Опустевший остров. Воспоминания Веры Чистяковой о старце Николае Гурьянове. (Часть вторая).

Публикуем вторую часть воспоминаний Веры Николаевны Чистяковой о протоиерее Николае Гурьянове. Бывая на острове Талабске в последние годы жизни отца Николая, Вера Николаевна вела дневниковые записи. Мы очень благодарны ей за то, что она решила поделиться с нами страницами этого дневника, дополненными сегодня.

Первая часть воспоминаний – «Бог простит! Господь поможет!».

Первое чудо

Завершая воспоминания о поездках к отцу Николаю на остров, хочу снова вернуться к тем дням и подробнее написать, о чём ещё не сказала.

…Получив от батюшки ответ на мой вопрос (уезжать ли мне из Питера), я отошла в сторонку, поджидая сестру. Вскоре она подошла, и мы отправились искать ночлег на одну ночь. Отошли мы совсем недалеко от домика отца Николая, и сестра подвела меня к дому знакомой ей старушки, постучала в калитку. Они стали беседовать, старушка говорила, что мест нет, сестра просилась хоть на чердак… А я практически не вслушивалась в их беседу, смотрела вдоль улицы. Улица была широкая, вся поросшая травой, посередине была протоптана дорожка. В конце улицы возвышался храм, за ним – озеро. Перед храмом пролегала другая, поперечная нашей, улица. И на скрещении их была видна колонка, возле неё молодая женщина набирала воду в вёдра. Я залюбовалась живописной сельской картинкой. Женщина хотела было уйти, посмотрела в нашу сторону, поставила полные вёдра на землю и направилась к нам. Подойдя, спросила: «Вы ищете ночлег?» – «Да, да», – быстро отозвалась я. Сестра толкнула меня в бок. Женщина заметила этот жест и хотела уйти. Я почему-то очень настойчиво сказала: «Нет, нет, мы с удовольствием пойдём к Вам!». Взяв сумку, пошла за ней. Сестре ничего не оставалось, как последовать за нами. Когда женщина отошла за вёдрами, сестра недовольно сказала, что почти уломала старушку пустить нас на чердак, это бесплатно, а здесь придётся платить… Но я не слушала её ворчанье и почему-то радостно пошла за Наташей… Да, это была она… моя любимая будущая хозяйка.

Позже мы с ней удивлялись этой ситуации: она сама никогда не приглашала паломников, это они просятся на ночлег, и часто приходилось отказывать из-за отсутствия места. И в этот раз у них всё было занято, и чтобы пустить нас, им с мужем Колей пришлось уступить нам свою кровать, а самим лечь на кухне, на полу… она и позже часто удивлялась, что заставило её подойти к нам.

А я, в свою очередь, тоже удивлялась своему поступку: в наших отношениях с сестрой была определённая субординация – в поездках я её всегда слушалась, она была и старше, и опытнее. Да и характер был властный, спорить бесполезно. Её уже нет на этом свете, я всегда её с благодарностью вспоминаю, потому что она сказала мне о батюшке Николае и свозила к нему. И, конечно же, всегда вспоминаю её в молитвах…

Вошли в дом, немного придя в себя, осмотревшись, присели к столу на кухне – перекусить, выпить чаю. Сестра уже успела переговорить с паломниками, сообщила, что все ушли за рыбой, что в этом доме остановился врач-остеопат: по благословению батюшки лечит людей по два-три часа в день. Сестра успела попроситься к нему на приём, но он в этот день приём уже закончил и готовился к Причастию. Рассказав все новости, она ушла пройтись по острову.

Я осталась в доме одна, сидела, осмысливая массу впечатлений от этого первого дня на острове. Потом подумала про остеопата… Дело в том, что у меня уже почти тридцать лет болела поясница – после травмы, полученной при неудачном спуске с горы на санках. Работала я конструктором и стоять за кульманом больше, чем час-полтора, не могла. Ставила высокий табурет и чертила, сидя на нём. В церкви на службе тоже могла простоять не больше, а потом искала скамейку, где можно присесть. К врачам обращаться не хотела… а тут врач, да ещё верующий, да ещё принимает по благословению отца Николая. Так я сидела и размышляла… и вдруг открылась дверь и через кухню, поздоровавшись, прошёл мужчина. Как я поняла, это и был тот самый врач-остеопат. Я обратилась к нему со своей просьбой, сказав при этом, что завтра уезжаю. Он выслушал меня, задумался и… ушёл в свою комнату. Через некоторое время дверь снова открылась, и он пригласил меня в «кабинет». Процедура была долгой и очень болезненной. Закончив, он похвалил меня за выдержку и терпение, благодаря чему он сделал работу, которую обычно делает за четыре-пять сеансов. Предложенные деньги взять отказался, а поскольку я очень настаивала, посоветовал положить их в церковную кружку.

В этот вечер на всенощной я стояла в храме. Часа через полтора по привычке я стала оглядываться в поисках места, где можно присесть. Храм был переполнен, у входа, на полу, на окнах и скамейках лежали сумки, рюкзаки, пакеты. Кое-где на скамейках сидели. Но в основном народ стоял… и как стоял, и как молился! Я такого ни в одном храме не видела… да и понятно: люди приезжали со всей страны, приезжали с очень серьёзными проблемами. Осмотревшись, места не нашла. Но вдруг я поняла, что оно мне и не нужно. Спаси, Господи, и помилуй целителя Геннадия! Я врача Геннадия Петровича записала в помянник и с благодарностью молю Бога о нём.

Совершенно ясно, что всё получилось по молитвам отца Николая. Когда я стояла и задавала свой вопрос, батюшка всё видел и знал. Это было первое чудо, которое совершилось со мной по молитвам батюшки. С тех пор прошло двадцать восемь лет, а я до сих пор всю литургию молюсь стоя. Вот только с земными поклонами стало сложно, но это уже – возрастное. Слава Богу за всё!

После всенощной паломники, поужинав, кому что Бог послал, разошлись по своим углам, и вскоре весь дом спал. Мне от переизбытка впечатлений не спалось. Решила пойти на воздух. На крылечке сидели сосед Кирилл, Геннадий Петрович и хозяева. Присоединилась к ним и я. Проговорили почти до пяти часов утра. Пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись. С хозяевами я договорилась, что приеду к ним отдохнуть. К тому времени я очень устала, физически и духовно, и нуждалась в отдыхе. Мы как-то сразу необъяснимо полюбили друг друга. Они звали приезжать, сказали, что тоже хотят отдохнуть. Им хотелось тишины и покоя в доме, и мы решили, что пару недель поживём втроём.

Утром рано мы с сестрой шли на пристань. Оглянувшись на храм, я увидела отца Николая и, поставив на землю сумку, побежала испросить благословения на дорогу. «Бог простит», – сказал батюшка.

Неожиданная гостья

Протоиерей Николай Гурьянов

И вот я снова на острове! Сразу же отправилась к отцу Николаю испросить благословения пожить на острове. Тогда я ещё не знала, что это следовало сделать, когда я принимала это решение. Батюшка смотрел на меня добрым, внимательным взглядом. Благословил. Потом, зная всё, спросил, есть ли где остановиться. «Да, да – у Коли и Наташи Хохловых…

К моему приезду хозяева оклеили обоями комнату, где мне предстояло пожить в этом отпуске. Обоев, правда, не хватило, что мы всё восприняли с юмором. У Наташеньки всегда было изумительно чисто и уютно в доме. И сейчас перед глазами – чистые дорожки на полу, тепло, в печи трещат дрова, на печи огромная сковорода с рыбой, которую они очень вкусно готовили. На кухне кот, сидя на дорожке, долго и старательно умывается, а из окна моей комнатки виден берег озера… и бесконечное пространство воды. Шумит дождик, а я сижу в кресле: смотрю то в книгу, то за окно. Хорошо…

В этой поездке на меня произвёл особенное впечатление один эпизод. Вечер… За окном разбушевалась непогода. Весь день лил дождь, а к вечеру усилился ветер. Озеро штормило. На улице промозгло, сыро. Я в своей комнатке уютно устроилась в любимом кресле, читаю.

Вдруг в дверь постучала хозяюшка. Они с Колей очень деликатно вели себя. Наташа вошла смущённая: «Вера Николаевна, там женщина просится на ночлег, её нигде не пускают, всё занято, а мы с Вами договорились никого не пускать. Я сказала ей, что пойду спрошу у Вас…» – «Конечно, конечно, Наташенька, о чём ты говоришь, ты же здесь хозяйка». Я обращалась к ней на «ты», она по возрасту в дочери мне годилась.

Она, радостная, ушла звать эту женщину, а я испытала целую гамму чувств. Восхищение Наташенькой – её деликатностью и смирением по отношению ко мне, её милосердием по отношению к незнакомому человеку. В то же время отметила в себе чувство недовольства, что нарушается мой покой, ведь эту женщину поселят ко мне в комнату, да ещё не знаю, надолго ли, а у меня и так считаные дни… Пока я размышляла, Наташа уже вводила неожиданную гостью, указала ей на топчан за печкой, показала, где развесить мокрую одежду для сушки, радостно сообщила, что как раз сегодня топили баню, и ещё есть горячая вода. Ушла подготовить всё в баньке, а мы с женщиной посмотрели друг на друга. Она блаженно отогревалась у печки и сказала мне: «Большое Вам спасибо, что Вы согласились пустить меня, я Вам так благодарна». Сильнейший стыд охватил меня при этих словах. Пришла Наташа, увела её в баню, потом накормила и напоила чаем. Вскоре эта женщина уже спала.

Перед сном мы немного поговорили. Она, разомлевшая от тепла и уюта, ещё раз поблагодарила меня, а я отвечала, что это я должна благодарить её, потому что она показала мне всю дрянь, которая поднялась со дна моей души, но что я хоть и с усилием, приневоливая себя, но всё-таки постаралась исполнить заповедь о странноприимстве.

Вся эта ситуация была мне в покаяние, и я уже любила эту женщину. Вспоминая сейчас тот вечер, я чётко осознаю, что тогда, в самом начале моего обращения к Богу, я, как настоящая эгоистка, не могла испытать такого сильного духовного ви́дения себя. Это тоже было по молитвам отца Николая. Женщина была из Риги и уезжала утром, ранней «Зарёй»¹. Наташа уже была на работе: пекла хлеб в пекарне. Паломница просила передать ей благодарность и оставила на столе приличную сумму денег, что было совсем не лишне для моих хозяев. Сами они не умели просить денег, торговаться и частенько бывали в убытке. Паломники тоже бывают разные.

Хозяева мои искренне любили меня, относились с большим уважением. Они внешне были очень простые люди, но насколько же мне было недосягаемо далеко до них. Щедрые, трудолюбивые, заботливые… Такими и остались в моей памяти.

Наутро, как всегда, отправилась на прогулку по острову. Зашла во дворик отца Николая, благословилась, помазалась, немного постояла и пошла дальше. Возвращаюсь обратно – у батюшки во дворе народу мало, а он увидел меня и машет рукой: «Иди, помажу». – «Батюшка, я уже помазывалась… а можно?!» – «Можно, можно…» Вот и опять – вместо того, чтобы смиренно подойти, я с вопросами и пояснениями. Но тут скорее мною двигало желание, чтобы было всё правильно, как принято в Церкви.

В этот приезд батюшка помазывал меня иногда и по пять раз в день. Только вернувшись домой и попав в очень серьёзную стрессовую ситуацию, в которой я просто могла не выжить, поняла, что справилась только благодаря батюшкиному укреплению и его молитвам.

Бестолковая паломница

Я немного переживаю: не выглядят ли мои воспоминания так, будто отец Николай относился ко мне как-то особо… Уверяю вас, что – нет! Во-первых, батюшка любил всех. Паломники даже шутили: «Батюшка Николай любит всех, но каждого – особенно». А во-вторых, в те годы, не так уж часто появляясь на острове, я искренне считала, что батюшка меня забыл, и каждый раз, отправляясь в поездку, надевала один и тот же платочек с ярким рисунком, наивно предполагая, что отец Николай может меня по нему узнать. Я не была уверена, что он помнит моё имя и, чтобы передавать ему поклон, когда была такая возможность, составила «пароль» – «от Веры со чадами из Санкт-Петербурга». Я мало бывала у домика батюшки: подходила под благословение, он меня помазывал, и я отправлялась гулять. Одним словом, была бестолковой паломницей. Меня поражает, что я, имея тогда множество житейских проблем, практически не задавала ему вопросов. Но именно сейчас я поняла, что батюшка сам всё знал, и в вопросах нужды не было.

Полынь

Однажды с очередной прогулки я принесла несколько веточек полыни. Нашла место вдоль берега, где её много росло. Она была очень похожа на мимозу, пушистые шарики, крупные, золотистого цвета, я даже потёрла листочки – нет, пахнет полынью. Сказала хозяйке: «Завтра пойду наберу побольше в дорогу, отвезу домой, очень уж красивы». – «Ой, Вера Николаевна, наберите и мне побольше, у Бимки много блох, надо его помыть».

Наутро отправилась за полынью-«мимозой», набрала огромный букет. Возвращалась, как всегда, мимо дома батюшки. Он стоял на крыльце и разговаривал с молодым мужчиной. Вошла во двор, положила букет на стоящую недалеко скамейку и стала ждать, когда батюшка освободится. Мужчина пошёл к калитке, а я направилась к отцу Николаю. Вдруг он, протягивая руку в сторону скамейки, произнёс: «Ой… ой…». Я оглянулась и увидела, что букет развалился и вот-вот упадёт на землю. Я подбежала, пыталась его уложить – ничего не получалось, уж очень он был огромный. Тогда, чтобы не задерживать батюшку, взяла его в охапку и подошла. Батюшка помазал меня и спросил: «Что это у тебя?». Я добросовестно ответила: «Хочу немного взять с собой в дорогу, а Наташа попросила нарвать и для неё – выводить блох у Бимки». И вдруг меня осенило: «Батюшка, благословите этот букет, я буду раздавать своим родным и близким от Вас». Отец Николай широким жестом благословил.

Когда я приехала домой, позвонила одной духовной сестре. Её домашние сказали, что она заболела, лежит в больнице, предполагается операция. На следующий день я, взяв гостинец и одну веточку полыни, отправилась навестить её. Она взяла веточку, поцеловала и положила себе на грудь. Оказалось, что завтра будет окончательный консилиум врачей, что она очень не хочет и боится операции. Через несколько дней я узнала, что она благополучно вернулась домой – операция не понадобилась.

«На старушку-то совсем не похожа»

Я часто пишу: отец Николай всегда всё знал. В подтверждение приведу два примера. Мы с попутчиком, певчим Владимиром из нашего храма, приехав на остров, молча стояли у домика батюшки. Он ещё не выходил. Вдруг Владимир прервал молчание: «Вера Николаевна, а Вы привезли отцу Николаю гостинец? Я привёз монастырский хлеб из Александро-Невской лавры». – «Да, – отвечаю, – фрукты привезла». Помню, как, первый раз приехав на остров, привезла батюшке небольшой гостинчик: лимон, пачку чая, гроздь винограда. В те годы для меня это был значительный расход – пенсию месяцами задерживали, и всё было дорого. И я стала Володе рассказывать: «Подаю батюшке, а он взял,перекрестил и возвращает мне со словами: “Это детям твоим”. Благословил им, значит. На сердце тепло стало – детей моих благословил батюшка. Дома разделила им поровну – от отца Николая гостинец: по пол-лимона, по полпачки, ну и виноград. А сейчас с деньгами полегче – привезла хорошие фрукты. Только батюшка ничего не берёт – ни гостинцев, ни денег. Всё забирает Валентина Васильевна. А ей совсем ничего не хочется давать – у неё и так перебор…» Помолчали. Стоим ждём… Вдруг видим, из домика идёт отец Николай. Калитка была закрыта, остался за забором. Когда подошла моя очередь, батюшка помазал меня, и я протянула ему гостинец: «Это Вам, батюшка…» – не успела договорить, у батюшки сделались какие-то испуганные глаза, он замахал руками, отбежал, потом вроде опять захотел вернуться, опять замахал руками, в глазах такой ужас, как будто я ему предлагаю, как минимум, змею. Я всё поняла и со стыдом отошла. Пройдя немного вдоль забора, увидела Валентину Васильевну, подозвала её, отдала ей пакет: «Это Вам…» А я на этот пакет уже смотреть не могла.

Так батюшка мне показал, что осуждать никого и ни по какому поводу – нельзя. Пока не очень получается, но я очень стараюсь… Господи! Прости меня, грешную.

Дома у Веры Николаевны

Другой пример. Обычно, приезжая на остров, я любила уединение, читала, бродила по острову, молилась, а в тот приезд я чаще видела батюшку; слушала, смотрела на его общение с паломниками. Вечерами уже не читала, больше общалась с хозяевами. Наташа часто пекла пироги, и за чаем мы о чём только ни говорили. Дня за два до отъезда молитвенный настрой вообще прошёл. Мысленно я была уже дома – в моих проблемах, заботах; была уже как бы в дороге. Переключилась… Весь вечер почему-то всем нам троим было особенно весело. Говорили о жизни, о трудностях того времени – тогда все резко обнищали. Потом перешли на тему: надо как-то выбираться… Шутили, заговорили о бизнесе – Коля будет ловить рыбу, а я буду её продавать в Петербурге. Было много шуток и смеха, разошлись уже за́ полночь.

Наутро, как всегда, пошла к отцу Николаю. Помазывая меня, спросил: «Ну что, уже уехала?» – «Не-е-ет, батюшка, – отвечаю в недоумении. – Я завтра уезжаю». – «Ах, завтра? – протянул отец Николай, потом добавил: – Весёлая, весёлая! На старушку-то совсем не похожа». И я поняла, что это о вчерашнем вечере.

А теперь бывает – подойду к батюшкиной фотографии, вздохну: «Батюшка, а я сейчас уже похожа на старушку…».

Монах из Сербии

Ежедневно у домика отца Николая собиралось очень много разных людей. Были и приехавшие из любопытства, было много «жутковерующих»², но большинство – это были обычные люди, каких мы встречаем у себя на улицах, в транспорте, в магазинах. С виду обычные люди… обычные, но всё-таки чем-то другие. Потом поняла – чем. Лица были человеческие: какие-то светлые, радостные, приветливые, когда и скорбные, но спокойные, участливые, от чего мы уже давно отвыкли. Всех утешал, укреплял, помогал разобраться, оделял своей любовью дорогой батюшка Николай. Поистине его любви хватало на всех. Расскажу такой случай. Автобус из Пскова привёз нас в Толбу³. Собрались у причалов, а рыбацкие лодки что-то задерживаются. Прохладно, моросит осенний дождик. Люди привычно стоят, молча ждут. Вдруг выясняется, что среди нас монах из Сербии. Одет, прямо скажем, не по сезону. Показалась первая лодка, за ней вдали другие… Все сразу решили пропустить его первым. В лодке на ветру особенно холодно – стали утепляться, доставать тёплые вещи, пледы. Монаха этого заботливо укутали чуть ли не с головой: все радовались возможности проявить свою любовь к Сербии.

Подходя к домику, увидели: калитка закрыта, батюшки во дворике нет. Все стоят молча, терпеливо; вдруг появляется «келейница», громко объявляет: «Отец Николай зовёт священника из Сербии». Вот кто батюшке сообщил, что среди нас стоит священник из Сербии?! Пробыл он у отца Николая достаточно долго. Когда вышел, надо было видеть его лицо, какое-то потрясённое и отсутствующее… он ещё долго продолжал чувствовать себя рядом с батюшкой. Люди понимали, и никто не донимал его расспросами. Батюшку мы в этот день так и не дождались, и я отправилась на ночлег к моим дорогим хозяевам.

«Поезжай, поезжай…»

Бывали случаи, когда отец Николай «разворачивал» человека и благославлял сразу же покинуть остров. Я знаю лично два таких случая – об одном расскажу. Мы с подругой в Пскове стояли на остановке, ждали автобуса до Толбы. Народу было очень много, к нам подошла женщина средних лет: «Вы не до Толбы едете?» – «До Толбы». – «На остров к отцу Николаю?» – «Да…» – «Я в первый раз еду… а вы там уже были?» Получив утвердительный ответ, сказала: «Тогда я к вам пристроюсь, чтобы не заблудиться». Немного молча постояли, потом она прервала молчание: «А я завтра решила уехать, у меня уже обратный билет куплен». – «А вот это Вы поторопились, – откликнулась я. – Бывали случаи, когда батюшка сразу же прощался с людьми, даже не поговорив с ними».

Добравшись до острова, мы первым делом отправились к хозяевам отнести вещи. Женщина шла вместе с нами и попросила разрешения оставить и её сумку. Затем, по уже хорошо знакомой нам улице, отправились к домику старца. Мы потеряли из виду нашу попутчицу. Решив все наши вопросы, вернулись домой. Только вошли, а следом вернулась и она: «А знаете, Вы оказались правы, я рассказала отцу Николаю о своих проблемах и услышала: “Поезжай, поезжай… вот сейчас сразу и поезжай”». (Всю фразу, переданную ею, запомнила только до этих слов; чтобы не погрешить вымыслом, на них и остановлюсь.) Естественно, мы не расспрашивали, почему отец Николай так среагировал. Сильно расстроенная, она рассказала сама. Она сказала батюшке, что её очень огорчает поведение дочери, сказала, и чем особенно огорчает. Затем попросила у отца Николая благословения свозить дочь на «отчитку». В ответ на эту просьбу батюшка и сказал: «Поезжай, поезжай…». Прощаясь с нами, она растерянно размышляла, где ей провести эти сутки до поезда. Я посоветовала проехать в Снетогорский монастырь, там есть гостиница и трапезная. Может быть, ей повезёт, и она там заночует…

«Пока не навек»

Я не сразу осознала своеобразную манеру отца Николая отвечать на вопросы. Расскажу на примере, как я это поняла. Я плохо слышу, ещё с детства, с блокады; за годы к этому привыкла, приспособилась. Но вот с батюшкой хотелось не пропустить ни одного его слова, хотелось часами слушать его беседы с людьми. Потом поняла, что отец Николай каждому говорит именно то, что годится только ему, так что нечего и слушать то, что он говорит другим. Как-то, в очередной раз не расслышав, жалобно говорю: «Батюшка, я плохо слышу…» И вдруг батюшка так обрадовался: «Вот хорошо, вот хорошо, что плохо слышишь». Он так бурно радовался, что и я стала радоваться вместе с ним, и в голове у меня стремительно пронеслось множество моих жизненных ситуаций: что бы я натворила, если бы слышала хорошо. Преподобный Варсонофий Великий говорил, что ничего нет быстрее мысли. Конечно же, в данном случае эти мысли пришли по молитвам батюшки, сама бы я не додумалась. Батюшка мне помог…

Если бы отец Николай стал бы отвечать прямой речью на мою жалобу: «Хорошо, что плохо слышишь, а то вот с хорошим слухом да при твоей гордыне, что бы ты представляла на работе, да в общении с людьми, а уж с твоим кокетством какой простор для блудной страсти». Ну, выслушала бы как нравоучение и забыла… А задумавшись над его «радостью», поняла. А если бы не захотела понять – это был бы мой выбор.

Другой пример: просила у отца Николая благословения найти духовного отца. Не благословил… Отошла от него с мыслью: «Вот какая я умная, значит, обойдусь без руководства». Через некоторое время поняла – не обойдусь. Снова обращаюсь к батюшке с тем же вопросом. Он отвечает: «У вас в храме есть священник…». – «Батюшка, у нас их сейчас стало два!!!» – радостно перебиваю я. – «Ну, два так два», – бесстрастно ответил батюшка и повернулся к следующему паломнику. А я так и не узнала, что хотел сказать мне отец Николай.

Со слухом – ладно, здесь батюшка помог понять. Во втором случае, конечно же, надо было ловить каждое слово и слушать внимательно. А вот третий пример: стоим все во дворике, надо уходить на «Зарю». Отец Николай нас провожает. Он часто при этом читал стихи:

«А двери смерти страшно тяжки,
Уж недалёки от меня…

Вы простите, вы простите,
Род и ближний человек,
Словом добрым помяните,
Ухожу от вас (“пока не”, – добавлял он) навек».

Каждый раз было грустно слушать, когда он произносил эти строчки. И когда он говорил «ПОКА НЕ навек», все облегчённо вздыхали. А в тот раз мне было особенно грустно, и слёзы потекли по лицу. «Чего плачешь?» – обратился ко мне батюшка. – «Не знаю, батюшка, жа-а-а-алко…» Отец Николай молчал. Ну вот что опять?! Почему бы не спросить: «Батюшка, Вы такой хороший, добрый, любящий, ну почему “двери тяжки”?». Ведь если батюшка задал вопрос, значит, был готов что-то ответить. А я опять, бестолковая… Так и осталась в неизвестности, что же всё-таки происходило.

Хотя со временем ответ пришёл: «Господи, значит, Тебе так угодно! Да будет воля Твоя Святая на всё!» Что я тогда не нашлась, что ответить, может, оно и лучше.

При одном из таких прощаний мы услышали после этих строчек: «Поминайте меня… Меня зовут Николай». Ну, тут – полное недоумение! Тогда мы и не могли понять ничего. Всё прояснилось позже, когда на некоторых сайтах его стали представлять то архиепископом, то схиепископом Нектарием…

Нёс свой Крест до конца

В те года, не помню уже, в какой именно год, духовные чада батюшки из Сибири, которым не нравилось, что происходило на острове, решили «освободить» его из вынужденного, как они считали, затвора. Я не присутствовала при этом и, приехав позже, узнала об этом от других людей, да и видела некоторые последствия этого «бунта». Говорили, что отец Николай среагировал на это словами об этих «освободителях»: «У меня нет духовных чад». Очень похоже, что батюшка мог так сказать. Они действительно не должны были так делать, хотя пошли на это из самых искренних и лучших побуждений, совсем как апостол Пётр, уговаривая Господа: «Да не будет этого с Тобою» (Мф. 16: 22). Если духовный отец живёт в таких условиях, смиряется и терпит, значит, это для чего-то нужно, и им следовало быть в послушании у него. Почему ещё я считаю, что отец Николай мог сказать эти слова? Потому что видела, как Валентина Васильевна часто и как-то уверенно ругалась на паломников, произнося эти слова от лица батюшки, но в любом случае они не относились к тем, кто молча и терпеливо стоял за забором, не перечил ей, чтобы она не отказалась взять записку, и даже заискивали.

Как и этим чадам из Сибири, мне тоже было очень тяжело и грустно видеть, в каких условиях живёт отец Николай. Когда я дома смотрела видео, например, про батюшку Иоанна (Крестьянкина), видела, как он в беленьком подрясничке, сам весь беленький, ходил по монастырскому двору среди цветов и чистоты, какая бывает только в монастырях, и в келье его всё было белоснежно, похоже, накрахмалено, везде стояли цветы, я радовалась за отца Иоанна. И слёзы наворачивались на глаза, когда вспоминала, как наш батюшка в порыжелом, когда-то чёрном, заплатанном подряснике выходил на крылечко со своим «иерусалимским маслицем». Ещё в первый мой приезд во дворе были цветы, и любимые его деревья были окучены. Но постепенно во дворе становилось всё более неопрятно, запущено, к домику были прислонены какие-то тазы, рядом брошены тряпки. Келью мне не приходилось видеть, но люди рассказывали, что на одеяле был мышиный помёт. Один паломник вспоминал: сидит он у батюшки в келье, тут же и батюшкин кот Липушка. Вдруг пробежала мышка. Паломник указывает на кота и говорит: «Батюшка, чего он у Вас не пошевелился даже?». А отец Николай с улыбкой сказал: «Он знает, что убивать нельзя». Ответ батюшки не запомнила точно, но за смысл ручаюсь. Да и на некоторых видео видно: сидит батюшка на стуле, пьёт из кружки, наверное, воду, похоже, уже вечер, он же старый человек, надо бы и отдохнуть. Из его комнаты выглядывает Валентина Васильевна, что-то готовит и попутно отпускает свои реплики, а люди, их несколько, показывают свои книги, иконы, что-то говорят на излюбленную ими тему…

Слышали мы, что и митрополит Евсевий предлагал батюшке перейти на покой в монастырь, и игуменья Варвара, его духовное чадо, звала в Пюхтицы – вот уж где был бы и уход, и отношение, а он, родненький, не соглашался, нёс свой Крест до конца.

«Его нет, он в Псков уехал»

Вообще, отец Николай был очень радостный человек. Когда выходил во дворик к паломникам, нередко улыбался, любил и пошутить. Моя двоюродная сестра, благодаря которой я узнала об острове и отце Николае, рассказывала мне. Когда она первый раз приехала на остров, это было давно, о батюшке ещё не было так хорошо известно, вышла с «Зари» – не знает, куда идти… Храм виден издалека, пошла к храму. Когда подошла, увидела: стоит старец в подряснике. Спрашивает его: «Как мне найти отца Николая?». А он отвечает: «Его нет, он в Псков уехал». – «А когда приедет? Он мне очень нужен». – «Не знаю». Она смотрит на него и чувствует, что-то здесь не то… А батюшка – это, конечно, был он, улыбается и идёт в храм, а она за ним. Там, у иконы Богородицы, и побеседовали.

Расскажу о самой последней его шутке, которую слышала я. Когда в тот приезд, это был 2000-й год, подошла к калитке, народу было уже много, батюшка не выходил. Думаю: «Ну, это надолго…» – и решила сбегать в дом напротив, чуть наискосок, там жила мама моей хозяюшки Наташеньки. Забежала поздороваться, немного поговорили, и вернулась к домику батюшки. А там что-то происходило. У калитки слева и справа лежали большие камни. Я забралась на камень, что слева, и вижу: на крыльцо вышел батюшка, за ним идет Валентина Васильевна, в руках несет какие-то бумаги. Стала раздавать, а там и записки, и фотографии – видимо, батюшка их благословлял. А я спохватилась: «Боже, опять опоздала!..». А потом решила: «Вдруг успею…» – и стала искать в сумке фотографию, нашла: на ней я и четверо моих внуков.

Валентина Васильевна закончила раздавать, я подозвала её и отдала ей эту фотографию, попросила передать батюшке для благословения. Она отдала ему, батюшка долго смотрел на фотографию, я поняла – молился. Когда закончил, Валентина Васильевна протянула руку, чтобы взять её, но отец Николай сказал: «Нет, я сам отдам», – и направился ко мне. Что тут со мной произошло!!! Я, приговаривая: «Пустите, пропустите, пустите, пожалуйста», – стала пробираться по камню, цепляясь за забор, чтобы не упасть. Всё это произошло мгновенно – я пробиралась, умоляюще приговаривая эти слова, а батюшка шёл со словами: «Нет, я сам отдам… Только (тут сделал паузу) боюсь, что она мне руку откусит… Вот сейчас пишу и засмеялась, вспомнив это. А тогда люди засмеялись, и я, наверное, громче всех. А перед этим батюшка стоял очень мрачным, таким я никогда его не видела: в 1998 году его проводили на покой, он больше не служил в родном храме. И возраст, и усталость, и многое другое, чего мы никогда не узнаем… А вот увидел всех нас и порадовался, и рассмешил.

Прощание

Протоиерей Николай Гурьянов отошёл ко Господу 24 августа 2002 года. На похороны не ездила. Приехали на сороковой день… Сходили к нему на могилу, поклонились могилке его мамушки и навестили могилки моих дорогих хозяев. И побрела по острову, пройтись по улочкам, где много раз ходила, хотела также попрощаться с людьми, с которыми познакомилась за эти шесть лет. Сначала зашли в дом мамы Наташи, посидели. Попили чайку, в это время заглянула её соседка. Поздоровалась, вздохнули о батюшке. Соседка рассказала, как батюшка спас её дом от пожара: у неё загорелся сарай, ветер был очень сильный, и пламя могло перекинуться на дом. Они гасили огонь из вёдер, но при таком ветре ничего не помогало. Она побежала за батюшкой. Вспоминала при этом, что батюшка шёл не торопясь, а она всё торопила его, кричала… Отец Николай вошёл во двор, молча постоял какое-то время и, ничего не сказав, пошёл к себе. А она увидела, что ветер затих, пламя стало спокойнее, и они смогли затушить огонь своими силами.

Попрощавшись с ними, мы пошли на параллельную улицу попрощаться с бабой Настей. Уехать, не попрощавшись с ней, было бы нехорошо. Баба Настя – энергичная, крепкая, работящая старушка. В прошлые годы, когда увидит, что я иду мимо, всегда зазовёт к себе. Показывая на свой небольшой, но весь в цветах, садик, уверяла, что живёт в раю. И так радовалась этому, за всё благодарила Бога. Была очень верующей и глубоко почитала отца Николая. Я каждый раз, когда уезжала с острова домой, оставляла ей записки и денежку. А она полученные для меня просфоры хранила в сшитом ею ситцевом мешочке и торжественно вручала мне, когда я приезжала снова. Этот мешочек сохранился у меня до сих пор. Просфоры у отца Николая были трёх печатей: с крестом, с Богородицей и со святителем Николаем. У меня дома от приезда до приезда всегда были батюшкины просфорки.

Мы попрощались с бабой Настей и чувствовали, что больше не увидимся. Но надо было торопиться – «Заря» уже подплывала к причалу.

Опустевший остров

Последний раз приезжала на остров в августе 2003 года – на первую годовщину со дня ухода отца Николая.

Вышли с «Зари»… Сначала я подошла к домику, где провела столько счастливых дней. С грустью смотрела на закрытые досками окна и двери. Дочь моих хозяев, Машенька, вышла замуж и переехала в Псков, а дом выставила на продажу. В саду всё так же висели созревшие яблоки. Я погладила щеколду на калитке, попрощалась и пошла дальше, по знакомой улице в сторону кладбища. На кладбище поклонилась могилкам рабов Божиих Николая и Натальи. Прости, Господи, им согрешения их, вольные и невольные, сотвори им вечную память и имиже веси судьбами спаси их для жизни вечной во Царствии Твоем!

Поклонилась могилке рабы Божией Екатерины – мамушки отца Николая – и подошла к холмику и кресту, где покоится дорогой батюшка. Хотелось запричитать, как, наверное, извечно причитали русские бабы по своим дорогим ушедшим, вспомнились увиденные по Интернету батюшкины похороны… Все, кто смотрел видео «Прощание с протоиереем Николаем Гурьяновым» (этих видео было несколько), на последних минутах могли увидеть, как опускают батюшкин гроб. Вернее, не опускают в могилу, как принято на Руси, а заводят по какому-то скату, под наклоном в лаз под крестом. Холмик и крест уже были установлены. Когда гроб спустили под землю, он так и остался под углом. Быстро заложили отверстие кирпичами и скрепили кирпичи цементом. Зацементированный вход обложили дёрном и начали служить панихиды. Вспомнив всё это, стояла в каком-то смущении от этого неправославного захоронения. Ведь получается, что батюшка так и лежит в наклонном положении – головой вниз. От этих мыслей душа пришла в смятение – я обняла крест, прижалась к нему, поклонилась и быстро пошла к воротам, напротив которых стоял маленький домик отца Николая, который показался мне ещё меньше. А он и был самый маленький домик на острове…

В домик пускали, там было что-то вроде музея. Мы с моим постоянным попутчиком Владимиром, певчим из нашего храма, перешагнули порог батюшкиного дома, по узкому коридорчику, где стояли стол и стул, на котором всегда сидел отец Николай, прошли в небольшую комнату. В комнате было чистенько, может быть – отремонтировано. Справа стояла кровать, на покрывале была разложена мантия, новая, из хорошего материала, с широченными «крыльями». Рядом лежали чётки. Представить всё это на батюшке было просто невозможно.

Немного дальше и левее стоял аналой, на нём лежало новенькое Евангелие, позолоченное, как будто только что из «Софрино». Я смотрела и размышляла: «Если это музей… так в музее должны быть подлинные вещи, которыми пользовался батюшка». Помню, была в Симферополе, там в монастыре был создан музей святителя Луки: за стеклом висела его старенькая, штопанная-перештопанная мантия. В воспоминаниях о святителе есть упоминание, что уже в его время некоторые протоиереи носили шёлковые рясы, а сам он говорил помощнице: «Штопай, штопай, ещё так много нуждающихся». Стояли там и его разбитые, широченные сапоги, у него были больные ноги. Стоял и простой посох… А здесь всё было непонятно. В голове проносились разные мысли. Вот сейчас много говорят о канонизациях. В прошлые века на канонизацию иногда уходили сотни лет. А сейчас время летит, всё летит. Канонизируют… потом деканонизируют… Лично меня эти вопросы не волнуют. Вот, к примеру, я люблю батюшку Николая, но мне абсолютно безразлично, будет ли он канонизирован. Люди канонизируют, а кто действительно святой и достоин этого, решает только Бог! И там, в Вечности, Он рассудит: КОГО… и КУДА…

Выходя, опять оказались в коридорчике. Там на столе стоял какой-то ящичек, в нём были иконки и ещё что-то, не помню, и, конечно, неизменная церковная кружка. Перед столом сидел молодой человек – он протянул нам по бумажной иконке. Я взглянула – на ней был изображён старичок с пухлыми щёчками, какие-то черты очень отдалённо чем-то были похожи на батюшку Николая. Я спокойно спросила этого человека: «Послушайте, почему вы так не уважаете отца Николая? Батюшка, например, очень почитал праведного Иоанна Кронштадтского… Но пока тот не был прославлен, батюшка Николай всегда служил по нему панихиды. Отец Николай строго исполнял все установления нашей святой Матери-Церкви. А у вас тут я вижу и “акафисты”, и “иконки”…».

Он молча взял у меня «иконку» и дал другую. Видно, прошёл инструктаж, как вести себя со скандальными посетителями. Я взглянула – на бумажной иконке (из «Софрина») был Ангел Хранитель. Я так и храню её, считая, что это батюшка меня утешил. Пробормотав: «Вот это – другое дело», – быстро вышла из домика. Больше не могла удерживать слёз.

Вышли за калитку… Перед кладбищенскими воротами уже толпилось много людей. Недалеко от ворот стоял высокий молодой мужчина, элегантно одетый, он держал на толстой грязной верёвке такую же грязную овцу. Я в дорогу всегда беру только чистую воду и хлебные сухарики. Подхожу к нему: «Можно мне дать сухариков Вашей козе?» – «Можно, только это не коза, а овца». Дала ей сухариков, и мы поплелись в сторону храма. Поднялись на такую знакомую паперть… Я заглянула в храм, там полным ходом шёл серьёзный ремонт. Подумалось: не сделали бы что-нибудь в духе евростандарта, с люстрой в полпотолка… В храме уже было электричество. Подойдя и приложившись к иконам, остановилась у солеи, перед царскими вратами. Сколько раз мы слушали здесь батюшкины проповеди, они были предельно просты:

– Проснулись, встали: «Слава Тебе, Господи!».

– И так во всём – за какое дело взялись: «Господи, благослови!».

– И так всегда – с Богом! Без Бога – не до порога.

– Какие же вы счастливые – в России живёте! В Церковь Русскую Православную ходите!.. Как хорошо!

Батюшка любил часто приговаривать: «Как хорошо!».

Я вышла из храма… Отсюда, с паперти, я видела весь свой маршрут, каким прошла сегодня: направо – Коленькин и Наташин дом, прямо – улица, где с левой стороны – кладбище, а напротив с правой стороны – батюшкин домик. Смотрела, ничего не осознавая… И вдруг поняла: сюда я никогда больше не приеду… Остров для меня опустел…

Когда мы уже плыли на «Заре» в Псков, я понемногу успокоилась и, вспомнив, спросила: «Володя, а что это за странный мужчина с овцой стоял, может, юродивого из себя изображал? Жалко, что я тогда ничего не соображала и не спросила…». – «Вот и хорошо, что не спросили», – ответил он.

И мы поплыли дальше по реке Великой, по берегам которой было много зелени, маленьких церквушек и монастырей.

«Жизнь провела, в гордыне надмеваясь…»

Хочу добавить, что в годы, когда я посещала остров, думаю, по молитвам батюшки, сформировалось моё отношение к духовным вопросам, и именно тогда у меня сложилось стихотворение, которое я своим не считаю, как будто оно мне надиктовано.

Отец Николай благословил его читать или дарить людям. Впрочем, это благословение было уже на записке через «келейниц», как и ответ на мой, в третий раз задаваемый, вопрос о духовном отце. Ответы писали «келейницы». Многие паломники волновались – не пишут ли они от себя… Я так не думаю… Господь не допустит неверный ответ на очень важный вопрос для души человека.

* * *

Жизнь провела, в гордыне надмеваясь,
Земное заслоняло Божий Свет.
У самой пропасти я чудом удержалась…
И ко Христу иду десятки лет…

Иду сквозь мрак греховного паденья,
И нет греха, каким не согрешив,
Гордыню разума приняв за просветленье,
Превозносилась, истину затмив.

И вот в сей час стою… уже седая
Перед Творцом с поникшей головой.
Прости меня, Отец, теперь я понимаю,
Как виновата я перед Тобой…

И вижу я… на шаг Тебе навстречу
Спешишь ко мне Ты множеством шагов.
И грешная… чем на любовь Твою отвечу?
Ведь до сих пор ответ мой не готов…

Нет покаянья – есть лишь малый проблеск
Познания паденья моего…
И нет во мне любви, взамен лишь слабый отблеск,
Нет кротости, смиренья Твоего…

Нет ничего… Я – нищая, больная,
Всё расточила, данное Тобой.
А без Тебя, мой Бог, я ничего не знаю…
И не могу… спаси, Спаситель мой!

Пренебрегла, швыряла в грязь, теряла –
Так относилась я к Твоим Дарам…
Прости меня, Христос! Не ведала, не знала…
Теперь я жизнь кладу к Твоим ногам.

Ничтожный дар мой – на закате жизни
Прими, молю… очисти, освяти.
Нашла душа моя, нашла свою Отчизну!
Так помоги же до Неё дойти…

р. Б. Вера
июль 1999 г. – июнь 2000 г.

Не верится самой

В заключение хочу попросить: прошу простить меня, если я излишне много говорила о себе. Но ведь это мои воспоминания, мои впечатления и именно мой взгляд на вещи. И он вполне может отличаться от других. Я не профессиональный журналист или писатель. Я одна из многих тысяч паломников, которые приезжали на остров к отцу Николаю. Просто бабушка Вера, порой бестолковая, несуразная, но я старалась честно написать всё, как видела, как воспринимала и запомнила. Мне иногда даже страшно думать, не верится самой, что довелось в жизни встретиться с такой потрясающей Личностью, со старцем, протоиереем Николаем Гурьяновым. Все эти годы я носила в сердце эти воспоминания, а вот сейчас Господь так устроил, что я смогла о них рассказать. Я недостойна писать о таком святом человеке, но батюшка простит меня, и вы, читающие, простите, прошу, если я что-нибудь не так сумела передать…

Всем читающим от души желаю всех благ, а главное – Спасения в Вечности!

Со святыми упокой, Господи, верного раба Твоего протоиерея Николая и святыми его молитвами прости нас, грешных, и спаси нас.

Этой молитвой хочу закончить свои воспоминания, противопоставив её «акафистам» и прочему. А люди, которые будут читать этот материал, помолятся о батюшке как должно… Как и он просил: «Помяните меня».