РИТУАЛЬНЫЙ ПОГРОМ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ. Олег Анатольевич Платонов. Часть первая.

Революционные преобразования большевиков в духовной сфере имели откровенный сионистский характер

После Октябрьского переворота рядом с великой русской культурой, ненавистной большевикам, возникает большевистская псевдокультура, открыто провозглашающая отрицание всего русского, православного, истинно духовного. Не имея сил уничтожить русскую духовную культуру, большевистские власти с психопатическим упорством призывают построить «новые литературу и искусство», соответствующие «величию переживаемой эпохи». На создание этих новых литературы и искусства выделяются огромные средства.

«Новаторы», преимущественно из среды интеллигенции и полуинтеллигенции малого народа, а нередко просто из числа многочисленных полуграмотных местечковых евреев, старательно «изобретают новые формы выражения и чувства», сознательно игнорируя литературные традиции и великие достижения русской культуры. В силу особенностей их национального менталитета и воинствующего невежества в русском языке возникает своего рода неповторимое явление – смесь затхлого местечкового мироощущения с триумфальным ритуальным воплем религиозного сиониста, поразившего в спину своего врага.

Создается фундамент «культуры малого народа», которая с этих дней начинает активно воздействовать на общественное сознание, оттесняя истинную русскую культуру или даже влияя на ее развитие, привнося в нее чуждые для русского человека элементы: смакование жестокости, любование половой физиологией, глумление над вековыми идеалами Русского народа: Православием, добротолюбием, трудолюбием, нестяжательством, уважением к предкам и старикам, целомудрием и скромностью. Создатели «культуры малого народа» с фанатичной ненавистью требуют немедленной ликвидации Русской Церкви. Один из творцов «культуры малого народа» художник-футурист К.С. Малевич, назначенный Лениным охранять памятники искусства в России, заявлял: «Церковь должна быть немедленно закрыта как частная торговля… Нужно разбить семью, ибо всякий, родившийся в коммунистическом обществе, уже принадлежит обществу и его воспитанию. Таким образом мы придем к беспредметному миру, очищенному!»

Кошек вождь мировой революции любил, а русскую православную культуру люто ненавидел и уничтожал

В качестве «кузницы кадров» деятелей «новой культуры» большевики создают свои высшие учебные заведения – Коммунистический университет им. Я.М. Свердлова и Институт красной профессуры, ставшие одними из главных центров активной антирусской деятельности, три четверти учащихся которых были нерусскими. Никакого серьезного образования, кроме начетнического знания основных работ партийный руководителей, эти заведения не давали, но служили началом успешной карьеры большевистских функционеров.

Условия обучения в старых русских университетах резко ухудшились. Многие профессора и преподаватели были репрессированы, умерли с голоду или бежали. Учебные помещения не отапливались, студенты голодали. Деятельность многих учебных заведений терроризировали студенты-недоучки, чаще всего евреи, выступавшие в роли комиссаров и снабженные мандатами от большевистского руководства. В Киевском университете, например, рассказывает И. Бунин: «Все в руках семи мальчишек первого и второго курсов. Главный комиссар – студент киевского ветеринарного института Малич. Разговаривая с профессорами, стучит кулаком по столу, кладет ноги на стол. Комиссар высших женских курсов – первокурсник Кин, который не переносит возражений, тотчас орет: “Не каркайте!” Комиссар политехнического института постоянно с заряженным револьвером в руке» (Бунин И. Окаянные дни. М., 2013).

Литература «малого народа» подводит идейные основы под злодейские «идеалы» большевистских палачей. Обосновывает, защищает и восхваляет массовые убийства и террор Чека, поругание русских святынь. Литераторы «малого народа» радуются разрушению Российской державы, доносами, клеветой, травлей стремятся разделаться с русскими людьми, осмелившимися защищать поруганную Родину.

Литераторы «нового типа» гордятся своей дружбой с самыми одиозными фигурами большевистского режима – Троцким, Дзержинским, Каменевым, Зиновьевым, а особенно с чекистами – Менжинским, Ягодой, Аграновым, Бокием, Л. Рейснер. Большие и малые большевистские вожди, их супруги и подруги открывают, свои салоны, в которых прикармливают и опекают писателей и художников. М. Горький, В. Маяковский, В. Мейерхольд, 3. Райх, С. Третьяков, А. Мариенгоф, В. Луговской, В. Князев, М. Кольцов, Г. Серебрякова, М. Шагинян и множество других литераторов «малого народа» считают за честь появляться в салонах большевистских палачей, соревнуются друг с другом в желании угодить новым господам. Конечно, в этом стремлении угодить чувствовался не только шкурный интерес, были здесь и своя идея, патологическая опьяненность, национальная увлеченность погромным вихрем над Россией, желание участвовать в этом погроме, более того – быть впереди идущими.

Сердца единой верой сплавим,
Пускай нас мало, не беда! –
Мы за собой идти заставим
К бичам привыкшие стада!
<…>
Чего жалеть рабов – солдат
С душою бескрылою и куцей?
Пусть гибнут сотнями, добрят
Поля грядущих революций!
Красное Евангелие
В. Князев (по матери – Высоцкий).

Восхищение насилием, кровью, произволом чрезвычаек в большевистских поэтах этого времени переходит в настоящую психопатию, например, у Мариенгофа и Маяковского.

Святость хлещем свистящей нагайкой
И хилое тело Христа на дыбе
Вздыбливаем в Чрезвычайке, –
захлебывается в исступлении Мариенгоф, кощунственно выкликая:

Кровью плюем зазорно
Богу в юродивый взор.
Вот на красном черным:
– Массовый террор!
Метлами ветру будет
Говядину чью подместь,
В этой черепов груде
Наша красная месть.
1919 год.

Конечно, главную роль в этом «искусстве» нового времени играют покровители муз, сами претендующие на творчество. Ф. Дзержинский и его заместитель В. Менжинский пишут стихи. Известным графоманом был нарком просвещения масон А. Луначарский, сочинивший, в частности, немало бездарных пьес, которые он, пользуясь служебным положением, заставлял ставить на сценах театров. Драматические произведения сочиняют известные чекистские палачи Раскольников и Лацис, собственноручно расстрелявший сотни русских людей. (Этот написал пьесу «Последний бой. Революционная хроника в пяти действиях, семи картинах». – О.П.).

Член коллегии ВЧК А. Эйдук, певец чекистских расправ, воодушевленно заявлял в своих стихах:

Нет большей радости, нет лучших музык,
Как хруст ломаемых костей и жизней,
Вот отчего, когда томятся наши взоры
И начинает бурно страсть в груди вскипать,
Черкнуть мне хочется на вашем приговоре
Одно бестрепетное:
«К стенке! Расстрелять!»

Этот чекист, по воспоминаниям знавшего его торгпреда в Латвии Г. Соломона, когда слышал расстрелы, «жмурился в сладкой истоме» и «нежным и тонким голосом» выражал чувство удовлетворения (Соломон Г. Среди красных вождей. М., 1995).

А начальник Особого отдела ВЧК М.С. Кедров, замешанный в убийствах тысяч русских людей, после своей «работы» любил музицировать вместе с профессиональными музыкантами.

Мероприятия большевистской власти распространяются и на «реформирование русского языка». Уже в 1918 году осуществляются варварские эксперименты, ставящие своей целью якобы «усовершенствование русского языка». Меняются традиционные, признанные народом формы орфографии, грамматики, синтаксиса. Главная цель этих экспериментов – прервать русскую речевую традицию, создать предпосылки для ликвидации русского языка как средства общения народов России, затруднить восприятие новыми поколениями русских людей многовекового культурного и письменного наследия.

Казимир Малевич – художник, один из творцов «культуры малого народа», утверждал: «Церковь должна быть неминуемо закрыта, как частная торговля…»

В 1918 году Ленин настаивает на закрытии Большого театра в Москве, резко критикуя предыдущее решение СНК (принятое без него) о его сохранении.

С особым рвением большевистские комиссары обрушиваются на культурное наследие Русского народа. Под лицемерными лозунгами о спасении наследия осуществляются самые варварские мероприятия по его уничтожению.

Невосполнимый урон национальному историческому достоянию нанес подписанный Лениным 12 апреля 1918 года декрет Совнаркома «О памятниках республики». Этот декрет стал одной из главных установок антирусской власти по планомерному уничтожению памятников и святынь Русского народа. Ленин придавал этому декрету особое значение. В письме П.П. Малиновскому, и. о. народного комиссара имуществ Республики, он уже в начале мая требует отчета: «Почему вопреки постановлению СНК… не начаты в Москве работы 1) по хорошему закрытию царских памятников? 2) по снятию царских орлов?» (Источник. 1993. № 3. С. 46).

Ленин, как главный погромщик исторической России, дает личный пример по уничтожению культурных ценностей. В 1918 году в Московском Кремле он с помощью соратников разрушил памятник в виде креста невинно убиенному великому князю Сергею Александровичу, созданный по рисункам замечательного русского художника В.М. Васнецова. Как описывает очевидец:

«Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул ее на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон.

– А ну, дружно! – задорно скомандовал Владимир Ильич.

Ленин, Свердлов, Аванесов, Смидович, другие члены ВЦИК, Совнаркома и сотрудники немногочисленного правительственного аппарата впряглись в веревки, налегли, дернули  – и памятник рухнул на булыжник…»

Весной 1918 года большевистские комиссары вынашивают идею создания директивного органа по управлению художественной жизнью России. Душой нового начинания стали художники Д. Штеренберг, Н.И. Альтман, П.В. Кузнецов, искусствовед Н.Н. Лунин.

Уже летом 1918 года одним из характерных актов «руководителей искусства» стало постановление об уничтожении ряда памятников русским государственным деятелям, имевших большую художественную ценность: Александру II в Кремле (скульптор А.М. Опекушин, создатель памятника Пушкину на Тверской); Александру III возле Храма Христа Спасителя (скульптор А.М. Опекушин); герою Русско-турецкой войны 1877–1878 годов М.Д. Скобелеву (скульптор П.А. Саманов); великому князю Сергею Александровичу, убитому террористом (автор В.М. Васнецов). Погром русских святынь и памятников в первые годы антирусской революции, позднее получивший громкое название «Ленинский план монументальной пропаганды», продолжался в Петрограде, где к концу 1918 года снесли памятник и бюст великих князей Николая Николаевича и Николая Александровича, бронзовый бюст перед фасадом Лицея его основателя Императора Александра I, у Александровской и гомеопатической больниц бюсты Александра II, основателя и попечителя обоих заведений. Ненавидевшие Русскую армию большевистские варвары уничтожили памятник «Питомцам Академии Генерального штаба» перед его зданием. Там же, в Петрограде, в начале 1919 года прошла серия погромов памятников Петру Великому. У Адмиралтейства снесли два памятника: один – с изображением эпизода спасения Петром I лахтинских рыбаков, во время которого Царь простудился и заболел смертельно; другой – «Царь-плотник», с фигурой молодого Петра во время обучения корабельному делу. На Охте ликвидировали памятники Петру – в плотницкой корабельной слободе, а перед зданием Нового Арсенала – с изображением Петра I в полный рост, опирающегося на ствол пушки. Погромы русских святынь в Москве и Петрограде стали сигналом к погромам по всей России.

Уже в 1918 году большевики открывают широкую торговлю культурными ценностями, принадлежащими Русскому народу. Скупочные пункты драгоценных металлов и камней в Западной Европе были заполонены огромным количеством ценностей из России. Они текли туда как официальным, так и неофициальным путем в виде изделий или уже переплавленными в слитки. Таможенники, осматривающие прибывающие из России пароходы, сообщали, что лично видели ящики, набитые золотой и серебряной церковной утварью: крестами, чашами, дискосами, наугольниками Евангелией, наложенными в спешке, кое-как, причем по оставшимся следам можно с уверенностью сказать, что они уминались ногами. На одной из еврейских улиц города Перы (Италия) русские евреи братья Миримские организовали выставку-продажу полученной через Внешторг церковной утвари (Еженедельник Высшего Монархического Совета. 24.04.1922).

Во многих городах Европы открывались магазины, торгующие картинами, фарфором, бронзой, серебром, коврами и другими предметами искусства, вывезенными из России. В Стокгольме, например, таких магазинов было до шестидесяти, в Христиании – двенадцать. Множество таких магазинов появилось в Гетеборге и других городах Швеции, Норвегии, Дании (Новая жизнь. 23.05.1918).

В феврале 1920 года особым решением советского правительства создается Гохран (Государственное хранилище ценностей) для «централизации хранения и учета всех принадлежащих РСФСР ценностей, состоящих из золота, платины, серебра в слитках и изделиях из них, бриллиантов, цветных драгоценных камней, жемчуга». Согласно этому решению, все советские учреждения и должностные лица обязуются сдать в Гохран в течение трехмесячного срока все имеющиеся у них на хранении ценности. Таким образом, осуществлялась концентрация огромного количества ценностей, принадлежавших русским людям, и использовалась большевиками для особых валютных операций и закулисных коммерческих расчетов. В систему Гохрана привлекаются такие видные еврейские большевики, как, например, убийцы царской семьи Я.X. Юровский и П.Л. Войков (член коллегии Наркомвнешторга).

После издания декрета «О реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР» (июнь 1918) планомерно стал осуществляться еще один этап искоренения исторической памяти Русского народа – уничтожение его архивов, и особенно архивов военной славы.

Всего за 1917–1921 годы было уничтожено от 30 до 50 процентов фондов архивных хранилищ (включая частные фонды). Русский народ лишался своей исторической памяти.

Никита Чебаков. «Павлик Морозов».

Именно группа еврейских большевиков (некоторые из них имели отношение к ритуальному убийству Царской семьи) создает выдуманный образ Павлика Морозова – мальчика-предателя, донесшего на своего отца

Одними из главных актов в погроме русской культуры еврейскими большевиками стали разрушение национальной русской школы и замена ее механизмом оглупления молодого поколения. Большевистские идеологи провозглашают: «Учебники должны быть изгнаны из школы», «Труд и учеба должны быть объединены».

Упраздняется предметно-урочная система обучения. Вводится «бригадный метод», при котором отвечал один «член бригады», а оценку получали все. Вместо старых учебников подготавливаются жалкие пособия Гурвича и Гангнуса, создававшие идеальные условия для оглупления учащихся. «Единственный правильный путь, – заявлял еврейский профессор А.П. Пинкевич, – забыть на время все, что было написано в области педагогики». «Не следует щадить религиозные чувства», – провозглашал замнаркома просвещения М.Н. Покровский. А его последователь А.Б. Залкинд предлагал отказаться от старой морали и этики и руководствоваться только классовыми интересами, под которыми большевики подразумевали интересы своего слоя. Выводы новой морали были таковы: убийство противника революции – законное, этическое убийство, дети должны перевоспитывать отцов; выбор «полового объекта» должен соразмеряться с классовой полезностью.

С целью стравить поколения русских людей, настроить детей против отцов новые «педагоги» рекомендуют учить детей доносить на своих родителей. Созданная в 1918 году детская организация юных коммунистов рассматривается большевиками как инструмент борьбы со старшим поколением русских людей. Группа еврейских большевиков (некоторые из них имели отношение к убийству Царской семьи) в Свердловске (Екатеринбурге) создает выдуманный образ Павлика Морозова, 14-летнего русского мальчика – пионера, донесшего на своего отца за помощь кулакам и за это убитого ими. На самом деле, подоплека событий была совсем иная. Мальчик не был пионером. А заявление на своего отца написал в отместку за мать (и по ее просьбе), которую тот бросил (Дружников Ю. Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова. М., 1995).

Тем не менее большевистская пропаганда многомиллионными тиражами распространила ложь о герое-пионере. «Пионерская правда» и другие детские издания публикуют сотни писем с призывами доносить на старших.

Борьба за уничтожение Русского народа и его культуры в 20-е – начале 30-х годов приобретает чудовищные формы. Физический геноцид русских людей уже не мог удовлетворить антирусские силы. На повестку дня поднимается вопрос об искоренении самого русского языка. Проведенные в революцию и 20-е годы реформы языка затруднили восприятие новыми поколениями русских людей многовекового культурного и письменного наследия. В 1930 году наступает новый этап искоренения русского языка. По инициативе А.В. Луначарского начинается подготовка к латинизации русского языка. В статье «Латинизация русской письменности» Луначарский писал: «Отныне наш русский алфавит отдалил нас не только от Запада, но и от Востока, в значительной степени нами же пробужденного… Выгоды, представляемые введением латинского шрифта, огромны. Он дает нам максимальную международность, при этом связывает нас не только с Западом, но и с обновленным Востоком» (Источник. 1994. № 5. С. 102–103).

Варварскую идею подхватывают многие интеллигенты «малого народа». Выходят статьи и книги с обоснованием латинизации. В 1932 году некто И. Хансуваров выпускает монографию «Латинизация – орудие ленинской национальной политики». При Главнауке Наркомпроса создается специальная подкомиссия по латинизации русской письменности, которая объявила русский алфавит «идеологически чуждой социалистическому строительству формой графики», «пережитком классовой графики XVIII–XIX веков русских феодалов, помещиков и буржуазии», т. е. «графики самодержавного гнета, миссионерской пропаганды, великорусского национал-шовинизма и насильственной русификации» (Источник. 1994. № 5. С. 103).

Одновременно с ожесточенной борьбой за искоренение русского языка идет активное искоренение русской основы в письменности российских народов, которые пользовались ею в течение десятилетий. Центром борьбы против русского языка среди народов СССР стал Всесоюзный центральный комитет нового алфавита (ВЦКНА), созданный в 1927 году и имевший свой печатный орган «Революция и письменность». Через этот орган велась целенаправленная травля всех сторонников русской основы в языках народов СССР. Они объявлялись представителями «обрусительно-миссионерской политики царизма».

В результате активного искоренения русского алфавита были насильственно навязаны латинизированные алфавиты десяти народам, ранее использовавшим русскую письменность, и целому ряду с русской и арабской и русской и монгольской письменностью. Активное сопротивление латинизации алфавитов осуществлялось со стороны вепсов, ижорцев, карел, коми-пермяков и народностей Крайнего Севера (ненцев, экенков, эвентов, хантов, манси и др.), которые раньше не имели своей письменности, но по известным условиям жизни хорошо знали русский язык и пользовались русской письменностью. В ряде районов латинизация алфавитов и уничтожение русской основы языков стали орудием борьбы с русской культурой местных националистических элит. В Молдавии, например, под видом латинизации происходила румынизация языка, а в Карелии – финизация.

По мнению большевистских вождей, русскую культуру следует подвергнуть строгой чистке, а еще лучше создать заново. Как-то в присутствии Л. Троцкого какой-то люмпен-пролетарий сказал: «Надо бы подвести под Петроград динамиту да взорвать все на воздух» (чтобы не достался врагу – тогда к Петрограду подходили войска Юденича). А на вопрос: «А не жалко вам Петрограда?» – ответил: «Чего жалеть: вернемся, лучше построим». Эта варварская погромная идея восхитила Троцкого: «Вот это настоящее отношение к культуре» (Москва. 1986. № 11).

Русские культурные ценности объявляются наследием эксплуататорских классов и слоев – помещиков, буржуазии, кулаков, служителей культа, – наследием, враждебным революции и подлежащим строгой чистке. «Если мы сохраняем… музейное достояние страны, – писал верховный жрец “новой культуры” масон А. Луначарский, – то делаем это лишь по отношению к действительно серьезным, действительно нужным… для… народных масс элементам… Наоборот, то, что обслуживало прихоти буржуазии, всякое фривольное декоративное искусство, имевшее сбыт на рынке сытых… паразитических слоев общества… без поддержки государства (должно погибнуть)». Вот по такому принципу большевистские деятели типа масона Луначарского делали за Русский народ выбор, что ему нужно, а что нет. Причем в понятие «фривольное декоративное искусство» входила подавляющая часть всех художественных ценностей, созданных в XIX – начале XX века (Луначарский А. Идеализм и материализм. Культура буржуазная и пролетарская. Петроград, 1923).

Достижения русской культуры объявляются отжившим, ненужным хламом, который следует заменить достижениями новой эпохи. Делаются самонадеянные заявления о том, что только сейчас создается подлинная история страны, а все предыдущие итоги не представляют интереса.

Страну захлестывает мутный поток погромных призывов. «Пора убрать “исторический” мусор с площадей, – призывают культурные нигилисты в газете “Вечерняя Москва”. – Улица, площадь не музей… И это место должно быть очищено от все еще засоряющего его векового мусора – идеологического и художественного (Вечерняя Москва. 23.03.1930).

Особо страстные призывы несутся по отношению к памятникам, отражающим историческое развитие России. Они объявляются не имеющими никакой художественной ценности или вовсе безобразными. Сюда относятся «памятники князю Владимиру в Киеве, ложноклассический “Минин-Пожарский” на Красной площади, микешинская тумба… в Ленинграде (памятник Екатерине II)… немало других истуканов, уцелевших по лицу СССР… в Новгороде как ни в чем ни бывало стоит художественно и политически оскорбительный микешинский же памятник “Тысячелетие России” – все эти тонны цветного и черного металла давно просятся в утильсырье» (Вечерняя Москва. 27.08.1930.)
Весьма характерно, что одной из первых народных святынь, разрушенных антирусскими силами еще в конце 1922 года, стал памятник героям Русско-турецкой войны 1877–1878 годов – часовня Святого Александра Невского недалеко от Красной площади.

Взрыв русской святыни – Симонова монастыря – был красочно воспет еврейским публицистом М. Кольцовым (Фридляндом)

Враги Русского народа откровенно призывают к разрушению русских святынь и художественных ценностей. Газеты тех лет пестрят сообщениями о массовых культурных погромах по всей территории СССР. Вот только некоторые примеры.

В Фабричном и Городском районах Твери с большим успехом прошли антирелигиозные карнавалы. На «Пролетарке» в карнавале участвовало 7 тыс. человек. Сожжено свыше 1000 икон (Правда. 8 января 1930).

В номере от 15 января эта же газета печатает письмо в редакцию руководителя тогдашнего органа по государственной охране памятников Главнауки И. Луппола, который сообщает, что его организация «постановила 11 января 1930 года снять с учета около 6000 памятников искусства и старины (из общего числа около 8000), из коих до 70 процентов являются памятниками церковной архитектуры. Из этого должен быть ясен курс, взятый Главнаукой».

22 января «Правда» помещает восторженный репортаж еврейского публициста М. Кольцова (Фридлянда) о взрыве священного памятника Русского народа – Симонова монастыря, имевшего более чем 600-летнюю историю. Этот репортаж напоминает рассказ спортивного комментатора, обсуждающего удачно забитый гол: «Закладывают пироксилиновые шашки в стене Симонова мужского ставропигиального, первого класса монастыря в Москве… А потом грохот… менее сильный, чем ожидалось. И столб… Нет не столб, а стена, широкая, плотная, исполинская, черная стена медленно вздымается и еще медленней оползает в просветлевшем небе. Еще один удар – стена опять густеет и долго не хочет растаять…

Чистая, до блеска белая, острая горка круто подымается вверх. Тянет взбежать по ней. Нет, это замечательно! – собор раздробился на совершенно отдельные, разъединенные цельные кирпичики. Они лежат как горка сахара-рафинада, слегка обсыпанные известковой пудрой, годные хоть сию минуту для новой постройки! Они звонко ударяются друг о друга под ногами, как разбросанные детские кубики. Из них, из освобожденных молекул старого будет построено трудящимися нечто новое…» Разрушение памятников русской культуры доставляло большевистским погромщикам варварское удовольствие. «Мы, – радовался Н.И. Бухарин – взрываем на воздух эквивалент фараоновых пирамид, церковные груды камня, громады петербургско-московского византийства…»

Первым городом, принявшим на себя главный удар большевистских погромщиков, в силу своего положения стала Москва. В книге «За социалистическую реконструкцию Москвы и городов СССР» (1931 год) Л.М. Каганович писал: «Когда ходишь по московским переулкам и закоулкам, то получается впечатление, что эти улочки прокладывал пьяный строитель… Мы должны знать, где и как строить, проложив ровные улицы в правильном сочетании, выправлять криволинейные и просто кривые улицы и переулки». Этот еврейский большевик был назначен руководителем «Плана социалистической реконструкции Москвы». Осуществление реконструкции Москвы в понимании Кагановича означало почти полное уничтожение исторического центра столицы, сохранение из множества памятников и святынь великого русского города только единичных объектов, окруженных современной застройкой. Идею еврейского большевика поддержали многие еврейские архитекторы. Так, архитектор Гинзбург заявил в 1930 году в журнале «Советская архитектура»: «Мы не должны делать никаких новых капиталовложений в существующую Москву и терпеливо лишь дожидаться износа старых строений, исполнения амортизационных сроков, после которых разрушение этих домов и кварталов будет безболезненным процессом дезинфекции Москвы». Погромный план «реконструкции» Москвы стал своего рода эталоном для планомерного разрушения других исторических городов России.

Под предлогом «чтобы освободить место под казармы» в Кремле были снесены великие русские святыни, основанные еще в XIV веке, – Чудов и Вознесенский монастыри, с которыми были связаны выдающиеся события культурной и государственной жизни России. Собор Чудова монастыря был построен в конце XV – начале XVI века. Собор Вознесенского монастыря, строившийся и перестраивавшийся в XV–XIX веках, служил усыпальницей великих московских княгинь от времен супруги Дмитрия Донского до эпохи Петра I. В Кремле также снесли древнейшую церковь Спаса на Бору (XIV–XVIII вв.), Благовещенья на Житном дворе (XVIII в.), Малый Николаевский Дворец (архитектор М. Казаков) и др.

На Красной площади разобрали (перед этим отреставрированный) Казанский собор (XVII в.), построенный князем Пожарским как памятник победы над польскими интервентами. По директивному письму Минея Губельмана летом 1929 года уничтожается великая святыня Русского народа – знаменитая Иверская часовня с шатровыми воротами Китай-города и Китайгородской стеной. Снесли великолепные храмы – Николы Большой Крест на Ильинке и Успения на Покровке (XVII в.), еще более совершенные, чем сохранившаяся до наших дней церковь Покрова в Филях.

На улице 25 Октября (ул. Никольская) взорвали Владимирскую церковь, построенную как памятник избавления от татарского нашествия, и небольшую церковь Троицы в Полях, а недалеко от них, в начале улицы Кирова (ул. Мясницкая), Гребневскую церковь, рядом с которой захоронены были русский поэт Тредиаковский и ученый Магницкий, создатель первого русского учебника по арифметике.

Полвека строили Храм Христа Спасителя – памятник победы народов России над наполеоновскими полчищами. В его галереях была начертана летопись Отечественной войны 1812 года, а на особой доске выбиты слова: «Да будет сей храм стоять века, вознося славу русскому народу». В создании памятника участвовали лучшие русские архитекторы и художники своего времени: Тон, Суриков, Маковский, Семирадский, Васнецов, Бруни, Марков, Верещагин, Клодт, Логановский, Рамазанов, создавшие замечательное и неповторимое произведение русского искусства.

На месте Храма Христа Спасителя большевики хотели построить Дворец Советов, памятник воплощения сатане в XX веке – В.И. Ленину. Главный храм России должен был быть подвергнут ритуальному осквернению, а его место стать капищем собирания темных антирусских сил. В одной из статей 1924 года говорилось о построении памятника Ленину на «лучшем месте Москвы – площади, где стоит Храм Христа Спасителя». «Памятник Ленину должен продолжать дело Ленина, быть центром распространения его идей на весь мир, стать штабом мировой революции, штабом III Коммунистического Интернационала, центром Мирового Союза Советских Социалистических Республик… Многочисленные массы пролетариев… будут читать на экранах памятника – чему учил Ленин; читать лозунги и сообщения об успехах революции на западе и востоке… Прожектора будут освещать окрестные деревни и селения, парки и площади, заставляя всех и ночью обращать мысли к Ленину…» (Цит. по: Романюк С. Москва. Утраты. M., 1992. С. 82).

Решение о взрыве храма было принято на самом высоком уровне. Руководил подготовкой к взрыву Л. Каганович.
В 1929–30-е годы в Москве разрушили в 2,5 раза больше святынь и памятников, чем за все остальные годы. За этот период ь снесено более 150 церквей с колокольнями (без домовых и часовен), т. е. около 40% всех ранее существовавших, а также 350 других памятников и 1000 зданий исторической застройки.

В российской провинции дела обстояли не лучше. Провинциальные большевики соревновались друг с другом, кто больше уничтожит соборов, церквей, часовен, дворянских усадеб и прочих атрибутов «старого русского мира». В большинстве древних русских городов было утрачено не менее половины храмов. В Архангельске после сноса сохранилось не более трети памятников архитектуры, из почти 30 церквей осталось не более шести (из них четыре перестроены). В частности, был разобран Троицкий собор (1709–1765 годов), один из самых светлых и красивых соборов в России, и два старинных монастыря, один из которых Михаило-Архангельский с собором (XVII в.) дал имя городу.

Олег ПЛАТОНОВ

Окончание следует.