12 «хлыстов» поэта Блока

Александр Александрович Блок являлся фигурой трагической. Хотя его жизнь и текла без особых материальных проблем, но уравновешенной и спокойной ее назвать никак нельзя. Блок, обладая незаурядным поэтическим даром, часто растрачивал его впустую.

Поэма «Двенадцать», опубликованная 3 марта 1918 года, оказалась порождением бесплодного выхолощенного духа поэта. Да и читая ее невольно кажется, что не мог Блок сотворить такое: убогое по сюжету и рваное по ритму. Даже «рванина» Владимира Маяковского уступает блоковской. «Вершиной поэзии» Александра Блока «Двенадцать» можно только от огромнейшего желания или чисто по недоразумению.

Однако, нельзя рассуждать о творчестве поэта в отрыве от биографии. И вот как раз то она и позволяет лучше понять «музыку революции», столь явно прозвучавшую в «Двенадцати» и за одно ответить, кто же шел в венчике из роз перед большевистским патрулем в снежной метельной ночи Петрограда.

Не голодавший ни дня и не страдавший от неизвестности Блок с восторгом встретил революцию 1917 года. И не только Февраль, но и Октябрь тоже. Он спокойно пошел на службу к новым большевистским властям, получил кучу разномастных постов. И несмотря на то, что поэма «Двенадцать» была опубликована в газете левых эсеров «Знамя труда», а отношения между ними и большевиками стремительно портились, она получила высокую оценку от второго лица революции Льва Троцкого.

Троцкий, как опытный оккультист, отлично понял содержание поэмы. Поэтому она и пришлась ему по нраву. А великий русский поэт Николай Гумилев тоже осознал направленность нового творческого изыска Блока и оценил его с позиций православного человека. Он прямо сказал в 1921 году, что Александр Блок, «написав «Двенадцать», вторично распял Христа и ещё раз расстрелял Государя».

А. А. Блок до революции долгое время вращался в кругу оккультистов. Он отверг Православие и русскую традицию ради «очищающего огня революции». Ему видится в поэме «Возмездие» (1911) картина механического разрушения мира:

Двадцатый век… Еще бездомней,

Еще страшнее жизни мгла

(Еще чернее и огромней

Тень Люциферова крыла).

Пожары дымные заката

(Пророчества о нашем дне),

Кометы грозной и хвостатой

Ужасный призрак в вышине,

Безжалостный конец Мессины

(Стихийных сил не превозмочь),

И неустанный рев машины,

Кующей гибель день и ночь…

Без «Возмездия» не было бы и «Двенадцати».

Когда Александр Блок писал «Двенадцать» то его постоянно преследовали шум и гул, а рука как бы сама собой выводила строки. В «Записной книжке» (от 29 января 1918 г.) поэт отмечает:

«Страшный шум, возрастающий во мне и вокруг. Этот шум слышал Гоголь (чтобы заглушить его — призывы к семейному порядку и православию)…

Сегодня я – гений».

А еще Блок постоянно рассуждает в годы революции о некоей музыке, которую слышит лишь он сам. Как не крути, но перед нами типичная бесовщина, неоднократно отмеченная в православной литературе. Например, в «Житии старца Паисия Святогорца» есть следующий фрагмент:

«В другой раз он услышал музыку и шум. Было слышно, как играют скрипки и другие музыкальные инструменты. Поглядев в окно монастыря Стомион, Старец увидел пляшущего диавола. Диавол помахал Старцу рукой, как бы приглашая танцевать. Старец начал творить Иисусову молитву, и вскоре бесовское видение исчезло».

А преподобный Антоний Великий, живший еще на рубеже III–IV вв. говорил:

«Явление святых ангелов бывает невозмутительно. Являются они безмолвно и кротко, почему в душе немедленно является радость, веселие и дерзновение… Нашествие и видение злых духов бывает возмутительно, с шумом, гласами и воплями, подобно нашествию разбойников. От сего в душе происходят: болезнь, смятение, страх смертный».

Бесовщину в поэме «Двенадцать» и жизни Блока заметили: и отец Павел Флоренский, и писатель Иван Бунин, и Корней Чуковский, да и многие другие.

О бесах и Антихристе во главе красного патруля исследователи творчества Блока писали многажды. Но вот второй пласт поэмы, позволяющий взглянуть на «Двенадцать» под несколько иным углом, пока еще не раскрыт.

Обратимся к биографии А. А. Блока. В 1904 году Блок пишет другу своему – Е. П. Иванову письмо:

«Я ни за что, говорю Вам теперь окончательно, не пойду врачеваться к Христу. Я его не знаю и не знал никогда».

В 1908 году Александр Блок отправляется на собрание «хлыстов» (самой скандальной из сект в России). Своей матери он объясняет это так:

«…пошли к сектантам, где провели несколько хороших часов. Это – не в последний раз…»

Секта «хлыстов» возникла в России в XVII веке. Основателем ее считается дезертир Данила Филиппов. «Хлысты» считали, что в него вселился сам Господь Саваоф, а в последующих руководителях «кораблей» (общин «хлыстов») действовал сам Иисус Христос или на худой конец кто-то из апостолов. Для «хлыстов» было характерно признание, что в Иисуса из Назарета вселился Христос. То есть Иисус Христос Богом у «хлыстов» не признавался. Зато имелось учение о переселении душ и идея о том, что видимый материальный мир есть творения дьявола, а поэтому надо разорвать путы сей жизни и отправиться в духовный мир, созданный уже Богом. «Хлысты» практиковали отказ от брака и строгий аскетизм. Рождение детей не приветствовалось. Имелась у них и вполне разрешенная абортная практика.

На молениях, именуемых у них радениями, происходили экстатические пляски, избиения различными предметами, и «свальный грех». Последний признавался в качестве средства разрушения плоти, главное, чтобы «духовные жены» не зачинали от «духовных мужей» детей. В некоторых «кораблях» процветал и гомосексуализм. «Хлыстам» разрешалось открыто лгать и отвергать свою принадлежность к секте. При этом не надо считать «хлыстовство» чисто крестьянским явлением. «Хлысты» обнаруживались и верхних слоях российского общества на протяжении более чем двух веков.

По постулатам и догматам «хлыстовское» движение чрезвычайно схоже с древним манихейством и средневековыми ересями «богумилов», альбигойцев, катаров и патаренов. И оно хорошо описывается в рамках теории антисистем Льва Николаевича Гумилева.

Советский писатель Виктор Шкловский верно подметил, что «Двенадцать» – ироническая вещь. Она написана даже не частушечным стилем, она сделана «блатным» стилем. Стилем уличного куплета вроде савояровских». Но он упустил «хлыстовский» стиль в произведении Блока. Для того чтобы его обнаружить особых усилий и не надо. Достаточно сравнить, скажем «хлыстовский» текст с блоковским.

Например:

Послушайте, любезные,

Вы господняго ученья,

Господняго ученья –

Сына божьяго мученья.

Его мучили везде,

Распинали на кресте

Пречистыя его мощи.

Распинали его дважды.

Его били до руды.

Не жалел свои труды,

Подал просьбу он туды,

Во седьмыя небеса…

Проглаголал Иисус

Из своих пречистых уст:

«Подите верны в собор,

Возьмите меня с собой…»

(О страданиях «христа» Ивана Суслова. Песни русских сектантов-мистиков. – СПб., 1912. – С.8. – Песнь №7.)

И:

.… И идут без имени святого

Все двенадцать – вдаль.

Ко всему готовы,

Ничего не жаль…

Их винтовочки стальные

На незримого врага…

В переулочки глухие,

Где одна пылит пурга…

Да в сугробы пуховые –

Не утянешь сапога…

(А. А. Блок. Двенадцать).

Шкловский просто подзабыл, как иронию понимал сам Блок: «

Самые живые, самые чуткие дети нашего века поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь – сродни душевным недугам и может быть названа «иронией». Ее проявления – приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, кончается – буйством и кощунством.

Я знаю людей, которые готовы задохнуться от смеха, сообщая, что умирает их мать, что они погибают с голоду, что изменила невеста. Человек хохочет – и не знаешь, выпьет он сейчас, расставшись со мною, уксусной эссенции, увижу ли его еще раз?..

Пьян иронией, смехом, как водкой; так же все обезличено, все «обесчещено», все – все равно.

Какая же жизнь, какое творчество, какое дело может возникнуть среди людей, больных «иронией», древней болезнью, все более и более заразительной? Сам того не ведая, человек заражается ею; это – как укус упыря; человек сам становится кровопийцей, у него пухнут и наливаются кровью губы, белеет лицо, отрастают клыки».

Сочленение «хлыстовского» и «блатного» стилей в поэме не случайно. «Двенадцать» – отражение карнавала революции. И в патруле бредут без цели (ее то Блок и не обозначил) отнюдь не рабочие и крестьяне. Идут люмпены. Бывшие солдаты запасных полков, примкнувшие к революции дабы не отправиться на фронт, уголовники, вероятно студенты, то есть привычное «мясо революции». Они, как и «хлысты» противники старой власти. Они, как и «хлысты» готовы все разрушать ради «идеи». Они, как и хлысты носят карнавальные маски-имена апостолов. «Хлыстовское» радение выплеснулось на улицу. Кажется, что хоть Катьку и застрелил неудачливый любовник, но за этим преступлением скрывается нечто большее. Катька не зря «керенки» на нового хахаля тратила – замуж захотелось. А если бы только блудила, то и не пристрелили бы «хлысты». И не жаль погибшую душу:

– Что, товарищ, ты не весел?

– Что, дружок, оторопел?

– Что, Петруха, нос повесил,

Или Катьку пожалел?

– Ох, товарищи, родные,

Эту девку я любил…

Ночки черные, хмельные

С этой девкой проводил…

– Из-за удали бедовой

В огневых ее очах,

Из-за родинки пунцовой

Возле правого плеча,

Загубил я, бестолковый,

Загубил я сгоряча… ах!

– Ишь, стервец, завел шарманку,

Что ты, Петька, баба что ль?

– Верно, душу наизнанку

Вздумал вывернуть? Изволь!

– Поддержи свою осанку!

– Над собой держи контроль!

– Не такое нынче время,

Чтобы няньчиться с тобой!

Потяжеле будет бремя

Нам, товарищ дорогой!

И Петруха замедляет

Торопливые шаги…

Он головку вскидавает,

Он опять повеселел…

Конечно, 12 друзей Блока – не «хлысты» в прямом смысле, здесь есть только духовное родство. А призрачный Христос во главе отряда – это «христос» «хлыстовщины». И поэма Блоком завершена вполне закономерно:

В белом венчике из роз –

Впереди – Исус Христос.

Вот «венчик из роз» нас отсылает к пьесе А. А. Блока «Роза и крест» 91911-1913), где прототипом одного из героев послужил трубадур и рыцарь Бертран де Борн. Известно, что Блок работал над исторической канвой вполне серьезно. И поэт знал, что исторический феодал де Борн сочувствовал альбигойцам – духовным «родственникам» хлыстов. И ему же принадлежали стихи, переполненные пафосом разрушения:

Люблю я видеть, как народ,

Отрядом воинским гоним,

Бежит, спасая скарб и скот,

А войско следует за ним,

И радуясь душою,

Смотрю, как замок осажден,

Как приступом берется он…

И еще:

Любо видеть мне народ

Голодающим, раздетым,

Страждущим, не обогретым!

Пусть мне милая солжёт,

Ежели солгал я в этом!

Как там у Блока в «Двенадцати»?

Эх, Эх!

Позабавиться не грех!

Запирайте етажи,

Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба –

Гуляет нынче голытьба!

Рассказывают, что перед смертью Александр Александрович Блок мотался в бреду и требовал уничтожить все экземпляры «Двенадцати». Он понял, что совершил – прославил погром «хлыстовской» революции и очаровал им неокрепшие слепые сердца даже среди будущих поколений людей. И скорее то был не бред, а прозрение…

Господи, помилуй раба грешного Александра!

Александр Гончаров

Историк, кандидат филологических наук, православный журналист, корреспондент ИМЦ "Православное Осколье"