Портрет Ивана Морозова работы Валентина Серова

Среди богатейших фамилий Российской империи не было генеалогического древа богаче – во всех смыслах, – чем у текстильных фабрикантов Морозовых

Мало того что в начале прошлого века одновременно существовали и процветали четыре ветви семейного клана, фактически – четыре независимые компании, входившие в группу лидеров российской текстильной промышленности. Так вдобавок ко всему истовые старообрядцы Морозовы взяли за правило превращать своих конкурентов в деловых партнеров, вступая с ними в брак. Так клан текстильных фабрикантов породнился с крупными купеческими семействами.

Старообрядчество наложило свой отпечаток и на методы ведения дел Морозовыми, и на их представления о деловой этике (которую с натяжкой можно считать российским аналогом «протестантской»). Так, клан «миллионщиков» предпочитал обходиться без сторонних инвестиций – особенно иностранных. И почитал за грех влезать в долги – задолженность Морозовых поставщикам и банкам обычно была ниже морозовских же товарных кредитов покупателям.

Свобода по прейскуранту

Основателем династии купцов и текстильных фабрикантов принято считать Савву Васильевича Морозова (1770–1862), или Савву I (в роду еще будет более известный тезка, о котором ниже), – крепостного крестьянина из деревни Зуево Владимирской губернии. В Российской империи многие крестьяне начинали осваивать «купецкое дело» еще в неволе – Морозов не стал исключением. В юности он работал ткачом на местной фабрике и там же продемонстрировал предпринимательскую хватку – на занятые у хозяина деньги «откосил» от рекрутчины. А затем додумался до сдельной оплаты труда – и за два года выплатил заем!

Самый известный представитель третьего поколения текстильных фабрикантов – Савва Тимофеевич Морозов, меценат и «спонсор революции» (1823–1889)

Женившись, 20-летний ткач нашел выгодное приложение приданому в 5 рублей: в 1790 году прикупил небольшую шелкоткацкую и красильную мастерскую. Чтобы сбывать товар не где-нибудь, а в самой Москве, новоиспеченный фабрикант ежегодно пешком отправлялся в Первопрестольную, на Рогожскую заставу. Спустя три десятка лет развернувшийся текстильный магнат смог выкупить себя и четверых сыновей – Елисея, Захара, Абрама и Ивана, уплатив за всех огромную по тем временам сумму 17 тысяч рублей ассигнациями. Пятый, Тимофей, был выкуплен позже – также за немалые деньги.

В 1823 году уже свободный купец (купцами тогда называли вообще всех деловых людей) совершил еще одну солидную покупку – приобрел у своего бывшего хозяина-помещика земли на берегу Клязьмы. Там, в селе Никольском, Морозов основал будущую знаменитую Никольскую мануфактуру, а два года спустя – еще одну, уже в Москве. К 1840-м годам последняя насчитывала более десятка корпусов и была оснащена двумя с лишним сотнями новейших ручных «жаккардовых» машин для выработки цветных узорчатых тканей.

Дом Морозовых на Воздвиженке построен в мавританском стиле

Правда, после Крымской войны Морозов был вынужден закрыть московскую фабрику, но уже заработала основанная еще в 1830 году третья мануфактура – будущая Богородско-Глуховская в Московской губернии. Морозовы уже числились потомственными почетными гражданами, а глава семейства, так и не выучившись грамоте, ворочал миллионами и носил звание купца первой гильдии. Само семейное дело в 1860 году было преобразовано в паевой торговый дом «Савва Морозов с сыновьями», в управлении которым отцу помогали два старших сына – Елисей и Захар.

После кончины отца-основателя, совсем немного не дотянувшего до столетнего юбилея, четверо сыновей Саввы Морозова сами стали основателями четырех промышленных династий (пятый сын, Иван, рано отошел от дел). В народе их прозвали соответственно Елисеичами, Захарычами, Тимофеичами и Абрамычами.

Непутевый Савва

Самым известным представителем второго поколения текстильных фабрикантов был Тимофей Саввич Морозов (1823–1889). Воспитанник монахов-старообрядцев, он получил в наследство еще одну основанную отцом фабрику – Тверскую мануфактуру бумажных изделий. И поначалу управлял ею по старинке, боясь как черт ладана каких бы то ни было новаций. Позже, поддавшись на уговоры другого знаменитого текстильного магната-»миллионщика» – Людвига Кнопа, Тимофей Морозов начал помаленьку модернизировать производство и оснащать его импортными станками. А также одним из первых занялся подготовкой «отечественных кадров» – специалистов-инженеров.

Удачно женившись на Марии Федоровне Симоновой, наследнице сразу трех богатых купеческих родов (Симоновых, Рахмановых и Солдатенковых), Тимофей Морозов в 1872 году передал Тверскую мануфактуру племянникам Абраму и Давиду – сыновьям рано умершего Абрама Саввича Морозова, а сам занялся более перспективной Никольской. К концу жизни нового владельца, первым в Российской империи получившего титул мануфактур-советника, его фабрика уверенно лидировала в неофициальном рейтинге текстильных предприятий страны. Управляющая компания номинально числилась паевой, поскольку 90% паев (акций) находилось в руках семьи. А фактический владелец Никольской мануфактуры сращивал промышленный капитал с финансовым – стал одним из учредителей двух крупных банков, Московского купеческого и столичного Волжско-Камского, и восемь лет был председателем Московской биржи.

Дом Ивана Морозова на Пречистенке

Единственное, что омрачало конец жизни одного из крупнейших предпринимателей России, о чьем богатстве ходили легенды, – это участившиеся стычки со старшим сыном, Саввой. Потому что авторитарный (если не сказать самодурский) стиль руководства и невероятная скупость владельца Никольской мануфактуры также стали притчей во языцех, из-за чего предприятие постоянно сотрясали стачки. А наследник слыл отчаянным «прогрессистом», сторонником построения в России «капитализма с человеческим лицом». После одной из ссор отца хватил удар, от последствий которого владелец текстильной компании, сменившей название на «Саввы Морозова сын и Ко.», так и не смог оправиться. Закончил свои дни Тимофей Морозов в своем роскошном крымском поместье в Мисхоре.

На фоне индустриально отсталой России фабрики Морозовых можно было считать гигантами: на них работало более 50 тысяч человек

Его непутевый (по мнению родителей) сын и наследник Савва Тимофеевич Морозов (1861–1905) вошел в историю в большей мере как знаменитый театральный меценат, на чьи деньги фактически существовал МХАТ, и как главный финансовый донор российской революции. На фоне этих увлечений Саввы II его деятельность на деловом поприще отошла в тень. А между тем дружба с будущими «могильщиками капитализма в России» стала для Саввы Морозова закономерным продолжением его новаторских реформ на ниве российского бизнеса.

Будущий меценат и «спонсор революции» получил отличное образование. Начал он с традиционного для Морозовых домашнего старообрядческого обучения, потом окончил гимназию и физико-математический факультет Московского университета. А затем отправился в легендарный Кембридж, откуда вернулся дипломированным химиком. Там же, на родине текстильной индустрии (которая, как известно, стала «инкубатором» промышленной революции, изменившей облик мира), будущий глава крупнейшей российской текстильной компании приобрел бесценный опыт управленца.

Панно из серии «История Психеи» Мориса Дени в музыкальном зале особняка

По сути, Савва Морозов был талантливым управленцем, а не хрестоматийным «буржуем». Имея пакет акций Никольской мануфактуры – отнюдь не самый крупный, выпускник Кембриджа занимал всего лишь пост директора-управляющего. То есть, говоря по-нынешнему, был наемным топ-менеджером. В то время как главным пайщиком и распорядителем отцовского капитала оставалась мать – уже упоминавшаяся Мария Федоровна, сыгравшая роковую роль в судьбе сына.

А еще Савва Морозов был прирожденным «новатором производства». Дипломированный химик постоянно старался внедрять на своем предприятии «высокие технологии» – насколько это было возможно на столь традиционном для России производстве, как текстильное. В 1890 году директор-управляющий Никольской мануфактуры купил на Урале имение вместе с железоделательным заводом, который позже был преобразован в химический. А спустя 15 лет вместе с двумя партнерами учредил новую компанию (сегодня мы назвали бы ее высокотехнологической) – Анонимное общество соединенных химических заводов «С. Т. Морозов, Крель и Оттман». Целью Морозова было производство химических реактивов из дешевой местной древесины, а на их основе – новых красителей для тканей.

В семье не без сумасброда

К началу прошлого века необычайно разросшаяся текстильная империя управлялась уже пятым поколением Морозовых и состояла из четырех основных компаний – Никольской, Богородско-Глуховской, «Викула Морозов с сыновьями» (принадлежала еще одной образовавшейся семейной ветви – Викулычей) и Тверской мануфактуры бумажных изделий. К тому времени продукция Морозовых уже не нуждалась в рекламе. По воспоминаниям Павла Рябушинского, «морозовский товар можно было брать с закрытыми глазами: самые подозрительные и недоверчивые восточные люди к этому привыкли».

Морозовские фабрики, которые уже с полным основанием можно было называть заводами, на фоне индустриально отсталой России смотрелись настоящими промышленными гигантами. На Никольской мануфактуре трудилось более 18 тысяч человек, на Богородско-Глуховской и Тверской – по 5 тысяч. Всего же на промышленных предприятиях, принадлежавших семейному клану, было занято более 50 тысяч работников, а годовой оборот превышал 100 млн рублей. Морозовы могли похвастать и рекордной для отрасли прибылью, достигавшей 25% (тогда как у конкурентов она в среднем не поднималась выше 10%). Правда, достигалось это за счет классической потогонной системы: абсолютная правовая незащищенность рабочих плюс низкая квалификация (на мануфактурах широко применялся детский труд) и низкая же оплата труда. Лишь после крупных стачек и волнений 1885 года, потрясших текстильную империю Морозовых, государство соизволило «почесаться», приняв давно назревшие законы о трудовом найме и фабричных инспекциях.

Особняк Михаила Морозова, расположенный на Смоленском бульваре в Москве

Впрочем, как раз на Никольской мануфактуре ее директору удавалось какое-то время удерживать рабочих от радикальных действий. Представитель богатейшего семейства Российской империи не скрывал сочувствия социалистическим идеям и водил дружбу со многими видными деятелями российской социал-демократии. Причем роман Саввы Морозова с революцией не ограничивался платоническими отношениями – крупнейший представитель российской деловой элиты неоднократно рисковал свободой, если не жизнью. Свой знаменитый особняк на Спиридоновке, построенный Федором Шехтелем, Морозов предоставлял для сходок помещиков-либералов из нелегального «Союза земцев-конституционалистов», в 1905 году прятал разыскиваемого полицией Николая Баумана, а на своей фабрике – запрещенную литературу и типографские шрифты. Кроме того, текстильный магнат дружил с Горьким и Красиным, на свои деньги учредил первые большевистские легальные газеты «Новая жизнь» и «Борьба» и финансировал ленинскую «Искру». Хотя, надо отдать ему должное, Морозов достаточно трезво оценивал перспективы большевиков, назвав в письме Горькому ленинские работы «курсом политического мордобоя». А после «кровавого воскресенья» в январе 1905 года Савва Морозов и вовсе не побоялся подать записку председателю Комитета министров Сергею Витте, в которой требовал отмены самодержавия и широких демократических преобразований. Там были перечислены свобода слова, печати и союзов, всеобщее равноправие, неприкосновенность личности и жилища, обязательное школьное образование – и общественный контроль над госбюджетом!

Многие члены семьи Морозовых отдали дань меценатству и коллекционированию художественных произведений

Впрочем, по мнению семьи, Савва начал «чудить» еще раньше. Взять хотя бы его брак с Зинаидой Зиминой – по неподтвержденным данным, представительницей еще одной крупной бизнес-династии. Мало того что пылкий возлюбленный увел ее у законного мужа (а среди старообрядцев развод почитался за тяжкий грех), так ведь муж оказался еще и близким родственником – двоюродным братом Сергеем Викуловичем Морозовым! Но это были цветочки.

Зато когда в том же 1905 году директор-управляющий Никольской мануфактуры сразу после «кровавого воскресенья» выдвинул идею привлечения рабочих к управлению компанией и участию в прибылях, терпению родственников пришел конец.

Искусство требует пожертвований

В марте того же года мать, пользуясь привилегией главного пайщика, отстранила сына от управления компанией. А еще через месяц опасного сумасброда почти насильно отослали в Канны – лечить «тяжелое общее нервное расстройство». И в мае того же года Савву Морозова нашли в гостиничном номере с простреленной грудью.

По официальной версии, это было чистое самоубийство. Но вот уже больше века бытует иная версия – убийства. Авторы многих публикаций утверждают, что перед смертью Морозов передал свой страховой полис на 100 тысяч рублей близкой приятельнице – актрисе Марии Андреевой (гражданской жене Горького), а та, в свою очередь, переправила 60 тысяч в фонд РСДРП. С другой стороны, версию насильственной смерти еще век назад поддерживали и родственники Морозова – иначе его ни за что бы не похоронили в семейной усыпальнице московского старообрядческого Рогожского кладбища.

Кроме революции было у Саввы Морозова и другое увлечение всей жизни – театр. Конкретно, Московский художественный. Текстильный фабрикант не только регулярно поддерживал детище Станиславского и Немировича-Данченко деньгами (по разным оценкам, заядлый театрал потратил на любимый храм искусства от полумиллиона до миллиона рублей), но и три последних года жизни заведовал его финансовой частью. А также предложил и реализовал одну из первых «бизнес-моделей» в русском сценическом искусстве, возглавив правление паевого товарищества по эксплуатации театра.

Михаил Морозов

Меценатству и коллекционированию художественных произведений отдали дань и другие Морозовы. Брат Саввы – Сергей Тимофеевич (1860–1944) – с 1911 года возглавлял Никольскую мануфактуру, но отошел от дел и целиком посвятил себя основанному еще в 1885-м Музею кустарных изделий (ныне там расположен Фонд народных художественных промыслов Российской Федерации). Кроме того, Сергей Морозов оказывал финансовую помощь журналу «Мир искусства» и лично художнику Левитану, да и сам неплохо рисовал, интересовался музыкой и вместе с братом состоял в учредителях МХАТ. После революции Сергей Морозов эмигрировал и умер в Париже.

Посвятил себя служению «высокому» и представитель другой ветви семейного клана – Михаил (Мика) Абрамович Морозов (1870–1903). Делами Тверской мануфактуры (Абрамычей, породнившихся с еще одним известным родом купцов и текстильных фабрикантов – Хлудовых, прозывали также «тверскими Морозовыми») он не занимался вовсе. Зато много писал, читал лекции, а во время путешествий по Франции раньше других «старых русских» оценил по достоинству творчество Гогена, Ренуара, Дега, Ван-Гога и других мастеров, чьи шедевры завещал Третьяковке.

Его брат Иван Абрамович Морозов (1871–1921), окончив Цюрихский политехникум, некоторое время успешно управлял Тверской мануфактурой, после 1904 года ушел в политику, а затем увлекся коллекционированием живописи. Начав с русских мастеров, Иван Морозов, «заболел» французскими импрессионистами и начал скупать их работы десятками. Его коллекция западного искусства конца XIX – начала XX века, состоявшая из 250 полотен и скульптур, считалась (наряду с собранием Сергея Щукина) одним из крупнейших частных собраний не только в России, но и в мире.

После октября 1917 года собрание Ивана Морозова было национализировано. Его владелец получил от новой власти охранную грамоту и пост замдиректора нового государственного музея, но тот, по сути, так и не заработал. В конце 1918 года большей части семейства удалось уехать за границу, а собрание Ивана Морозова стало основой московского Музея нового западного искусства. Сегодня собранные Морозовыми шедевры украшают питерский Эрмитаж и московский Музей изобразительного искусства имени А. С. Пушкина.

Страстным коллекционером был и Алексей Викулович Морозов (1857–1934) – потомок упоминавшегося выше Елисея Саввича (1798–1868). В 1897-м Алексей Морозов возглавил «Товарищество Викулы Морозова сыновей», но спустя три года охладел к бизнесу. Передав бразды правления брату Ивану, он занялся коллекционированием фарфора, гравюр и икон – коллекция последних считалась одной из лучших в России (с ней могли соперничать только собрания Ильи Остроухова и Степана Рябушинского). Кстати, этот представитель рода Морозовых успешно пережил революцию. После событий 1917 года его даже назначили… хранителем своих же коллекций, национализированных новой властью! А в особняке Алексея Морозова во Введенском переулке новые власти открыли Музей фарфора.

Источник: https://kp.vedomosti.ru/humans/article/2019/07/01/805506-eh-morozovi

Революционные метания Саввы Морозова

Знаменитый фабрикант был для большевиков то щедрым спонсором, то опасным свидетелем

Все, кому знакомо имя Саввы Морозова, знают, что купец оказывал существенную материальную помощь большевикам. Оказывал вопреки здравому смыслу: не руби сук, на котором сидишь. По выражению одного из служащих принадлежавшей Морозовым Никольской мануфактуры, Савва Тимофеевич "На одном стуле... накапливал богатства, а на другом растрясывал на революцию"¹. Но вот был ли Морозов убежденным революционером "во вред себе"?

Предприниматель и меценат Савва Тимофеевич Морозов. Фото: РИА Новости

Никакой "борьбы", только реформы!

В 1880-х - 1890-х годах Морозов был бесконечно далек от деятельного сочувствия революционерам. Его политические взгляды этого периода были умеренно либеральными, а в некоторых моментах - консервативными. Университетский товарищ Морозова граф Дмитрий Адамович Олсуфьев вспоминал: "Морозов в 90-х годах был еще весьма далек от революционных настроений... По складу своих мыслей он был либералом-позитивистом", что не мешало ему находиться "...под сильным влиянием консервативно славянофильских идей"². Однако консервативные взгляды Морозова проявлялись главным образом в экономической области.

В центре политических воззрений Морозова стоял "рабочий вопрос"³, что, по крайней мере внешне, сближало его с некоторыми из современных ему представителей радикальных политических течений. Однако решать этот вопрос купец планировал исключительно путем реформ. Ничего революционного, никакой "борьбы с самодержавием", никакой марксистской "подложки". Более того, являясь на тот момент главой российского купечества, Морозов занимал видные общественно-политические должности, был вхож в министерские кабинеты, "знал тайные ходы петербургских департаментов"⁴. Находился в приятельских отношениях с С.Ю. Витте и другими высокопоставленными сановниками, представлял купечество в диалоге с правящей династией. На законодательном уровне он отстаивал как права и интересы купечества, так и гражданские права рабочих: право на справедливые условия труда, на сокращение рабочего дня, а позже, незадолго до первой русской революции, - на создание союзов, на стачку и т.п.

Женщина, сыгравшая роковую роль в судьбе Саввы Морозова, - актриса МХТ Мария Андреева.

В плену артистической натуры

На рубеже веков политические воззрения Морозова претерпели быструю и неожиданную для многих трансформацию. Отчасти она была вызвана неудачным поворотом в его общественно-политической карьере: в 1896 году Морозов рассорился с министром финансов Витте. Но гораздо более значительную роль здесь сыграли перемены в личной жизни. Морозов влюбился. Объектом его страсти стала актриса Московского Художественного театра Мария Федоровна Желябужская, по сцене - Андреева.

Жена крупного чиновника, Андреева была женщиной выдающейся во многих отношениях. Тот факт, что она воспитывала двух родных и двух приемных детей, как ни странно, не мешал ей всей душою быть преданной идее революционного преобразования русского общества, большевистской фракции РСДРП и лично Владимиру Ильичу Ленину, с которым Андреева состояла в многолетней переписке. Красавица, обольстительница, актриса не только на сцене, но и в жизни, ловкий манипулятор и конспиратор, опытный распространитель подпольной литературы, обладавшая поистине мужской хваткой и колоссальной силой воли. Разнообразные таланты Андреевой воспевали многие большевики, которые хотя бы изредка имели с нею дело. Не зря В.И. Ленин дал ей подпольную кличку "Феномен".

Савва Морозов стал отнюдь не случайным эпизодом в жизни Андреевой. Купец, ворочавший миллионными капиталами, был нужен революции, а значит - нужен Андреевой. Революция требовала немалых средств, а рядовые сотрудники могли отчислять в пользу партии совсем небольшие суммы, в среднем "от пяти до двадцати рублей"⁵ ежемесячно. Поэтому, по словам крупного деятеля большевистского подполья Л.Б. Красина, "Одним из главных источников [средств] было обложение всех... оппозиционных элементов русского общества, и в этом деле мы достигли значительной виртуозности"⁶.

Зинаида Григорьевна Морозова (урожденная Зимина) - жена С. Морозова.

"Кошелек" для революционеров

С 1888 года Савва Тимофеевич был женат на купеческой дочери Зинаиде Григорьевне, урожденной Зиминой. К рубежу веков у них было трое детей: сын и две дочери. Но что-то в этом браке разладилось. Быть может, дело в том, что ссора Морозова с Витте произошла, по образному выражению писателя А.В. Амфитеатрова, из-за "бабьих хвостов". Во время приезда Николая II в Нижний Новгород на Всероссийскую выставку 1896 года, где Савве Морозову выпала честь поднести императорской чете хлеб-соль, Зинаида Морозова посмела надеть платье, шлейф коего был длиннее, чем у императрицы, "...и украсила купеческое чело свое брильянтовою диадемою, весьма похожею на ту, которую носила императрица"⁷. Это было вопиющее нарушение придворного этикета и, как следствие, - конец успешной общественно-политической карьеры ее мужа. Так или иначе, Савва Тимофеевич охладел к жене, и это сделало его легкой мишенью для такой опытной обольстительницы, какой являлась М.Ф. Андреева.

Роман Морозова и Андреевой начался осенью 1899 года. Сблизил их Московский Художественный театр, существование которого Савва Тимофеевич поддерживал рублем с зимы 1897/1898 года, а также активный интерес к рабочему вопросу. Постепенно актриса приобщила купца к деятельности подпольных организаций радикального толка и убедила давать деньги на их нужды.

Известно, что Морозов финансировал издание нелегальной марксистской газеты "Искра", устраивал деятелей революционного движения на работу к себе на фабрику или в имения. Трудоустроены были такие крупные деятели, как А.Н. Тихонов-Серебров и Л.Б. Красин. Морозов прятал от преследования властей известного политического преступника - большевика, одного из руководителей Московского комитета РСДРП Н.Э. Баумана. При этом Мария Федоровна без тени сомнений говорила: "С.Т. Морозов отлично знал, что укрывает у себя того самого человека, который два месяца назад вел с его рабочими... разъяснительную беседу по поводу готовящейся на фабрике стачки"⁸. Деньги Морозова поступали в партию через Андрееву или, позже, через Горького.

Максим Горький и Мария Андреева в мастерской Репина в Пенатах.

Горькое прозрение

Отношения Андреевой и Морозова завершились весной или летом 1903 года, когда Мария Федоровна, выполняя новое задание партии, отдала предпочтение Горькому, чья литературная слава уже гремела не только в России, но и по всему миру. Савва Тимофеевич вернулся в семью, к жене, только что родившей ему второго сына.

Что до политических взглядов, то в 1904-1905 годах Морозов возвратился на умеренные, либеральные позиции, которые были свойственны ему прежде, пусть и с существенными коррективами. Как и в период до 1897 года, Морозов считал наиболее эффективными законные методы политической борьбы, диалог с правительством. Но если раньше он добивался от властей принятия отдельных законов, то в середине 1900-х он стал предъявлять иные требования: проведение глубоких реформ, введение конституции, парламентские преобразования. В эти годы Морозов вновь сблизился с либеральными кругами, при этом претендуя на роль "купеческого лидера", которую он успешно играл до 1896 года⁹.

Почему Горький стал "нерукопожатным"

Связи Морозова с большевиками стали все более сокращаться. Пик его помощи большевистской фракции РСДРП пришелся на 1902 - весну 1904 года. Зимой 1903/1904 года Андреева и Горький стали открыто жить гражданским браком. C этого момента доселе бурный поток морозовской денежной помощи большевикам превратился в тоненькую струйку, фактически сошел "на нет". Следующей зимой Савва Тимофеевич поссорился с Горьким, которого отныне "...в разговорах со знакомыми сухо называл "Максимом" или "Алексеем", а то даже и "господином Горьким""¹¹.

Измена Андреевой позволила Морозову посмотреть на бывших соратников, что называется, со стороны. Большевики потеряли в его глазах романтический ореол. Савва Тимофеевич, по-видимому, разглядел антигуманные методы и идеи большевистской фракции РСДРП, которая, проявляя мнимую заботу о рабочих, использовала их как орудие для достижения собственных политических целей. С прозрением пришло активное нежелание продолжать финансовую помощь большевикам: известно, что Морозов неоднократно отказывал им в подобных просьбах. Но, однажды став спонсором и соучастником террористической деятельности, не так просто распрощаться с этим соучастием.

Известно, что вскоре после начавшейся 14 февраля 1905 года забастовки на Никольской мануфактуре родственники во всеуслышание объявили Морозова сумасшедшим. Этот шаг призван был оградить купца от преследований со стороны желавших получить от него деньги большевиков: по законам того времени, над умалишенным устанавливалась опека, и он не мог самостоятельно распоряжаться своими средствами. В середине апреля Савва Тимофеевич вместе с женой и доктором Н.Н. Селивановским покинул пределы страны и перемещался по Европе. Четко продуманного маршрута поездки не было. За Морозовым повсюду следили и, несмотря на все ухищрения, оторваться от преследователей не получалось. По словам Д.А. Олсуфьева, который знал о последних неделях жизни Саввы Тимофеевича со слов З.Г. Морозовой, "Революционеры повели самый наглый шантаж выколачивания из него денег"¹². Наиболее вероятно, что Морозова застрелили большевики. По крайней мере, у них имелось два весьма веских мотива.

Доктор Парвус: Кукловод революции?

Общеизвестен следующий факт. В конце 1904 года Савва Тимофеевич застраховал свою жизнь на огромную по меркам большевиков сумму - 100 000 рублей. Страховой полис, который был оформлен на предъявителя, он передал актрисе и бывшей любовнице М.Ф. Андреевой. После кончины Морозова та распорядилась средствами с виртуозной расчетливостью: 60 000 рублей через Л.Б. Красина пошло на нужды партии, 1000 - на услуги адвоката, благодаря которому удалось получить деньги у наследников купца, 15 000 - на погашение долга Горького. Остальное было оставлено ею на собственные нужды. Но, думается, потребность в деньгах - менее веская причина, по которой большевики убили Морозова. Морозов резко перестал удовлетворять постоянно растущие партийные нужды. Иными словами, отказавшись и дальше финансировать большевиков, Морозов превратился в опасного свидетеля их деятельности. А, как известно, измены террористы не прощают. Инструмент, который более не приносит пользу, должен был быть уничтожен - и Морозова тихо "убрали".

Гроб с телом С.Т. Морозова доставили в Москву его жена и племянник, А.Г. Карпов. 29 мая 1905 года Савва Тимофеевич был похоронен на Рогожском кладбище Москвы. Похороны были пышные. Проститься с Морозовым пришло более 15 тысяч человек. Ни М.Ф. Андреева, ни А.М. Горький на похоронах не присутствовали. Зато было много рабочих и служащих Никольской мануфактуры. На их средства была создана икона Саввы Стратилата. На латунной плите в нижней части иконы имеется надпись: "Сия святая икона сооружена служащими и рабочими в вечное воспоминание безвременно скончавшегося 13 мая 1905 г. незабвенного директора Правления, заведовавшего фабриками Товарищества, Саввы Тимофеевича Морозова, неустанно стремящегося к улучшению быта трудящегося люда".

Могила русского мецената Саввы Тимофеевича Морозова на Рогожском кладбище в Москве. Фото: РИА Новости

ЛИТЕРАТУРА:

<sup>1. Варенцов Н.А. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое. М., 1999. С. 518.
2. Олсуфьев Д.А. Революция: Из воспоминаний о девятисотых годах и об моем товарище Савве Морозове, ум. 1905 г. // Возрождение. 1931. 31 июля (N 2250). С. 5.
3. Зилоти В.П. В доме Третьякова. М., 1998. С. 51.
4. Немирович-Данченко В.И. Рождение театра: Воспоминания, статьи, заметки, письма. М., 1989. С. 124.
5. Красин Л.Б. Дела давно минувших дней: Воспоминания. М., 1934. С. 93.
6. Красин Л.Б. Большевики в подполье. М., 1932. С. 50-51.
7. Амфитеатров А.В. Из литературных воспоминаний // Руль. 1922. N 552. 22 (9) сентября. С. 2.
8. Комаровская Н.И. Виденное и пережитое: Из воспоминаний актрисы. Л.-М., 1965. С. 61.
9. Подробнее см.: Федорец А.И. Савва Морозов. М., 2013.
10. См.: Серебров А. Время и люди: Воспоминания (1898-1905). М., 1960. С. 211-216.
11. Алданов М. Самоубийство: Исторический роман. М., 1993. С. 69.
12. Олсуфьев Д.А. Указ. соч. С. 5.</sup>