Одной из самых легендарных и таинственных фигур православных подвижников Земли Моршанской ХХ века является старец Прохор Отъясский. Провидец, праведник, исповедник, мудрый наставник – вот лишь немногие эпитеты, которые справедливо принадлежат ему.

Ныне неумолимая река времени смешала в своем водовороте легенды и реальность. Но старец Прохор реален как никто, и до конца времен будет предстоять за грешную Моршанскую Землю, с которой были связаны последние годы его огромной, не укладывающейся в сознание прагматичного современного человека жизни, Земли в которой он нашел последний покой.

Всякий православный знает, что у Бога огромное количество святых, как явленных, так и не явленных, как официально канонизированных всей полнотой иерархии Церкви земной, так и таковых, подвиг которых был сокрыт (или сокрыт до времени), известен лишь малому количеству посвященных или вообще тихо вошел в общую копилку благочестия святых Божиих, жизнью своей от века Господу угодивших. Мистической, окутанной легендами, полной тайн и сакральности предстает нам фигура Прохора – Божиего старца, молитвенника, провидца и печальника нашей Земли времен богоборческого лихолетья.

Попробуем разобраться в хитросплетениях жизни праведника, используя то, что дошло до нас в прямых и косвенных источниках.

НАЧАЛО ПУТИ: ТО, ЧТО НАМ ПОВЕДАНО В ПОЭМЕ

Есть удивительный рукописный житийный памятник – поэма «ПРОХОР ИЛИ НЕИЗВЕСТНЫЙ СТАРЕЦ». Несмотря на литературную простоту и непритязательность, а также чувственные отступления на обобщенно-познавательные описания святынь и природы, ее повествование излагает нам факты, реальность которых с трудом укладывается в нашем обмирщенном сознании. Исходя из этого, казалось бы, с чего нам доверять тому, о чем там повествуется? Ответ бы был однозначно-положительным, если бы не личность человека, авторству которого приписывается повествование, а грамотность, которого не подлежит никакому сомнению. О нем просто необходимо поведать, дабы придать вес нижеприводимой фактуре.

Родился Борис Тимофеевич Карнаухов, судя по всему, в 1928 году. В Тамбовском пединституте он изучал иностранные языки, впоследствии окончил Ленинградский библиотечный институт. По этому профилю и трудился на мирском поприще всю жизнь: долгие годы он был заведующим отделом иностранной литературы в областной Пушкинской библиотеке. Знавшие Бориса Тимофеевича отмечают его интеллигентность, богатые знания, прекрасные манеры и какое-то природное благородство, считая наследником уходящей русской дворянской культуры. Скромный, довольствующийся малым, творящий добрые дела – праведник, хранитель старинного русского благочестия. Сочетание всех этих качеств отражалось даже во всем благообразном внешнем облике Карнаухова.

Инок Амфросий (Борис Тимофеевич Карнаухов)

Нам не ведомо, бывал ли Борис-ребенок у старца. Скорее всего, нет. Да и сам он в своей поэме дает понять, что все написанное здесь повествуется со слов близких как ему, так и приснопамятному старцу людей, которым он, без всякого сомнения, всецело верит:

Вдруг в памяти Божий подвижник возник,

Как в данной легенде заветной.

О старце том чудном не раз я слышал

От странницы к нам иногда заходившей.

И всякий раз меня возбуждал

Рассказ ее, словно бальзам приносивший.

Она его знала много уж лет,

А он ей поведал путь свой чудесный.

Как жил, как объездил весь свет –

Яркий подвижник, странник безвестный.

Запали ей в душу слова те святые,

Сказы из жизни старца былые.

Сам Борис Тимофеевич в поэме не одну строфу посвящает Якову и Анне, той самой страннице – фигурам реальным - Якову Кирилловичу Старчикову и Анне Егоровне Горевой – подвижникам особой жизни, достойных продолжателей духоносности своего великого наставника...

Человек глубокой и искренней веры Борис Тимофеевич, живя в миру, от известного подвижника схиархимандрита Макария (Болотова) принял тайный монашеский постриг с именем Амвросий. Инок Амвросий отошел ко Господу в 2005 году в возрасте 78 лет и был погребен на Петропавловском кладбище Тамбова... Ну а теперь перейдем к самому повествованию, вернее той его части, которая кажется наиболее невероятной.

Серафим, так был наречен в крещении будущий старец, родился, судя по всему, в последней четверти века XVIII-го в богатой княжеской семье. На дворе была чопорная, велеречивая, пышная, но деятельная и много поработавшая на становление России эпоха правления Императрицы Екатерины II. В это же время, в 1779 году, ее Высочайшим Указом получил статус города и наш любимый Моршанск… Народное предание упорно относит Серафима одной из ветвей Царственного дома Романовых. Точно о его родителях известно лишь то, что отца его звали Петр. Можно также предположить, что ветвь Романовых, в которой родился Серафим, относилась к князьям крови, то есть отдаленной поросли Царского корня, предшествующие поколения представителей которой вступали в морганатические браки с представителями других сословий, не имеющих отношения к каким-либо владетельным домам.

Век восемнадцатый, называемый некоторыми историками «веком просвещения», хоть и был периодом отхода от многих старых обычаев представителей «просвещенной» части общества, но, тем не менее, сохранял немало из того, что было наработано веками в традициях русского дворянства. В каждой аристократической семье детей с малолетства воспитывали: одно из важнейших предназначений дворянина – военная служба и защита Отечества с оружием в руках. По достижении соответствующего возраста Серафим был отдан в кадетский корпус (лучший, как говорится в биографической поэме о нем). Обладая от Бога большим умом и тягой к знаниям, Серафим много читал, воспитываясь на повествованиях о ратной доблести Руси. Из стен этого учебного заведения юный офицер вышел блестяще образованным, зная несколько языков:

Увы! Со знаньями, с умом природным

Чуждался он балов

И обществ «благородных».

Он лишь Отечеству служить

Готов был и никому не льстить.

Его красивые точеные черты

Являли ум и благородные мечты

Далее жизнь Серафима – военные походы по странам Европы, храбрость в боях, христианское отношение к доверенным под его начало воинам: «И был отцом солдатам в обращении», «И жизнь солдат была ему своей дороже».

Если в советское время, поднимая бойцов в атаку, офицер кричал «вперед», то в то время, доставая из ножен шпагу, офицер бросчал клич «За мной», т.е. сам был во всем примером подчиненным. Таков был и Серафим. Не раз он смотрел смерти в лицо. Убивали под ним коня, но вскакивал на другого и вновь шел вперед, а вверенный ему полк, глядя на своего бесстрашного начальника, с честью выполнял возложенные на него задачи, брал пленных, захватывал боевые трофеи. За проявленный героизм Государь Император наградил Серафима Романова Георгиевским оружием – золотой шпагой.

Народное предание, сложившееся позже из рассказов старца, справедливо упорно связывает его имя с видными военачальниками России, прославленными полководцами Александром Суворовым и Михаилом Кутузовым, с которыми судьба сводила князя на воинской стезе.

Отечественную войну 1812 года Серафим встретил уже в чине генерала. Вновь война, уже с безбожными войсками Наполеона, планомерно осквернявших церкви на захваченных землях. Промысел Божий хранил незримо, но неотступно князя для будущего, уже духовного служения, служения в Воинстве Христовом.

От нас сокрыто, что послужило окончательным толчком для воина в один день умереть для мира и, оставив все его удобства, сопутствующие уже имеющему заслуженный почет и выстроенную карьеру князю, которого, без сомнения, ждал еще больший взлет и придворная карьера, оставить все и перешагнуть рубеж в жизнь во Христе. Ответ можно найти в строках Евангелия: «… удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф. 19, 24). К этому переломному моменту, поделившему жизнь на до и после, это был уже человек много повидавший, как страны чужие, так и кровь как вражескую, так и товарищей по оружию. Однако глупо думать, что он хотел этим убежать от себя. Без сомнения, его чуткая душа всегда тяготела идти по стопам древних праведников:

И вот однажды в отпуске своем,

Усердно в храме помолясь пред алтарем,

Он снял груз воинских доспех

И нищим в путь отправился наспех.

Отправился странствовать по Руси, не сказав о том никому, в рубище простолюдина в поисках Божией истины. Согласно поэме, чрез полгода, живя подаяниями, пути Господни приводят Серафима к некому старцу, который благословляет его идти на богомолье в Саров. В то время в Успенской пустыни подвизался будущий великий русский святой Серафим Саровский, до принятия монашества носивший мирское имя Прохор Мошнин.

Биографическая поэма ясно указывает нам об особой духовной близости великого старца и князя-странника. Здесь он, судя по всему, и принял монашеский постриг, взяв в нем имя Прохор – в память мирского имени своего духовного друга и наставника. Своего рода, они поменялись именами: если преподобный из Прохора стал Серафимом, то Серафим напротив стал Прохором. К жизни духовной родился новый человек, иного и особого предначертанного подвижнического пути. Минуло время, и старец Серафим благословляет монаха Прохора покинуть обитель, дабы поклониться древним святым местам. Вероятно, тогда в благословение от подвижника монах Прохор получил его скуфью, четки, поясок и посох. Стопы Прохора были направлены на Святую гору Афон.

В те дальние годы паломничество в Удел Богоматери было совсем иным, резко отличным от того, что он представляет из себя ныне – пеший путь ведь лежал через территорию враждебной христианам мусульманской Османской империи, уже несколько веков как пленившей былую великую православную Византию. И хотя Афон по преемству и находился под покровительством главной жены турецкого султана, паломников подстерегали опасности на каждом шагу, не говоря уже об обычной бытовой неприязни злобного мусульманского населения.

По благословению и молитвам Саровского подвижника Прохор благополучно добрался до Святой горы. Подвизаясь на Святой горе, Прохор выучил еще и греческий язык:

«И, бывало, часто на встрече

Нашей братии с греческой переводил.

Так год за годом плавно проходил

…………………………………………

Но давно уж желаньем Прохор томим

В Святой земле побывать, пойти в Иерусалим.

И старец афонский его благословил,

Ко Гробу Господню его отпустил.

Святыни Святой земли – что может быть вожделеннее и святее для православного. Но, минули годы и Прохор стал тосковать по России:

И отбыл скиталец наш на землю родную.

Никогда не забывал Русь свою святую.

Скоро встретила она сына своего,

Приняла дар от него – слезы чистые его.

Дальнейший путь будущего старца – путь странника по городам и весям Руси. Есть предположение, что именно из Удела Божией Матери он принес столь почитаемый им до конца дней образ Богородицы «Достойно есть, сопровождавший его до конца дней земных.

Достигнув России, монах Прохор много раз бывал в Сарове (как говорится в поэме – еще застал в живых преподобного Серафима, перешедшего рубеж Жизни Вечной в 1833 году), на Урале и в Сибири. Известно, что встречался с подвизавшимся под Томском старцем Федором Кузьмичем (сконч. в 1864г.): народная молва видела в подвижнике покинувшего светскую жизнь Императора Александра I Благословенного, победителя Наполеона. В Кронштадте Прохор встречался с великим печальником Земли Русской Иоанном Кронштадским, отошедшим ко Господу в 1908…

Годы сменялись годами, оставались позади тысячи километров российских дорог, поклонение бесчисленным святыням Святой Руси, встречи с людьми Божьими. Подошел момент и монах Прохор почувствовал, что силы уже не те, а пройденный им жизненный путь, за который сменилось несколько эпох, хватит и на несколько жизней. Господу только известно, как стопы привели его в Моршанскую Землю, где он решил, оставив странничество, осесть и подвизаться остаток дней постнической и молитвенной жизнью:

Вон там лесок и косогор,

Вдали виднеется весь в золоте собор.

А там река как лента вьется;

И лес синеет, и свет заката с неба льется.

Лес, поля, холмы и облака,

Причудливо наш взор маня,

Меняются вблизи, издалека;

Дают нам впечатленья пройденного дня.

Это о уже нашем Моршанске, в строках легко и без сомнения узнается знаменитый вид на город с Крюковского бугра. Ну а далее уже про Отъяссы, ставшие старцу новой, уже последней малой родиной, про служение духовного наставника:

Вот так ходил для всех безвестный старец,

По родной земле, скиталец,

Духом за нее страдая,

Бедных и страдальцев утешая.

Но к концу путь жизни подходил,

Оставалось в нем уж мало сил.

И поселился он в одной избе,

В одном селе, на самом отшибе.

Стал так жизнь он доживать,

Любил подвижник Прохор бедным помогать.

Словом ласки в скорбях утешал,

И душевные он раны врачевал.

ТО, О ЧЕМ ХРАНИТ ПАМЯТЬ ВЕРУЮЩИЙ ЛЮД (факты реальные, не подлежащие сомнению, поведанные людьми, общавшимися со старцем)

В селе Отъяссы Моршанского уезда Тамбовской губернии этот глубокий старик появился, вероятно, в суровом 1918 году. Пришел в рубище и чуть ли не босиком, опираясь на посох. Вид – как у нищего странника. Потом местные говорили, что перед этим он пытался обосноваться в селе Грязном, но что-то не сложилось, и старик двинулся далее. За плечами у него была котомка, в которой он нес поклажу странную для человека потерявшего веру, каковых вокруг становилось, день ото дня, все более: образ иконы Божией Матери «Достойно есть». Да еще и попорченный – у образа был отбит один из углов. Иконой этой старик очень дорожил.

Божиих людей в Отъяссах и расположенном близ селе Мамонтово исстари было немало. Земля, выбранная в древности Николой Чудотворцем своей вотчиной и освященная чудесами от явленного образа Великого угодника Божия, подвижничеством монашествующих основанной здесь в древности обители, посвященной Святителю, на протяжении столетий славилась не прерывающимися традициями народного старчества. Однако уже вскоре местные православные поняли, что этот старик особенный. Его не просто окружило благоговейное почтение, вскоре люди нелицемерно воотчую убедились в данных ему от Господа благодатных дарах: духовном разумении и рассуждении, благодатной молитве, даре утешения и толкования священных книг и явной прозорливости, что всегда чтил русский народ. Старец Прохор – так стали называть его православные. Уже вскоре слава о нем стала распространяться все дальше и дальше, выходя далеко за пределы Тамбовской губернии. Как мотыльки летящие на свет, к Отъяссам стали держать путь богомольцы даже из дальних городов и весей дезориентированной, попавшей в плен богоборчества страны.

Село Отъяссы, церковь св. ап. Петра и Павла

Однако о том, кем был чтимый старец в действительности, какой прошел жизненный путь (а его бы обильно хватило и не на одну жизнь) почти никто не знал. Картина его жизненного пути стала мозаикой складываться постепенно из рассказов, которые Прохор назидательно открывал самым близким к себе людям. Таинственность подвижника рождала массу легенд, которые переплетаясь с реальностью, укоренялись в народном сознании. Попробуем и мы, используя самые разные данные, из того что дошло до нас, как прямые, так и косвенные, сложить свою мозаику жития старца сами.

Люди знали, что несмотря на очень почтенный возраст, он через всю жизнь пронес данное от рождения девство. Со слов отца Прохора в 12-ти летнем возрасте его приводили (в первый раз?) к преподобному Серафиму Саровскому. Посох, бывший у старца – благословение пасхального святого, печальника Земли Русской.. Потом, живя в Отъяссах, старец если куда выходил, то посох всегда брал с собой, но шел часто не опираясь на него, а клал на плечо придерживая рукой – как носят узелок с поклажей. Посохом этим старец очень дорожил.

Говорил Прохор также, что провел 12 лет в Иерусалиме, у гроба Господня…

Старец также рассказывал, что когда в 1881 году враги исторической России зверски убили Государя-Императора Александра II, он шел в траурной процессии за гробом. Видит, высунулись в окна богатых петербургских домов, стоят на балконах люди – племени нерусского. И не просто наблюдают за происходящим, а не таясь, не скрывая радости, смеются и чуть ли не плюют сверху на процессию – видно, что радуются бесчеловечному убийству Государя. Серафим остановился посреди столичного проспекта, обвел верхние этажи рукой, и громко сказал присутствующим: «Это все соучастники». Так он приравнивал всех злорадствующих по поводу гибели Царя к его непосредственным убийцам…

УТЕШИТЕЛЬ, ДУХОВНИК И НАСТАВНИК

Достойный продолжатель, как своей воинской славы, так и воинской славы своих предков старец Прохор предстал на Моршанскоой Земле Истинынным Воином Христовым:

Но насмешникам подлым

И плевелам духовным – спуску не давал.

Словом истины их грех изобличал.

Жила в Отъяссах благочестивая семья крестьян Осиповых. Множество дальнейших лет жизни старца будет связано с ними. Иван, Валилий и их сестра Анисья, в замужестве Бобылева, стали его новой семьей. Сразу скажем, что убедившись в благодатности старца, относились они к нему, наверное, лучше, чем относятся к немощным, престарелым родственникам.

В Отъяссах старец он одно время жил в семье у Анисьи Денисовны Бобылевой, Дом Анисьи располагался в самом центре села, напротив деревянной Никольской церкви, которую местные называли «Барской». Храм этот был построен в 1902 году и являлся приписной церковью к церкви села Мамонтово. Напротив дома Анисьи и располагался местный комбед, комсомольская ячейка и прочие органы управления новой безбожной власти.

Первый раз храм подожгли уже вскоре после революции. Говорят, старец не благословлял его возобновлять, предвидя дальнейшие трагедии и скорби. Тем не менее местные прихожане поступили по своему, и церковь была отстроена вновь. Однако ретивые местные комсомольцы не пожелали с этим мириться, придумав новое святотатство. Как-то угрозами они пытались заставить вновь это сделать это одного местного верующего парня, желая тем самым посрамить народное благочестие. Тот, укрепленный Господом наотрез отказался. Не помогли и жестокие побои, от которых он скончался. Тело мученика за веру нелюди облили бензином и пытались сжечь возле сельского кладбища, но сокрыть следов злодеяния так и не смогли и местной власти, уступая ярости жителей, грозивших разобраться с негодяями «своими методами», пришлось устроить по этому поводу следствие…

Однако отстроенная церковь все равно сгорела - уже от молнии, в 1929 году…

Пока старец был в силах, он временами путешествовал, можно было видеть, как он шествует по селу в сопровождении монахинь Мамонтовой пустыни или благочестивых мирян.

Высказывался старец часто притчами, иносказательно, даже близким к себе людям, давая пищу для их духовной, внутренней работы. Как то отец местной певчей, спросил его, как спастись, а он ему: «налей в ступу воды», т.е. наполни себя духовным знанием.

Той же Анисье Денисовне, о пустых разговорах и рассуждениях: «толки пюхтель, а брызги куда полетят?» Т.е. никакого спасения от этого нет, одно пустословие. «На болоте, на моху, треплет волк требуху. Кто запоет Вышнему Богу. Лиса: - «Я запою»». – о том же.

Вообще же Бобылевых старец чтил и жалел.. Как уже говорилось выше, дом их был напротив местного правления. Заседавшие там богоборцы делали Бобылевым и братьям Анисьи Осиповым немало низких гадостей. Скорбя о том, что своим житием он навлекает на их благочестивую семью скорби, и желая оградить Осиповых от этого Прохор, в один момент, даже дал им епитимью не ходить к нему. Потом, уже живя в другом доме, отец Прохор, приходя к Бобылевой вздыхал и говорил ей: «Где ты Анисья живешь? Ты живешь в самом, самом норите».

Дарья Васильевна Осипова – мама Ивана, Василия и Анисьи была очень верующей, благочестивой и приветливой – настоящая крестьянка старой Руси. Странники, ходившие в те годы по городам и весям Руси, находили в ее доме кров и ночлег. Пока старец Прохор был в силах он так же странствовал: поживет в доме Дарьи, потом уйдет, потом вновь придет. Так было приблизительно до 1923 года. В то время братья Осиповы жили вместе с матерью: у Ивана 5 детей, у Василия 1 сын (в его семье рождалась еще девочка, но она умерла). Семьи жили в разных половинах дома. Василий предлагал прорубить дверь и жить одной семьей. Однако наступил момент и братья решили разделиться и каждый вести хозяйство самостоятельно. При разделе имущества на сходе общество присудило Ивану взять из хозяйства лошадь, а Василию корову. Дарья Васильевна поставила им свое условие: родительский дом отойдет тому, у кого она будет доживать. В результате дом отошел Ивану.

У жены И.Д.Осипова Елизаветы Семеновны была сестра Матрена. Как то Елизавета осталась в поле, а Матрена повезла на лошади в село воз со снопами. Прохор, встретив ее в Отъяссах, уже развернувшуюся ехать вновь на поле, вдруг неожиданно и как то настойчиво сказал: «Матрена, ты бы подождала ехать» – «Да меня Лизка ждет, надо к ней». Не послушала и поехала.

Возвращаются вновь сестры назад вечером со снопами, а навстречу люди: «Вы знаете, что вы погорели». Бросились к своей усадьбе и остолбенели: выгорело абсолютно все, не только каменный дом, но и постройки. Потом им рассказали сельчане, что когда пламя занялось и стали тушить, то соседи обвинили, что пожар занялся по вине Дарьи Васильены и разъяренные врагом рода человеческого люди хотели бросить ее в пламя.

С горем пополам, погоревшие Осиповы купили дом у некоего Иоганна, также местного жителя. У Ивана был сруб. Он продал его и Иоганнов дом, переселился с семьей в баню и стал строиться. Построились лишь в 1927, а старец Прохор в это время ослеп.

Обстоятельства сложились так, что старец Прохор вынужден был покинуть давший ему кров дом. Следующий дом давший подвижнику кров принадлежал брату Анисии – Василию. Василий Денисович был человек очень набожный, а его хата известна далеко по округе как страннноприимная.

Раз, в хате у Василия Денисовича появился необычный странник. Необычность его была в том, что он как две капли воды был похож на убиенного Государя Императора Николая (это первое), но при этом был бос, одет в рубище и говорил на непонятном наречии, в котором верующие угадывали еврейский язык:

- «Наверное, последние времена подошли, праотец Енох на землю сошел» - пошел ропот среди бывших при этом.

Василий Денисович почитал его истинным, необычным рабом Божиим.

Георгий, живя у Осипова проявил себя превосходным художником. Он написал икону святого преподобного Серафима Саровского,в краску которой втер его волос, отошедшую в семью Анисии Бобылевой, а также портрет старца Прохора Романова – «Как живой». К сожалению, судьба портрета неизвестна…

Когда старца взял к себе Василий, монаху отвели в доме небольшую комнатку-чуланчик, где он мог жить и молиться, не стесняя хозяев, принимать приходящих к нему. Люди вспоминали, что перед ними представал весь кипельно-белый старец – от седины бороды волос и от такого же белого одеяния. В последние годы, уже слепой и молодвижный, он встречал приходящих к нему сидя на большом, втащенном в комнату пеньке. Взгляд незрячих глазниц казалось бы пронизывал вошедшего насквозь. Говорил старец негромко, но очень веско, как бы впечатывая каждое слово.

Люди, коим довелось с ним общаться, отмечали, что он «был весь в Боге». Большей частью происходило это с утра. За стол старец до обеда не садился. Порой мог во время беседы неожиданно встать и перейти к молитве, продолжавшейся до трех часов. Также мог еще и откладывать прием пищи на несколько часов.

В одно время со старцем Прохором в Отъссах, в местечке Сергиевка, подвизался другой дивный, наделенный многими благодатными дарами старец – Федот – Федот Егорович Ерохин. Дед Федот, как называли его местные – также подвижник легендарный, стяжавший благодать Святого Духа, которого сравнивали со святым праведным Иоанном Кронштадским. Для людей было явно молитвенное единение этих двух праведников Божиих (своеобразный патер-консенсус – согласие отцов, по латыни), их глубокое почтение, искреннее доверие и уважение друг к другу. Бывало, к отцу Прохору придет кто, а он: -«Я бестолковый, иди к Федоту». Сложилось так, что к Прохору ходили большей частью люди бывшей интеллигенции, в прежнее время в Бога не верившей вовсе, а также из благородных, в то время все потерявших, выброшенных на обочину жизни и находившихся в замешательстве, как быть дальше, а потому нуждавшихся в духовном совете, опоре и молитвенной помощи К Федоту, простолюдину по происхождению, чаще обращались такие же обычные крестьянине, третируемые произволом безбожной захапистой власти. Каждый из них легко находил общий язык «со своими».

Народу, толпившемуся возле жилища Осиповых, практически круглосуточно, к старцу ходило очень много, в том числе и с других областей. Все искали у него поддержки, духовного совета и утешения. И для каждого он находил доброе слово, мог приободрить, говорил часто хоть и прикровенно, притчами, оставляя приходящим место для духовного размышления и пищи, но по возможности пытался предостеречь от опасности. Люди из дальних мест часто называли старца «Прохор Моршанский».

Передсказания старца часто были тревожны и нелицеприятны. Одна местная девушка по имени Мария, певшая в храме на левом клиросе, была «просватана к сельчанам Земцовым». Предвидя будушее старец горестно сказал ей: – Чистое твое лицо и тело, как зеркало, но их свиньи разорвут.

Смысл слов стал понятен уже вскоре. Случилось, что однажды двое местных «шпанов» (одного кликали Федя Тит, другого прозывали Глист) вечером схватили ее и оттащили к кладбищу у Нового Русского, близ буерака и ветряной мельницы, там били, насиловали, а потом и вовсе убили…

В доме Василия Денисовича отец Прохор прожил около трех лет, следующая пятилетка должна была пройти в доме его брата Ивана.

После революции в овраге в километре от села Гусевка Кирсановского уезда жил Божий старец Антоний. Богомудрый повижник и молитвенник, он был наделен от Господа многими благодатными дарами. В то время в церкви образовалась большая смута и раскол, многие искренне верующие, не желая участвовать в обновленческих и других «разбойничьих» службах перестали посещать храм. Матушка Параскева (1906 г.р.) из села Булгакова вспоминала:

– Однажды пришел к нам Антоний и говорит: «Ну как вы там спасаетесь?» А я и не знаю, как сказать. Он говорит: «Ходишь в церковь? Ты ж на краю бездны стоишь». Мы тогда перестали в церковь ходить. Ведь тогда какие батюшки были… То красные, то белые, то «живцы». Вот я, грешная, и не стала ходить. А с тех пор как он сказал, стала в церковь ходить, на клиросе петь. Он меня благословил: «Сшей себе платье и расшей грудь белыми нитками и колпак надень, так и ходи». Как же я так уберусь-то? Я кричу. Так же я убирать себя не могу. А он: «Ну как хочешь». И вот я с этим вопросом по старцам хожу. Помню, пришла к Прохору Моршанскову, рассказала ему. Он мне объяснил: «Это он дал притчу тебе. Не нитками грудь расшивать, а верой, чтобы далеко видели – вон кто идет».

Провидя особый, разный жизненный путь старец и наставления всем давал разные. В 1920-х, пока еще не была закрыта Николо-Алексеевская пустынь в Мамонтове, желая поступить в нее, в Отъяссы пришли келейницы из села Карели Моршанского уезда сестры во Христе Феодосия Чичева, Варвара и Пелагея Бирюковы и Екатерина Тулумбасова. Как водится они зашли в Отъяссы за благословением к прозорливому старцу Прохору. Тот посмотрел на них и спросил:

– А читаете ли вы Иисусову молитву, и когда?

– Конечно читаем, ну там утром, вечером, перед обедом, - смутившись ответили девушки.

– Иисусова молитва бывает МЕХАНИЧЕСКАЯ, УМНАЯ, СЕРДЕЧНАЯ и СОЗЕРЦАТЕЛЬНАЯ, пояснил старец. МЕХАНИЧЕСКАЯ – это когда человек просто вычитывает ее заданное число раз, УМНАЯ – это когда вычитывая все разумеет, СЕРДЕЧНАЯ – это когда она исходит с каждым биением сердца, СОЗЕРЦАТЕЛЬНАЯ– высшая – при ней человек телом находится на земле, а душой на небе, в Боге.

Старец счел, что им монашество принимать не время, а скорее всего провидел их особый путь. Все матушки, живя по прежнему келейной общиной, упражняясь в чтении Иисусовой молитвы согласно наставлению подвижника, в период репрессий получили за свое вероисповедание различные срока заключения. Варвара – пополнила ряды новомучеников, от безбожников убиенных, а Екатерина - пробыла в застенках 16 лет. До самой своей кончины, наступившей в апреле 1998 года, она, блюдя наставление старца, не переставала упражняться в чтении Иисусовой молитвы: -- «Седечно читаю, а до созерцательной так и не дошла», - сетовала подвижница…

О крестном знамении тремя перстами (держа длань перед собой и складывая персты) старец говорил: «Два кола, третий перевивает», а в наставление добавлял: «Помни Веру, Надежду, Любовь и мать их Софью».

Вообще старец Прохор очень трепетно относился к гонимому в эти годы русскому монашеству, пытался найти людей склонных к нему, дабы оно не прервалось и не иссякло. В свойственной ему так часто иносказательной манере побуждал встать на этот путь склонных к тому девиц. Так одну девушку, имея ввиду монашеский постриг, он наставлял: «Ты почему не пришла ко мне на закладку фундамента, я тебе приготовил много серебра».

Ксении Федоровна Горохова, 1907 г.р., вспоминала:

– Как то я шла из Сосновки, а он навстречу с одной женщиной. Я тогда стала подумывать о замужестве, а он: – «Я тебе готовил пуховую постель, а ты приготовила ежовую». И далее: – Хорошо бы не выходить замуж, стать монахиней…

НА ОСТРИЕ НОЖА

Местная советская власть все время хотела спровоцировать старца, заставить его сказать что-нибудь против нее дабы, получив моральное удовлетворение, со спокойной совестью арестовать его действительно «за дело». Раз к старцу Прохору пришел «для беседы» переодетый в одежду диакона милиционер.

– Отец Прохор, к вам дьякон, - доложила старцу Анюта.

– Какой это дьякон, он никогда не мякал, – ответил прозорливец. Иди, иди сынок, откуда послан, я совсем старый-глупой стал…

А репрессии буквально свирепствовали вокруг, сжимая свое кольцо вокруг старца.

К Анисье Денисовне ходил некий монах Петр, за ним очень следили. Раз, вероятно уже в 1930-х, он остался ночевать у Бобылевых. Неожиданно ночью стук в дверь - облава. Одели на него халат и кое-как ему удалось бежать. Потом он пропал - как говорили, его все равно выловили в Моршанске и посадили в тюрьму…

В то время власть, борясь еще со времен Троцкого «с Русью бродячей», требовала полной регистрации всех проживающих в населенных пунктах. Укрывательством у себя неизвестных, не имеющих документов лиц, можно было навлечь на семью огромные неприятности. Старцу, за которым велся открытый надзор, требовалось оформить официальный документ. Однако монах наотрез отказался оформлять его на какую-либо иную фамилию как Романов. За дело взялся Иван Денисович, у которого были связи в сельсовете. Ситуацию облегчало то, что в селе исстари жили Романовы – крестьяне, и старец мог затеряться в общем списке среди них, не привлекая при чтении бумаг официальными лицами внимания к себе. В паспорте так и записали: «Прохор Петрович Романов». Однако уже вскоре кто-то донес на Ивана Денисовича о его роли в оформлении документа. По этому доносу он был арестован и препровожден в тюрьму города Мичуринска, а семью выселили из таким трудом построенного им дома. По селу пошел слух, что донес на него местный священник, однако знавшие их обоих люди, утверждали, что это клевета, пушенная теми людьми, кто состряпал донос в действительности.

В протоколе допроса Ивана Денисовича от 27 марта 1931 года следователь сформулировал его вину так: «ведет систематическую жестокую агитацию по срыву всех мероприятий Соввласти». Участь его была предрешена.

Решением Тройки при ПП ОГПУ от 11 июня 1931 года И.Д.Осипов был осужден по ст. 58-10 УК РСФСР к 3-м годам исправительно-трудовых лагерей. Попал на лесоразработки в Саровский лес, местечко Ухты-Табысь – зона 880.

Из тюрьмы Иван вернулся и впоследствии работал фельдшером. Скончался 18 октября 1969 года в возрасте 79 лет от тяжелой болезни в городской больнице в Моршанске. Похоронен на старом городском кладбище. Реабилитирован прокуратурой Тамбовской области 31 мая 1989 года. Старца взял к себе в дом младший Осипов – Василий.

Родился Василий 2 января 1893 года. Большого образования не имел – всего 4 класса местной церковно-приходской школы. С малых лет Василий всей своей чистой душой впитал благодать святых мест, где появился на свет, был очень близок к отъясскому подвижнику отцу Федоту – Федоту Егоровичу Ерохину, своему родственнику. С супругой Матроной у них рос лишь единственный сын. Она роптала на свехдолжную, как ей казалось, набожность мужа: «Ты Матрона не ропщи на своего мужа, он вперед молится за тебя», - утешал и наставлял ее старец Прохор.

Двери дома Осиповых всегда были открыты для многочисленных странников, заходивших в это место, паломников, пришедших поклониться явленной иконе Николая Чудотворца в Мамонтов монастырь.

Жила семья Осиповых своим хозяйством: Василий был крестьянин-единоличник, отказавшись вступать в местный колхоз, он вызвал против себя огромную злобу сельской власти. Да и его отношения со старцами раздражали.

Если уголовное дело брата Ивана – объемное, то у Василия всего несколько листиков. Из протокола допроса В. Д. Осипова от 5 декабря 1933 года. Графа «по существу дела»: … «Помимо этого у меня в доме находится старец Прохор Петрович, последнему 103 года¹, он лежит недвижим к этому старцу стекается народ со всех сел за советами и указаньями бывали случаи что приходящие у меня ночевали». Пораспрашивав также про отца Федота и его окружение, и выяснив, что у кого то из общающихся с ним есть книга «Протоколы Сионских мудрецов», следователь сделал приписку, что Осипов «ведет борьбу с коммунизмом с помощью религии». Участь его была также уже решена.

9 января 1933 года он был арестован ОГПУ и помещен в моршанскую тюрьму. Решением заседания Тройки при ПП ОГПУ по ЦЧО от 1 февраля 1933 года В.Д.Осипов был осужден по ст. 58-10-11 УК РСФСР к 5-ти годам концентрационного лагеря. Попал он в страшный для заключенных Туруханский Край,

Три года Василий выполнял особое поручение - возился с детишками начальника, кормил их, стирал им. Начальник его стал ценить, и даже когда самого перевели на должность начальника исправительно-трудовых учреждений Красноярского Края, взял с собой.

Отмеренный советским государством срок вышел, и пора было освобождаться. Вызывает Василия Денисовича особист и спрашивает: «Осипов, ты исправился». Это он имел в виду, что отказался ли от Бога и веры, предал ли их. Тот ответил: «А в чем»? И за это получил новый срок в 5-ть лет. Потом, по возвращении в родное село, Василий вновь арестовывался по религиозным мотивам

Живя в родном селе и являясь хранителем заветов многочисленных дивных подвижников, с коими встречался на жизненном пути, Осипов принял тайный монашеский постриг с именем Вениамин и под конец жизни за свое благочестие Василий Денисович получил уже сам народное звание старца, с которым советовались, и которого почитали…

Еще одно упоминание о старце мы находим в протоколе допроса арестованной органами ОГПУ 22 ноября 1933 года и помещенной под стражу в Тамбовский ФЗИТК бывшей монахини Мамонтовой пустыни Ольги Платоновны Клочневой: «О старце Прохоре проживающего в с. Отъяссы я слышала как о прозорливом и что к нему ходит много народа, но я у него ни разу не была». Ольга была осуждена на 5 лет высылки в Казахстан…

Здесь стоит сделать поясняющее отступление и заострить внимание и на извиняющемся тоне Василия Осипова и на «небывании» монахини Клочневой: наверняка бывала, а Осипов, живя с ним бок о бок и видя постоянно исходящие от старца чудеса, не считал его просто «недвижимым» стариком. Просто все знали, что если следователь задает о ком-то настойчивые вопросы, значит и его ждет арест. Возможно, так они хотели отвести беду от любимого старца. И наверняка интересовались им не только у них но и у других мучеников и исповедников веры…

Рассказывают, что однажды старца все же арестовали и посадили в (сосновскую?) тюрьму. Надзиратель, из любопытства заглянет в «волчок» и видит: старец стоит на коленях и молится, причем под ногами дымка белая, как облако, а сам он над полом на нем. Быстро откроет дверь – на полу коленки его. Закроет, опять посмотрит – вновь на облаке. Отопрет – вновь на полу. И так несколько раз. Диво да и только.

Сколько пробыл отец Прохор в застенках, неизвестно, но, судя по всему, недолго. Потом приехал какой то милицейский чин и дал местным охотникам за «врагами народа» сильный нагоняй: вы что нас перед народом позорите, старика наидревнейшего в тюрьму посадили. Кого надо поймать не можете, вот на таких и отыгрываетесь. Немедленно его отпустите. Тем ничего не оставалось, как исполнить приказ начальника.

Когда оба брата Осиповы были арестованы, старец поселился в Большом Русском – селе смыкающимися с Отъяссами. Судя по всему к этим, последним дням его земной жизни и относится рассказ поведанный Еленой Васильевной Рогожиной, 1906 г. р.. Она вспоминала:

– Прослышав о чудесном старце я, моя свекровь Прасковья Яковлевна (очень набожная женщина, во время гонений в ее доме тайно совершались Богослужения) и племянница Наталья Зотова пошли в Отъяссы ища встречи с ним. Люди нам указали на большой дом, принадлежавший некой вдове, где отец Прохор нашел кров, мы подошли и постучались.

– Анюта кто там? – послышался голос. Келейница вышла к нам, справилась, и ответила:

- Прасковья Яковлевна со снохой.

– А, Прасковья Яковлевна со вдовой, ну пусть заходят – услышали в ответ.

Вошли в большую комнату, вдоль стен которой стояли лавки. Незрячий старец, в светлой холщовой тканой русской рубахе, чуть не до пят, сидел посередине комнаты на пеньке. Нам до этого сказали, что подпоясан он поясом преподобного Серафима, скуфейка на нем тоже его, как и посошок. Мне он сказал: «А, вдовица, иди к Николе (в Мамонтову пустынь – авт.), Тайны Христовы прими». Наталье он иносказательно дал понять, что у нее родится больной ребенок. Помню также, что он взял мою правую руку, пошептал над ладонью, подул, углубился в молитву:

– Молитесь иконе Казанской Божией Матери, ждут большие скорби и испытания.

Что он еще говорил нам, я большей частью не помню, помню лишь, что была удивлена его повторяющейся характеристикой в свой адрес.

Смысл слов Прохора всем стал понятен много позднее. В 1940 году муж Елены Васильевны Иван Егорович скончался, оставив ее с шестью детьми на руках. Так она и жила почти до столетнего возраста не выходя более замуж. А у родственницы действительно родился глупенький мальчик…

ПРОХОР И ДЕТКИ

Известно особое, живое попечение старца Прохора о детишках. Сам, несмотря на немыслимо насыщенный жизненный путь и более сотни лет жизни, до конца дней сохранивший чистую, как у младенца, душу и веру он особо их любил. Видя в отроках будушее любимой России и веры, он прекрасно находил с ними общий язык. Часто и предсказания им давал на всю жизнь.

Прохор деток ласково любил.

Они бывало в круг садились,

А он им «сказки» духовные говорил

Однажды к отцу Прохору из села 2-е Левые (Четвертные, по-местному) Ламки Сосновского района пришла с дочкой Варей Вере Ивановна Лесина. В разговоре старец неожиданно сказал ей: «Эта девочка у тебя певчая будет». Варя, а она 1929 года рождения, была еще мала, храмы кругом все больше закрывались, да и никого певчих в их верующей семье никогда не было. Удивительно было это слышать.

Однако время подтвердило слова провидца. Уже после ВОВ, когда Казанская царковь в Ламках стояла оскверненной, в кизяковой избушке у ее бывшего псаломщика Степана Михайловича Караваева стали собираться на молитву местные жители. Они относили себя к Истинно-Православной Апостольской церкви, которых чаще именуют катакомбниками. На молитвенных собраниях пел хор из девушек, среди которых была и Варвара. Однако местная власть тоже не дремала и зимним месяцем было арестовано семь человек, в том числе и она. По ст 58-10 УК РФ все они были осуждены к срокам заключения. Варвара Лесина получала два года, отбыв которые, единственная из них, вышла замуж и переселилась и Отъяссы – на место земных пожвигов любимых подвижников…

Но все же и средь них находились,

Особо им любимые,

Его послушники неутомимые.

Та странница, уже известная Анюта,

Росла при нем, знакома мне:

Ходила за больным, блюстительница уюта,

И чистоты в его избе.

Ей малой притчу говорил такую:

«Я дам тебе и самовар, и ложку золотую

Всю жизнь по дну морскому

Будешь ты ходить…».

Слова те были вещие:

Дно морское – странствие по морю людскому.

А самовар тот – старец,

А ложечка златая – уход за ним сызмальства….

Келейница старца Анюта – Анна Егоровна Горева (некоторые называют ее Тараканова, что, судя по всему, является фамилией «уличной», каковые в местных селах имеют все) жила в Большом Русском, за километр от действующей и ныне церкви Петра и Павла. За старцем она ухаживала добровольно, из христианского послушания, будучи очень близким к нему человеком. Случилось так, что у нее скоропостижно умер 12-ти летний брат Петя, никто не знал от чего. На это старец неожиданно сказал ей: «Убила лошадь». Позднее стало известно, что так оно и было: боронили с отцом поле и лошадка его придавила, а отец, видимо, чувствуя свою вину «недосмотра», продолжительное время никому не хотел это говорить… Прозорливость старца лишь укрепила Анну, что она ухаживает за подлинным подвижником Божиим, для духовных очей которого нет ничего потаенного…

Хожалке Анюте отец Прохор давал и свои прямые распоряжения, одновременно укрепляя ее веру: раз одна женщина сильно ушибла ногу. Страдая, она пришла к старцу:

- Анюта, дай ей кусок сахару, - сказал тот. Действительно, несчастная уже вскоре поправилась…

Странники они тоже бывают разные, не все из них, наверное, идут по стопам Христа. Раз в дом Ивана Денисовича Осипова зашла старуха. Неожиданно она сказала дочери И.Д.Осипова Даше: «Ты плохая». Произнесено это было очень зло и веско, девочка горько разрыдалась. Утешая, отец Прохор сказал матери, Елизавете Семеновне, утешая ее: «твоя дочь будет умная, звать ее будут по имени-отчеству». Так оно в будущем по его молитвам и вышло…

Детишки у Ивана с супругой Елизаветой Семеновной все прибавлялись. Всего их было пять (Анна, Мария, Евдокия, Николай, Дарья). Прохор любил детишек, гладил их по головкам и часто говорил Анюте: Дай им кусочек сахару – большое лакомство того времени – его ему иногда приносили посетители.

Известно, что после смерти отца Прохора Анна стала странницей Божией…

О мальчике Яше – Якове Кирилловиче Старчикове - известно гораздо больше².

Был еще любимец, мальчик Яков.

Сильно старца он любил,

А старец от напасти всякой,

Отрока благословил.

И чудное ему дал предречение,

Услышал тот его в глубоком изумлении:

«Все сорок лет ты промолчишь,

А под конец заговоришь»,

«Ты будешь ездить с архиереем,

И в колокольчики звонить».

(Смысл ясных слов постичь сумеешь,

И вражья тьма нас не затмит)…

И как грянула война,

Он был сразу взят солдатом,

Но уж видно не была судьба,

Отличиться в деле ратном:

Он не вынес рев мортир,

Сбился, потерял ориентир.

И чуждаяся народа,

Скитался по лесам, дорогам.

Он дар речи потерял,

Но в душе его свет чудный засиял,

Он движим свыше был и дал обет

Не говорить ни слова много лет.

Скоро он вернулся в отчий дом.

Он был немой ,оброс;его соседи не узнали

А узнав, изрядно подивились и отстали…

Яков Кириллович Старчиков

Яков родился в 1910 году в селе Кершинские Борки Моршанского уезда. Сейчас, уже, наверное, и не узнать, как судьба привела его к старцу проживавшему в соседнем селе, но Яша, пойдя к нему в добровольное послушание, стал очень близким ему человеком. Вместе с ним к Прохору ходил Илья Непряхин – отъясский парень, друг Якова. Жители называли их семью «Тяпочкины». Сестра Ильи – монахиня Анна – подвизалась в Николо-Алексеевской Мамонтовой пустыни.

Когда старец отошел ко Господу, Яков был арестован и в конце сентября 1935 года Воронежским областным судом осужден по ст. 58-10 УК РФ к трем годам тюремного заключения. По его отбытии был призван на фронт.

Судьба Ильи сложилась трагично. Если сестра монахиня подверглась репрессиям, получив срок наказания, то он призванный в армию, отказался брать в руки оружие. За это был подвергнут истязаниям – «выломали руки», как вспоминала матушка Екатерина Тулумбасова, и отправлен в ссылку…

Яков Старчиков, вернувшись с фронта, взял на себя обет молчания. Жил по-монашески. Слыл очень хозяйственным и мастеровитым человеком, очень любил выращивать цветы. По собственной инициативе и своим трудом по православному обычаю обустроил могилу сельчан фронтовиков, соорудив им обелиск с иконками (и это при советском режиме!!!). Многие считали, что Яков действительно онемел в результате фронтовой контузии. Для изъяснения он носил с собой блокнот с карандашом. Когда в Никольский храм Моршанска или Крестовоздвиженский в Карелях приезжал архиерей, то он, облачаясь в стихарь, развешивал на паперти или на клиросе небольшие колокольчики и звонил в них. Всегда его отличала, какая-то детская открытость и особая духовная радость.

В середине 1980-х Якова парализовало, и он был вынужден прервать обет молчания. Все произошло именно так, как предсказал ему когда-то духовный наставник. Отошел ко Господу Яков 2 июня 1987 года и был погребен в Моршанске…

ЖИВ ВО СЛАВУ БОЖИЮ!

Господь, подобно Симеону Богоприимцу, жизненный век которого имел не одну сотню лет, все держал старца в жизни земной, во свидетельство силы своего Промысла во укрепление теряющим веру людям. Последние годы жизни старец был полностью слепой физически, но с отверстыми очами духовными. Принимал, большей частью, лишь людей приближенных. Иногда говорил о себе, вздыхая, в 3-м лице: «Ходи, ходи к нему, пока я живой». Близким людям старец иногда говорил: «будет тебе тяжело, приходи ко мне на могилку»…

Отошел ко Господу Божий старец в 1934 году, накануне дня памяти святого великомученика Георгия Победоносца. В этом есть большой символизм: старец Прохор и сам был воином вначале на поле брани, а после воином Христовым и исповедником. Великомученик – символ русской воинской славы и доблести, и принял его в свои небесные ряды…

Отпевали старца Прохора в маленькой церкви Николая чудотворца села Малое Русское. Так как настоятелем в это время был будущий исповедник Леонид Алексеевич Кринов, надо полагать, что он, в числе большого количества духовенства, он принимал в этом участие. Как вспоминали бывшие при этом, народу собралось несметное множество: все те, кто его чтил, кому старец помог молитвой и добрым советом, утешил и снял боль душевную и телесную. Как это не богохульно сравнивать, но как сказал один сельчанин, видевший в Москве похороны В.И.Ленина: «С Прохором людей больше проститься пришло».

+ + +

Касаемо судьбы святынек, принесенных отцом Прохором в Моршанскую Землю, сказать трудно. Возможно, они еще ждут своего часа, чтобы явиться православному люду. В поэме есть упоминание лишь о посохе:

Но если б не забыв одно, мог бы кончить на этом.

У старца был посох отца Серафима,

Он дал его страннице Анне.

Она была в путях тем посохом хранима,

Его я видел у Якова, от нее данный.

Они были большие друзья,

При старце жили оба не зря…

+++

Так прожил лет полтораста старец,

Безвестный по земле скиталец.

Он ревностно Спасителю служил,

И на сельском кладбище на веки почил.

И зимой, и летом,

Солнышко небесным светом,

На могилку твою светит.

А взойдет луна,

И пошлет она,

Свет серебряный свой

На твой крест святой.

В теплую ночь звезда,

Дальним лучем иногда,

Смотрит нежно, ласкает тебя,

И ветер травку, цветочки колышет, любя.

Спи наш старец святой,

Пройден путь твой земной.

Во обителях славных,

Дух твой витает –

Средь духов избранных.

Могила старца всегда почиталась местными жителями. По его кончине стали складываться и обрастать подробностями легенды как о его жизни, так и о том, какова была ее протяженность. В знак особой чести близ могилки делали монашеские захоронения, рядом был погребен в начале 1970-х отъясский юродивый Христа ради Миша Никитин.

Муж уже упоминавшейся Варвары Тихоновны Лесиной Иван Сергеевич Аверьянов поставил старцу новый дубовый крест с табличкой и маленькой иконкой Николая Чудотворца: их многодетная семья славилась в селе благочестием и сельчане даже дали им прозвище «Монаховы» - по особому православному укладу жизни. Могилу старца они очень чтили и опекали. Исполнитель табличек ошибся и написал неверные даты жизни старца, опять, вероятно, исходя из документов справленных, когда-то И. Д. Осиповым. Текст их следующий: «Здесь / похоронен / старец Прохор / умер в 1936 году» и « Здесь погребен прах/ старца Прохора прожил 122 года. / Жив во славу Божию».

Любой православный знает, что случайностей в духовном мире не бывает. Надгробные надписи «ЖИВ ВО СЛАВУ БОЖИЮ» известны у следующих подвижников, являющихся преемниками духоносности друг-друга: святой преподобный Серафим Саровский (1833 год), святой преподобный Варнава Гефсиманский (сконч. в 1906 году) и святой преподобный Серафим Вырицкий (сконч. в 1949 году). Можем в этот ряд добавить Прохора Отъясского…

На могиле старца Прохора

В 2006 году место погребения старца, по инициативе востановительницеы Николо-Алексеевской Мамонтовой пустыни Нины Федоровны Лютиковой было обнесено оградой. А летом 2010 ее же трудами были предприняты более серьезные работы. Над захоронением старца и юродивого Миши из силикатного кирпича была возведена часовня. На это богоугодное дело откликнулось ООО «Сосновское ПМК-2». Военно- мемориальная компания (генеральный директор А. В. Насекин) установило на могилке памятник. К сожалению, табличка на ней повторила неверный и неприятный текст прежней: «Прах / старца Прохора / прожил 122 года / умер в 1936 году».

Генеральный директор ПМК, заслуженный строитель России В. С. Богомолов сказал следующее:

- Построить часовню предложила Нина Федоровна Лютикова, мы с ней еще с Мамонтовой пустыни начали сотрудничать. Я не знал, что у нас упокоен такой старец, тем более сподвижник Серафима Саровского. А потом как-то матери об этой часовенке обмолвился. Оказывается, еще будучи девочкой, вместе со своей мамой она заходила к старцу Прохору. Запомнилось ей, что он был уже в больших годах, весь белый-белый и во всем белом, но имел ясную мысль и дар прозорливости. Старец предсказал им, что у них впереди большие неприятности: их выселят из дома, и они будут скитаться. Действительно, через некоторое время это произошло: дедушку репрессировали, семью раскулачили…

26 августа 2010 года часовню, в присутствии верующих освятил протоиерей Андрей Корнеев. С этого момента захоронение старца стало легко найти и любой направляющийся в Мамонтову пустынь может посетить эту находящуюся по пути святыню.

БОЖИЙ СТАРЕЦ

Дождик прошел, листва посвежела,

Снова на небе лазурь просветлела.

В комнату запах сирени проник,

Луч солнца играет на образе светлом.

Вдруг в памяти Божий подвижник возник,

Как в данной легенде заветной.

О старце том чудном не раз я слышал

От странницы к нам иногда заходившей.

И всякий раз меня возбуждал

Рассказ ее, словно бальзам приносивший.

Она его знала много уж лет,

А он ей поведал путь свой чудесный.

Как жил, как объездил весь свет –

Яркий подвижник, странник безвестный.

Запали ей в душу слова те святые,

Сказы из жизни старца былые.

Он был из знатных, княжеского рода,

И о победах ратных русского народа

Он очень был начитан.

И жизни путь его

От малолетства был рассчитан:

Как от рожденья дворянин,

Должен Родине служить как офицерский чин.

В кадетский корпус отрок отдан был,

Который, в это время лучшим слыл.

Он ряд наук в нем проходил,

И с прилежаньем знанья получил.

Князь был воспитан в лоске и манерах,

Блестяще знал язык, читал о верах.

Увы! Со знаньями, с умом природным,

Чуждался он балов и обществ «благородных».

Он лишь Отечеству служить любил,

Он никому и никогда не льстил.

Его красивые точеные черты

Являли ум и благородные мечты,

И мысли тонкой остроту,

И в сердце грусть, и доброту.

Жизнь офицер познал в походах,

Бывал в Европе, средь других народов.

Он храбро воевал в сражении,

И был отцом солдатам в обращении.

Всевышним воин был храним.

Однажды конь под ним сраженный пал,

Но невредимо встал князь Серафим

(Его же имя) сменил коня, и в бой вновь поскакал.

Он был с Суворовым знаком, с Кутузовым тоже.

И жизнь солдат была ему – своей дороже.

Князь лихо полк повел в сражении,

Взял много пленных, артиллерии

Царь Павел Петрович его отличил,

И шпагой златой за храбрость наградил.

И Серафим стал генерал,

Он с Бонапартом воевал.

Всевышним был всегда храним

Сей знатный князь военный Серафим.

И дома, и вдали

Царица неба и земли

Ему во сне Божественно сияла

На путь спасенья наставляла

И навевала дивные мечты.

И он желал уйти от светской суеты.

И вот однажды в отпуске своем

Усердно в храме помолясь пред алтарем,

Он снял груз воинских доспех

И пешим в путь отправился наспех.

И вот уж вскоре полк его

Встречает генерала нового,

А прежнего искали все зело.

Увы! Не отыскали.

Он милостыню просил у входа,

На паперти, и средь народа.

Неузнаваем князь наш был.

И вот уж чрез полгода

Идет он к старцу одному

И все поведал о себе ему.

Старец дал ему благословенье

Идти в Саров на богомоленье.

И так под сенью Божьего покрова

Дошел он до обители Сарова

Где чудный инок Прохор жил

Хоть молод, но большой подвижник был.

Они друг друга возлюбили

И дружбу, и любовь навек скрепили.

Имена, сердцами движимы, сменили:

Серафим стал Прохор, а Прохор – Серафим.

В святой обители отрадно было им

И в подвигах дневных и ношных

Они в пустыне жили.

В молитвах пламенных своих

Они блаженство многое вкусили.

Отрадно братии жить

Единым духом и молитвой

И послушанья исполнять

И слабых духом наставлять.

Но тянула Прохора душа

Посетить святые места иные

Хоть расставаться трудно было с Серафимом,

Но в сокрушеньи, духом томимый

Покинул он обитель по благословению старца.

Вдали от нее пожить и поскитаться,

Надеясь вновь ее увидеть, может статься.

Есть на свете гора под названьем Афон.

Морем с трех сторон омывается он.

Возведен монастырь на вершине горы

Здесь маслины растут, и почти не бывает зимы.

Здесь покой, тишина, и молитва души

Возноситься могла без мирской суеты.

И сюда подвизаться Прохор пришел,

Для духа отраду большую нашел

И небес синева, и монахов мечта,

Точно слились в душе воедино.

И стремленье молитв и души чистота –

Возносились к духовным вершинам.

Но князь тьмы не дремал,

Посылал искушенья

И с ними в борьбе, и в паденьях

Монах все больше сил обретал.

И полон веры, шел по пути ко спасенью,

Под защитой небес, под Божественной сенью.

Здесь постиг он звуки эллинской речи

И бывал часто на встрече.

Нашей братии с греческой переводил,

Так год за годом плавно проходил.

Много отрады, блаженства Прохор вкусил

Подвизаясь в обители дивной.

Вдали от родных, вдали от Отчизны.

Но давно уж горячим желаньем томим

В Святой земле побыть – пойти в Иерусалим.

И старец афонский монаха благословил

Ко гробу Господню его отпустил.

Земля обетованная, святая!

Сорок лет до сего благодатного края

Вел свой народ и, наконец, его увидел Моисей.

Прежде чем уйти из жизни сей.

Он оставил заповедь еврейскому народу:

«Помните, грядет Пророк велик из вашего же рода,

Вам будет хорошо, коль слушать будете Его».

Здесь царь Давид и Соломон

Родились, жили в высшей славе,

Завидовал Израилю Египта фараон,

Экклессиаст царицу Савскую премудрости наставил.

То славный был, блестящий век.

Когда певец псалмов Спасителя предрек

Когда из Тира царь Хирам

Помог премудрому правителю воздвигнуть храм.

Тогда Израиля была пора расцвета.

Но под Скрижалями от Старого Завета

Недолго в славе процветал.

Покуда угнетенья век настал,

И отклоненья взбранного народа

Гнев Божий навлекли и чужеземный плен.

Но вот от совращения пришла невзгода,

И в слезном покаянье Богу

Она прошла как прах и тлен.

Воспрянул духом Израиль,

С теченьем лет Закон отцов опять оставил

И рати чужеземцев вновь

В Святой земле пролили кровь

И занят был Ерусалим

Его попрал далекий Рим.

Народ Израиля в отчаянье пришел:

Он также отклонялся,

И от Скрижалей отошел.

Одна надежда у него осталась –

Спаситель мира должен встать.

И Запад, и Восток – все стали ожидать Его.

Но предсказанье не сбылось

Покуда из пустыни не раздался глас:

«Покайтесь Господу – исправьтесь!»

Все ждали избавленья от напастей

И вот настал тот час.

И Вифлиемская звезда

Над всей вселенной навсегда

Уж Солнцем Правды воссияла

И в мире новая настала пора –

Как всем надежда на спасенье

Живущим в этом мире бренном.

Ерусалим! Ерусалим!

Как много в этом слове

Для сердца Божьего слилось

И все, что чаяли Пророки

В нем глубоко отозвалось.

Ерусалим! Ерусалим!

Здесь по земле ступала,

Собою землю освящала

Честнейшая Херувим

И славнейшая без сравнения Серафим.

Здесь некогда народ встречал ветвями

Царя Земли и Сына Бога.

Что люди чаяли веками,

Сбылось, мир Новый мир у порога,

Голгофа озарила ярким светом,

Все времена и все века,

И исполненьем прежнего Завета

Завет уж Новый нарекла.

Благая весть ко всем языкам потекла:

Народ Израиля связал свою судьбу

С могучим камнем преткновенья,

Которого ему не обойти, и чрез свою стезю

Призвав Его в конце, он обретет свое спасенье.

Сад Гефсиманский, сад Святой.

Спаситель здесь ночной порой

Молился Богу до седьмого пота

Он видел все, и поцелуй Искариота

И осуждение вождей, и брань народа,

Вчера кричавшего «Осана!» – теперь – «Распни!»,

И «Кровь Его на нас!» – такого не было от рода.

А праведный молил за них Отца: «Прости».

Пречистая! На Тебя мы уповаем вновь и вновь.

Вся – бесконечная любовь.

К Твоему Божественному Сыну.

Тебе мы преклоняем выю.

Его ученикам сказала Ты заранее:

«По отшествии Моем погребите Меня в Гефсимании».

Ерусалим. Где некогда сиял храм Иерусалимский,

Теперь развалина одна –

Стена плача. Император Римский

Разрушил град Святой дотла.

И обитателям его предстала диспора

Печать вселенского позора

Легла на поколенья, чьи отцы

Распяли Сына Бога – о духовные слепцы!

Бросали камни ранее в своих Пророков,

Где раньше было украшение Востока –

Господней славы Храм, – осталась стена,

Стена та Плача, вечная Стена,

Воспоминанье о былом, о лучшем грезы.

Плач, плач народ Израиля, только слезы,

Спасут тебя, чрез них тебе воздача.

Когда из заблужденья выйдешь ты на путь Света,

И, пораженный, узришь распятого Царя –

С небесной славой Нового Завета.

Тебя прощающего, и воспоешь Ему: «Осана!»…

Много лет провел наш старец

Во Святом (Святейшем) граде,

День и ночь молясь в отраде

Духом «небо» созерцал.

Он вкушал отраду рая,

Звуки горних сфер внимая,

Ангел чудные напевы,

Песни светлых Херувим

Видел лик Пречистой Девы,

Духа жаждою томим.

Все осмотрел он во земле Святой:

И Вифлием, и Назарет,

И даже дуб тот непростой,

Дуб Маврийский, легендарный,

Что стоит две тысячи лет.

По преданью ему данном –

С ним пройдет наш грешный свет.

Монастырь есть Кармелиток

Во Святом граде,

В нем на мраморных плитках

В злате, на языках многих, к ряду,

Слова молитвы «Отче наш».

Даны как на Скрижалях,

Как приношение стран, народов

И ближних, и живущих в далях,

Их долгожданному Мессии.

Там плитка есть на языке России.

Насладился старец наш,

Уж Землей Обетованной.

Но полжизни, верно, дашь,

За родной край долгожданный.

И стал Прохор тосковать

Сильно по местам родным,

В них желал он побывать,

По обителям Святым.

И отбыл скиталец на землю родную,

Никогда не забывал, Русь свою Святую.

Скоро встретила она – сына своего.

Приняла дар от него – слезы чистые его.

Много дорог, путей, Прохор исходил,

И Пречистой Девы образ, при себе носил.

Он не раз бывал в Сарове –

У друга, старца Серафима.

И как после он почил –

При Дивеевском рове.

Созерцал своими духовными очами,

Исполнение его пророчеств

Горькой и славной судьбы России.

По Уралу он ходил, и по Сибири.

Был у царственного старца Кузьмича:

Не вкушал тот сладостей, имбиря,

Но в лишеньях и хладе, была в нем вера горяча.

Был и у старца из Кронштадта,

Любовно беседовал он с ним.

Но неизвестна точно дата,

О чем была беседа, ведомо им одним.

Все тепло встречали старца, были ему рады,

Есть в странствиях по Руси Святой душе отрада.

Весь день природу созерцаешь и молчишь,

И от красоты Господней меньше согрешишь.

И в прошлом жизнь невольно вспоминаешь,

И сожалеешь, и все обиды забываешь.

Вот там лесок и косогор,

Вдали виднеется весь в золоте собор,

А там река, как лента, вьется,

И лес синеет, и свет заката с неба льется…

Лес, поля, холмы и облака

Причудливо наш взор маня,

Меняются вблизи, издалека,

Дают нам впечатленья пройденного дня.

А сон ночной для путника награда

Да в странствиях душе отрада…

Вот так ходил для всех безвестный старец,

По родной земле, скиталец,

Духом за нее страдая,

Бедных и страдальцев утешая.

Но к концу путь жизни подходил,

Оставалось в нем уж мало сил.

И поселился он в одной избе,

В одном селе, на самом отшибе.

Стал так жизнь он доживать,

Любил подвижник Прохор бедным помогать.

Словом ласки в скорбях утешал,

И душевные он раны врачевал.

Но насмешникам подлым

И плевелам духовным – спуску не давал.

Словом истины их грех изобличал.

Прохор деток ласково любил.

Они бывало в круг садились,

А он им «сказки» духовные говорил.

Но все же и средь них находились,

Особо им любимые,

Его послушники неутомимые.

Та странница, уже известная Анюта,

Росла при нем, знакома мне:

Ходила за больным, блюстительница уюта,

И чистоты всего избе.

Ей малой притчу говорил такую:

«Я дам тебе и самовар, и ложку золотую

Всю жизнь по дну морскому

Будешь ты ходить…».

Слова те были вещие:

Дно морское – странствие по морю людскому.

А самовар тот – старец,

А ложечка златая – уход за ним сызмальства…

Был еще любимец, мальчик Яков.

Сильно старца он любил,

А старец от напасти всякой,

Отрока благословил.

И чудное ему дал предречение,

Услышал тот его в глубоком изумлении:

«Все сорок лет ты промолчишь,

А под конец заговоришь»,

«Ты будешь ездить с архиереем,

И в колокольчики звонить».

(Смысл ясных слов постичь сумеешь,

И вражья тьма нас не затмит)…

И как грянула война,

Он был сразу взят солдатом,

Но уж видно не была судьба,

Отличиться в деле ратном:

Он не вынес рев мортир,

Сбился, потерял ориентир.

И чуждаяся народа,

Скитался по лесам, дорогам.

Он дар речи потерял,

Но в душе его свет чудный засиял,

Он движим свыше был и дал обет

Не говорить ни слова много лет.

Скоро он вернулся в отчий дом.

Он был немой, оброс. Его соседи не узнали,

А узнав, изрядно подивились и отстали…

Но если б не забыв одно, мог бы кончить на этом.

У старца был посох отца Серафима,

Он дал его страннице Анне.

Она была в путях тем посохом хранима,

Его я видел у Якова, от нее данный.

Они были большие друзья,

При старце жили оба не зря…

Так прожил лет полтораста старец,

Безвестный по земле скиталец.

Он ревностно Спасителю служил,

И на сельском кладбище на веки почил.

И зимой, и летом,

Солнышко небесным светом,

На могилку твою светит.

А взойдет луна,

И пошлет она,

Свет серебряный свой

На твой крест святой.

В теплую ночь звезда,

Дальним лучем иногда,

Смотрит нежно, ласкает тебя,

И ветер травку, цветочки колышет, любя.

Спи наш старец святой,

Пройден путь твой земной.

Во обителях славных,

Дух твой витает –

Средь духов избранных.

Р.С. Предполагаемый автор стихов Инок Амвросий (в миру Борис Карнаухов)

Игорь Озарнов, г. Моршанск.

Примечания:

1 Возможно, эта цифра из паспорта, добытого И. Д. Осиповым. Орфография выдержек сохранена полностью, что бы показать безграмотность составлявших их.

2 Подробный рассказ о Я. К. Старчикове и других упоминаемых лицах попавших в жернова репрессий представлен в книге «Священнослужители, монашествующие и миряне Тамбовской митрополии пострадавшие за Христа», ОАО «Издательский дом «Мичуринск», 2014.