КАТАСТРОФА СМУТЫ (из истории казачества). Валерий Шамбаров

Россия оставалась могущественной державой. Рос ее авторитет на международной арене, была учреждена Московская Патриархия. Но в нашей стране накапливались свои проблемы. В 1591 г. в Угличе был при загадочных обстоятельствах убит младший сын Ивана Грозного царевич Дмитрий. Пошли слухи, что это дело Годунова. Хотя могло быть и так, что подозрения специально наводили на него - если уже в то время замышлялась операция с самозванцем.

А Годунов взялся за реформы по европейским образцам. Закрепостил крестьян, право их ухода от помещика на Юрьев день было отменено. Мало того, был принят закон, что любой человек, прослуживший по найму полгода, становился вместе с семьей пожизненным и потомственным холопом хозяина. Это вызвало массу злоупотреблений — богатые и власть имущие обманом и силой захватывали людей в холопство. По примеру Речи Посполитой Годунов решил взять казаков под контроль. В 1593 г. направил на Дон дворянина Петра Хрущева, чтобы управлять ими. Но круг возмутился и выгнал его. Правительство прислало гневную грамоту. За самовольные походы на Крым угрожало опалами, казнями, обещало послать войска и согнать казаков с Дона, причем действовать против них вместе с турками. Донцов, находившихся в это время на царской службе, арестовали. Годунов запретил казакам появляться в русских городах, где у многих были семьи. Воеводам предписывалось сажать их в тюрьму. Некоторых атаманов Борис перекупил. Некий Болдырь с отрядом совершил несколько рейдов на Медведицу, разоряя городки. Казаки ответили, погромили и сожгли Воронеж. В общем, поссорились.

А в 1598 г. умер Федор Иоаннович, и прямых наследников у него не оказалось. Земский Собор избрал на царство Годунова. Но он чувствовал себя на троне непрочно. По клеветническим обвинениям Борис расправлялся с теми, кого считал соперниками. Боярина Федора Романова постригли в монахи под именем Филарета, его родных сослали. Пострадали и другие знатные роды – Нагие, Черкасские, Сицкие, Шестовы, Репнины, Карповы, Шуйские, Мстиславские, Воротынские… Налоги по сравнению с временами Ивана Грозного Годунов взвинтил в 20 раз. Не доверяя знати, ставил на важные посты своих родственников и клевретов. Они безоглядно хищничали. Добавилась засуха, несколько голодных лет. Множество людей вымирало, разбредалось в поисках хлеба. А когда голод миновал, крепостных и холопов стали разыскивать. Они скрывались. Возле самой Москвы свирепствовали банды разбойников. Их отлавливали, казнили. Но на юге раскинулось приграничье – крепости, засечные черты. Здесь жили трудно, с оружием в руках. Людей всегда не хватало, и воеводы принимали всех. Сюда стекались и голодающие, и беглые, и разбойники. Юг превратился в настоящую пороховую бочку…

И в нее вбросили «спичку» - Лжедмитрия. Кем он был на самом деле – неизвестно. Немоевский, Олеарий и Костомаров приводят убедительные доводы, что он все-таки не был расстригой Гришкой Отрепьевым. Москвичи заметили, что крестился он и прикладывался к иконам не совсем так, как было принято на Руси. Вроде, правильно, но в каких-то мелочах движения отличались. А это впитывалось с молоком матери, отвыкнуть за три года бывший монах не мог [70]. Его привычки отличались от русских, а речи выдают следы польского воспитания. Но и его знакомства показывают, что он был фигурой совсем не случайной. Ключевые фигуры в его окружении так или иначе были связаны с иезуитами. В 1606 г., уже после гибели Лжедмитрия, папа Павел V сетовал, что «надежда приведения великого княжества Московского к святому престолу исчезла». Да и на польском Сейме в 1611 г. прозвучали выводы: «Источник этого дела, из которого потекли последующие ручьи, по правде, заключается в тайных умышлениях, старательно скрываемых, и не следует делать известным того, что может на будущее время предостеречь неприятеля» [70, 131]. То есть, паны кое-что знали.

Идея в общем-то лежала на поверхности. В Молдавии уже сколько раз сажали на престол самозванцев. Покровитель Лжедмитрия Юрий Мнишек и раньше участвовал в тайных операциях иезуитов. Почему-то был настолько уверен в успехе, что сосватал «царевичу» собственную дочь (за что ему были обещаны Новгород и Псков). В Варшаве самозванца опекали иезуиты. Он принял католицизм,, подписал обязательства привести Русскую церковь к унии, а полякам отдать приграничные области со Смоленском. В 1604 г. Самозванец выступил на Русь – и сопровождала его группа иезуитов, маскировавшихся под под русских священников. То есть, они прекрасно выучили русский язык, православное богослужение, отрастили длинные бороды. Одно лишь это говорит, что операция готовилась задолго.

Предприятие сперва выглядело несерьезным, войско составляло 3 тыс. шляхты, присоединились 2 тыс. запорожцев. Для них-то дело выглядело справедливым, помнили, как служили Ивану Грозному, а тут – его сын. Хотя возглавил их польский аристократ Александр Зборовский. Сын агента Батория Самуила Зборовского – и он тоже был близок к иезуитам. А психологический расчет оказался точным. Едва перешли границу, юг России взорвался. На сторону самозванца стали переходить города – Моравск, Чернигов, Путивль, Кромы, Рыльск, Севск, Белгород, Курск. Народ был сбит с толку, видел в Лжедмитрии сына Грозного, продолжателя его политики. Правда, царские войска раз за разом били Самозванца, и поляки укатились прочь. Но на подмогу пришли донские казаки и, как сообщают историки, 12 тыс. «конных запорожцев» [70].

Здесь стоит внести уточнение. В описаниях Смуты почему-то принято относить всех русских казаков к донским, а украинских – к запорожцам. На самом деле, к Лжедмитрию присоединялись и служилые казаки, и вооружившиеся крестьяне тоже именовали себя «казаками» [35]. А Сечь, даже вместе с женатыми казаками выставляла максимум 6 тыс. воинов. Из них конных 1,5 – 2 тыс. Но к Лжедмитрию хлынули «охочекомонные» - простые поселяне, на Украине многие держали оружие. Возбудились возможностью получить награды, набрать добычу. А судя по количеству, наверняка были и агитаторы из польской администрации. Да только воинские качества у них оказались сомнительные. В январе 1605 г. в битве у Добрыничей эта масса «конных запорожцев» при первом натиске царских войск кинулась наутек, ее оставалось только гнать и рубить. Но донские казаки помогли Лжедмитрию крепко. Атаман Карела с 4 тыс. ополченцев, из них всего 600 донцов, в крошечной крепости Кромы связал всю царскую армию и несколько месяцев выдерживал осаду.

Однако успехи Самозванца определились тем, что вся страна ненавидела Годуновых. Ратники не стремились геройствовать и погибать ради них. А 15 апреля 1605 г. Борис умер, оставив престол сыну Федору. Тут же среди войска и бояр возникли заговоры. Армия перешла на сторону Лжедмитрия, Федора свергли и убили. Самозванец воцарился в Москве. Он обласкал казаков, допускал атаманов к руке прежде бояр, сажал рядом с собой за столом. Реабилитировал всех пострадавших при Годуновых. В частности, вернул из ссылок Филарета Романова с женой, тоже насильно постриженной, и сыном Михаилом. Филарет по идее должен был приходиться “царю Дмитрию” дядей – и «племянник» поставил его митрополитом Ростовским.

Но торжество Самозванца было коротким. Он стал перестраивать государство на польский манер, ввел польские моды, ударился в разгул. Окружил себя поляками и проходимцами, за полгода растранжирил из казны 7,5 млн. руб. (при доходной части годового бюджета 1,5 млн). Приказал описать богатства и владений монастырей, намереваясь конфисковать их. В угоду римскому папе и Польше затевал войну с турками и шведами. А бояре вовсе не для того свергали Годуновых, чтобы посадить себе на шею безродного вора.

Подходящий момент выдался в мае 1606 г. На свадьбу Самозванца и Марины Мнишек понаехало множество поляков. Вели себя нагло, как в покоренной стране. Один из них, Стадницкий, вспоминал: “Московитам сильно надоело распутство поляков, которые стали обращаться с ними, как со своими подданными, нападали на них, ссорились с ними, оскорбляли, били, напившись допьяна, насиловали замужних женщин и девушек”. Когда Василий Шуйский поднял народ, москвичи откликнулись очень охотно. Часть чужеземцев перебили, других взяли под стражу. Пришел конец и Лжедмитрию. Тело сожгли, зарядили в пушку и пальнули на запад – откуда пришел. Царем стал Василий Шуйский. Был низложен и Патриарх, грек Игнатий, поставленный Лжедмитрием. Его место занял Казанский митрополит Гермоген. Он был из донских казаков, зарекомндовал себя строгим ревнителем веры, не боялся даже обличать Самозванца, когда тот сидел на троне.

И все же диверсия с Лжедмитрием достигла цели. Ведь он успел проявить себя только в столице. Военных и казаков Самозванец щедро награждал при вступлении на престол, надавал народу самых радужных обещаний. По стране заговорили, что бояре убили «доброго царя». Эти настроения использовали проходимцы. Князь Шаховской и Молчанов украли печать “Дмитрия”, начали от его имени рассылать воззвания, будто он не погиб, а спасся. А в Польше появился Иван Болотников. Он был военным холопом князя Телятевского (служил в его персональной дружине). Сбежал в степь к казакам, попал в плен к татарам. Был продан в рабство, греб на турецкой галере. Ее захватил немецкий корабль, Болотникова и других невольников освободили, доставили в Венецию. По дороге на родину он познакомился с запорожцами, воевавшими в Молдавии, и заехал в Самбор, замок Мнишеков. А здесь нашел пристанище подручный Лжедмитрия Молчанов, сбежавший из России. Болотникову он представился как «спасшийся царь», назначил своим «воеводой» и выдал грамоту, поручив бороться против изменников-бояр.

Полыхнуло восстание – к Болотникову присоединялись крестьяне, казаки, дворяне. Стали появляться и другие самозванцы. В мешанине Смуты про нижнетерских казаков все забыли, они не получали ни службы ни жалованья. На кругу стали решать, что делать, и атаман Федор Нагиба выдвинул идею – дескать, донцы поддержали “своего” царя и получили награды, так чего же нам не придумать собственного? “Царевичем Петром” стал Илейка из Мурома. Он был “кормовым казаком” (матросом) на Волге, нанялся сходить вместо стрельца в поход в Дагестан [131]. Отличился, и здешние казаки приняли его в свою общину. Из них он единственный бывал в Москве, поэтому его определили «царевичем». 4 тыс. нижнетерских казаков выступили на Волгу. Некоторые города признавали “Петра”, другие подверглись грабежам.

Ну а Болотников повел борьбу с «боярской изменой» по своему разумению. Его воинство громило усадьбы, истребляло помещиков. Из-за этих безобразий дворяне отделились от него, перешли на сторону Шуйского. Покинули его и донцы. Он заключил союз с «царевичем Петром», который привел терцев и волжских “воров”. Но повстанцев разгромили, осадили в Туле, затопили город, запрудив реку. Они сдались на условиях сохранения жизни. Но Шуйский обманул. Болотникова, атамана Нагибу, «царевича Петра» и многих пленных казнили.

А между тем уже поднималась третья волна Смуты! По Речи Посполитой распространялись слухи о богатствах Руси. Группа панов смекнула – если нового самозванца нет, его нужно создать. На эту роль наметили еврея Богданко, учителя из Шклова. Он отказывался, пробовал удрать. Поймали и пригрозили повесить. Пришлось согласиться. Его привезли в российский город Стародуб, а там находился атаман Иван Заруцкий. Он был мещанином из Тернополя. Угодил в татарский плен, бежал на Дон, выдвинулся храбростью и умом, женился на казачке. Заруцкий отлично знал первого Самозванца. Но предпочел принародно «узнать» второго, за это стал приближенным «царя», был пожалован в «бояре».

Под знаменами “Дмитрия” собрались отряды польской шляхты, которую возглавил князь Роман Ружинский. Зборовский снова привел запорожцев, Заруцкий – донских казаков. Стекались и повстанцы Бололникова, но ядро составили профессионалы. Одерживали победы, в 1608 г. подступили к Москве. Взять ее не смогли, но остановились в Тушине, обложили город. У Лжедмитрия II дело выглядело куда более солидно, чем у Болотникова. К нему стали перебегать представители знати. «Царь» жаловал их поместьями, чинами, при нем возникла “боярская дума” во главе с Михаилом Салтыковым и Дмитрием Трубецким. Когда из Ростова привезли пленного Филарета Романова, самозванец сделал его своим “патриархом”. «Царю Дмитрию» стали присягать города, покорилась большая часть России.

Хотя на самом деле вес Лжедмитрия II был нулевым. В Тушине заправляли поляки, самозванца они называли «цариком», заставили подписать «тайный договор» - им заранее уступали все сокровища из московского Кремля. Атаман Заруцкий прекрасно ладил с панами. Став “боярином”, жену-казачку упек в монастырь (не “по чину”!) Сына протолкнул в “придворные”. Рядом с «вором», откуда ни возьмись, очутилась та же группа иезуитов, которая сопровождала его предшественника. Они заключили с Лжедмитрием соглашение о введении на Руси унии. Часть вражеского воинства под командованием Сапеги и Лисовского осадила Троице-Сергиев монастырь.

А Василий Шуйский совершал ошибку за ошибкой. Опасаясь войны с Сигизмундом, он отпустил всех пленных поляков, в том числе Марину Мнишек – и она очутилась в Тушине, разыграла комедию «встречи с мужем» (иезуиты ее уверили, что «для блага церкви» все дозволено, тайно обвенчали с Лжедмитрием II). Кроме того Шуйский обратился за помощью в Крым. Татары явились, но воевать не стали, разорили окрестности Рязани, Серпухова, Коломны и ушли, угоняя полон. Царь заключил союз и со Швецией. За помощь уступил ей Карелу с уездом, платил огромные деньги. Но и шведы обманули, своих кадровых войск не дали. Навербовали по Европе наемников из всякой швали и привезли на Русь. После первых серьезных боев эта публика взбунтовалась и ушла прочь.

Но обстановка быстро менялась. В города, присягнувшие Самозванцу, приезжали поляки собирать “жалованье” и снабжение. Грабили, издевались, оскверняли церкви и монастыри. А панские слуги, казаки и прочая вольница тоже хотела добычи. Составляла собственные банды. Атаман «черкас» Наливайко (к предводителю восстания Северину Наливайко он не имел никакого отношения) бесчинствовал под Владимиром. Сам Лжедмитрий жаловался Сапеге, что он «побил до смерти своими руками дворян и детей боярских и всяких людей, мужиков и жонок». После таких безобразий русские города стали отпадать от «вора». На них посылали карателей, жгли, резали…

Ну а Сигизмунд III рассудил, что теперь-то развалившуюся Россию будет легко завоевать. Придворный идеолог Пальчевский выпустил труд о том, что она должна стать “польским Новым Светом”: русских “еретиков” надо перекрестить и так же обратить в рабов, как испанцы индейцев. В 1609 г. в нашу страну вторглись уже не отряды самовольных панов и шляхты, а королевская армия, осадила Смоленск. При этом король решил восстановить реестровое «Запорожское Войско». Некий Олевченко, назначенный гетманом, вербовал на войну казаков и всех желающих. Их оказалось много. Ведь из России возвращались счастливчики, привозили множество ценных вещей, пригоняли скот, пленных. Олевченко привел под Смоленск 10 тыс. (по другим источникам аж 30 тыс.) «запорожцев». Из Тушино к королю пришли банды Наливайко и Ширяя – они даже с Лжедмитрием поссорились из-за своих зверств в лояльных к Самозванцу районах. Но «запорожцы» Олевченко, Наливайко и Ширяя были таким сбродом, что их даже в осаде использовать не стали, направили на «сбор пропитания» - то есть на грабежи.

Но силы у России еще были. Смоленск отчаянно оборонялся. А племянник Царя, Михаил Скопин-Шуйский сформировал по северным городам новую армию. Одержал несколько блестящих побед, заставил врагов отступить от Троице-Сергиева монастыря. В Тушинском лагере это вызвало разлад. Вмешался и Сигизмунд, звал “рыцарство” в королевскую армию. С Лжедмитрием никто уже не считался. Он испугался, что паны запросто им пожертвуют, и сбежал в Калугу – объявил поляков изменниками и требовал истреблять их. Большинство казаков из числа тушинцев двинулись за «царем» в Калугу. Поляки напали на них, перебили до 2 тыс. человек. В ответ атаман Дмитрий Беззубцев истребил польский гарнизон в Серпухове. Но к Москве приближалась армия Скопина-Шуйского, и тушинцы окончательно развалились – одни потекли к Царю, другие к королю, третьи к Лжедмитрию.

Освободив столицу от осады, Скопин-Шуйский намеревался выступить под Смоленск. Но молодого полководца чествовали, приглашали на пиры, и он был отравлен. В злодеянии подозревали царского брата Дмитрия Шуйского. Государь был бездетным, и Дмитрий откровенно косился на престол, а популярный племянник стал для него соперником. После его смерти командование армией досталось Дмитрию Шуйскому, и поход он позорно провалил, у деревни Клушино небольшое польское войско гетмана Жолкевского с казаками Зборовского и Заруцкого наголову разгромило его, воевода побежал первым.

Гибель Скопина и позорное поражение переполнило чашу недовольства правлением Шуйских. Москвичи и военные, собравшиеся в городе, взбунтовались и низложили Царя Василия. Но в это время к столице подошло два войска. С юга – Лжедмитрий II, с запада – Жолкевский. Временному правительству, «Семибоярщине», приходилось выбирать. О Лжедмитрии в Москве хорошо знали, что он обманщик, ведь здешние жители воочию видели первого Самозванца, знали, что он мертв. Выбрали переговоры с Жолкевским. Бояре созвали Земский Собор и выработали компромиссный вариант, чтобы замириться с поляками. Пригласили на престол сына Сигизмунда, Владислава. Но с условиями – чтобы он принял православие, не менял законов, не раздавал русских земель и сохранял в неприкосновенности русскую веру.

Жолкевский отлично знал, что король такие условия ни за что не примет. Сигизмунд уже прислал ему инструкции – обращаться с русскими как с побежденными и требовать, чтобы Россия подчинилась ему по праву завоевания. Но Жолкевский понимал и другое – на это не согласятся русские. Он солгал. Заверил, что принято наилучшее решение. Подписали договор, принесли присягу Владиславу. Но в состав посольства к королю Жолкевский специально подобрал патриотических лидеров, которые могли ему помешать – Филарета Романова, Василия Голицина. А когда они уехали, договорился с соглашательской частью бояр, чтобы впустили польский гарнизон в Кремль. Столица очутилась во власти захватчиков. Патриарх Гермогена протестовал, но его оклеветали в связях с Лжедмитрием и взяли под стражу. А русское посольство, прибывшее в осадный лагерь под Смоленском, угодило в ловушку. Договор, подписанный Жолкевским, король и сенаторы не признали. Требовали, чтобы послы присягали не Владиславу, а Сигизмунду, чтобы приказали сдаться Смоленску. Несмотря на давление и угрозы, Голицын и Филарет твердо отказались. Тогда поляки просто перебили делегатов посольства от низших сословий, а знатных объявили пленными.

Из книги В.Е. ШАМБАРОВА "КАЗАЧЕСТВО. Путь воинов Христовых".