ПО ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ. РОССИЯ В БРАЗИЛИИ

Издававшийся в 1948–1968 гг. в Сан-Паулу (Бразилия) русский журнал «Владимирский вестник» был уникальным православно-монархическим изданием

Для меня, как для исследователя масонства, Бразилия была связана прежде всего с существовавшим в Сан-Паулу в 1948–1968 годах русским антимасонским монархическим журналом «Владимирский вестник». Это было совершенно уникальное издание, аналогов которому в то время не было. В отличие от газеты «Наша страна» И.Л. Солоневича, во многом отражавшей своеобразие личных взглядов ее издателя, «Владимирский вестник» был более традиционным, православно-монархическим изданием. Многие его авторы состояли в православном Свято-Владимирском обществе. Среди его авторов были такие известные знатоки подрывной деятельности масонства, как Н.Ф. Степанов, Н.А. Степанов, П.Н. Шабельский-Борк, граф Ланской. Душой и главным редактором «Владимирского вестника» был Владимир Данилович Мержеевский.

В Сан-Паулу я остановился в доме Калининых, истинно русских патриотов, которые большую часть жизни прожили вне Родины. Глава семьи Аркадий Александрович (родился в 1917 году), по профессии инженер, в 1920-х жил с родителями в СССР. Опасаясь репрессий, его семья перебралась в Иран. В 15 лет подростком Калинин через Кавказ вернулся один на Родину. Служил в Красной армии, а после окончания войны знакомыми путями бежал через Иран в Сирию, а оттуда в 1953 году уехал в Бразилию, где открыл свое литейное дело, построил дом, женился. После войны в Бразилию приехали тысячи русских, подавляющая часть их погибла в джунглях, куда их направило правительство. Рассказы Аркадия Александровича о жизни эмигрантов могли бы стать сюжетом и для десятков авантюрных романов.
Но из многих судеб русских людей в Бразилии меня интересовали прежде всего судьбы В.Д. Мержеевского и его соратников по журналу «Владимирский вестник». Уже первые встречи с русскими людьми в Сан-Паулу показали, что Мержеевского помнят многие. Он родился в Малороссии и в своих рассказах никогда не отделял ее от России. Юношей он помнил рассказы родителей о том, как в 1918 году «самостийники», и прежде всего профессор-ренегат Грушевский, насаждали в Малороссии масонские ложи. А «вольные каменщики» – это разрушительная антирусская сила, не менее страшная, чем еврейский большевизм. В 1926 году Мержеевский обосновался в Сан-Паулу, поступил на работу в Главную электрическую компанию, в которой прослужил около 40 лет.

Как коренной русский человек, Мержеевский стал устраивать жизнь русских эмигрантов с организации православных приходов. По его инициативе митрополит Антоний Храповицкий и Синод Зарубежной Церкви приняли решение об установлении в Бразилии архиерейской кафедры. Первым бразильским православным епископом стал Феодосий (Самойлович), который впоследствии благословил антимасонское направление «Владимирского вестника». При Бразильской епархии был учрежден Епархиальный совет, бессменным членом которого от мирян стал Мержеевский. При епархии создали типографию, которая не только печатала журнал «Владимирский вестник», но и выпустила более 30 книг. Своей деятельностью Мержеевский доказал, что с масонством и другими проявлениями антихриста можно и нужно бороться. Тем не менее Мержеевскому всю свою жизнь приходилось отбивать наступления врагов Церкви, особенно масонов, которые не останавливались ни перед чем и не считались с любыми средствами, вплоть до самых подлых, лживых доносов на владыку Феодосия и самого Мержеевского.

Много интересных сведений я получил от его ученика, бразильца Сауло Бонилья. Сейчас он удачливый юрист, владелец дорогого особняка, с бассейном и множеством антикварных вещей. «Мержеевский, – вспоминал Сауло, – научил меня жить, привил любовь к России, к ее культуре и литературе. Особенно я благодарен ему, что он дал мне понимание тайных пружин масонства. Масонством нельзя пренебрегать. Надо понимать, что нельзя стоять на пути его практических интересов».

П.В. Бибиков, потомок древнего дворянского рода, после смерти Мержеевского купил большую часть его библиотеки.
После смерти архиепископа Феодосия в Бразилию был назначен владыка Виталий, будущий первоиерарх Зарубежной Церкви. С владыкой Виталием у Мержеевского отношения не сложились. Во всяком случае, благословения на дальнейшее издание «Владимирского вестника» владыка не дал. Как я уже рассказывал, отец митрополита Виталия был масоном, да и сам Виталий поддерживал «дипломатические отношения» с масонами.

Из других интересных людей, встреченных в Сан-Паулу, в памяти остались Алексей Алексеевич Бехтеев, племянник знаменитого поэта-монархиста С.С. Бехтеева и тоже в душе поэт «среди цветов и пальм», а также Владимир Гордеевич Брызгунов, церковный публицист, поэт, составивший путеводитель по творениям митрополита Антония (Храповицкого). Рассказывал, каким идейным противником масонства был митрополит, за что «вольные каменщики» сделали ему много пакостей. Поднимался вопрос о канонизации владыки Антония, и каждый раз масонское лобби добивалось, чтобы вопрос этот был снят из повестки дня.

Встречаясь со старыми эмигрантами, я узнал, что в Бразилии некоторое время жила одна из самых замечательных поэтесс русского зарубежья Марианна Колосова, вдохновенный обличитель еврейского большевизма. В доме для престарелых одна старушка подарила мне выпущенный еще в Харбине сборник стихов этой поэтессы.

Во многих православных приходах раньше были хорошие библиотеки, сейчас же русские книги берут редко. При посещении некоторых церквей, например, в Альпине мне разрешили отобрать из библиотеки книги для нашей работы, редкие – еще до 1940 года – эмигрантские издания. Большой сюрприз меня ждал в так называемой Филантропии – в доме для русских престарелых, в которой штабелями лежали эмигрантские книги и журналы, в том числе и по нужной мне теме. Некоторые из них, судя по надписям, были из библиотеки Мержеевского.

Православный храм в Сан-Паулу (Бразилия). Все здесь так же, как в России

В Рио-де-Жанейро я провел полтора дня. Пробежав по Копакабане, искупавшись в океане, утолив жажду молоком большого кокоса, я пошел разбираться в книгах семьи Голубевых, у которых и заночевал. Сын священника Андрей Павлович Голубев лично знал Мержеевского и рассказал мне о его смерти. Владимир Данилович до конца своей жизни не переставал работать, а в последний день пришел на собрание, чтобы сделать доклад. Сказал: «Начнем работать…» – упал на стол и умер.

Жена Мержеевского после его смерти подарила Голубеву любимую книгу мужа «Книга жизни» профессора И.А. Сикорского (отца знаменитого авиаконструктора), выпущенную в 1939 году писателем Гребенщиковым в Чураевке. С утра я с Андреем Павловичем поехал на гору Корковадо, на вершине которой воздвигнута гигантская статуя Христа. С горы открывается восхитительная панорама океана и города. «Город красивый, но растленный. Большинство жителей его живут грехом, другой жизни не знают и знать не хотят, – рассказывает Голубев. – Многие занимаются обслуживанием развратников со всего мира, и прежде всего из США».

Венесуэла, куда я прилетел из Бразилии, встретила меня жаркой, влажной, настоящей тропической погодой. Столица страны Каракас расположена среди гор. Дома живописно лепятся по гористым холмам. В Каракасе и некоторых других городах Венесуэлы, в которых я побывал, много красивых, богатых домов. Большие запасы нефти в стране и близость наркотрафика из Колумбии обогатили часть населения страны, но большинство живут в нужде. Рядом с дворцами соседствуют развалюхи и просто трущобы. Oснову правящей элиты составляют иудеи. После Второй мировой войны в Венесуэлу прибыли тысячи русских людей, из которых выжили далеко не все. Но те, кто выжил, устроились неплохо. В Каракасе до середины 60-х годов существовал Русский клуб. В нем устраивались концерты, балы, фестивали, проходили конференции и обсуждения злободневных вопросов. Клуб развалился из-за неприязненных отношений первой и второй волн эмиграции. Последним председателем Русского клуба был Михаил Владимирович Тархов, по профессии инженер-электрик, перенесший тяжелые испытания, посвятивший свою жизнь борьбе за русское дело. До конца своих дней он устраивал различные культурные мероприятия, стараясь сохранить русскую общественную жизнь в Венесуэле.

Еще в Москве я познакомился с дочерью М.В. Тархова – Валентиной Михайловной, профессором Каракасского университета, а когда приехал в Венесуэлу, остановился у нее. Русский патриот, она не переставала следить за событиями в России и всегда поражала меня своей эрудицией и нестандартностью мышления. Как единомышленники, мы быстро научились понимать друг друга с полуслова и, конечно, подружились. Для работы она передала мне несколько коробок книг, которые начал собирать еще ее отец.

В Каракасе я познакомился с князем Александром Яковлевичем Амилахвари, свидетелем жизни замечательного русского мыслителя и общественного деятеля Николая Ивановича Сахновского. Николай Иванович был последовательным антисионистом и противником масонства. O Сахновском я собрал много материалов еще в Аргентине. В 1960–1970-е годы Сахновский возглавлял Российский Имперский Союз-Oрден, издавал монархическую газету «Русское слово». В 1965 году в Буэнос-Айресе вышла книга Сахновского «Святая Русь. Краткая история русского православного царства», сыгравшая большую роль в сохранении и развитии идей русской цивилизации за рубежом.

Совместно с Б. Башиловым и А. Макотченко Сахновский выпустил комментированное издание «Протоколов Сионских мудрецов». После смерти жены Сахновского, по национальности немки, на него усилились нападки со стороны иудейско-масонских кругов. Как мне рассказывал Амилахвари, Сахновский был вынужден уехать в Венесуэлу и поселиться в доме своего пасынка, женатого на бразильянке. Сахновский очень страдал, что нет возможности работать. После его смерти у Амилахвари остались часть материалов и фотографии из архива писателя, которые он передал мне.

Большим сюрпризом для меня стала встреча с прямым потомком древнего боярского рода Николаем Александровичем Хитрово, предки которого внесли большой вклад в строительство Великой России. Это был мощный, мудрый старик, в котором ощущалась прямо-таки юношеская заинтересованность жизнью современной России. Ни один из представителей рода Хитрово не запятнал себя членством в масонских ложах. Николай Александрович говорил об этом с гордостью. Мы беседовали с ним на самые острые темы, и я чувствовал, как глубоко и точно он понимает всю подоплеку русской истории ХХ века, роль в ней «еврейского племени» и масонства, подорвавшего русские дворянские роды.

Н.А. Хитрово показал мне подлинные письма царицы Александры Федоровны и царских дочерей к его тетке М.С. Хитрово, которая до конца дней осталась верна царским мученикам. С этих писем мы сделали копии, и я опубликовал их в одном из московских журналов.
Совсем другой человеческий тип представлял собой сын Н.А. Хитрово – Владимир. Он русский другой формации, повел меня знакомить с какой-то темной личностью, находившейся в бегах из России, бандитом комсомольской закваски.

Трогательный характер носили мои встречи с членами кадетского объединения в Венесуэле. Тональность этих встреч была такой же, как и в Сан-Франциско, – бодренькие старички с молодой душой и неудовлетворенным желанием жить на Родине. Запомнился В.В. Бодиско, братья Волковы. С Г.Г. Волковым некоторое время я провел в Oкумаро на Карибском море в спорах «Что делать и кто виноват?». Путь на Oкумаро не обошелся без приключений. После города Маракая дорога пошла через горы. В некоторых местах ее узкое полотно было буквально прилеплено к краю пропасти, по дну которой текли мелкие речушки. В долинах между гор сплошной стеной стояли джунгли с огромными деревьями и свисающими лианами. В тот момент, когда мы уже далеко углубились в горы, хлынул тропический ливень. Вода летела отовсюду – и с неба, и потоками с гор. На некоторых узких участках мне казалось, что сейчас нас смоет в пропасть. Кроме нас, на дороге никого не было. Как потом выяснилось, по радио было предупреждение, которое мы прослушали, и многие водители не решились поехать через горы в такую стихию. Прижавшись к склону горы, мы остановились. Какое-то время дождь был настолько силен, что вокруг не видно было абсолютно ничего. Мы стали молиться. Время от времени на машину падали не только тонны воды, но и небольшие камешки, стучавшие по кузову. В голову лезли мысли: «А не свалится ли на нас сейчас какой-нибудь валун с горы?..» Когда ливень прекратился и снова появилось палящее солнце, мы убедились, что наши опасения были не напрасны. Весь оставшийся путь нам приходилось объезжать или даже выходить и оттаскивать в сторону камни, ветки и даже обломки стволов деревьев, выброшенных потоками с гор на дорогу.

Съехав с последней горы и увидев внизу уже безмятежную гладь Карибского моря, я начал напевать песню «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”». И тут Волков рассказал мне, что потомок капитана легендарного крейсера «Варяг» адмирала Руднева живет сейчас в Венесуэле. Впоследствии я побывал у него в гостях в Каракасе.

Еще в Европе, а затем в США и в странах Латинской Америки русские эмигранты, «чуть ли не озираясь по сторонам», рассказывали мне о деятельности Толстовского фонда, который вначале возглавляла графиня А.Л. Толстая. Хотя номинально Фонд считался благотворительным, но реально развивался как орудие масонских лож и западных спецслужб для контроля над русскими эмигрантами во многих странах мира. Безусловно, Фонд оказывал определенную помощь эмигрантам из России-СССР, но только тем личностям, которые отвечали интересам западных правительств и масонских лож. В правлении Фонда были представлены и достойные люди, например С. Рахманинов (до 1942 года), но в реальной работе они не участвовали, а о настоящей цели Фонда представления не имели.
В руководстве Фонда состояли крупные масоны: Б. Бахметьев, С.В. Панина, В. Маклаков, князь С. Гагарин, М. Ростовцев, двое руководителей ИМКА – Д. Мотт и П. Андерсен, А. Петрункевич, В. Зензинов, А. Тыркова-Вильямс.

После Второй мировой войны Фонд стал своего рода базой для западных разведок. Достаточно сказать, что почти все его ведущие руководители были агентами спецслужб. Самый влиятельный человек в Толстовском фонде Т.А. Шауфус (урожденный Раппопорт) была агентом ЦРУ. (Формально Фонд возглавляла дочь Л.Н. Толстого Александра Львовна, хотя и о ней говорили, что она «дружит» с ЦРУ.) Этой же разведкой был завербован еще один директор Фонда князь А. Щербатов. Два других директора – Д. Даффи и потомок старых русских масонов С. Кашкин, работали на английскую и французскую разведки соответственно.