К столетию русской катастрофы. "Фантом Февраля 1917 года". Борис Галенин. Часть вторая.

Опубликовано 12.01.2017
К столетию русской катастрофы. "Фантом Февраля 1917 года". Борис Галенин. Часть вторая.

Но большевики не могли оставить в покое «черносотенного монархиста». Его первый арест произошел 12 сентября 1921 года. Он попал в Таганскую тюрьму, где пробыл несколько месяцев до своего освобождения 16 января 1922 года.

Началась его личная Голгофа, когда аресты следовали один за другим... Так в 1924 году был в очередной раз арестован по обвинению в организации прославления преподобного Серафима Саровского(!). 8 мая 1924 года Патриарх Тихон подал в ГПУ специальное ходатайство о немедленном освобождении митрополита Чичагова, при этом он писал, что ручается за него лично.

Следует подчеркнуть, что митрополит Серафим одним из первых признал декларацию митрополита Сергия (1927). На роковом рубеже русской церковной истории, придя к убеждению, что Православная Церковь должна открыто осуществлять свое служение в России, даже лишившись покровительства православных государей, святитель Серафим мужественно сделал свой окончательный духовный выбор и встал на сторону той части церковной иерархии, которая признала митрополита Сергия как единственно законного преемника Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, равного ему по своим каноническим полномочиям, и поддержала его политику отстаивания официального признания Православной Церкви государственной властью.

В 1928-1933 гг. будучи митрополитом Ленинградским и Гдовским противостоял как обновленчеству, так и «правой» оппозиции митрополиту Сергию со стороны сторонников митрополита Иосифа. Считал гибельным раскол для канонического единства Русской Православной Церкви. Знаменательны слова Владыки: «Пока совершается Божественная, спасительная литургия, пока люди приступают к Божественному причащению, дотоле можно быть уверенным, что устоит и победит Православная Церковь.

Что не погибнут во зле греха, безбожия, злобы, материализма, гордости и нечистоты русские люди, что возродится и спасется Родина наша…

Поэтому паче всего думайте о хранении, совершении и непрерывном служении… литургии. Будет она, будет и Церковь, и Россия»61.

«Разные годы, разные имена – одно осознание: “Главное для нас – сохранить Таинства” (Патриарх Тихон). “Без Таинств? Без Евхаристии?” (митрополит Сергий.)

Надо идти на всё, чтобы люди могли причащаться” (иеросхимонах Симеон (Желнин), старец Псково-Печерский). “Все то, что в деятельности Патриарха и Патриархии смущает и соблазняет ревностных ревнителей, – все это остается на совести Патриарха, и он за всё даст ответ Господу.

А из-за смущающего и соблазняющего, что иногда может быть не совсем таким, как нам кажется, – только из-за этого лишать себя благодати Святых Таинств – страшно”. (Свт. Афанасий [Сахаров]). И вот что было сказано митрополитом Сергием келейнику, о. Сергию Лебедеву в середине 30-х годов: “Сережа, после моей смерти будут всякие толки, и трудно будет понять, чтó я вынужден был делать, чтобы сохранить Литургию”»62.

14 октября 1933 года под давлением партийных властей митрополит Серафим был уволен на покой. 30 ноября 1937 года арестован и доставлен в тюрьму на машине скорой помощи, ввиду тяжелой болезни. 11 декабря 1937 года расстрелян на Бутовском полигоне вместе с еще 126 священниками и иноками.

Все же верные, Слава Богу, были. Названы, безусловно, не все имена. Как были в армии верные генералы, к несчастью, не на высших должностях, и уж, конечно, были верные офицеры.

Но они, к несчастью, не делали погоду в февральско-мартовские дни 1917 года, в которые предстоит нам вновь вернуться.

Попробуйте соединить точки…

Солоневич также утверждает, что, несмотря на то, что петроградские «заводы и склады были переполнены оружием, сработанным для действующей Армии», поживился им только «какой-то нерусский сброд, который уже после отречения Государя Императора заботился главным образом об одном: как бы внести возможно больше хаоса»63.

Таким образом, ясно вырисовывается план, некоторые части которого, по-видимому, готовились задолго до Февраля:

«Попробуйте соединить все отдельные точки этого плана в одну линию:

срывается вооружение полиции,

в столице концентрируются сотни тысяч заведомо ненадежных людей,

НЕ выполняется Высочайшее повеление об их уводе,

НЕ выполняется Высочайшее повеление о переброске гвардии,

НЕ выполняется Высочайшее повеление о подавлении бабьего бунта…»64.

По сути, для давления на Государя, даже не надо было выводить на улицы Петрограда много людей. Возможно, их там особо много и не было. Этого мы никогда уже достоверно не узнаем.

Занимаясь подробно тайнами Цусимского боя, пришлось достоверно убедиться, что свидетельствам людей изменивших, сдавшихся, или хотя бы не бывших верными приказу до конца, хотя бы и не по своей воле, доверять практически нельзя. Если их сведения не подтверждаются данными «верных».

В Цусиме верных оказалось достаточно, чтобы восстановить правду о сражении. В Феврале 1917 года в Петрограде верныхпрактически не было. И уж во всяком случае, не было среди людей владеющих всем возможным объемом информации. Тот же Солоневич был все-таки только солдатом и немножко репортером. И если он утверждает, что народные массы практически не принимали участия в происшедшем, то скорее всего, он верен правде более чем на сто процентов.

Вполне допускаю, что народные массы вообще не принимали участия в том, что назвали потом Февральской революцией. И только после публикации фальшивого отречения Государя, а публикация по любому была фальшивкой, так как текст телеграммы в Ставку был замаскирован под Высочайший Манифест, народ разгулялся.

После и сразу случилось столько всего хорошего и разного, начиная с приказа № 1, уничтожившего армию, что подправить последовательность событий в нужном «революционной» хронографии духе было нечего делать.

О людских массах «революцией мобилизованных»

С такой «подправкой» автору пришлось столкнуться лично во время событий августа 1991 года. Вечер 20 августа примерно с 22 часов и ночь на 21 августа, когда «по достоверным источникам» ожидался штурм Белого Дома группой Альфа, мне довелось провести вокруг него, «в кольце добровольной охраны». Стыдно, конечно, сейчас вспоминать об этом, но тогда я искренне считал, что защищаю Свободную Россию от коммунизма, и честно говоря, не рассчитывал вернуться домой, так какАльфа команда серьезная. Но сейчас не об этом речь.

Речь о людских массах «революцией мобилизованных».

В 22 часа площадь у Белого дома была заполнена довольно плотно, хотя передвигаться в любом направлении можно было свободно. Ко времени закрытия метро число народа резко убыло и с часа ночи вокруг Дома стояло две или три узенькие цепочки. Одна непосредственно у периметра дома, другая метрах в сорока-пятидесяти от него. В общей сложности, пробовал потом рассчитать, никак не больше пары тысяч человек. И то вряд ли. Мне довелось стоять прямо против радиорупоров, или как это называлось. Вещали, по-моему, Белла Куркова и Попцов. Здесь же у садика стояло несколько танков с трехцветными флажками на стволах орудий. Никакого движения за всю ночь они не произвели. Около двух ночи послышалось несколько выстрелов с Садового кольца, как оказалось потом, когда бронетранспортеры столкнулись с энтузиастами.

Часа, кажется в три подошел Шеварднадзе с группой из человек двадцати. Больше ничего интересного не было, кроме радиосообщений, что все враги сдаются. И враги действительно почему-то сдавались, хотя к четырем утра распались последние цепочки за нехваткой людей.

Я уходил с товарищем один из последних около полвосьмого утра, когда по радио довольно вяло уговаривали еще подождать: «по Садовому кольцу идут-де бронемашины с узбеками». Но было ясно, что и сами говорившие в это не верят. Так что уезжать можно было спокойно.

Никто Белый Дом очевидно брать не собирался. Да и с четырех утра, как уже говорил, к нему можно было пройти кому угодно, а не только Альфе. Кстати, в семь тридцать утра метро давно уж открылось, но следующая порция храбрых демократов подходить что-то не спешила.

Но вот часа в два дня 21 августа, когда я подъехал туда снова, площадь была заполнена – не протолкнешься, с балкона размахивал рукавами рясы Глеб Якунин, можно было смело уходить. На следующий день 22 августа уже по телевизору смотрел репортаж с той же площади о победе Свободной России. Вот тогда там стоять было действительно опасно – задохнуться от тесноты можно было. Но героев это не смущало.

Вечером 22 начался стихийный демонтаж памятника Дзержинскому. Тут герои распоясались вообще, ну ничего не боялись. И большинство дизайна вокруг Белого Дома появилось именно за последние сутки, когда все уже было кончено. Но намекал этот дизайн, что поддерживал защитников в самые трудные и еще неопределенные часы.

Заметим себе, что народ в больших количествах гулял по Москве и 19, и 20 августа. И эти толпы, при большом желании, тоже можно назвать революционными, но пока власть официально не сдалась, никто памятников не свергал и «безобразиев» не учинял. А почему, кстати, сдалась власть в ночь на 21 августа, никто по сей день ничего связного сказать не может.

Как непосредственный свидетель, вдобавок слышавший все новости в ту ночь с 20 на 21 августа 1991 года в буквальном смысле в прямом эфире и из первых рук, могу высказать только то предположение, что если бы она – власть – до утра не сдалась – с утра пришлось бы снова брать ответственность за страну в свои руки, поскольку все противники стали разбегаться в связи с однообразием ситуации – сколько еще можно у этого Белого Дома стоять?

А вот ответственности ГКЧП, похоже, боялось больше, чем Лефортова.

Потом мне еще несколько раз довелось принять участие в тусовках, именуемых встречами «защитников Белого Дома», и меня каждый раз поражало, как стремительно растет их число. А через несколько месяцев, в кольце защитников в ту памятную ночь стояло уже пол-Москвы. Только когда пошло полное разочарование Ельциным и присными цифра эта хотя бы перестала расти.

И все это при радио, телевидении и прочих средствах, которые казалось бы, должны были запечатлеть правду истории.

Убийство. Сначала политическое

Нет основания предполагать, что не по аналогичной схеме развивались и события «Февральской революции». На самом деле,могло вовсе не быть ничего до самого отречения Царя, кроме Думского блефа, играющего в руку с генералами, и несколькими задействованными железнодорожниками. Плюс массовые гуляния петроградской публики по столичным улицам. В некоторых случаях с плакатами и лозунгами. Хулиганство тоже имело, конечно, наличие. Как же без него.

Остальное было просто работой телеграфа. И нам никогда не узнать правду.

Потому что это было никакое не революционное движение масс, а обыкновенное убийство, как Государя, так и назначенного Им Наследника, принявшее вначале политическую форму «двойного» отречения, а затем уже Ипатьевского подвала, и леса около города Перми, где был расстрелян Михаил.

Следует еще раз твердо, ясно и прямо сказать, что никакой революции, даже «цветной» в России в Феврале 1917 года не было.

Было цареубийство, задрапированное в «конституционные формы».

Революция началась после политического убийства, названного «отречением», и пошла далее, совершено не в той форме и не по тому пути, на которую рассчитывали «цареубийцы». Но раз начавшись развивалась она далее по схеме приблизительно Французской революции, и естественным образом привела к Октябрю.

Рецепт фабрикации концепций

Чтобы нагляднее понять, почему же Февраль 1917 именуют все же революцией, − вон даже генерал Кутепов свои воспоминания обозначил, как «Первые дни революции в Петрограде», − стоит вспомнить «такой рецепт производства артиллерийских орудий: нужно взять круглую дыру и облить ее сталью − получится орудие.

Целый ряд исторических концепций фабрикуется именно по этому рецепту: берут совершеннейшую дыру и обливают ее враньем: получается история. Или исторический факт»65.

Убеждать в действенности этого рецепта нас, диалектику учивших «не по Гегелю» современников «Преображенского путча» 1991 года, не требуется. Только по нему и фабрикуется на наших глазах уже история последнего времени.

Но испытан в действии этот изумительный рецепт литья пушек был существенно раньше. В частности, «история − или, точнее, историография − Февральской революции с изумительной степенью точности повторяет рецепт артиллерийского производства: берется дыра и дыра обливается выдумками.

Самое занятное то, что в феврале 1917 года никакой революции в России не было вообще: был дворцовый заговор. Заговор был организован:

а) земельной знатью, при участии или согласии некоторых членов династии − тут главную роль сыграл Родзянко;

б) денежной знатью − А. Гучков и

в) военной знатью − ген. М. Алексеев.

У каждой из этих групп были совершенно определенные интересы.

Эти интересы противоречили друг другу, противоречили интересам страны и противоречили интересам армии и победы − но никто не организует государственного переворота под влиянием плохого пищеварения.

Заговор был организован по лучшим традициям XVIII века, и основная ошибка декабристов была избегнута: декабристы сделали оплошность − вызвали на Сенатскую площадь массу.

Большевистский историк проф. Покровский скорбно отмечает, что Императора Николая Первого «спас мужик в гвардейском мундире». И он так же скорбно говорит, что появление солдатского караула могло спасти и Императора Павла Первого.

Основная стратегическая задача переворота заключалась в том, чтобы изолировать Государя Императора и от армии и от «массы», что и проделал ген. М. Алексеев.

Самую основную роль в этом перевороте сыграл А. Гучков. Его техническим исполнителем был ген. М. Алексеев, а М. Родзянко играл роль, так сказать, слона на побегушках.

Левые во всем этом были абсолютно ни при чем. [Хотя очень старались!]

И только после отречения66 Государя Императора они кое-как, постепенно пришли в действие: Милюков, Керенский, Совдепы и, наконец, Ленин − по тем же приблизительно законам, по каким развивается всякая настоящая революция.

Но это пришло позже − в апреле-мае 1917 года»67.

Революция началась только в стенах Думы

Приведенное свидетельство очевидца февральских событий в Петрограде, патриота и монархиста, преданного Государю, и при этом «человека из народа» Ивана Солоневича, было воспроизведено в первом варианте «Фантома Февраля», открывшем третью часть недавно вышедшей в свет «Царской школы»68. К некоторому моему удивлению, свидетельство это, некоторыми, в целом благожелательно настроенными читателями было не то, чтобы подвергнуто сомнению, но скорее сочтено не достаточным, именно в силу того, что автор его был «человеком из народа». А в описываемый период, и вовсе солдатом в казарме.

Желательно было бы найти свидетельство «человека из общества», желательно из общества высшего, то есть вполне информированного, но при этом также патриота, и преданного Государю монархиста, свидетельству которого в силу этого последнего можно было бы верить. Как уже было сказано выше, последняя задача представлялась практически неразрешимой, так именно «общество» и было движущей силой того, что до сих пор именуют «Февральской революцией».

Но совсем недавно, и как всегда «случайно», весной 2015 года такой свидетель мне встретился. Им оказался Николай Алексеевич Павлов (... ‒ 18[31].01.1931), видный деятель правомонархического направления, один из лидеров Объединенного Дворянства, и популярный правый публицист69. Человек, вхожий и в правительственные, и в думские круги, одним словом, вполне компетентный, и вдобавок своими глазами наблюдавший развитие событий в Петрограде в конце февраля 1917 года. В 1924 году в эмиграции подготовил в Висбадене книгу «Его Величество Государь Николай II» (издана в Париже в 1927), посвященную памяти Государя, в которой обличил изменников-заговорщиков и показал высоту подвига Царя. В 2014 году книга Павлова была переиздана в РФ.

Раздел XVII этой книги и посвящен как раз разоблачению мифа о Феврале 1917. Предлагаю этот раздел вниманию читателя, все выделения в нем шрифтом принадлежат Н.А. Павлову:

«Не заглядывая дерзновенно вперед, вернемся к близкому прошлому. Санкция на переворот дана на совещании посла Англии ‒ на глазах правительства и, вероятно, с ведома союзных стран.

На сцене Царь... общество, армия и народ.

Повод к перевороту ‒ революция [якобы спонтанно вспыхнувшая в Петрограде], Распутин и недостаток продовольствия. Ложь и подлог в том и другом. Россия полна запасами, и новые правители будут три года ими кормить страну.

На этих “поводах” Дума произносит слово “измена” и обвиняет Власть.

Вынужден акт роспуска Думы. Дума решает не расходиться.

На улицу выпущена сытая интеллигенция требовать хлеба. Первые три дня “рабочих” почти нет на улицах. Лишь кое-где забастовки.

Россия совершенно и всюду спокойна.

Лишь на 4-й день, 1-го марта, на улицу вышли все солдаты...

Необходимо место, куда толпа может скопиться. До 1905 года такого места не было, и революция оттого и не удалась. В 1917 году это место ‒ Дума, для этого акта она и создана...

Очевидец всего ‒ я даю краткое показание.

По Невскому бродило общество, и на улицу с чердаков дано было с 23-го по 26-е несколько выстрелов; четверо убитых (всех “жертв” за 8 дней похоронено 83).

На углу Литейной и Сергиевской, на фоне горящего Суда (после кражи из арсенала старых ружей) была толпа человек 500. На двух телегах ‒ доски, и на них что-то кричали ораторы.

Взвод преображенцев был уведен с поста в казармы.

Лишь 28-го было серьезное скопление на Знаменской площади. В толпе одиночные солдаты четыре дня ведут себя чинно. Стрельба в воздух только в Литейной части.

Под командой генералов Хабалова и Балка ‒ до двух тысяч солдат, четыре дня топчутся с Гороховой в Адмиралтейство и назад. Разъезды там, где нет толпы (Забалканский, Набережная и площадь).

Лишь одна казачья сотня была послана 25-го, 26-го и 27-го разогнать толпу в 500 человек на углу Литейного и Сергиевской, но идя по Невскому, не доходя до Литейного ‒ сотня оба раза карьером поворачивает по Троицкому назад, через Забалканский на Гороховую.

Ни один из министров и генералов на улицы не выезжал.

На второй день выхода солдат из казарм войска генералов Хабалова и Балка, не сделав ни одной попытки очистить Невский от толпы (23-го, 24-го и 27-го февраля), ‒ мирно расходятся куда хотят. Весь генералитет сидит в градоначальстве, повязывается бантами и расходится, куда попало.

До 27-го рабочие скапливаются на острове, но в центре идут туго, а с 28-го стягиваются к Думе.

Вот что было первые четыре дня в Петербурге.

Никакой революции не было. Незначительные толпы были в районах: Невский, Литейный, Знаменская площадь.

Ни одной попытки разогнать эти толпы сделано не было.

Революция началась только в стенах Думы. От Думы зависит все остановить.

Туда скапливался не народ, а сброд, общество, интеллигенция, рабочие и солдаты.

Там произносится слово революция, не кем иным, как членами Думы, и слова эти разносятся всей, без исключения, печатью по России, которая несмотря на это, вплоть до 10 марта (Московское движение) невозмутима.

Эта справка приводится мною для следующего: когда в Петербурге (22 ‒ 28-е) не было и подобия революции, и вся страна была совершенно спокойна ‒ и пресловутые массы были численно ничтожны и мирны, Дума через Родзянко сообщала Государю в Ставку и всем командующим, что революция в полном разгаре.

Опровергнуть Государю этого подлога и новой лжи никто из бюрократии и военных чинов не посмел.

Обмана, подлога и преступления, равного этой буффонаде, история не знает...

От событий тех дней веет чем-то гнусным и мещанским.

Никто ничего не смеет. Все как ошалелое чего-то ждет, и по всей стране несется лживый голос председателя Думы и печати: “Революция!”

Она наступит, когда народ станет бесноватым, одержимым и начнет от этого клича пропадать...

Ленин ‒ на балконе Кшесинской ‒ сильнее всей Думы.

Ленин ‒ революция, он ‒ каторжник по призванию, наемник, шпион, насильник, наглец, но знает, чего хочет, глумясь над Россией, народом... миром.

А в дни 22 ‒ 28-го идет подленький обман, беспричинный слом истории, под призыв Думы ‒ «спасения России и победы».

На Государя лгали все. Теперь Ему лгут все... общество, бюрократия, высшая власть, Дума, командующие...

Распад страны, начатый в 1904 году обществом и бюрократией, довершен.

Была ли попытка все это остановить? ‒ Не было никакой. Гражданская и военная бюрократия ‒ сразу и вся струсила и сдалась, не пробуя защитить ни России, ни Государя, ни строя, ни армии, ни самих себя...

Где же былое окружение Государей?.. Где Меньшиков, Шереметьев, Волынский, Бецкий, Потемкин, Румянцев, Ростопчин, Суворов, Кутузов, Киселев?..

Сколько славных имен! Сколько сильных людей! Где люди высокого уровня общества и бюрократии эпох Государей Николая I и Александра II?

Где Сусанин, Минин?

Ни вокруг Государя, ни в Петербурге ‒ нет людей. Все растворилось или в интеллигенции, или в снобизме, или в разгуле кутящего и спекулирующего тыла...

Останутся кн. Долгорукий, Татищев, Боткин... эти не оставят Царя... И позже не будет Кобленца... и пока не слышно о Минине...

Революции не было.

Она начнется с часа отречения Государя»70.

Без комментариев.

Они готовили Февраль

Для полноты картины следует еще раз сказать о тех «жертвах прогресса», кто полвека – по меньшей мере – готовили Февраль, хотя непосредственно в нем роли и не играли. Обратимся вновь к «Великой фальшивке Февраля». Следует учесть, что здесь Солоневич употребляет слово «революция», как обобщающее для всего случившегося в 1917 году.

«Когда мы ищем виновника революции, мы должны по мере возможности четко разграничить два вопроса.

Первый: кто делал революцию?

Второй: кто сделал революцию?

Делала революцию вся второсортная русская интеллигенция последних ста лет.

Именно второсортная.

Ни Ф. Достоевский, ни Д. Менделеев, ни И. Павлов, никто из русских людей первого сорта — при всем их критическом отношении к отдельным частям русской жизни − революции не хотели и революции не делали.

Революцию делали писатели второго сорта − вроде Горького, историки третьего сорта − вроде Милюкова, адвокаты четвертого сорта − вроде А. Керенского.

Делала революцию почти безымянная масса русской гуманитарной профессуры, которая с сотен университетских и прочих кафедр вдалбливала русскому сознанию мысль о том, что с научной точки зрения революция неизбежна, революция желательна, революция спасительна.

Подпольная деятельность революционных партий опиралась на этот массив почти безымянных профессоров. Жаль, что на Красной Площади, рядом с мавзолеем Ильича не стоит памятник “неизвестному профессору”.

Без массовой поддержки этой профессуры − революция не имела бы никакой общественной опоры»71.

А вот кто сделал?

«Без поддержки придворных кругов она не имела бы никаких шансов.

На поддержку придворных и военных кругов наша революция не рассчитывала никак, − и вот почему Февраль свалился ей как манна небесная в пустыне.

26 февраля 1917 года: революция в России невозможна

М. Палеолог … подытоживает:

В 1917 году русские социалисты испытали такую же неожиданность, как французские республиканцы в 1848 году.

На докладе в Париже 12 марта 1920 года А. Керенский сказал, что его политические друзья собрались у него 10 марта (26 февраля) 1917 года и единогласно решили, что революция в России невозможна.

Через два дня после этого царизм был свергнут”.

Об этом же собрании сообщает и С. Ольденбург …, − хотя и в несколько иной редакции:

Собравшиеся на квартире Керенского представители крайних левых групп приходили к заключению, что «правительство победило».

Но в тот же день, − в день «победы правительства», 26-го − около четырех часов дня, произошло весьма серьезное событие:

4-я рота запасного батальона Павловского полка (в ней было 1 500 человек), столпившись на улице около своих казарм, неожиданно открыла беспорядочный огонь по войскам, разгонявшим толпу. (М. Палеолог подчеркивает, что агитация верхов шла именно в Павловском полку.И.С.).

Были спешно вызваны несколько рот соседних полков…

Прибыл командир полка, а также полковой священник, чтобы урезонить солдат.

Те, отчасти под влиянием увещания, отчасти потому, что были окружены, ушли обратно в казармы и сдали оружие. 19 зачинщиков были арестованы и отведены в Петропавловскую крепость…”72.

До этого − 25 февраля − Государь Император телеграфировал ген. Хабалову:

Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны”.

На эту телеграмму, утром 26 февраля Хабалов отвечал, что “в столице наблюдается успокоение”.

На другой день после отречения Государя М. Палеолог спросил Горького и Чхеидзе:

Значит, эта революция была внезапной (sponiante)?

Да, совершенно внезапной”.

Эту внезапность сам А. Керенский в своей книге передает так:

Вечером 26 февраля (то есть после провала восстания Павловского полка.И.С.) у меня собралось информационное бюро социалистических партий.

Представитель большевиков Юренев категорически заявил, что нет и не будет никакой революции, что движение в войсках сходит на нет, что нужно готовиться к долгому периоду реакции”»73.

Как один студент десять генерал-адъютантов запугал

Как видим, все силы, известные нам, даже из участвующих в заговоре, к вечеру 26 февраля признали, что финита ла комедиа.

И тут вдруг, как пишут источники, «в 7 час. утра [27 февраля] восстал запасной батальон Волынского полка. Унтер-офицер Кирпичников (сын профессора, студент, призванный в армию в 1915 г.) ночью собрал солдат и убедил их восстать протии “самодержавия”; когда на утро в казармы прибыл начальник учебной команды капитан [И.С.] Лашкевич, то солдаты отказались повиноваться, убили его и высыпали толпой на улицу»74.

И, все пошло-поехало. На другой день в Кронштадте, подхватившие эстафету волынцев матросы убили адмирала Вирена.

Так что, получается теперь: Февралю 1917 года мы обязаны уже не «чухонским бабам Выборгской стороны», хлебный бунт которых был уже давно подавлен, а «сыну профессора»?

Интересно вот, юриста или историка?

Понятно, что как пишет «правая» эмигрантская, «белогвардейская», стоящая на страже доброго имени генеральского история, боевые генералы не в шутку испугались страшного студента – вдруг в Ставку ворвется и кусаться начнет. Недаром ему потом сам Корнилов орден Св. Георгия 4 ст. за № 423 492 вручал, впервые в русской истории замарав святую награду, и навсегда свои эполеты.

Но, вообще говоря, повод для награждения был. Жаль вот, Салтыкова-Щедрина не было. А то готовая сказка: «Как один студент десять генерал-адъютантов запугал».

Бессмертная вещь. Куда там «Фаусту» Гете!

И до сих пор про этот «революционный» бред тонны книг пишут.

Впрочем, другие источники подправляют, что Кирпичников был вовсе не студентом, и не сыном профессора, а вовсе даже «из крестьян». Возможно, анкета в каком-нибудь отделе кадров сохранилась.

Судя по фотографии этого красавца, с которого официально началась «русская революция», печатью интеллекта то, что именуется лицом, не обезображено. Хотя ведь и студенты разные были. Ко времени революции, напомним, дворян среди студентов было менее 10% ...

На случай «не студента», начало названия соответствующей сказки предлагаю на волю читателей − «в качестве самостоятельного упражнения», как любили говорить у нас на мехмате, но десять насмерть испуганных генерал-адъютантов остаются по любому.

Первый из убийц русских офицеров

Кирпичников Тимофей Иванович (март 1917)

Между прочим, «временные органы» даже в офицеры Кирпичникова произвели – в прапорщики. Поэтому, может и с большевиками что-то не поделил, на Дон сбежал. Но там конкретно не повезло, − нарвался на генерала Кутепова, верного офицера, пытавшегося еще 27 Февраля в Петрограде взять к ногтю кирпичниковых с присными. И георгиевский кавалер за № 423 492 был немедленно выведен в расход у ближайшей канавы.

Но было поздно, однако...

Кинжал Брута не мог предусмотреть даже Цезарь

Как видим, грозный призрак «народной революции», якобы происшедшей в Феврале 1917 года и вызвавшей, как следствие отречение, спровоцировавшего ее своим плохим правлением Царя, «ошибки правления» которого до сих пор тщательно муссирует историческая наука, что наша, что зарубежная, тает, как и полагается таять при свете любому призраку.

А вместо него проявляется то, что было на самом деле: предательское убийство – вначале бескровное, почти виртуальное, – Верховного Главнокомандующего и Государя, а также Его Наследников, осуществленное в форме гнусного сговора верхушкой генералитета, Госдумой и «олигархами». При попустительстве верхушки церковной.

Поистине: «Кинжал Брута не мог предусмотреть даже Цезарь»75.

Цели думцев в их кадетской части мы знаем. Остальных, в общем, тоже. Небось не бином Ньютона. «Олигархи» желали окончательно подмять под себя военную промышленность Империи, чтобы любой патрон стоил казне раз в сто дороже его себестоимости. Что касается генералов, то те, похоже, жаждали приписать себе лавры уже невооруженным глазом видимой победы. Церковная верхушка мечтала о свободе от Синода, получив которую она немедленно вновь сделает Русь Святой. К следующему понедельнику.

Но из всего сказанного следует однозначный вывод: раз вместо «революции» имеет место «цареубийство», то и поиск социальных, экономических и прочих причин этой не бывшей «революции» следует прекратить, как не имеющих отношение, к совершенному преступлению.

Оценку же личности и деяний Государя императора Николая II Александровича следует проводить «по факту». Именно, уяснить какой стала Российская Империи за двадцать два с половиной года Его правления, скажем на 22 февраля 1917 года – день отъезда Царя в Ставку. И каковы были бы ближайшие перспективы Империи, останься во главе ее Государь.

При царе все к тому шло…

Еще раз поясним разницу предлагаемого подхода к нашей истории с подходом предшествующим. Называемом также научным, объективным и реалистическим.

В стандартном варианте изложения событий Февраля 1917 года в Петрограде произошла действительно народная революция, в лучшем случае спровоцированная заговором, но вызванная более глубинными, объективными причинами. Называют обычно тяжелое положение страны, проигрывающей войну, понесшей невосполнимые потери в живой силе, с разваливающейся промышленностью и сельским хозяйством. Гибнущей, одним словом.

Еще не так давно по историческим меркам лично доводилось слышать от людей, обремененных непосильными для них кандидатскими и докторскими степенями по науке истории, что «если бы не революция – Россия вообще бы стала полуколонией Запада; при царе, мол, все к тому шло».

И не с трибуны это слышать, а за столом на московской кухне. Да и сейчас, то что пытаются внушить студентам и школьникам учебники «российской» истории, не шибко отличается.

А раз Россия гибла, значит, революционерами двигали лучшие чувства – спасения России. Тут в зависимости политической ангажированности или даже убеждений авторов могут быть нюансы.

Иерархия ценностей

Лучшие чувства могли, например, проявляться в Феврале, и Россию готовы были спасать «пусть и ценой династии». Вот, например, мнение человека, однозначно любящего именно «ту Россию», и как никто много сделавшего для того, чтобы уже нынешние потомки Великой России, хоть немного представили, что они потеряли, и насколько отличаются от своих имперских предков. Итак, слово Сергею Владимировичу Волкову:

«В принципе, повторилось все то, что имело место двенадцатью годами раньше, только вместо малой войны за далекой восточной окраиной наличествовал реальный фронт, требующий полного напряжения сил, который нельзя было бросить.

И это решило дело.

Для всякого нормального патриотически настроенного человека того времени, а тем более офицера иерархия ценностей строилась в такой последовательности (по “убыванию”):

российская государственность (как это шло от основателя империи: “и так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное”),

монархия,

династия,

конкретный монарх,

а вовсе не наоборот (как это представляется нынешним “профессиональным монархистам”).

Такой она была и для самого Императора.

В той ситуации все их [патриотов] помыслы сводились, прежде всего, к тому, чтобы не допустить крушения фронта любой ценой.

После того, что уже случилось в Петрограде к 2 марта, было абсолютно ясно, что задавить это без блокады столицы, без полного переключения на “внутреннюю” войну (как минимум несколько армейских корпусов, причем походным порядком, а не по железной дороге) и сепаратного мира невозможно.

Но император Николай был бы последним, кто бы пошел на это»76.

Как видим, чтобы оправдать генералов-изменников, − ведь они же будущие вожди Белого Движения! – можно пойти и на некоторые натяжки, или искренне не видеть их.

Силен все же Кирпичников!

Оказывается, для подавления его и вооруженных банд «биологических подонков чухонского Петербурга и его таких же чухонских окрестностей», требуется сейчас, почти сто лет спустя после событий, уже не семьсот георгиевских кавалеров генерала Иванова, как считал непосредственный участник тех событий Иван Солоневич, не полк, и даже не пара дивизий с фронта.

Дивизий, нимало не нарушивших бы баланс сил на нем, поскольку фронтовые наступления, если бы немцы и решились на таковые, воспользовавшись моментом, готовятся значительно дольше, чем ликвидация зарвавшейся бунтующей сволочи, вместе со всеми сочувствующими.

Вот к примеру, Дикая дивизия, а с нею текинский полк, − [командование и духовенство (мусульманское!) которого считали утром 3 марта, что близок конец света, раз «Ак-Падишах [Белый Царь] отрекся от престола»77], − одни порубали бы всех изменников, предварительно продезинфицировав бы загаженные «свободолюбивыми» толпами улицы и проспекты столицы очистительным огнем полевой артиллерии.

Но нет, по авторитетному мнению, чтобы воевать, по сути, с гражданскими, или войсковыми частями худшего качества, чем будущие полки красной армии, требуются «как минимум несколько армейских корпусов, причем походным порядком, а не по железной дороге»! Да еще с заключением сепаратного мира.

Но в приведенной цитате интереснее другое.

Оказывается, для «нормального патриотически настроенного человека того времени», иерархия ценностей строилась – по нисходящей – от Отечества к Царю.

Как завещано от Петра!

Вера, заметим, здесь вовсе не упоминается, хотя еще в Порт-Артуре, в последние дни его защиты, солдаты добровольно приходили на самую опасную точку обороны Высокую Гору, высоту 202, «умирать за Веру, Царя и Отечество». Именно такова иерархия ценностей православного человека. И пока она была жива, жило и Отечество, прикрытое Верой и Государем.

Если бы «петровская» идеология действительно вошла в плоть и кровь русской армии еще тогда, думаю, распалась бы Российская Империя значительно раньше. Но еще у Суворова был «Бог – наш генерал», что даже в сталинском фильме 1940 года с экрана звучит. И непобедимый адмирал Ушаков неформально молебны перед баталиями служил.

А приводимая Сергеем Владимировичем «нисходящая лестница ценностей» как нарочно для любых мятежников и изменников годится, от декабристов начиная.

Она и погубила Российскую Империю вернее, чем все ее враги внешние и внутренние.

На самом деле, Московское Царство, а за ним Империя, имели ценность в глазах Божиих только и единственно, как территория православия на Земле. Пока ставили перед собою «неземные» цели.

И пока большинство русских людей, независимо от достоинств или недостатков отдельных государей, воспринимало их, прежде всего, как Помазанников Божиих, хранителей Веры, защищать и оберегать которых следует «любой ценой», прежде любой территории, а если надо, то и любой территорией, Россия была неприступна.

Даже представители других исповеданий ощущали сакральность власти Белого Царя, и готовы были за нее класть душу, как воины Дикой и Текинской дивизий.

Нет Веры, нет Царя, нет теперь уже и Отечества.

Как справедливо, пишет Волков:

«РФ – еще не Россия».

И тем более − «уже».

И тут сплошные патриоты

Высокими чувствами, по мнению иных, были движимы и деятели Октября. Только в этом случае фраза о спасении России звучит в контексте: спасение от внешнего и внутреннего врага в лице самодержавия и его клевретов.

То, что от клевретов к Октябрю уже и не осталось никого, апологетов Октября не смущает.

Даже истребительную войну оккупационного режима Третьего интернационала с русским народом с до сих пор успешно выдают за Гражданскую войну. То же, видите ли патриоты.

Но как бы то ни было, вывод у всех таких историков, что «февралистов», что «октябристов» (под последними имеются ввиду ленинцы-троцкисты, а не гучковцы), в отношении личности Государя весьма схожий: к катастрофе – объективной! – экономической, военной и социальной – подвел страну именно ОН.

А дальше, что случилось, то случилось. Сослагательного наклонения история не имеет.

И вообще, гибель Российской Империи в катастрофе Февраля 1917 года, была вызвана объективными, материальными факторами, порожденными в свою очередь еще более объективными причинами, заложенными в самом отсталом «самодержавном», «азиатском» способе правления.

Так с небольшими вариациями говорят и «белые» и «красные» трактователи русской истории с небольшими вариациями.

«Демократические» трактователи вносят свой вклад тем, что под историей России подразумевают вообще историю ее территорий, оказавшихся в составе РФ. Ну, бред, он и в Африке бред, а гранты предателям, наверное, и там выдают.

И ведь при нынешнем развале всего никаких тракторов с их траками на этих трактователей не хватит!

Да и танков, наверное, в нужном числе уже нет.

«Научные подходы» друг друга стоят

На самом деле, все эти «научные подходы» друг друга стоят, и к тому, что произошло с нами на самом деле, отношения практически не имеют. Хотя факты, пусть изредка указывают вполне достоверные.

Поэтому ни спорить, ни дискутировать, ни с одним из них мы далее не будем, а постараемся беспристрастно рассмотреть действительное положение Российской Империи на то самое 22 февраля 1917 года, когда Государь Император покинул столицу, вызванный в Ставку телеграммой генерала Алексеева.

А положение Империи, если говорить именно о реальном ее положении, подвергающемуся статистическому анализу, былообъективно блестяще во всех сферах: образовательной, научно-технической, экономической, сельскохозяйственной, военной, политической и дипломатической. Насколько вообще может быть блестяще положение страны, третий год ведущей тяжелую войну с сильным врагом. В образовании мы это уже видели, по остальным позициям покажем чуть дальше.

Все же последующие развалы, разгромы, крушения и прочие «неприятности», непрерывно случающиеся с нами уже без малого сто лет, и конца края которым в обозримом будущем не предвидится, вызваны единственно и только совершенным в Феврале 1917 года фактическим убийством Верховного Вождя армии и Державы.

«Убийством», повторим, совершенным верхушкой военной, политической, экономической и финансовой элиты Империи, при попустительстве Церкви и народа. С практически нелегитимной передачей власти в трясущиеся – от многих причин – руки Временного правительства.

Вынужденного вдобавок, а скорее всего, не вынужденного, а по согласованным ролям, считаться уже с окончательно нелегитимной, экстремистской и антигосударственной уже в любом смысле властью, так называемых Советов.

Правительства лживого, слабого и антинародного, передавшего в Октябре того же года власть уже просто оккупационному режиму Третьего интернационала.

Который, в свою очередь стал только после зачистки 1937 года хотя бы некоторым подобием не интернационал, а национальной власти в бывшей России, в варианте сталинского национал-большевизма.

Сама же «верхушка» была лишь обольщенной исполнительницей убийства. А исполнителей, − устраняют после исполнения отведенной им роли. Это и на тему победы «красных» в так называемой Гражданской войне.

Народы войны, к сожалению, не выигрывают

Что может случиться с воюющей страной в случае гибели или отстранения от власти ее лидера и Верховного Главнокомандующего, легко представить себе, промоделировав мысленно, например, ситуацию, что Сталин умер, неважно естественным или иным путем, допустим в мае 1944 года. Когда победа была уже очевидна, но до Берлина было еще далеко.

Я думаю ни у кого, хоть немного помнящего или представляющего себе ситуацию того времени, нет ни малейших сомнений, что оставшееся окружение в лице Маленкова, Молотова, Жданова, Хрущева и прочих, даже при наличии Берии, ухитрилось бы уже выигранную практически войну успешно если и не проиграть, то фактически свести в ничью. И это при наличии партийной диктатуры, всевластия органов и очень неплохом составе командующих армиями и фронтами.

Народы войны, к сожалению, не выигрывают.

А оставшееся после Сталина руководство, повторим, и локальных войн больше не выигрывало.

Может быть, как-нибудь и довоевало бы с «помощью» союзников, и скорее всего, расплатилось бы за эту «помощь» уже тогда распадом Союза.

А ведь «дрессура» высшего управленческого слоя в 1944 году была куда как выше, чем в 1917. Но весь дальнейший путь Советского Союза после смерти Сталина показывает, что при коллективном или «коллегиальном» руководстве, Союз был не способен выиграть чисто даже Афганскую войну.

Тем более, не могла выиграть войну Россия при Временном правительстве.

Недаром Милюков уже загодя, до Февраля – смотрите письмо – готов был на абы какой результат, но при обязательной помощи союзников.

При свете солнца

Поскольку вся созданная официальной исторической наукой, как коммунистической, так и либеральной, картина русской истории, особенно последнего царствования, − но далеко не только него, − принципиально, методологически фальшива и ложна с православно-исторической точки зрения, то и задача русского православного историка состоит не в том, чтобы подправить, подрисовать эту картину, сказав в очередной раз: «Ах, вот здесь штришок надо бы иначе положить!».

Нет, задача состоит в том, чтобы убрать эту картину целиком, снять ее как грязную штору с окна в комнате русской истории, закрывающую от нас солнечный свет и Божий мир, протереть окно, и при свете солнца написать истинную, правдивую картину русской, а значит и мировой истории.

От «стандартной» же истории можно взять только статистические данные и некоторые достойные доверия, исторические свидетельства, предварительно проверив их кросс-проверкой, как проверяют правильность вставленных слов в кроссворде.

Особенно важно это для написания истории царствования Николая II.

Первый опыт такого подхода к истории был осуществлен в трилогии «Цусима – знамение конца русской истории» и выявил весьма любопытные факты и закономерности.

Итак, какого же было реальное положение Российской Империи на 22.02.1917 года?

Поскольку шла война, рассмотрим, прежде всего, военно-дипломатическую сферу.

Для победы нужен Царь

В 1915 году Николай II взял в свои руки армию, а фактически и дипломатию. Войну следовало выиграть на всех фронтах: и военном и дипломатическом.

И дипломатические успехи сопутствовали военным.

В результате соглашений с Англией и Францией России должны были отойти Константинополь, Босфор, Мраморное море, Дарданеллы, и прикрывающие вход в них острова Эгейского моря, а также части турецкой территории, окаймляющие эти пространства с Запада и Востока. России также отходила значительная часть азиатской Турции, включающая территории южнее озера Ван.

В 1916 году был заключен стратегический союз с Японией: «Азия для азиатов», где таковыми признавались русские и японцы. Наконец, уже в феврале 1917 года, Россия получила согласие союзников в свободном определении своей границы на Западе. Это давало нам, прежде всего, возможность взять под контроль придунайские страны, чтобы Черное море стало бы окончательно русским.

Митрополит Антоний (Храповицкий) в своем слове на Торжество Православия в 1918 году сказал, что в результате победы в войне России должна была отойти территория Святой Земли, связанная широкой полосой земли с Кавказскими владениями:

«Россия должна была занять проливы Черного моря, но не покорять себе священной столицы Византии, а восстановить это священное государство наших отцов и учителей по спасительной вере Христовой, т.е. греков.

А себе приобрести отечество всех истинных христиан, т.е. Святую Землю, Иерусалим, Гроб Господень.

И, соединив ее широкой полосой земли с Южным Кавказом, заселить те святые места добровольными русскими поселенцами, которые ринулись бы туда в таком изобилии, что в несколько лет обратили бы Палестину и Сирию в какую-нибудь Владимирскую или Харьковскую губернию, конечно, сохранив все преимущества того полумиллиона христиан и их пастырей, которые доныне уцелели еще там от турецких насилий».

Так что может быть, и Иерусалим стал бы русским городом, если мы бы сами остались русскими, то есть православными, а не предали бы Веру, Царя и Отечество в Феврале 1917 года.

Приводные ремни

Непосредственное руководство Государем армии и флота было существенно необходимым условием для победы русского оружия.

Сергей Сергеевич Ольденбург, в своем знаменитом труде о Николае II сказал, что когда последние русские православные государи XIX-XX веков пытались напрямую наладить связь с еще православными народными массами, то оказалось, что практически все приводные ремни в государственном механизме бездействуют.

В результате проведенного в «Цусиме − знамении конца русской истории» расследования, выяснилось, что Сергей Сергеевич еще весьма идеалистически представлял себе положение вещей.

«Приводы» эти не бездействовали, но волю выполняли отнюдь не Царскую!

Подробно это показано в «Цусиме − знамении ...» на примерах Крымской и Японской войн, нетрудно показать это на примере подготовки к 1-й мировой и проведения ее первого этапа.

К весне-лету 1915 года после Горлицкого прорыва Макензена отчетливо наметился сценарий «военного проигрыша» войны, естественным образом переходящего в революцию по сценарию 1905 года.

Отметим, что основные потери русской армии, особенно пленными также приходятся на этот этап. В это же время союзники затеяли провокационную Дарданелльскую операцию, чтобы перекрыть России путь в открытое, хотя бы Средиземное море.

Своим решением принять на себя труд Главкома Государь Николай II убрал между собою и армией «приводные ремни».

Результат не замедлил сказаться

Результат не замедлил сказаться: уже в 1916 году последовал знаменитый Луцкий прорыв, справедливо названный, в посвященном ему труде известного военного историка Кавада Раша, «Императорским прорывом»78.

«Взяв на себя роль Верховного Главнокомандующего вооруженными силами Империи, Государь Император никак не ограничивался “ролью”. Он командовал и в самом деле, оставив генералу М.В. Алексееву только техническое проведение его военных планов. А Государь Император был все-таки самым образованным человеком России. Может быть и самым образованным человеком мира…

Государю Императору преподавали лучшие русские научные силы – и историю, и право, с стратегию, и экономику.

За Ним стояла традиция веков и практика десятилетий.

Государь Император стоял, так сказать, на самой верхушке уровня современности – вот посещал же лабораторию Ипатьева и подымался на самолете И. Сикорского, был в курсе бездымных порохов и ясно видел роль авиации – по тем временам авиация считалась или делом отдаленного будущего или, еще проще, − прожектерской затеей.

Государь Император сконцентрировал свои силы на победе: довел Армию до полной боевой готовности – дело только в том, что об Его усилиях и о Его квалификации никто ничего не знал»79.

Не знает и сейчас.

В марте-апреле 1917 года намечено было взятие Константинополя и Проливов. Специалисты считают, что, по степени проработанности, Босфорская операция Черноморского флота, поддержанная специальными частями армии, не знает себе до сих пор равных, и была просто обречена на успех.

А переход в наши руки Босфора и особенно Дарданелл с их укрепрайонами, сулил совершенно особые возможности для быстрейшего окончания войны. Дело в том, что почти сразу за Дарданеллами справа лежит город Салоники.

А город этот обладает тем свойством, что именно от Салоник можно по руслам рек, минуя всякие горы, − что Карпаты, что Балканы, что Родопы, − ворваться в Центральную Европу. То есть Салоники – «мягкое подбрюшье Европы».

Недаром уже во Вторую мировую войну Черчилль именно на Балканах хотел открыть Второй фронт, отсекая Советскому Союзу путь в Европу. Он и в 1915 году хотел своей Дарданелльской операцией перекрыть России путь в открытое море. Но не вышло. И весной 1917 года Проливы вместе с Царьградом готовы были упасть нам в руки, как спелый плод.

Вернемся в Салоники. Почему-то мало кто знает, что, даже после вывода России из войны, Первая мировая война была выиграна все равно на Восточном фронте. Только уже без нас.

На западном фронте весь 1918 год шло топтанье между германской армией и франко-английскими войсками, поддержанными американским экспедиционным корпусом. Конца войны не было видно. Но!

15 сентября 1918 года Салоникская армия Антанты под командованием генерала Франше д’Эспере, перешла в решительное наступление вдоль долины реки Вардар на Скопле и прорвала фронт Центральных держав. В результате была разбита германская 11 армия, и все, что можно было разбить у болгар. Болгария капитулировала 29 сентября. Созданный Германией единый фронт с выпадением Болгарии был прорван решительной операцией в течение 20 дней.

Войска Антанты прервали коммуникации между Германией и Турцией, получив возможность для нанесения флангового удара по Центральным державам. Это явилось началом конца для Австро-Германского блока, которому армии Антанты готовы уже были нанести смертельный удар в тыл80.

Как пишет наш друг Солоневич: «Люди вообще склонны к самым банальным объяснениям, − вот вроде немецкого “дольхштосса”, в очень вольном русском переводе: “нож в спину революции”81. Германия 1930-х годов была твердо убеждена в том, что в Первую Мировую войну ее армии оставались непобедимыми и что победу сорвала революция, давшая в спину армии – “дольхштосс”.

Любая хронологическая справка указывает на тот печальный факт, что революция пришла приблизительно через месяц после полного военного разгрома, − после Салоникского прорыва, капитуляции Болгарии, Австрии и Турции, после истошных телеграмм Гинденбурга и Людендорфа, требовавших от Вильгельма “капитуляции в двадцать четыре часа”»82.

Между тем силы в Салоникском прорыве были задействованы относительно небольшие, равно как и вооружение. Специалисты считают, что решающую роль сыграло умелое применение Франше д’Эспере сравнительно небольших сил армейской конницы, брошенной в прорыв для его развития.

Именно «эта конница перехватила главнейший путь отступления 11-й германской армии, отрезала отход частей последней на тыловые рубежи, что и явилось предпосылкой для ее капитуляции»83.

Справка по ходу дела

Н.А. Нарочницкая в своем труде «Россия и русские в мировой истории», посвященном в значительной своей части именно так называемому Восточному вопросу, вполне соглашаясь с мнением П.Н. Дурново, высказанном в его известной Записке, о гибельности для Русской и Германской империй войны между ними, делает единственное, но важное уточнение:

«Даже если Россия осуществила бы свою многовековую мечту о Константинополе, то, по мнению Дурново, политика Англии сделает эту победу «лишенной всякого содержания, заперев русскому флоту независимо от Проливов все ходы и выходы в Эгейском море с его множеством островов и состоящем в основном из территориальных вод».

Для Г. Киссинджера такой убедительный рациональный расчет делает неразрешимой загадкой, «почему столь простой геополитический факт ускользнул от внимания трех поколений русских, жаждущих завоевания Константинополя, и от англичан, вознамерившихся это предотвратить»84.

Однако подобный взгляд намеренно упрощает и рационализирует проблему…

Чисто географически и в плане военно-морского обеспечения свободный выход в Эгейское море имел смысл, ибо означал проход к Салоникам, вовсе не заблокированный в Эгейском море множеством островов, а от Салоник по суше уже рукой подать до Черногории и Вардаро-Моравской долины, соединяющей Западную Европу с южным морским театром.

Салоники имели и имеют центральное значение для контроля военно-стратегической ситуации в Средиземноморье и регионе Проливов…

Важность Салоникского фронта в ходе Первой мировой войны стремительно возрастала для обеих сторон, как только возникала возможность перекрыть “сообщение с Салониками для частей, занимавших фронт Вардар”85.

Именно это без всякого захвата чужих территорий − сербских, греческих, болгарских − обеспечивало бы невиданные геополитические позиции России на всем поствизантийском пространстве…

В совокупности это могло дать шанс завершению духовной и геополитической консолидации крупнейшего центра мировой политики и альтернативного Западу исторического опыта на Евразийском континенте с неуязвимыми границами и выходами к Балтийскому, Средиземному морям и Тихому океану.

Латинская Европа на карте смотрелась бы довеском Евразии, соскальзывающим в Атлантику».

Продолжение следует

Поделиться в соцсетях
Оценить

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

ЧИТАТЬ ЕЩЕ

ЧИТАТЬ РОМАН
Популярные статьи
Наши друзья
Авторы
Павел Рыков
г.Оренбург
Евгений Шевцов
Севастополь
Павел Турухин
Сергиев Посад
Станислав Воробьев
Санкт-Петербург
Наверх