologia.ru/blogs/081019/44354/

О Герцене, Огареве и их жене Наталье Тучковой

Спектакль «Лондонский треугольник» так меня зацепил, что стала искать в интернете, что там выдумка, а что правда. Оказалось, что все крайне приближено к реальным историческим событиям. Если интересно, почитайте, я тут собрала из нескольких источников:

Овдовевший Герцен поселил в своем доме в Лондоне, куда он перебрался вместе с детьми после смерти жены, чету Огаревых. Наталья сначала просила мужа увезти ее, потому что понимала, что не в силах сопротивляться своим чувствам к хозяину, но Огарев был так увлечен писательством, что посмотрел на просьбу жены сквозь пальцы.

Наталья Алексеевна Тучкова-Огарева родила от Герцена сначала дочь Лизу, а потом и близнецов. Периодически она уезжала в Европу, требовала денег и угрожала, что Герцен никогда не увидит детей.

Огарев долгое время терпел такое положение дел, и даже числился официально отцом родившихся детей. Даже после такого вероломства со стороны друга он не нашел в себе силы отвергнуть его. Николай Огарев отличался очень кротким нравом. Видимо, это и позволило так сойтись в дружбе пылкому активному Александру и уступчивому Николаю.

Как будто в наказание за такое аморальное поведение Натальи и Александра, близнецы в возрасте трех лет внезапно умерли от крупа. Современники отмечали, что Наталья Огарева была неуравновешенная, истерическая женщина, попеременно впадавшая в два состояния: злости и обиды на окружающих и сокрушительного раскаяния за свои слова и действия. У нее настолько плохо складывались отношения с дочерьми Герцена - Натальей и маленькой Ольгой, что Герцену пришлось временно отдать Ольгу на воспитание в чужую семью. Старшего сына он отправил учиться в Европу, как только супруги приехали в его дом.

Сам Огарев, оставив свою жену, сошелся с женщиной из «низов» Лондона, Мэри Сэтерленд, и воспитывал ее сына как родного.

Дальнейшая судьба Тучковой сложилась поистине трагично. В 1870 году не стало Герцена, через несколько лет неожиданно кончает с собой семнадцатилетняя Лиза; в далеком Гринвиче, на руках ненавистной для Тучковой женщины, умирал Огарев... Она решает возвратиться на родину, к отцу, в Яхонтово, и летом 1876 года, после двадцати лет жизни за рубежом, вновь переезжает русскую границу.

И только дома она начала писать мемуары, заниматься архивами и библиотеками.

Такие вот люди жили в XIX веке, влияли на умы все России, способствовали отмене крепостного права, а сами были увлечены женщиной-истеричкой.

ИСТОЧНИК: https://bulyukina-e.livejournal.com/183287.html

Семейство незаконнорожденных.

Александр Иванович Герцен был младшим из двух (известно только о двух) незаконнорожденных сыновей богатого помещика, гвардии капитана в отставке, кавалера Ивана Алексеевича Яковлева. По тогдашним обычаям, незаконнорожденные дети числились воспитанниками при своих родителях. Дворянские родовые недвижимые имения не могли наследовать незаконнорожденные - бастарды. Существительное бастард все же благозвучнее, нежели русский синоним. Поскольку незаконнорожденные дети в благородных семействах случались часто, были способы передать родовую вотчину незаконнорожденному отпрыску стареющим родителем, если у него такое желание возникло.

Мать незаконнорожденного Сергея Соболевского свое имущество продала или заложила, а наличные передала сыну, и когда после ее смерти законные наследники обнаружили, что имения все находятся в залоге и в долгах, то просто не приняли это наследство. Широко использовалось совершение притворных сделок - купчая выдавалась без заключения фактической сделки, или имение оказывалось заложенным - выдавались залоговые документы на родовое имение на сумму, по которой это имение переходило к кредитору. Это позволяло передать имущество без наследования, но это порождало многочисленные судебные тяжбы между законными и незаконными наследниками в случае спора об родовом недвижимом имуществе.

"Колокол", издаваемый Герценом в Лондоне, некоторое время был популярен в России, где власть, по своему обыкновению в действиях отставала от общественного сознания. Это обычное положение дел, ибо в преднамеренном социальном действии, каким является правление народами или коллективами, реальность следует за мыслью, а не наоборот. Крепостничество было тормозом, крепостное рабство было бесчеловечным. Все это уже было осознано властью, уже с начала правления Николая I работала комиссия, разрабатывавшая реформу по отмене крепостного права, которое отменил его сын Александр II.


Фотография царя-освободителя Александра II с его собакой Милордом. Выполнена в год смерти Герцена придворным фотографом Российского императорского дома и Французского императора Наполеона III, двоюродным братом Александра Герцена Сергеем Львовичем Левицким (Львов-Львицкий при рождении), незаконнорожденным помещика Льва Алексеевича Яковлева.

Думать, критиковать, обсуждать и говорить всегда не сопоставимо легче, чем делать и реформировать, тем более такую необъятную страну, как Россия. Считать, что либеральное мнение, насаждаемое Герценом через органы "русской пропаганды", было конструктивным и служило на благо России - это большая наивность. История нам это доказала.

Есть такое простое определение, что в массе своей русская интеллигенция - это люди не способные к действию. За два столетия мало что изменилось, и другие, но те же люди все продолжают критиковать, обсуждать и говорить, не пытаясь уменьшить разрыв между своим словом и своим делом.



Когда Достоевский говорит, что Герцен родился эмигрантом и революционером, трудно этому возразить, тем более, что сам Герцен пишет о себе именно в таком духе, что он чуть ли не с детских лет мечтал об отмене крепостничества и устройства "правильной российской жизни" на основе идей западного социалистического утопизма - никаких иных "правильных" идей он не признавал.

Но Достоевский ошибается, говоря, что у Герцена было 1500 душ крепостных - их было меньше. За Александром Герценом в России оставалось имение в Костромской губернии, но численность крепостных в Лепихинской вотчине, которая перешла к Герцену от отца вследствие притворной сделки, едва ли достигала 300 душ. Население в деревне было промысловое, крестьяне плотничали артелями. Имение это давало Герцену доход 2000 рублей в год. Основную часть имущества, полученного им от отца, Герцен вывез из России в виде ценных бумаг - билетов Московской сохранной казны, а вывозить эти билеты за границу, насколько я знаю, было запрещено законом.

Иван Алексеевич Яковлев готовился к смерти. У него были дети и сожительница Луиза Гааг, которых он намеревался обеспечить после смерти своей. Он переводил имущество в деньги, и согласно сведениям из архива Яковлевых, уже в 1838 году им было получено три билета Московской сохранной казны: один на 20 000 рублей и два на 40 000 рублей каждый. Архивная опись содержит сведения о расписке, бывшей когда-то под номером 230, против которой стоит бюрократический фиолетовый штамп, вполне в булгаковском духе "УПЛОЧЕНО""ВЫБЫЛО". Интересно, куда "ВЫБЫЛО", вы "былое" или вы "думы"?) Возможно изъяли в музейные фонды.



Документ под № 230 "Расписка Ив.Яковлева в получении 1 билета в 20.000р. и двух бил. сохр. казны по 40.000р каждый"

Александр Иванович Герцен действительно был помещиком. Незаконнорожденный, он рос помещичьим сынком, хоть и числился "воспитанником" Ивана Яковлева. Балованный юноша был определен в Московский университет, где он с рвением барчонка, не нуждавшегося в труде для поддержания жизни, сочетал дружеские попойки с разговорами о "свободе, равенстве, братстве" и прочими идеями сен-симонизма, не контролируя себя в том, что говорить следует, а о чем лучше промолчать. Этим воспользовались провокаторы, которые получали вознаграждение за свою службу сдельно - от "разоблачения неблагонадежных". Дела фабриковались, фабрикуются и будут фабриковаться всюду, где живут люди. У каждой эпохи есть свои средства для этого. Современная эпоха дает нам яркие примеры таких фабрикаций, а историческим примером, как это делалось в эпоху Герцена-Огарёва, служит "игрецкое дело" Алябьева. Провокаторы тоже "народ", они тоже хотят "кушать" и кормить своих детей, учить их в университетах... Глупые в своей молодости барчуки для таких провокаторов были возможностью получить материальное и служебное вознаграждение: "Ничего личного..."
В результате Герцен с Огарёвым оказались в ссылке: один продолжил дегустировать херес у папеньки в пензенском имении и у губернатора в Пензе, другой оказался в Вятке. Герцен всю жизнь в последствии, обличая российские нравы и царизм, выставлял себя жертвой произвола, что он претерпел по службе в ссылках. Разве не этого он хотел в своих идеалистических мечтаниях: пойти на каторгу, в ссылку, на эшафот?..

Но даже сама мысль сравнивать каторгу Достоевского со ссылкой балованных барчуков Герцена и Огарёва - моральное преступление! В ссылку Герцен ехал с немцем-лакеем (хорошо, что кормилицу-няню Веру Капитоновну не взял), и разумеется, с деньгами. В Вятке он завел себе тройку лошадей, которая была приобретена немцем, чтобы «произвести впечатление». Сам Герцен сказал, что «лошади эти подняли нас чрезвычайно в глазах светского общества». В те времена свой собственный выезд свидетельствовал о благосостоянии и, что было гораздо важнее, о социальном статусе. На тройке мог выезжать только дворянин или купец первой гильдии, а Герцен ни тем, ни другим не был. Впечатление на вятское общество было произведено, Герцен стал местной знаменитостью, он играл в карты, службой себя не утруждал, и одной из "тягчайших" его обязанностей было ходить на обед к губернатору... Он пишет: "«…играю в карты — очень неудачно, — и куртизирую кой-кому — гораздо удачнее. Здесь мне большой шаг над всеми кавалерами, кто же не воспользуется таким случаем?». Действительно, отчего же не завести роман, да и когда его заводить, если не в 23 года?

Отец Герцена оказался долгожителем, и до 1846 года Герцену пришлось работать: служить чиновником - о ужас, ходить на службу, общаться с другими чиновниками, нанимать жилище, кормить семью из жалования, получаемого от ненавистного ему сатрапа царя Николая I! Учитывая неблагонадежность Герцена, и это не просто фигура речи или клевета, это его реальная характеристика, подтвержденная им самим - он был и желал быть неблагонадежным, но искренне удивлялся, когда его признавали таковым, - ему не разрешалось служить в столицах. Герцен был государственным служащим и был обязан подчиняться распоряжениям начальства, служить там, где ему велят. Герцен ждал, когда станет самостоятельным, хотел уехать из России, но паспорта выдавались только благонадежным!

Отец Герцена умер в мае 1846 года, наследство разделили, родовые имения получил племянник Дмитрий Павлович Голохвастов, а Герцену было выдано деньгами. Связи отца и дяди, друзей и родственников позволили получить паспорта "для поездки на лечение жены и сына". И наконец, в январе 1847 года Герцен уехал навсегда из ненавистного отечества. Мне думается, связь тут не только лингвистическая: нелюбовь "к отеческим гробам" приводит к нелюбви к "дыму отечества".

Однако костромским помещиком Александр Иванович Герцен стал еще при жизни Ивана Алексеевича Яковлева, который, зная, что родовые вотчины он незаконнорожденному сыну передать по наследству не может, посредством мнимой сделки передал ему Лепихинское имение Чухломского уезда Костромской губернии. Недвижимое имущество из России не увезешь!

В связи с этим возникает вопрос, высказанный Достоевским, что мешало нашим свободолюбцам, владеющим крепостными крестьянами, отпустить их на волю, вместо того чтобы, живя на крестьянский оброк в Париже, Женеве, Ницце, Риме или Лондоне, с замиранием слабого на соблазны сердца экспата "будить" Чернышевского, который стал "призывать народ к топору" и готовить "русский бунт, бессмысленный и беспощадный".

Ответ на этот прост: правдолюбцы и борцы за "всеобщую справедливость" считали свое крепостническое имущество принадлежащим им по праву собственности. Это право собственности они, подобно шекспировскому Калибану, убедительно аргументировали. Александр Герцен писал в "Былом и думах": "Деньги — независимость, сила, оружие, а оружие никто не бросит во время войны, хотя оно и было бы неприятельское, поэтому я счел справедливым и необходимым принять меры, чтобы вырвать что можно из медвежьих лап русского правительства". И еще в письме "Нашим врагам" он с риторическим пафосом вопрошает: "И каковы же могли быть эти побуждения, которые заставили нас покинуть родину, оставив большую часть своего имущества в когтях правительства, и работать для нее в продолжение пятнадцати лет?" Шекспировский Калибан говорил о своем праве проще, он не прикрывал свои личные интересы борьбой за всеобщую справедливость и "работой на родину": "А остров мне принадлежит по праву, как сыну Сикораксы!". Смысл обеих аргументаций одинаков: это моё право собственности на материальное имущество, приобретенное рождением.

Двоюродный племянник Герцена, Дмитрий Дмитриевич Голохвастов, в 1874 году, уже после смерти своего дядюшки-революционера писал: "Пользуясь источником, на который я указал (семейный архив Голохвастовых - примечание мое), конечно не затруднился бы я доказать читающей публике, что "Былое и Думы" роман, а не повествование о действительно случившемся и что лица, действующие в этом романе, по крайней мере, некоторые из них, хотя и носят имена и фамилии таких людей, которые жили и которых еще многие помнят, - тем не менее они все-таки такой же вымысел автора, как и герои других романов".

Приходится констатировать, что беллетристические обстоятельства, описанные Герценом в романе "Былое и думы" послужили источником мифологии о нем самом, о событиях, о разных людях, о его родственниках. Этот пример показывает, что постправду научились создавать задолго до настоящего времени, и что написанное и опубликованное в глазах так называемого общества часто становится правдой, а факты исчезают, занесенные ворохом художественных слов из романов и опубликованной журналистами "информации". Правда создается вымыслом и фантазией. Чтобы понять, как было, нужно искать иной источник, может быть уже совсем уничтоженный документ: нет ни записи о нем, ни фиолетового штампа "ВЫБЫЛО". Процесс мифологизации Герцена начался даже не в советскую эпоху, он начался гораздо раньше: в середине 19 века, когда стала развиваться мировая раковая опухоль так называемого "либерализма" и "социализма" - людей под лозунгами "свободы" стали сбивать в большие сообщества, и оказалось что так эффективнее управлять людьми: "паситесь, мирные народы..."