«Се, стою у двери». От Пасхи до Троицы

Каждый человек индивидуален, у каждого свои стремления и свои нравственные понятия и установки, чтобы их осуществить; свой смысл в жизни. Но каждый, в конечном итоге, хочет быть счастливым и жить вечно – это нас объединяет. Мы все рождены с внутренней памятью о рае. Каждый человек стремиться к вечности, другое дело, какие он использует для этого ресурсы: бросает ли огромные деньги на то, чтобы поддерживать свое здоровье, ищет т.н. эликсир молодости, вечной жизни или идет в церковь. Независимо от того, насколько душа его закоснела в грехе, человек подсознательно хочет вечности, ищет рая. Великий пост для верующего человека – это то время, тот долгий многодневный путь возвращения в рай. Когда наступает Пасхальная ночь, мы в этот рай входим духом своим, входим в райское Небесное Царство. Мы прикоснулись к этой радости, а значит, прикоснулись к Царствию Небесному. И в нем бы нам удержаться подольше. Но не удерживаемся, не можем, срываемся, падаем и снова теряем этот рай. Радость пасхальную у нас очень легко отнять. Нас обидели, огорчили, навалились проблемы – и все, живем, как будто Пасхи и не было. Но надо ее возвращать, надо вытаскивать себя из этого болота. В церкви каждую субботу на утрене в храме пелся пасхальный канон. «К свету идяху, Христе, веселыми ногами» - быстро, радостно весь канон поется, будто возвращая нас в Пасхальную ночь. Попробуйте дома спеть пасхальный канон. Ну так трудно. А ведь в Пасхальную ночь он лился изнутри: «Воскресения день, просветимся, людие: Пасха, Господня Пасха!…» Что же случилось? Мы отяжелели, что-то опутало нас. Неслучайно пасхальное время такое же продолжительное, как и пост, до Вознесения. Хранить, беречь свои чувства, ум, свое сердце, душу, глаза… да, пост хранить трудно. Но хранить радость еще более трудно, хранить пасхальную радость – это посерьезней, чем Великий пост. В раю у Адама была особая миссия - хранить и возделывать рай. Адам был в раю 40 дней – больше не удержался, не выдержал испытания. И все же, Царствие Божие близко. Недавно мне показали фотографию: храм царевича Димитрия при 1-й Градской больнице, Пасхальная служба. На фотографии проявилось невероятное: среди служащих священников явно виден юноша в белых одеждах. Сам царевич Димитрий незримо присутствовал на службе, разделял с молящимися Пасхальную радость. И в каждом храме - свой святой, и все они также были с нами. Царство Небесное рядом...

Особенные дни между Вознесением и Троицей, дни в ожидании Святого Духа. Мы в этом пространстве подвешены, как в воздухе. В последний раз Господь явился Своим ученикам в день Своего ухода от них, в день Вознесения. Он привел их на гору и перед тем как уйти, сказал им важные слова: «Аз есмь с вами и никто же на вы» и еще: «Ждите». Чего же надо было ждать? «Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек… Утешитель же, Дух Святой, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам». Это и для нас тоже – ждите. Ждите сошествия Святого Духа. Единственный раз в году, в храме, где все будет в зелени, украшено березовыми молодыми веточками, читаются коленопреклоненные молитвы. Мы молимся, чтобы Дух Святой сошел и на нас. «Я не оставлю вас сиротами; приду к вам» - согревает нас надеждой Евангелие от Иоанна. 

От Пасхи до Троицы на службах звучит Евангелие от Иоанна. Целый год читаются другие евангелисты: от Марка, от Матфея, от Луки. И только от Пасхи до Троицы – Евангелие от Иоанна. Очень хочется сказать несколько слов о любимом ученике Христове. С радостью это делаю – апостол Иоанн Богослов особо почитается в нашей семье. В этом году день его памяти совпал с Вознесением Господним, и служба была особенная.

Мы знаем его вроде бы хорошо, апостола Иоанна Богослова. Это тот самый, который слышал дыхание Господа на Тайной Вечери, который возлежал у груди Исуса и слышал биение Его сердца. От сердца к сердцу была особенная связь его с Господом. Он - тот самый, который смог устоять у Креста. Мы знаем, что у Креста были очень немногие – Матерь Божия и Иоанн Богослов. Чуть поодаль стояли жены-мироносицы, но из учеников Христовых он был единственный. Иоанн первым прибежал к пещере, узнав от Марии Магдалины, что Господа там нет: «унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его». Он первым из учеников узнал Христа после Его Воскресения и явления ученикам Своим при море Тивериадском и сказал Петру – «Это Господь».

Евангелие от Иоанна пронизано особым светом. Он описывает события по-особенному, у него есть то, чего нет у других евангелистов. Описание брака в Канне Галилейской; беседа с самарянкой и удивление учеников Его, что Он разговаривает с женщиной (они еще не просвещены Святым Духом и боятся всего, что идет вразрез с общепринятыми устоями, а традиция иудаизма, как известно, запрещает женщине говорить среди мужчин, как низшей. Но Господь свободен от предрассудков, Он видит перед Собой только личность и Своим примером призывает к тому же нас); ночная таинственная важная и не всем понятная беседа с Никодимом, который все спрашивал, спрашивал и совершенно не понимал слов Христа. Исус открыл Никодиму все глубочайшее, все важнейшее: открыл, что бывает рождение свыше, водою и Духом, без которого невозможно войти в Царство Божие, открыл тайну спасения мира, Своих страданий на Кресте и искупление рода человеческого....

У апостола Иоанна есть такие основополагающие вещи, которые другие евангелисты почему-то не замечали. Он очень тонко подмечает детали. Целых пять глав в Евангелии от Иоанна посвящено Тайной Вечери. Иоанн пишет подробно - о чем они говорили, о чем говорил Христос со Своим Отцом. Никто из евангелистов этого не записал. Множество деталей, которых не увидели другие евангелисты. Когда блудница помазала Тело Господа миром, он записал, что при этом «дом наполнился благоуханием» - и мы как будто начинаем там присутствовать и ощущать. Или хитон, который делили при Кресте – Иоанн отмечает, что хитон был не сшитым, но тканным. Очень важная деталь. Он пишет, сколько литров алоя и смирны принес Никодим, чтобы помазать Тело Господа – около ста. И мы сразу перемещаемся туда, чувствуем и как будто видим все своими глазами.

Иоанн Богослов – особый человек. Почему Господь его возлюбил больше всех, можно предположить – он самый чистый, самый трепетный. Он остался в чистоте до конца своих дней. Он потом напишет Апокалипсис, ему Господь откроет последние тайны мира, и он, будучи в пещере, это все запишет: «И я, Иоанн, увидел святый град Иеросалим, новый, сходящий от Бога с неба…» Много загадок и тайн было ему Господом открыто.

Евангелие от Иоанна читают только от Пасхи до Троицы, оно сохраняется и бережется на самый светлый период. В воскресенье, следующее после праздника Вознесения Господня, читалась самая жгучая, самая горячая, самая трепетная часть Евангелия от Иоанна – беседа Господа Исуса Христа со Своим Отцом, «ходатайственная молитва». В том, как описывает евангелист эту беседу, слышится даже его дыхание: «Отче, тех, которых Ты дал мне» - эти слова повторяются много раз. Кто они, за которых просит Исус? Ученики, а на самом деле - все мы. Это и о нас молитва, о тех, кто верует по слову Божию.

Иоанн Богослов. Апостол слова, апостол любви. Когда он состарился, он говорил тем, кто просил наставления, как спасаться, как жить только одну фразу: «Детки, любите друг друга». Он познал единство Святой Троицы, какая там любовь, и нам завещал любить друг друга, как только это возможно.

К нам стучится Любовь, состраданья ища,

Изможденная, в рубище нищем.

Мы не знаем Ее, не умеем прощать

Но к себе сострадания ищем.

Чтобы дал покаянье, умолим Творца,

Чтоб не мучиться вечно от боли,

Пусть вселится Любовь в злые наши сердца,

В них воссядет Господь на престоле.

К нам стучится Любовь,

У порога стоит, как жемчужины, слезы роняет.

Неотступно в закрытые двери стучит

И о милости нас умоляет.

«Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». Есть картина, которая очень точно символически передает нам этот кусочек из Апокалипсиса - «Светоч мира». Уильям Хант написал ее в середине 19 века. Потом картину множество раз переписывали, и называлась она уже по-другому - «Се, стою у двери», именно эти, поздние переписанные варианты видим мы сегодня. Но мне запала в душу именно та, изначальная картина, кстати, не признанная публикой и критикуемая. Картины как книги – их нужно уметь читать, разгадывать. Каждая деталь в картине о чем-то говорит. Спаситель, на главе Его терновый венец, Он в белой одежде, а сверху накинут алый плащ - багряница, босые ноги в сандалиях и пришел Он ночью, луна – как нимб над Его главой. Все последующие картины изображают это иначе – на них светло, день, солнце светит, все хорошо. Здесь же очень важная деталь – Господь пришел ночью, и как путник стучится в дверь. Христос до сих пор удостоен такого же внимания, что и нищий, стучащий в дверь. Ему негде приклонить Свою главу, как было и при земной Его жизни. Светильник в Его руках очень яркий, это подчеркивает мрак окружающего мира, в котором мы привычно живем. Христос направляет светильник на закрытую дверь, в надежде, что свет проникнет сквозь щели и достигнет заблудшего сердца. Дверь, в которую стучит Спаситель, - дверь нашего сердца, - поросла бурьяном, она давно не открывалась.

Господь стучится в такие глубины нашего «Я», о которых мы даже и не подозреваем, которые мы сами от себя прячем. Туда стучится Господь. Человек не открывает – это очень странно и очень страшно. Он либо не слышит, либо не хочет открывать. Хочется верить, что там, за этими дверями человек еще жив. Господь стучится к нам через людей, голосом совести, обстоятельствами жизни, важным словом, которое мы услышали, и которое могло бы проникнуть в наше сердце, но мы его не впустили…. Господь стучит по-разному. Но как Он стучит! Не кулаком, а осторожно, фалангами пальцев, очень аккуратно, Он не вламывается в дверь нашего сердца и не говорит, что «Я тут хозяин, отворяй». Он стучит очень тихо. И мы не слышим этого стука, очень много у нас заглушек, мешающих услышать. И мы не спешим открывать. Он – в крови, в терновом венце, а мы - не спешим. Бурьян у дверей – человек не открывал очень давно, а может и вообще еще не открывал. У двери нет ручки, т.е. открыть эту дверь может только тот, кто внутри. Господь бережет нашу свободу, и только когда мы сами откроем, тогда Он войдет, и будет вечерять с нами.

На более поздних картинах других художников светло, светильник уже не нужен, вместо него посох, с головы исчез терновый венец, двери лишены тех красноречивых зарослей бурьяна и на них уже есть ручка, домик чистенький, ухоженный, видно, что в дверь регулярно стучатся – то молочник, то почтальон... Исчезает глубокое смысловое наполнение. Картина «Светоч мира» может нравиться или не нравиться, но задуматься здесь есть о чем. Ведь это не чья-то чужая дверь, дядьки какого-то нехорошего – это дверь наша...

Анна Андреева, руководитель Издательского отдела церкви свт. Николы на Берсеневке