А. И. Спиридович "Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов". Том третий. Главы тридцать седьмая и тридцать восьмая

Опубликовано 22.12.2016
А. И. Спиридович "Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов". Том третий. Главы тридцать седьмая и тридцать восьмая

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

28 февраля в Петрограде. - Отряд "верных" вновь в Адмиралтействе. Колебания. - Телеграмма Хабалова в Ставку. - Тревожные симптомы. - Генерал Каменский. - Требование адмирала Григоровича очистить Адмиралтейство. Совещание генералов и решение разойтись. - Уход войск по казармам. Телеграмма в Ставку. - Занятие толпой Адмиралтейства. - Арест генералов. Неизвестные герои. - В Таврическом дворце. - Действия Временного комитета. Приход в Думу войск. - Работа полковника Энгельгардта. - Аресты. - Меры обороны. - Комиссар инженер Бубликов. - Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов. - Меры по овладению гарнизоном. 28 февраля в Царском Селе, - Тревога во дворце. Вопрос об отъезде Царской семьи. - Охрана дворца. Волнения в Царском Селе. - Прибытие в Царское верных из Петрограда. - Оптимизм полковника Герарди. - Перемена настроения. - Паника. - Новость о расстреле камергера Валуева. - Тревожный вечер. - Бунт в Царском Селе. - Тревога во дворце. - Генерал Гротен и охрана. - Приближение толпы. - Переговоры. Посылка делегатов в Думу. - Временное соглашение с бунтующим гарнизоном. Войсковая охрана перед дворцом. - Телеграмма о возвращении Государя. - Выход Императрицы к войскам. - Ночь во дворце. - Вопрос об удалении А. А. Вырубовой. - Успокоение. - Уход войск. - Мечты о приезде Государя. В Петрограде. - В Таврическом дворце. - Решение Временного комитета об отречении Государя. Согласие на то генерала Алексеева. - Приготовления к поездке делегатов к Государю с просьбой отречения. - Ночь на первое марта.

Ночь на 28 февраля. Отряд "верных" вновь в здании Адмиралтейства. Вновь расставлены посты и пулеметы. Вновь два орудия у главных ворот. Стало светать. Из окон видна накапливающаяся толпа. Генерал Беляев, не уясняя себе, что Родзянко на стороне революции, говорит с ним по телефону как с "верноподданным". Родзянко, играя на неосведомленности Беляева, предупреждает его, что в городе анархия, что он не отвечает за то, что толпа сделает с отрядом. Он советует прекратить "сопротивление" и распустить войска. Тон у Родзянки революционно-повелительный. Беляев в панике. Разведка полковника Фомина сообщила, что Петропавловская крепость перешла на сторону революции, подчинилась Временному комитету Родзянко. А из Преображенских казарм сообщают, что там получено приказание штурмовать отряд. Фомин доложил эти сведения Беляеву. Беляев развел руками. Всё потеряно...

Откуда-то стали стрелять одиночными выстрелами по артиллерии, что стояла в одном из дворов здания. Ранено несколько лошадей. Это произвело нехорошее впечатление на прислугу. Солдаты ворчат. Из верхних окон соседнего Панаевского театра также стали стрелять по солдатам. Настроение во всем отряде понижалось. Генерал Занкевич вновь собрал всех офицеров. Вновь говорил о долге перед Государем и Родиной, говорил о присяге, говорил горячо... Выступил один из офицеров.

- Ваше превосходительство, разрешите...

- Говорите.

- Ваше превосходительство, не найдете ли вы возможным войти в контакт с Временным комитетом Гос. Думы. Ведь вот, офицеры Преображенского батальона уж вошли.

Не ожидавший такого оборота, генерал Занкевич не дал офицеру продолжать. Он лишь решительно ответил: "Нет" и, взяв под козырек, скомандовал: "Господа офицеры по местам!"

Один из молодежи напал на сторонника Преображенцев. - Нашли кому подражать. Преображенцы опозорили гвардию. Опозорили, как в 1906 году. Их делегаты утром объезжали первую дивизию, уговаривая примкнуть к революции. Никто не согласился. На Миллионной ведут себя позорно. Все равно солдаты им не верят...

В 8 ч. 25 м. Хабалов послал Алексееву такую телеграмму:

"Число оставшихся верных долгу уменьшилось до 600 человек пехоты и до 500 чел. всадников при 13 пулеметах и 12 орудиях с 80 патронами всего. Положение до чрезвычайности трудное". (No 615).

Спустя полчаса Хабалов был вызван к прямому проводу генералом Ивановым из Могилева. Иванов сообщил ему о своем назначении и поставил десять вопросов о положении в Петрограде, на которые и просил дать ответы. Ответы эти были сообщены телеграммой, поданной 28 февраля в 11 ч. 30 м. на имя генерала Алексеева.

"1) В моем распоряжении, в здании Главн. адмиралтейства, четыре гвардейских роты, пять эскадронов и сотен, две батареи. Прочие войска перешли на сторону революционеров или остаются, по соглашению с ними нейтральными. Отдельные солдаты и шайки бродят по городу, стреляя в прохожих, обезоруживая офицеров.

2) Все вокзалы во власти революционеров, строго ими охраняются.

3) Весь город во власти революционеров, телефон не действует, связи с частями города нет.

4) Ответить не могу.

5) Министры арестованы революционерами.

6) Не находятся вовсе.

7) Не имею.

8) Продовольствия в моем распоряжении нет. В городе, к 25 февраля было 5.600.000 пудов запаса муки.

9) Все артиллерийские заведения во власти революционеров.

10) В моем распоряжении лично начальник штаба Округа. С прочими окружными управлениями связи не имею. Ген. Хабалов".

Ответ 4 следовал на вопрос: "Какие власти правят этими частями города?" Ответ 6 - на вопрос: "Какие полицейские власти находятся в данное время в вашем распоряжении?" Ответ 7 - на вопрос: " Какие технические и хозяйственные учреждения военного ведомства ныне в вашем распоряжении?" Телеграмма давала верное изображение тогдашней обстановки.

Настроение Хабалова, как и Беляева, было удрученное. Иванов еще и не выезжал из Могилева. Здесь революционное правительство. Удручен и Занкевич. Упало настроение и младших чинов отряда. Один из ротных командиров, хороший и храбрый офицер, георгиевский кавалер явился к полковнику Фомину и просил отпустить его домой... по болезни. Посыпались вопросы - что, как, почему? Стали говорить откровенно. Правительство сбежало. Бесцельные, противоречивые распоряжения высшего начальства. Безнадежность положения. Агония какая-то... Так разъяснял просивший. Не отпустишь - все равно уйду... За мной уйдет и следующий... всё пропало.

Удерживать не хватало духу. Горькая правда была на его стороне. Ушел. Рота сдана следующему по старшинству. А через несколько минут кто-то крикнул, что артиллерия уходит. Началось волнение в ротах Петроградского полка, стоявших в вестибюле. Их удалось временно урезонить, успокоить.

Артиллерийский полковник Потехин стал говорить солдатам. Вышла целая речь. Солдаты сгруппировались на большой лестнице. Что-то вроде митинга. Горячая патриотическая речь Потехина сперва захватила. Затем в задних рядах стали возражать, подсмеиваться. Генерал Беляев отозвал Потехина. Сам Беляев как бы осел. В это время к нему пришел из штаба генерал Каменский. Маленького роста, юркий, умный, энергичный, он умел уживаться и приспосабливаться при всех обстоятельствах. Каменский стал доказывать бесполезность какого-то, якобы, кому-то сопротивления. Советовал распустить войска по казармам. Беляев соглашался с целесообразностью этого плана, но отдать приказание колебался. Занкевич горячился и стоял за продолжение сопротивления.

В 12 часов к генералу Хабалову явился офицер от Морского министра Григоровича с требованием последнего: во избежание разрушения здания Адмиралтейства Петропавловскою крепостью, чем угрожают с крепости, очистить здание от войск.

Генералы стали совещаться. Все склонялись к роспуску войск. Занкевич просил у Беляева формального на то приказания, что тот и отдал. Возник вопрос, как уходить: с оружием, или без оружия? Кто-то предложил сложить оружие в здании Адмиралтейства и разойтись, как частным лицам. Командир стрелков просил разрешения выйти с оружием. Беляев разрешил уходить, кто как хочет. Смотритель здания показал комнату, в которую и стали спешно складывать оружие. Не прошло и четверти часа, как войска стали покидать Адмиралтейство.

Сплошная толпа вооруженных рабочих, солдат, молодежи ждала на улице, у подъездов, у ворот. Выехавшая батарея была сразу же облеплена публикой. На передках, рядом с артиллеристами, появились молодые люди и девицы. К орудиям, зарядным ящикам и хомутам привязывали красные лоскутья. Толпа восторженно орала ура! Ура!

Стрелки вышли с винтовками. С песней "Взвейтесь соколы орлами" выходили Измайловцы. За ними ушли Петроградцы.

В 1 ч. 30 м. Беляев телеграфировал Алексееву:

"Около 12 часов дня 28 февраля остатки, оставшихся еще верными частей, в числе 4 рот, 1 сотни, 2 батарей и пулеметной роты, по требованию Морского министра, были выведены из Адмиралтейства, чтобы не подвергнуть разгрому здание. Перевод всех этих войск в другое место не признан соответственным ввиду неполной их надежности. Части разведены по казармам, причем, во избежание отнятия оружия по пути следования, ружья и пулеметы, а также замки орудий сданы Морскому министерству. 9157. Беляев".

Все было кончено. Отныне в Петрограде лишь революционная власть и признавшие ее войска ... Последний оплот царской власти пал. Где-то еще отстреливаются осажденные офицеры Егерского, Финляндского, Московского полков... Лишь два министра: Беляев и Покровский продолжают упрямо что-то делать в своих канцеляриях, не изменяя Государю. Другие уже арестованы.

В 4 ч. дня вооруженная толпа нахлынула в Адмиралтейство и арестовала находившихся там генералов: Хабалова, Беляева, Балка, Вендорфа, Казакова. Их отвезли в Таврический дворец. Хабалов настолько был растерян, что назвался чужим именем, как начальник какой-то дивизии. Его и отпустили, но хитрость скоро была обнаружена и генерал с конфузом был изобличен и вновь арестован.

В то утро некоторые офицеры и солдаты, одиночным порядком, отправились в Царское Село, надеясь во дворце найти центр для сбора верных Государю войск. Туда направилась и одна из рот Л.-гв. Петроградского полка. А на Выборгской стороне, по слухам, горсть офицеров и солдат самокатчиков геройски сражалась и умирала под напором революционных банд... Там толпа осаждала казармы самокатчиков. Осажденные отстреливались из пулеметов. Толпа раздобыла бомбометы и подожгла казармы. Имена героев неизвестны. Таких героев, готовых погибнуть, тогда было много в Петрограде, но высшая военная власть, растерявшись, не сумела их использовать против революции и сама погибла бесславно.

***

В Таврическом дворце известие о конце сопротивления Хабалова встречено восторженно. Незадолго до того узнали о присоединении к революции гарнизона Петропавловской крепости. В самом Петрограде уже нечего бояться. Здесь с царским правительством покончено. Временный комитет начинает организационную работу. Во все министерства назначены комиссары. Они заменяют министров. В Думе с утра толчея. Наплыв всякой публики увеличивается. Большинство солдаты. Утром Родзянко приказал вынуть в главном зале из великолепной золоченой рамы с регалиями царский портрет. Несколько солдат штыками сорвали его. Смотревшие на эту картину острили. Вместо портрета, зияет пустота. То, что произошло, красноречиво говорит, что у Временного комитета с Государем в уме уже покончено. Это понятно без слов. Это самое главное уже сделанное революцией завоевание. Его надо только оформить.

С утра в Думу приходят войсковые части, сперва в большинстве без офицеров. Одним из первых явился запасный батальон Преображенского полка. Его офицеры так помпезно заявили революционному правительству, что они становятся на его сторону, а солдаты не признали их достойными революции, не пожелали идти с ними и пришли без них. Характерный курьёз того времени, объясненный позже членом Временного комитета Шидловским в его воспоминаниях.

Пока Государь не отрекся, офицеры в массе не стали на сторону революции. Столь пламенно проявленный порыв к "свободе" Преображенцев явился исключением. Всюду солдаты поняли, что офицеры за Государя. Что они контрреволюционеры. Всяческие агитаторы натравливали солдат на офицеров. Начались нападения на офицеров. Их разоружают. Кое-где бьют. Их арестовывают и привозят в Думу. Временный комитет встревожен. Депутаты встречают пришедшие части, разъясняют необходимость воинской дисциплины, уговаривают слушаться офицеров. Начинается поездка депутатов по казармам. Однако, демагогия солдат растет. Настоящие революционеры разжигают солдат против офицеров. Офицер - дворянин и царист, а революция против царя.

Особенную энергию проявляет Военная комиссия, во главе которой становится Гучков. К ней неохотно, но присоединяется и тот, действительно, революционный "штаб", та небольшая революционная группа с Масловским, Филипповским и другими, которая первой начала вчера что-то делать. Но настоящий штаб формирует одевшийся в военную форму отставной полковник Энгельгардт.

В комнате No 41 уже расставлены столы и там уже суетятся настоящие офицеры генерального Штаба: Туган-Барановский, Якубович, князь Туманов, Половцев.

Последний (начальник Штаба "дикой" дивизии) лишь два дня тому назад обедал в Ставке за высочайшим столом, говорил с Государем, целовался с тем самым генералом Ивановым, против которого обдумывает теперь меры. Привлечены к штабной работе 20 офицеров из учащихся в Академии. Половцев и инженер Пальчинский, его сотоварищ по Горному Институту, главные помощники Энгельгарда.

Штаб уже знает, конечно, что на Петроград "двигается" Иванов... Штаб делает распоряжения о занятии революционными войсками вокзалов, дворцов и иных важных пунктов. О прекращении грабежей и разгромов, об аресте стреляющих с крыш из пулеметов. Последняя легенда была самой популярной тогда.

Но особенно тревожит штаб оборона вокзалов и самого Таврического дворца. Кто знает как будут действовать части, которые двинутся на столицу с фронта...

С утра в Думу приводят и привозят арестованных видных деятелей царского режима Их арестовывает каждый, кто хочет. Но есть и список кого нужно взять, санкционированный, будто бы, Комитетом.

Привозят арестованного, якобы, за измену престарелого Штюрмера и как бы для курьеза, чтобы скрыть все следы настоящих изменников и шпионов военного времени, Энгельгардт утром отдает приказ некоему "Наезднику Сергею Архипову", с нарядом в 50 человек, арестовать в д. No 41 по Знаменской улице Контрразведывательное Отделение Штаба Округа, с его начальником полковником Якубовым. Арестовали генерала Курлова, митрополита Питирима, председателя Союза Русского народа Дубровина, сенатора Владимира Трепова, всех офицеров Губернского Жандармского Управления, кроме начальника. Начальник Управления генерал Волков убит толпой. А управление подожжено. Корпус жандармов может гордиться. Их старший представитель в столице погиб на службе за Царя и Родину одним из первых.

Вечером явился добровольно жалкий и униженный Протопопов. Керенский спас его от самосуда толпы. Родзянко по-барски хотел оказать протекцию некоторым из арестованных бюрократов, но Керенский властно пресек эти попытки "именем революционного народа". Керенский рос. Разыгрывая в глаза толпы вождя, он многих спас тогда от смерти. Он много сделал тогда, чтобы в Думе не было кровопролития.

Бесконечно ведут арестованных чинов полиции и жандармов. Многие избиты. Толпа зверски расправляется с полицией на улице. Солдаты приводят арестованных своих офицеров. Обвиняют в контрреволюции. Родзянко важно, по-начальнически, принимает арестованных офицеров от солдат, благодарит за усердие, а когда солдаты уходят, отпускает офицеров.

Скоро весь министерский павильон и хоры главного зала обратились в тюрьму, даже и подвалы. Команда Преображенцев с унтер-офицером Кругловым несет караул. Вскоре его заменил прапорщик Знаменский.

***

Но, празднуя победу, все в Думе нервничают и боятся. Боятся возвращения Государя, боятся прихода войск с фронта. Вот почему овладеть всей сетью железных дорог, помешать движению Императорских поездов делается очередной задачей революции. За выполнение ее, по собственной инициативе, хотя и с согласия Родзянко, взялся член Думы инженер Бубликов. Высокий красивый брюнет, смелый и энергичный, готовый на всякую революционную авантюру, отлично подходил к выпавшей на него задаче. Заняв с помощью двух офицеров и команды солдат здание Министерства путей сообщения, Бубликов объявил министра Кригер-Войновского арестованным и стал распоряжаться по-революционному.

По всем станциям Российских железных дорог была дана следующая телеграмма.

- "Железнодорожники! Старая власть, создавшая разруху во всех областях государственной жизни, оказалась бессильной. Комитет Государственной Думы, взяв в свои руки оборудование новой власти, обращается к вам от имени отечества: от вас теперь зависит спасение родины. Движение поездов должно поддерживаться непрерывно с удвоенной энергией. Страна ждет от вас больше чем исполнения долга - она ждет подвига. Слабость и недостаточность техники на русской сети должны быть покрыты вашей беззаветной энергией, любовью к родине и сознанием своей роли транспорта для войны и благоустройства тыла". Телеграмма была подписана председателем Времени. Комитета Родзянко и комиссаром Бубликовым. Из этой телеграммы вся Россия как бы официально узнала, что в Петрограде произошел переворот, что старая власть пала и ее заменил Временный Комитет. Телеграмма опережала события, т. к. Царская власть еще существовала, но своим авторитетным, начальническим, серьезным тоном телеграмма казалась, бесспорно, правдивой и ей верили.

Вторая телеграмма Бубликова начальнически воспрещала движение каких-либо воинских поездов в районе 250 верст кругом Петрограда. Этим революция была защищена от напора Царских войск с фронта. Вызвав затем из Царского инженера Ломоносова, служащего в Мин. Путей Сообщения, Бубликов предложил ему служить революционному правительству. Ломоносов согласился и Бубликов поручил ему установить место нахождения Императорских поездов и взять их движение в свои руки, чтобы поступить с ними, как прикажет Временный Комитет. Это было около 11 часов вечера. Не прошло и часу как Ломоносов вошел в связь с начальством Николаевской, Северо-Западной и Московско-Виндавской железных дорог, по которым должны были следовать Императорские поезда. Он отдавал приказания. Все слушались.

***

Под одной кровлей с представителями революционной буржуазии еще с большей энергией работал на революцию Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских депутатов. Делая вместе с буржуазией революцию, заправилы Исполкома не забывали, что буржуазия их враг, что они лишь временные попутчики, что цели их различны. Утром 28 февраля появился No 1 "Известий" Петроградского Сов. Раб. Деп. А затем и прибавление к нему. В этом последнем был помещен составленный большевиками Манифест Р. С-Дем. Р. Партии - "Ко всем Гражданам России". В нем говорилось между прочим:

- "Задача рабочего класса и революционной армии создать Временное Революционное Правительство, которое должно стать во главе нового нарождающегося республиканского строя"...

Это правительство должно войти в сношения с пролетариатом воюющих стран "для революционной борьбы народов всех стран против своих угнетателей и.... для немедленного прекращения кровавой человеческой бойни, которая навязана порабощенным народам".

Манифест распространялся повсюду и нравился солдатам и рабочим. Соц.-революционеры и соц.-дем.-меньшевики тоже выпустили прокламации с призывом солдат к революции. Каждая фракция старалась захватить солдат в свои руки. Все хотели иметь их как сильное оружие против буржуазии. Энергичнее всего об этом стараются заправилы Исполкома. Им не нравятся попытки буржуазии помирить солдата с офицерами. В их глазах офицеры - контрреволюционеры, враги пролетариата и все их старания направлены к разжиганию вражды солдат против офицеров.

Присяжный поверенный Соколов и журналисты Суханов-Гиммер и Стеклов-Нахамкес играют в том первую роль.

28 февраля в Царском Селе.

В Царскосельском дворце с утра беспокойство. Положение больного Наследника ухудшилось. Царица была в нерешительности - ехать ли с детьми в Гатчину или навстречу Государю или оставаться в Царском.

В 9 ч. 30 м. утра Государыня склонялась к отъезду и потому просила Г. Жильяра приготовить все к отъезду Наследника. Однако, получасом позже, когда граф Бенкендорф при генерале Гротене доложил о необходимости уехать, Царица ответила категорическим отказом. Ее Величество боялась, что поездка отзовется гибельно на здоровье детей и особенно на Наследнике. Государыня поручила дать знать о серьезности положения Наследника Родзянко и, по словам Жильяра, Родзянко ответил: - "Когда горит дом, прежде всего, выносят больных".

Приехавший из Петрограда граф Апраксин доложил Ее Величеству обо всем, что происходит в Петрограде и уговаривал Царицу выехать немедленно в Новгород и создать там центр для сбора верных Государю людей. Графу рисовалось, что Новгород, где так недавно восторженно принимали Государыню, может сыграть роль Троице-Сергиевской Лавры в далеком прошлом. Государыня не соглашалась. Мелькнула было мысль создать центр сопротивления около Красного Села, но была откинута. Около полудня с железной дороги генерала Гротена предупредили, что через два часа движение будет прекращено. Друзья советовали уезжать. Беспокойство росло. Во дворец явился старик комендант Царского Села генерал Осипов. Он обменялся со старшими чинами дворца взглядом на положение гарнизона. На случай перехода гарнизона на сторону революции, генерал успокаивал, что у артиллерии нет снарядов. Бояться нечего. Но старый генерал волновался и это передавалось чинам двора. Готовились ко всяким неожиданностям.

В казармах Собственного пехотного полка и Конвоя Его Величества люди были наготове к выходу. Офицеры ожидали приказаний в собрании. Генерал Ресин обошел все роты, подбадривал солдат, говорил, что наступил момент доказать на деле свою верность Государю и защитить грудью, если понадобится, Царскую семью. Дружное - "Постараемся, ваше превосходительство", - было ответом генералу во всех ротах.

В казармах полка находилась и та часть Петроградского полка, которая ушла из Петрограда, не желая бунтовать и думая, что Царское с дворцом соберет около себя все верное Государю и Наследнику.

Их вскоре направили в Гатчину...

В самом Царском было очень неспокойно. Слухи из Петрограда волновали всех. С утра в городе появились офицеры и солдаты, бежавшие из революционного Петрограда и не желавшие бунтовать. Появилась целая рота Волынцев. Офицеров гостеприимно приняли офицеры Зап. б-на 4 Им-перат. Фамилии стрелкового полка. Но стрелки стали волноваться и офицерам Волынцам пришлось уйти. Волынцев же солдат направила администрация в Гатчину.

Так здесь высшая военная власть отталкивала от себя самых надежных, самых верных и крепких, самых преданных Государю людей. Везде пасовало высшее начальство. Оно сдавало революции позиции.

Около полудня в Царское пробрался окружным путем из Петрограда начальник Охранного Отделения Глобачев. Последний его отдел - Охранная команда (на Б. Морской) была разгромлена утром и он с начальником ее решил окончить службу Его Величеству в Царском Селе. Глобачев рассказал Герарди, что делается в Петрограде. Ему не верили. Герарди острил: - Ну, что ж, не будет Николая, будет Михаил... Все казалось просто... Но часов с трех настроение быстро меняется и переходит в панику. Прервано сообщение. В городе говорят, что вечером взорвут здание Дворцовой полиции.

Жена начальника Герарди, одна из первых, оставила свою квартиру и упросила в одном госпитале приютить ее двух детей. В панике дама бранит открыто Императрицу. Бранят Вырубову. Пущен слух, что Протопопов прячется или во дворце, или у Вырубовой. Идут панические слухи, что Колпинские рабочие двигаются на Царское, будет погром. Разнесут дворец. Слухи дошли во дворец. Прислуга волнуется. Из Петрограда сообщили о расстреле камергера, начальника Северо-Западных железных дорог - Валуева, который должен был ехать навстречу Государю. Валуев хороший человек, был не только предан Государю, но и действительно любил Его. Предчувствуя, что Государю придется возвращаться его дорогою, Валуев приехал на Варшавский вокзал. Там бушевала толпа. Дважды Валуев садился на приготовленный для него локомотив и дважды толпа ссаживала его. - "Не пускать его - вопила толпа - он хочет увести Царя к немцам". Третий раз Валуев пытается попасть в свой вагон. Толпа овладевает им. Готовится самосуд. Жена и дочь, работавшие в железнодорожном госпитале, бросаются за помощью к священнику. Отец Митрофан, в облачении, с крестом в руках, спешит к толпе. Ему удается уговорить рабочих отправить Валуева, как арестованного в Гос. Думу. Посадили в автомобиль. Дали охрану. У Измайловского моста кто-то с крыши обстрелял автомобиль. Остановились. Охрана решила, что Валуева пытаются освободить. Надо помешать. Надо расстрелять. Несчастного поставили к стене. Из проходивших солдат нашлись охотники. Составили шеренгу. Готовсь...

Валуев снял шапку, сказал, что умирает за Государя Императора и перекрестился... Раздались выстрелы. Все было кончено. Кто-то обшарил карманы убитого, снял часы...[ldn-knigi1]

Валуев умел красиво жить, красиво сумел и умереть. Весть об его убийстве произвела во дворце тяжелое впечатление.

Вечером, около 8 часов, солдаты различных частей Царскосельского гарнизона высыпали на улицу с ружьями. Музыка играла Марсельезу. Кричали ура, стреляли в воздух.

Начался военный бунт. При полной на улицах темноте, вследствие прекращения электрического света, все происходившее казалось особенно зловещим. Вооруженная толпа освободила арестантов из тюрьмы, разгромила несколько магазинов с музыкой и песнями, с криками и со стрельбой, направилась ко дворцу.

Но ко дворцу, при первом слухе о бунте, были уже вызваны по тревоге: Собственный полк, Конвой Его Величества, рота Железнодорожного полка и батарея воздушной охраны. Отряд уже был выстроен в ограде дворца; раскинута цепь по ограде и против главных ворот внушительно смотрели два орудия. Подошли две роты Гвардейского экипажа, вызванные из Александровки. Отряд, которым командовал генерал Гротен был готов к какому угодно нападению. Настроение солдат и офицеров было великолепное. А шумевшие толпы то приближались к дворцу, то удалялись, не смея, конечно, начать нападение.

Вдали слышалась беспорядочная стрельба. Со стороны Софии виднелось зарево.

Во дворце тревога и переполох. При первых же слухах о начавшихся в городе беспорядках во дворец приехал обер-гофмаршал граф Бенкендорф, с супругой кавалерственной дамой. Приехал начальник дворцового управления князь Путятин с помощником генералом Добровольским. Кроме обычно живших во дворце лиц, там находились: состоящий при Ее Величестве граф Апраксин, фрейлина баронесса Буксгевден и флигель-адъютант граф Замойский. Последний находился случайно в те дни в Царском Селе и, увидав опасность для Царской семьи, счел своим долгом, как флигель-адъютант Его Величества, явиться в распоряжение Императрицы. Жест удивительный по красоте. Единственный в те дни.

Военное начальство дворца, понимая, что всякое столкновение сторон опасно для жизни Царской семьи, вошло в переговоры с мятежниками. Мятежники заявили, что, если войска охраны начнут стрелять, они тяжелой артиллерией разнесут дворец. Мятежникам отвечено, что войска охраны первыми не начнут стрелять, но если гарнизон попытается сделать нападение - он получит решительный отпор. Из гарнизона предложили, чтобы Дворцовая охрана отправила в Гос. Думу парламентеров, а до их возвращения установить нейтральную между сторонами зону.

В целях безопасности Царской семьи, начальство решило послать делегатов парламентеров в Думу. Быстро назначены представители от всех частей. Разорвана скатерть и сделаны для всех делегатов белые на рукава повязки. Поданы камионы и депутация под крики ура выехала в Петроград. Отъезд депутации подействовал на бунтовщиков успокоительно. Лица, ответственные за охрану Царской семьи, вздохнули свободнее. Еще накануне Государыня отправила в Петроград для переговоров с Родзянко флигель-адъютанта Линевича, но где он и что он сделал неизвестно. Царица волновалась и за болезнь детей и за их безопасность от столкновения сторон. Царица упрашивала предупредить столкновение.

А на дворе уже спустилась ночь. Мороз все крепнул. Солдатам становилось холодно. Офицеры подбадривали их. Особенно хорошо и удачно говорил тогда адъютант Собственного полка, обнадеживая солдат скорым возвращением Государя. Все сразу переменится.

В 10 вечера Государыня действительно получила телеграмму от Государя с сообщением: - "Завтра утром надеюсь быть дома".

Царица сообщила свите. Все приободрились. Солдаты радовались. Из дворца дали знать, что Императрица выйдет к войскам. Все встрепенулось. По приказанию Гротена офицеры предупредили солдат не отвечать громко, на приветствие Ее Величества. Все смотрят на высокое крыльцо подъезд номер первый. Вдруг распахнулись широкие двери. Два нарядных лакея, держа высоко серебрянные канделябры со свечами, встали по сторонам. Появилась Императрица с В. К. Марией Николаевной. Раздалась негромкая команда войскам.

Спокойная и величественная Императрица тихо спускалась по мраморным ступеням, держа дочь за руку. За Ее Величеством шли: граф Бенкендорф, граф Апраксин, граф Замойский и еще несколько лиц. Было что-то сказочное в этом необычайном выходе Русской Императрицы к войскам, ночью, при мерцающем свете канделябров, в покрытый снежной пеленою парк.... Тишина полная. Лишь снег скрипит под ногами. Издали доносится стрельба. Со стороны же Петрограда и Софии зарево. Императрица медленно обходила ряды за рядами, кивая с улыбкой солдатам. Солдаты молча восторженно провожали Царицу глазами. Многим из офицеров Государыня тихо говорила что-нибудь: - "Как холодно, какой мороз".... Великая княжна, настоящая русская красавица, которую пощадила болезнь, улыбается офицерам, особенно морякам.

По возвращении Императрицы во дворец, частям по очереди разрешено уходить греться в подвальный этаж дворца. Там какое-то странное настроение. Строгие распорядки дворца нарушены. Появились откуда-то какие-то странные личности. Они подходили к солдатам, шептались. Невольная тревога закрадывалась в душу офицеров.

Тревожно было и в царских покоях. Государыня в ту ночь не раздевалась. Ее Величество разрешила графине Бенкендорф и баронессе Буксгевден устроиться на ночь в своем салоне и сама лично принесла им подушки. Граф Бенкендорф и Апраксин устроились в комнате камердинера Его Величества. Все были начеку сделать всё возможное для защиты Царской семьи.

В левом крыле дворца, около больной А. А. Вырубовой, ее родители и Лили Ден, не считая сестры милосердия. Присутствие во дворце Вырубовой и ее семьи нервировало придворных и вызывало в этот день особый ропот и воркотню прислуги и даже солдат. Больше чем когда-либо в этот день солдаты недобрым словом поминали Анну Александровну за все, что она, по их мнению, принесла во дворец.

Придворные считали, что ее присутствие навлекает опасность на Царскую семью. Граф Апраксин долго беседовал о том с Бенкендорфом и, наконец, было решено, чтобы Апраксин испросил разрешение Императрицы перевести Анну Александровну куда-либо, но вне дворца. Императрица горячо вступилась за свою подругу. Оттолкнуть подругу в такой момент, как бы выдать ее толпе на поруганье - ни за что. "Я не предаю своих друзей", - закончила Царица горячий разговор и не могла удержаться от душивших ее рыданий.

Часов около трех ночи тревога улеглась. В городе водворилась тишина. Бродившие толпами солдаты вернулись по казармам. На время все успокоилось. Генерал Гротен разрешил развести отряд по казармам. Остались лишь усиленные караулы, да часовые. Вокруг дворцовой ограды, как обычно, разъезжают казаки Конвоя Его Величества.

***

В эту самую роковую ночь, под 1 марта 1917 года, в Таврическом дворце представители Временного Комитета, представители Думской цензовой интеллигенции, решали судьбу Императора Николая II-го, ставшей судьбой всего монархического строя в России. Мысль об отречении Государя уже давно в умах многих. В эту ночь многим казалось, что столь жданный момент пришел. Одни считали, что пора "кончать", другие думали, что отречение поведет к успокоению от разрастающейся анархии, а многие, по-житейски, боялись возвращения Государя, боялись арестов и кар. Каждый хотел, чтобы отречение произошло поскорее. Преобладало мнение, что отречение должно совершиться в пользу Наследника, при регенте Михаиле Александровиче. Родзянко сносился по этому поводу с генералом Алексеевым и тот, по его словам, примкнул к этому мнению.

В. Шульгин позже подтвердил это в своей книге "Дни".

А в то время, когда шло это обсуждение, комиссар Бубликов протелефонировал из Министерства Путей Сообщения, около 3 часов ночи, что Императорский поезд, направляясь к Царскому, пришел на станцию Вишера. Бубликов спрашивал как поступить с поездом. Ему ответили, что вопрос этот еще не решен. В 4 ч. 50 м. утра 1-го марта Бубликов телефонировал Родзянко, что Императорский поезд повернул обратно на Бологое и вновь спрашивал указания, как поступить с ним. И вновь отвечено, что вопрос еще не решен.

Наконец, представители Временного Комитета постановили потребовать у Государя отречения от престола в пользу Наследника Алексея Николаевича. Был составлен проект акта отречения. Для предъявления Государю требования об отречении навстречу ему должен поехать председатель Комитета Родзянко и член С. Шидловский.

Около 7 часов утра Родзянко сообщил об этом решении Комитета Сергею Шидловскому и они стали собираться. Был заказан поезд.

В 9 ч. утра Бубликов протелефонировал, что Императорский поезд пришел в Бологое. Родзянко приказал: Императорский поезд задержать, испросить телеграммой аудиенцию для него и приготовить поезд.

Позже С. Шидловский писал об этом эпизоде так:

- "Вопрос о поездке был решен поздно ночью в мое отсутствие и разработан был весьма мало. Не была предусмотрена возможность нашего ареста, возможность вооруженного сопротивления верных Государю войск и, с другой стороны, предусматривалась возможность ареста нами Государя, причем, в последнем случае, не было решено куда его отвезти, что с ним делать и т. д.

Вообще предприятие было весьма легкомысленное, но делать было нечего и... я стал ожидать часа отъезда".

Однако, поездка эта Родзянки и Шидловского, как увидим ниже, не состоялась, по обстоятельством от них независившим.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.

- 1 марта в Петрограде. - Утро в Таврическом дворце. - Приход войск. Жены офицеров. - Насилия над офицерами. - Слухи о терроре. - Позорный приказ полковника Энгельгардта. - Исполком, его заправилы и их тактика. - Совет Рабочих Депутатов перестраивается в Совет Солдатских и Рабочих Депутатов. Выборы солдат в Исполком. - Важные постановления. - Приказ номер первый. Исполком и судьба Государя. - Вопрос о поездке Родзянко к Государю. - Роль Керенского. - Постановление Исполкома об аресте Государя с семьей. - Приход В. К. Кирилла Владимировича с Гвардейским Экипажем. - А. И. Гучков у В. Князя и его предложение. - 1 марта в Царском Селе. - Ожидание приезда Государя. Слухи о задержании Царского поезда. - Генерал Гротен обращается к Родзянко. Взгляд на Родзянко во дворце. - Возвращение делегатов парламентеров из Гос. Думы. - Прекращение телефонного сообщения. - Приезд депутатов Демидова и Степанова. - Взаимоотношение охраны дворца и гарнизона. - В. К. Павел Александрович у Императрицы. - Проект конституции. - Приезд Генерал-Адъютанта Иванова. - Его планы. Генерал у Ее Величества. - Перемена планов генерала. Телеграмма Алексеева. - Телеграмма Государя. - Отъезд Иванова из Царского Села. Напрасная тревога Петрограда.

С утра 1 марта во всех воинских частях Петрограда волнение. Солдаты требуют, чтобы офицеры вели их в Государственную Думу. Все желают выразить подчинение новой власти. Озлобление на офицеров растет. Многих из них уже разоружили. Некоторых избили за то, что вчера и позавчера они скрылись из казарм, не стали сразу на сторону революции. И теперь, когда офицеры возвращаются в казармы и хотят водворить там порядок, им не верят, их боятся. В них видят сторонников Царской власти, врагов революции.

Офицеры, повинуясь, с одной стороны, призыву Родзянко, с другой, требованию солдат, решают идти с частями в Г. Думу. Некоторые, в большинстве не кадровые, стали как будто искренно на сторону революции. Многие украсились красными бантами.

И войсковые части идут по направлению к Государственной Думе с красными флагами, со взятыми из полковых церквей старыми боевыми знаменами, к которым привязаны красные банты и ленты. Одним из первых явился рано утром 180 запасный пехотный полк, что привело в восторг настоящих революционеров. Явилась команда Конвоя Его Величества из нестроевых чинов. При ней не было ни одного офицера. Храбрый депутат Думы, казак, называвший себя есаулом, Караулов, бывший в те дни часто под давлением винных паров, приветствовал казаков и приказал арестовать офицеров Конвоя, раз они не хотят становиться на сторону революции.

С оркестром, игравшим марсельезу, явился эскадрон жандармского дивизиона. Революционеры радовались, думая, что то были жандармы политической полиции. Подходили запасные батальоны гвардейских полков, при них много офицеров. Забыт девиз Андреевской звезды "За веру и верность". Некоторые полковые дамы плачут, видя своих мужей под красными знаменами. Со слезами на глазах, молится одна юная такая патриотка, чтобы батальон с ее мужем не дошел до Думы. Женщины в такие острые моменты лучше и искреннее мужчин.

Пришло Павловское Военное училище. Батальон училища собирался идти походным порядком "туда, где Государь".

В училище поехал Караулов с одним еще думцем и убедил офицеров, что Государь уже отрекся, что ждут только оформления.

На сторону Г. Думы перешла Петропавловская крепость. Депутат Шульгин был послан для переговоров с комендантом. Комендант, генерал-адъютант Никитин, георгиевский кавалер, признал новую власть, в лице Г. Думы; просил выдать ему о том письменное удостоверение; освободил 11 арестованных за беспорядки Павловцев. Ни одного политического в крепости не оказалось. Шульгин произнес гарнизону патриотическую речь. Гарнизон кричал восторженно ура.

А толпа требует, чтобы крепостной флаг был заменен Красным.

В Г. Думе с утра кишит толпа солдат и всякого люда, заполнившая все помещения. В главном подъезде навалены груды съестных продуктов. Висят две туши мяса. Около, как бы для декорации, два конвойца в красных парадных "мундирах". Им и в голову не приходит, что они позорят Конвой Его Величества, который до отречения Государя честно нес свою службу Государю.

В Екатрининском зале появились прилавки с брошюрами и прокламациями разных революционных партий; девицы выкрикивают их. Как в 1905 году, подполье вышло на свет Божий. И заявляет свои права.

В комнате номер 13 собирается Исполком. Здесь царство присяжного поверенного Соколова, Суханова-Гиммера и Стеклова-Нахамкеса. Представители русской демократии. Рядом в зале гудит тысячная толпа рабочих и солдат. Это знаменитый Совет пока только рабочих депутатов. Во главе его Чхеидзе, а заправляют им все тот же Соколов, Скобелев и Исполком.

В двух дальних задних комнатах устроился вытесненный туда Временный Комитет Г. Думы, с грозным по виду Родзянко. Комитет это кажущийся возглавитель и руководитель революции. Его председатель и члены то и дело выходят на улицу встречать пришедшие на поклон войсковые части. Произносят патриотические речи, призывают к защите родины, к порядку и дисциплине. Но всем им ясно уже, что настоящими господами положения все более и более становятся совет с исполкомом. В комитете растерянность и боязнь революции, в исполкоме горячая организационная работа на углубление революции.

Родзянко горячей других воспринимает это и энергичные эпитеты "мерзавцы", "негодяи", "собачьи депутаты", то и дело срываются у него.

Нервно настроенная толпа жадно хватает каждый интересный слух. С утра в Думе передают, что Царский поезд задержан. Что и как - никто не знает. Шушукаются, что будет с Государем. Радостно встречено известие, что Петропавловская крепость "взята". Лихой офицер в кавказской черкеске, с заломленной назад папахой, геройски рассказывает, как он "взял" со своими крепость и как красиво доложил о том по телефону Родзянко. Несколько времени он был комендантом Трубецкого бастиона. Передают, кто с ужасом, кто со злорадством о бунте в Кронштадте. Замучен и убит главный начальник адмирал Вирен, несколько десятков офицеров, адмирал Бутаков, генерал Стронский. Временный комитет встревожен. Надо защитить офицеров. Через них надо водворить порядок среди солдат, взять в руки гарнизон, а через него восстановить порядок...

Но, прежде всего надо овладеть гарнизоном и встретить идущие с фронта войска. Этим занимается Военная комиссия, которую, вместо Энгельгардта, возглавил Гучков.

Энгельгардт же назначен комендантом Таврического дворца. Он должен организовать его оборону. Этот юркий полковник, из желания ли подделаться под настроение толпы или по растерянности, успел отдать по гарнизону приказ, воспрещавший офицерам отбирать у солдат оружие, причем грозили виновным строгими наказаниями до расстрела включительно.

Такой приказ настраивал солдат на офицеров. Он был как раз на руку Исполкому и его главному идеологу Суханову-Гиммеру. - "Гиммер - худой, тщедушный, бритый с холодной жестокостью в лице до того злобном... У дьявола мог бы быть такой секретарь", - так охаратеризовал Гиммера депутат Шульгин.

***

В Исполком с утра приходят солдаты с жалобами на офицеров. Офицеры возвращаются в казармы, восстановляют прежний порядок. Они контрреволюционеры. Они за Царя, хотят покончить с революцией, заступитесь. Руководители Исполкома отлично понимают, как важно иметь в своих руках солдатскую массу гарнизона. Надо обезвредить офицеров. И Исполком принимает гениальную по революционности меру. По его инициативе совет рабочих депутатов постановил пополнить состав совета делегатами от воинских частей, по одному от каждой роты и подобной ей воинской единицы.

Таким образом Совет рабочих депутатов перестроился и переименовался в Совет рабочих и солдатских депутатов. Совет немедленно же выбрал 10 представителей от солдат в исполком.

С. Р. и С. Д. постановил, дабы все воинские части гарнизона в своих политических выступлениях подчинялись бы только Совету. Дабы распоряжения Военной комиссии Временного комитета Г. Думы исполнялись только при условии, если они не противоречат распоряжениям Совета.

Наконец, Совет принял самое главное решение, которым разрушал армию, как таковую. Совет постановил перевести армию на "гражданское положение". То есть, чтобы солдатам были даны все гражданские права не считаясь с требованиями военной службы, ее духом и существом.

По подсказу Совет принял постановление, которым поручал Исполкому оформить все его постановления в особом приказе и представить его на утверждение Совета. Исполком выбрал комиссию, которая, под председательством Соколова, и составила приказ, принятый Исполкомом и утвержденный Советом. То был знаменитый приказ номер первый.

ПРИКАЗ No 1.

1 марта 1917 года.

По гарнизону Петроградскаго Округа всем солдатам гвардии, армии артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.

СОВЕТ РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ постановил:

1. Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать КОМИТЕТЫ из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.

2. Во всех воинских частях, которые еще не выбрали своих представителей в совет рабочих депутатов, избрать по одному представителю от рот, которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной Думы к 10 часам утра 2 сего марта.

3. Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам.

4. Приказы Военной комиссии Государственной Думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.

5. Всякого рода оружие, как-то, винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ВЫДАВАТЬСЯ ОФИЦЕРАМ, даже по их требованию.

6. В строю и при исполнении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя, в своей политической, общегражданской и частной жизни, солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ОТДАНИЕ ЧЕСТИ ВНЕ СЛУЖБЫ ОТМЕНЯЕТСЯ.

7. Равным образом отменяется и титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п. и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д.

8. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на ты воспрещается и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.

Настоящий ПРИКАЗ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах".

Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов.

Таков был преступный приказ номер первый, которым наносился могучий предательский удар с тылу по Русской армии. Ответственными за него пред родиной являются: его главные составители и вдохновители присяжный поверенный Соколов, циммервальдовец-пораженец Суханов-Гиммер, считавшийся большевиком Стеклов-Нахамкес и, как главные, начальнические персонажи Совета и Исполкома, - председатель соц. демократ Чхеидзе и товарищ председателя Керенский. Керенский, считавшийся социалистом-революционером был в те дни первым по значению, по силе, по влиянию человеком, человеком, владевшим тогдашней толпой.

Об его политических взглядах в то время известный революционер журналист В. Л. Бурцев говорит следующее:

- "В 1914-1916 гг. и в начале 1917 года, во время войны Керенский был в России представителем партии социалистов-революционеров, во главе которой за границей тогда стояли такие махровые пораженцы - циммервальдовцы, как члены Ц. К. - Чернов и Натансон. (о них см. на нашей стр., ldn-knigi) Керенский тогда был в рядах активных пораженцев и вел борьбу с оборонцами, с теми, кто отстаивал борьбу с немцами до конца. В 1916 году, над Керенским висели тяжкие обвинения в сношениях с пораженцами. Несмотря на то, что он был членом Г. Думы, он был накануне ареста и предания суду по обвинению в государственной измене и в сношениях с теми, кто был заинтересован в сепаратном мире и в поражении русской армии, а не по обвинению в участии в общереволюционном движении.

Фактически это обвинение Керенского было верно. Да он был пораженец. Если же, тем не менее, Керенский не был тогда арестован, ни предан суду, то это произошло только потому, что тогдашнее оппозиционное настроение общества делало его арест очень трудным и правительство на него не решалось.

Но, в конце концов, от ареста Керенского спасла все-таки только революция. ("Общее Дело" 29 янв. 1921 г. "Суд идет"). Таков был товарищ председателя Совета, а председатель - профессиональный революционер, социал-демократ. Отсюда понятно, почему самые вредные для родины и для армии постановления так блестяще проходили через Совет и его Исполком. Приобщившись к власти, сделавшись через два дня министром юстиции, а позже и верховным главнокомандующим, Керенский перестал быть пораженцем, он даже сделался патриотом, но зло и зло непоправимое уже было сделано.

***

В тот день, вернувшись после завтрака домой, я нашел в квартире разгром. Вещи были перерыты, унесена пара высоких военных сапог. В столовой на столе остатки закуски, две опорожненных бутылки вина, три стакана. На мой запрос в домовую контору объяснили, что так как квартира записана на Дворцовую охрану, то какие-то солдаты приходили ее осматривать. Старший дворник, явившись, советовал лучше уезжать и уже, во всяком случае, не ночевать дома. - "Все может быть, ваше превосходительство, по нынешним временам", - резонно сказал он, - "нехорошо говорят про Государя Императора, все может быть". Я поблагодарил за предупреждение, дал на чай, принял к сведению.

Переговорив по телефону где бы можно было переночевать, протелефонировал Белецкому. Тоном убитого, расстроенного человека, иногда всхлипывая, видимо от душивших его слез, Белецкий сообщил, что он только что узнал, что в Думе решено отречение Государя. Все кончено. Бедный Государь. Отречение дело часов. Поезд Государя уже задержан. Белецкого пока не трогали, но он уже приготовился к аресту. Советовал и мне сделать то же. Распрощались.

В Г. Думе, как сообщили мне и из другого надежного источника действительно на очереди был поставлен вопрос об отречении.

***

В Исполкоме, еще до начала обсуждения солдатского вопроса, уже знали, что Императорский поезд где-то задержан. Это приподняло настроение. Затем дошли слухи, что временный комитет принял относительно "Николая II" какое-то решение. Но вот с вокзала дали знать, что Родзянко требует приготовить для него экстренный поезд для поездки навстречу Государю. Железнодорожники спрашивают как прикажет поступить Исполком. Давать или не давать поезд. От Родзянки же в то же время явился офицер и жаловался Исполкому, что председателю не дают поезда, ссылаясь на распоряжение Исполкома.

Исполком всполошился. Стали обсуждать вопрос "об Николае II". Суханов-Гиммер злобно и горячо доказывал "что Родзянко пускать к Царю нельзя". Что через Родзянко буржуазия сговорится с Царем, образуется контрреволюционная сила, под видом объединения Царя с народом, в лице думского народного представительства.

Что их поддержит армия и на Петроград будут двинуты воинские части, которые и водворят порядок "в Петрограде не только революционном, но и распыленном и беззащитном". "Кто может ручаться - горячился Суханов - что от разрешения дать поезд Родзянко не зависит судьба революции. Надо благодарить железнодорожников за правильное понимание и доблестное выполнение ими долга перед революцией и в поезде Родзянко - отказать".

Мнение Суханова-Гиммера было поддержано большинством Исполкома и вынесено постановление - в поезде Родзянко отказать, что и было передано приведшему от Родзянко офицеру.

После ухода офицера, Исполком продолжал обсуждать вопрос о судьбе Государя и членов Династии. Большевики высказывались за "изоляцию всего Дома Романовых, за смещение с военных и прочих постов великих и просто князей. Исполком решил, однако, арестовать пока лишь Государя и Его семью, что и было поручено группе, во главе с Чхеидзе. Не прошло и получаса как Чхеидзе попросили во Временный Комитет, а в комнату Исполкома вбежал Керенский.

Он набросился с упреками на Исполком за отказ в поезде, доказывая, что Исполком губит тем революцию, играет на руку монархии, Романовым... Керенский от усталости упал в обморок. Бросились приводить его в чувство. Придя в себя и оправившись, Керенский произнес речь, доказывая необходимость разрешить поездку Родзянко. Исполком пересмотрел вопрос и большинством всех голосов против трех (Суханов и б-ки Залуцкий и Красиков) Постановил: разрешить дать Родзянке поезд.

Но с поездом, должна была поехать группа с Чхеидзе. Родзянко, узнав, что навстречу Государю поедет и "батальон" какой-то красной гвардии с Чхеидзе, боясь подвергнуть жизнь Государя опасности, от поездки отказался. Государю на станцию Дно была послана телеграмма, что Родзянко выехать не может, но телеграмма эта застала Государя уже во Пскове.

Вопрос об отречении как бы повис в воздухе, но о нем говорили и в Думе, и в городе, и особенно в казармах.

***

А в Думу все подходили новые и новые части. Пришло Михайловское Артиллерийское Училище, другие училища. Депутаты произносили речи. И если представители Временного Комитета призывали к порядку и дисциплине и повиновению офицерам, то представители Исполкома агитировали и призывали к углублению революции. Цели Комитета и Исполкома расходились.

Около 4 часов Думу облетел слух о приходе Гвардейского Экипажа, с В. К. Кириллом Владимировичем.

В Гвардейском экипаже, которым командовал В. Князь, с утра было неспокойно. Матросы арестовали некоторых офицеров. Намечены были офицеры, с которыми предполагалось расправиться. Слухи из Кронштадта возбуждали матросов. Недобрым огнем горели глаза некоторых.

Таково было настроение, когда в экипаж явился В. К. Кирилл Владимирович. Ему доложили, что матросы желают идти в Думу, строем с офицерами. В. Князь знал, что правительства уже в Петрограде нет. Что власть в руках Думы. А батальон уже построился по собственной инициативе, ждут офицеров, командира... И В. Князь соглашается на просьбу и ведет Экипаж в Г. Думу.

На Невском Проспекте с какой-то крыши Экипаж обстреляли из пулемета. Произошел переполох. Строй нарушен. Часть матросов разбежалась. Придя в порядок, матросы продолжают путь. Великий же Князь, по приглашению какого-то студента, сел с двумя матросами в его автомобиль и приехал в Г. Думу раньше прихода туда Экипажа.

В. Князь просил провести его к Родзянко. Председатель встретил его в Екатерининском зале. Великий Князь доложил, что через несколько минут придет Экипаж, который он и предоставляет в распоряжение Г. Думы. Родзянко благодарил и сказал несколько патриотических фраз матросам. В. Князя провели в одну из комнат Временного Комитета, барышни предложили чаю. У дверей, как парные часовые, встали матросы - великаны. Когда пришел батальон Экипажа, к нему вышел начальник военной комиссии Гучков. Он призывал матросов к порядку и исполнению долга перед родиной. Батальон ушел. Великого Князя обступили журналисты.

Появление в Г. Думе В. Князя произвело тогда большое на всех впечатление. Многие видели в этом поступке присоединение В. Князя к революции, другие смеялись, что он выставил свою кандидатуру на престол, в чем видели продолжение того, что называли "заговор в. князей". И если одни радовались этому поступку, видя в нем одно из доказательств успеха революции, то другие были огорчены, считая поступок изменой Государю и недостойным для члена династии.

Часов около 8, усталый физически и морально, В. Князь вернулся к себе во дворец. Там его ожидал Гучков. Он был занят обороной Петрограда. По слухам к столице идут эшелоны генерала Иванова. Гучков просил В. Князя занять с Гвардейским Экипажем главный вокзал, что, по его словам, предотвратит кровопролитие.

В. Князь ответил категорическим отказом. Гучков уехал. В. Князь бросился на кровать и заснул, как убитый.

Многие утверждали, что В. Князь был украшен красным бантом. Офицер Павловского училища, следовавшего в Думу, на одном перекрестке столкнулся с Экипажем и уступил ему дорогу, категорически утверждал автору этих строк, что банта не было. Павлоны, как замечательные строевики, заметили, что В. Князь был одет не по форме - палаш у него был под пальто.

***

К вечеру настроение в Думе стало еще более тревожным. Из города сообщали об усиливающихся эксцессах с офицерами. Офицерство металось, не зная, что делать. Во всех частях уже прошел слух, что вышел приказ со свободами для солдат. Положение офицеров становилось критическим. Поздно вечером в громадном зале Армии и Флота состоялся митинг офицеров в несколько тысяч человек. Митинг постановил:

"Признать власть Исполнительного Комитета Г. Думы впредь до созыва Учредительного собрания".

Кто подсунул эту нелепую резолюцию осталось невыясненным. Ясно было, что только революционный психоз и страх перед разнузданной солдатчиной продиктовали тогда эту резолюцию.

Она, конечно, не является верным отражением тогдашнего политического настроения офицерства. Революционные демагоги, конечно, не верили этой резолюции и она не спасла офицеров от насилий. Члены Исполкома Александрович и Юренев составили погромную против офицеров прокламацию, которую и стали распространять по городу. Несколько тюков ее, по распоряжению Керенского, были задержаны, конфискованы в Г. Думе Исполкомом же. Наступившая ночь лишь усилила тревогу. Руководители Временного комитета, составлявшие список Правительства, волновались из-за незнания, что сделает Государь, из-за слухов о генерале Иванове и, наконец, приказ номер первый, явившийся разорвавшейся бомбой для комитета. Было ясно, что вся воинская сила уходила в руки Исполкома.

- Мерзавцы, негодяи, губят Россию, - гремел Родзянко. Разводили руками растерявшиеся прогрессисты.

Революция шла своим путем.

В Царском Селе.

Тревожно протекало 1 марта и в Царском Селе и особенно во дворце. Всю ночь в Царском Павильоне волновались, в ожидании приезда Государя. Ловили жадно каждый новый слух, приходивший по железнодорожному телеграфу. А слухи были нехорошие. Около 4 часов утра охрана выставила посты на путь проезда Государя. В Павильон приехали начальствующие лица. Говорили о Петрограде. Все надеялись, что с приездом Государя все изменится. И ждали, и ждали. В 5 часов пришла первая страшная весть: поезд Государя задержан, Государя в Царское не пропустят. Где, что и как - неизвестно. Все приуныли. Страшная весть проникла во дворец, дошла до Царицы. Её Величество не хотела верить. Как, задержали Государя. Но кто же посмел это сделать, как могли это допустить. Что же делала железнодорожная охрана, Воейков, Ставка, Алексеев...

Не хотелось верить. Теперь можно было ожидать всяких нападений со стороны города. Вот почему генерал Гортен, вернувшись из Павильона, вызвал по телефону Родзянко и просил принять меры, чтобы не было кровопролития. Родзянко обещался прислать в Царское членов Временного Комитета для переговоров с гарнизоном. В этот день на Родзянко уже смотрели, как на единственного человека, который может многое сделать.

Часов около 9 утра из Петрограда вернулась посланная туда депутация от частей охраны. Депутация была хорошо принята Гучковым. Гучков просил продолжать охрану порученных им лиц и имущества. Выдал на то удостоверения. "Мы - говорили вернувшиеся солдаты, - умрем, как один, за царскую семью. Мы не будем действовать против гарнизона, но и они не должны выступать против нас. Мы исполняем поручение Г. Думы". Такое разрешение вопроса внесло успокоение.

Часов около 11 сообщили, что, по приказанию полковника Энгельгардта, прерывается телефонное сообщение и радио Царского Села со ставкою. Вскоре сообщили о приезде депутатов Вр. комитета - Демидова и Степанова.

Они проехали с вокзала в ратушу, беседовали с офицерами, объехали все казармы и беседовали с солдатами. Их встречали восторженно, играли марсельезу, кричали ура. Подчинение Гос. Думе было и заявлено, и принято.

Генерал Гротен съездил к депутатам в ратушу. Просил их содействия, чтобы гарнизон не нападал, т. к. в противном случае охрана выполнит свой долг до конца и произойдет кровопролитие. Государыня же умоляет не доводить до него. Депутаты отлично понимали всю деликатность и сложность вопроса и обещали содействие.

В 5 часов к Государыне приехал В. К. Павел Александрович. Он был очень взволнован и, увидя выстроенные около дворца части, сказал им какую-то несуразную речь, про которую спокойный и уравновешенный Бенкендорф выразился так: - "Его слова произвели на нас всех печальное (пенибл) впечатление".

Государыня встретила Великого Князя очень сурово и резко упрекала его за бездействие, за недостаточный надзор за запасными батальонами гвардии, которые произвели бунт. Он старший из великих князей генерал-адъютантов в столице ничем не проявил себя.

Вернувшись домой В. Князь приступил к составлению некоего акта, который от имени Императрицы и находящихся в столице членов династии давал заверение Г. Думе, что Государь даст конституцию. В составлении акта принимал участие князь М. С. Путятин и управляющий канцелярией Дворцового коменданта Бирюков. Акт был вручен графу Бенкендорфу для представления на подпись Её Величеству.

Около полуночи стало известно, что на вокзал прибыл в вагоне генерал-адъютант Иванов, а что эшелоны с его войсками где-то задержаны. Явилась надежда узнать что-либо про Государя. Императрица просила генерала приехать во дворец.

Генерал Иванов, приехав на вокзал, принял кого-то из представителей города и гарнизона и принял представившегося ему, прибывшего из Петрограда полковника Доманевского, назначенного к нему начальником штаба.

Доманевский доложил о том, что делается в Петрограде и высказал - "что вооруженная борьба только осложнит положение".

На вокзале же была вручена Иванову следующая наивная, легкомысленная телеграмма от начальника штаба Алексеева:

- "Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство, под председательством Родзянко, заседая в Государственной Думе, пригласило командиров воинских частей для получения приказаний по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное временным правительством, говорит о незыблемости монархического начала в России, о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства.

Ждут с нетерпением приезда Его Величества, чтобы представить ему все изложенное и просьбу принять это пожелание народа.

Если эти сведения верны, то изменяется способ ваших действий. Переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работы.

Воззвание нового министра путей сообщения Бубликова к железнодорожникам, мною полученное кружным путем, зовет к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт.

Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно провести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию. 28 февраля 1917 г. No 1833. Алексеев".

По этой идиллической телеграмме было ясно, что Ставка весьма благожелательно настроена по отношению революционного правительства и признает даже его министров. Иванов, сообразив обстановку, решил: опубликовать приказ о своем прибытии, сделать Царское Село местом своего штаба и призвать всех оставшихся еще верными Государю офицеров и солдат собираться к нему, задержанные же (по приказанию Бубликова, распоряжения которого так нравятся генералу Алексееву) эшелоны привести в Царское походным порядком.

С таким планом в голове и с заготовленным в кармане приказом Иванов приехал во дворец.

В ожидании приема Иванов посвятил в свой план генералов Гортена и Ресина и церемониймейстера Апраксина, графа Бенкендорфа. Он даже показал им проект заготовленного приказа. Идиллическая телеграмма Алексеева свите была известна, т. к. она передавалась Иванову через дворцовую телеграфную станцию. Иванов сообщил свите, что отдаст приказ после аудиенции у Государыни.

Аудиенция у Её Величества продолжалась с часу до двух с половиной ночи. Государыня была рада узнать новости про Государя. Она хотела переслать через Иванова письмо Государю. Хитрый старик отказался его взять, объяснив, что у него нет человека для пересылки письма.

Выйдя от Императрицы, Иванов сообщил свите, что никакого приказа он издавать не будет. Собирать войска в Царском также не будет. Императрица против этого.

Распрощавшись, генерал уехал на вокзал. Там ему вручили телеграмму от Государя следующего содержания:

- "Царское Село. Надеюсь прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не принимать. НИКОЛАЙ. 2 марта 1917 г. О ч. 20 м."

Эта высочайшая телеграмма разрешала все сомнения "диктатора". Он поспешил вернуться к своему эшелону в Вырицу.

А в Петрограде дрожали, что к столице приближается генерал Иванов, и Гучков метался по вокзалам, подготовляя оборону.

Окончание следует

Поделиться в соцсетях
Оценить

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:

ЧИТАТЬ ЕЩЕ

ЧИТАТЬ РОМАН
Популярные статьи
Наши друзья
Авторы
Иван Жук
Москва
Николай Зиновьев
станица Кореновская, Краснодарский край
Наверх