"Сербия, дорогая сердцу". Никита Брагин

Я верю, я знаю, что у меня есть две родины. Наверное, я очень счастливый человек, потому, что радость моя, счастье моё – удвоены.

Я живу с мыслями о двух странах, которые считаю своими родинами. Наверное, я очень несчастный человек, ведь моё горе и моя боль постоянно удваиваются.

Чтобы всё это объяснить, надо вернуться памятью в давние-давние времена, в 1959 год, когда я впервые попал в Сербию (она тогда была республикой в составе Югославии), не зная ещё, что проживу там годы, что буду не раз возвращаться, и что жизнь моя навсегда будет связана с этой страной. В самом деле, первые слова, которые я прочёл в четырехлетнем возрасте, были на сербском, и в первый класс я пошел в Белграде. Там же были и первые стихи, и первая любовь, и даже последний звонок – уже в 1973 году, который теперь тоже давняя история.

После этого я уже жил в Москве, учился в университете, потом начал работать, годы всё шли, но Сербию я не забывал и всегда мечтал вернуться. В 90-е годы, благодаря своему знанию сербского языка и истории Балкан, я некоторое время работал на радио «Голос России» – писал очерки, и после одобрения их Людмилой Михайловной Мосиной, редактором вещания на Югославию шел в студию и озвучивал, на сербском, разумеется. Дошло и до трагического 1999 года… И потом продолжал я следить, и переживать, и думать, но лишь много лет спустя смог, наконец, посетить Сербию, которую покинул больше 40 лет назад…

Вот об этом и хочется рассказать – о нынешней Сербии. Мне кажется, что это очень важно, особенно сейчас, в трагические дни, когда брат отрекается от брата. Мне хочется, чтобы больше людей знало про наш общий путь с сербами. Мне хочется вспомнить в год столетия Первой мировой о великих трагедиях, через которые прошли наши страны.

Думаю, что Николай II имел шанс относительно безбедно поцарствовать еще некоторое время. Ну, напала бы Австро-Венгрия на Сербию, оккупировала бы страну – можно же было ограничиться дипломатическими демаршами и закрыть уши, чтобы не слышать возмущения внутри собственной страны, можно было потом выжидать и лавировать – не знаю, чем бы кончилось, но это могло продлиться долго. Но русский царь поступил иначе, и сербы остались навсегда благодарными ему и народу России.

История участия Сербии в Первой мировой достаточно хорошо известна, и я лишь напомню о некоторых её этапах – о наступлении австро-венгерской армии и её неожиданном для многих поражении в конце 1914 года, когда сербский генерал и национальный герой Живоин Мишич выиграл битву на реке Колубаре. О штурме Белграда осенью 1915 года, когда город беспощадно бомбардировали осадные орудия самых крупных калибров. О поражении, вызванном внезапным вступлением Болгарии в войну на стороне врага. О трагическом отступлении зимой 1915-1916 года через Албанию. О возрождении сербской армии и её победном наступлении в 1918 году из Греции на Белград. И, конечно, о жертвах. На постаменте памятника Живоину Мишичу в маленьком городке Мионица, что находится посередине театра Колубарского сражения, есть надпись – в Первой мировой войне Сербия из 4520000 населения потеряла 1200000.

1918 год стал годом победы для Сербии и годом разгрома для России, прошедшей Брестский мир и погрузившейся в гражданскую войну и террор. А Сербия объединила южнославянские земли в Королевство сербов, хорватов и словенцев (позднее переименованное в Королевство Югославия) – сложное многонациональное образование с тремя основными элементами – католическим, православным и мусульманским. Именно это государство после гражданской войны в России приняло тысячи и тысячи русских эмигрантов, приняло белые армии – Добровольческую и Донскую, стало последним приютом множеству русских людей. Вот что сказал в 1922 году на заседании парламента премьер-министр Королевства Никола Пашич: «Мы, сербы, а также и другие наши братья, которых нам довелось освободить и объединить, мы все благодарны великому русскому народу, поспешившему нам на помощь от погибели, которой нам угрожала Австро-Венгрия, объявив войну. Если бы Россия не совершила этого, если бы не встала на нашу защиту, мы бы погибли. Мы этого не можем забыть. Мы сейчас приняли русских эмигрантов, и мы их принимаем без различия, к какой партии они принадлежат, мы в это не вмешиваемся. Мы только желаем, чтобы они остались у нас, мы их примем, как своих братьев, и пусть они располагают свободой».

Трагедия 1941 года снова была общей для России и Сербии, и нужно помнить, что в этот год, когда германская армия подходила к Москве, в Югославии шла партизанская война, и главными участниками её были сербы, поднявшиеся на восстание в дни нападения Германии на СССР. Сравните по времени с восстаниями других народов Европы против нацизма, и поймете, что Россия значит для сербов. Стоит еще вспомнить и о том, каким страшным искушениям подвергалось наше братство. Это и разрыв отношений в последние годы жизни Сталина, и, в еще большей степени, события недавние, горький 1999 год, когда Россия не смогла помочь Сербии, на которую обрушились все армии Запада.

С тех пор прошло 15 лет. Что сейчас в Сербии? Как сербы думают о нас, и о наших проблемах? Ответы я получил, побывав в Сербии в течение мая этого года. Не скажу, что видел много, но удалось побывать и в Белграде, и в сербской глубинке. И вот краткие впечатления.

Белград стал куда беднее выглядеть, чем в начале 70-х. Много обветшавших зданий, нуждающихся в подновлении, а то и реставрации. Люди живут сравнительно скромно, никто не демонстрирует богатства. Но особенность Сербии такова, что, несмотря на многолетнюю блокаду, тяжелый экономический кризис, распад прежде большого государства и гражданскую войну, сопровождавшуюся интервенцией, впечатление далеко от разрухи. Почему? Может быть, потому, что при Тито они жили хорошо, что югославский социализм создал поколения зажиточных? Может быть, ещё и потому, что в этой стране никогда не было продразверсток и коллективизаций, потому что здесь даже в самые трудные годы экономической блокады не было и тени проблем с продовольствием, потому что здесь крепкое село?

Село сербское – особенное. Иные сёла на западе страны, в бассейне Колубары занимают площадь под стать небольшому городу. И не оттого, что там большое население, а потому, что у каждого хозяина огромный земельный надел. Стоит одна усадьба с несколькими домами, а за 200 метров еще одна, и так далее по склонам гор и холмов. Типичные хутора, о которых в свое время мечтал Столыпин. Все с машинами. У всех большие дома, скот, сады. В общем, «везде следы довольства и труда», но грех было бы утверждать, что сами сербы довольны. Раньше еще лучше, еще крепче было село – так они сами говорят. Но, не дай Бог, Сербия вступит в ЕС, и тогда европейские корпорации начнут душить сельское хозяйство страны, как это они уже сделали в Греции и Болгарии…

Пока не настала беда, хорошо в сербском селе, тем более, что нас здесь и помнят, и любят. Впрочем, и города не стоит обижать. Я, конечно, почитал и послушал местные новости, и увидел практически полное совпадение с русскими – по Крыму и событиям на Украине. Это официальные новости, что же говорить о простых людях. Чаще всего я слышал следующее – с вами сейчас начали то, что раньше делали с нами. В событиях 90-х годов на Балканах до сих пор остаются темные страницы, но главное видно. Все было сделано для того, чтобы разъединить и стравить части прежде единой страны. И в голосах сербов я слышал тревожное предупреждение нам, русским.

А беда пришла, откуда не ждали. Во второй декаде мая хлынули дожди. Да какие… Я подобное за всю свою жизнь только пару раз видел в Приморье и на Сахалине, когда налетали тайфуны со стороны Японии. Но в Сербии, в мае… Это была моя десятая весна в этой стране, и оказалась она ужасной. Через двое суток не выдержали дамбы, городок Обреновац затопило ночью, внезапно. Прервалось сообщение, рухнули мосты, затопило угольные карьеры, затопило две электростанции, начались разрушительные оползни. По прихоти судьбы самое жестокое наводнение охватило бассейны рек Дрина и Колубара – те, где почти сто лет назад гремела Первая мировая. И, как всегда, первыми на помощь пришли наши, русские, а уж потом спасатели из других стран.

В то время я был уже в Белграде, пришлось отказаться от некоторых рабочих планов, но зато я много общался – теперь с коллегами по геологии. Часто спрашивали – будет ли проложен «Южный поток»? Не откажется ли Россия, не уступит ли нажиму? Что поделаешь, 90-е годы не забыты. Но одно скажу – никогда, ни разу я не услышал самого очевидного и ожидаемого упрека – за что же вы нас бросили тогда? Почему не помогли, когда мы были совсем одни против всех? Не знаю, что бы я ответил на этот вопрос, но не пришлось его услышать. Есть и великодушие у этого небольшого народа, который, как говорил Никола Пашич, «хоть и маленький, но самый великий народ на пространстве от Вены до Стамбула».

А когда кончились дожди, сходил я в ту часть городского кладбища Белграда, где стоит памятник Государю Николаю Александровичу и двум миллионам русских солдат, погибших в Первую мировую, где рядом с ним находится точная копия Иверской часовни, воздвигнутая русскими изгнанниками, желавшими видеть частицу Родины, где вокруг похоронены наши русские люди… И там шла работа. Несмотря на стихийное бедствие, обновлялись памятники, укладывались плитами дорожки, реставрировалась Иверская, в которую из-за этого мне не удалось попасть. Ничего, попаду в следующий раз. Главное, что здесь помнят о наших воинах, заботятся о могилах. Спите, орлы боевые…

(опубликовано в журнале «Литературный меридиан», Арсеньев, № 8(82), август 2014 г.)

Через три года

В этом году мне наконец-то удалось вновь съездить в Сербию. Помимо основной своей работы, я, конечно, хотел посетить памятные места, в том числе русский некрополь Нового кладбища Белграда, о котором писал три года назад. Специально для этого освободил один день в Белграде, и побывал там. Реставрация, проходившая в 2014 г., завершилась. Надо сказать, что велась эта работа силами и финансами как сербской, так и российской стороны. Вот, вкратце, мои впечатления.

Полностью обновлен и отреставрирован главный памятник работы Романа Верховского, монумент в виде массивной колонны, похожей на артиллерийский снаряд, увенчанной статуей Архангела Михаила. У подножия колонны изваяние сражающегося русского офицера, ниже – крипта, где похоронены русские защитники Белграда, павшие в 1914-1915 годах. Также полностью отреставрирована и Иверская часовня.

На самом некрополе несколько сотен могил, все они приведены в порядок. Те памятники, что сохранились, отреставрированы. Среди них есть уникальные, например, памятник с мечом и терновым венцом – символом Ледового похода 1918 года. Но большинство нынешних памятников – новые, поставленные во время последней реставрации. Они однотипные (плита и крест), выполнены из светлого гранита. Почти на всех памятниках указано, кто похоронен, даты жизни, воинский чин, или профессия. Но некоторые плиты и кресты не имеют надписей – возможно, пока не удалось установить, кто похоронен, надеюсь, это будет сделано.

Все бы хорошо, но при этой реставрации допущена досадная небрежность. Вместо того, чтобы высечь на граните имена покойных, их написали краской. Надписи выполнены красиво, но, увы, климат Белграда, дожди осенью, мокрый снег и угольный смог зимой сделали свое дело – часть надписей наполовину смыта, я не все мог разобрать. Ну, почему мы не научимся доводить дело до конца?

Будучи на кладбище, я сфотографировал все надгробия, благо есть сейчас цифровая техника. Потратил несколько часов, но не жалею, ведь это наша память и наша слава. Кто только не похоронен там! Преобладают военные, но есть и духовные – архиереи, монахи. Есть видные государственные люди, губернаторы, градоначальники. Есть и люди искусства. В их числе Николай Краснов, строитель Ливадийского дворца, главный архитектор Ялты… Есть и ученые, например, геолог Владимир Ласкарев, о котором я хочу побольше узнать. Хотелось бы рассказать о каждом…

И напоследок. В Белграде уходят, развеиваются наши споры и дрязги, и все непримиримые противоречия, коими заполнены страницы прессы и экраны компьютеров. Там понимаешь главное – если ты считаешь себя русским, ты должен любить и хранить Россию. В том числе и эту, Белую Россию, уходящую все дальше в прошлое, но по-прежнему остающуюся нашей славой и нашей трагедией. Больше скажу – именно она становится сейчас особенно важной, и верность ей определяет наше бытие и будущность нашу.

Никита Брагин (г.Москва)