КАВКАЗСКОЕ ЛИНЕЙНОЕ ВОЙСКО. (О событиях середины 19 века).

Остановка ермоловского наступления на Кавказ, отвлечение войск против персов и турок имели пагубные последствия. Снова посыпались трагические донесения. Кабардинцы погромили хутор, зауряд-хорунжий Федотов и 20 казаков пали в бою, 6 жителей зарезаны, 17 угнаны в рабство… чеченский набег на станицы… уничтожен пост у Червленной… банда Джембулата сожгла Незлобную, погибло 370 жителей… Казаки отвечали. Черноморский атаман Безкровный одержал ряд побед за Кубанью, но получил тяжелую рану в рукопашной и оставил службу. Удалось замирить карачаевцев. В 1829 г. состоялась первая научная экспедиция на Эльбрус. Прикрывали ее 600 солдат и 400 казаков, а на вершину взошли 6 ученых, 20 казаков и проводник-кабардинец. Так что и первыми русскими альпинистами стали казаки.

Но имам Кази-Мухаммед взбунтовал всю Чечню. В ноябре 1831 г. его воинство ворвалось даже в Кизляр, угнало горожан. Бурную и Внезапную захватить не смогло, но разорило окрестности. После такой дерзости на имама собрали крупные силы, били его отряды, загнали в аул Гимры и в августе 1832 г. взяли штурмом. В рубке полегли Кази-Мухаммед и все его мюриды. Уцелел только один – прикинувшийся мертвым Шамиль. Вскоре он занял место имама, оказался отличным организатором. Разослал своих наместников-наибов по всему Кавказу, наладил связи. С середины 1830-х закипело повсюду – на Кубани, в Кабарде, Чечне, Дагестане.

Для централизации руководства в 1832 г. казачьи полки Кавказский, Кубанский, Хоперский, Волгский, Моздокский, Гребенской, Кизлярский (вобравший в себя Терско-Семейное и Терско-Кизлярское Войска) – т. е. все здешние казаки, кроме черноморских, были объединены в Кавказское линейное Войско. Позже полки были преобразованы в бригады, выставлявшие по несколько полков А Кавказский корпус усилили, развернули в армию. Но солдаты и офицеры свежих частей не имели нужной выучки, в большие войсковые колонны было удобно стрелять, росли потери. А главное, не хватало ермоловской планомерности и систематичности. В ответ на набеги организовывались экспедиции – а нападения повторялись на других участках.

Оружием и деньгами горцев щедро кормили Турция и Англия. Чтобы перекрыть этот поток, на Кавказ был возвращен помощник Ермолова А.А. Вельяминов, ему поручили строить Черноморскую береговую линию от Анапы до Сухуми. Первый десант высадился в 1830 г. у Гагр, второй в Геленджикской бухте. Были основаны укрепления Новороссийское, Новотроицкое, Михайловское, Вельяминовское (Туапсе), Лазаревское, Головинское, Навагинское (Сочи), Св.Духа. Но здешний край был еще совсем не курортным. Маленькие укрепления простреливались с гор, с внешним миром были связаны только по морю. Побережье было болотистым, свирепствовала малярия. Бывало, что гарнизоны вымирали за год. Но солдаты вырубали лес, брали берега под контроль. Десантных операции, связь с постами, охрану побережья обеспечивали Черноморский флот и Азовское Казачье Войско. В нем было сформировано 10 команд по 20 казаков (позже число команд дошло до 26), они патрулировали на специально построенных баркасах, которые базировались на Сухумской и Константиновской станциях. Наши моряки, солдаты и казаки неоднократно захватывали суда со смертоносной контрабандой. В марте 1835 г. две шхуны и целый склад оружия были с боем уничтожены у Новороссийска, в 1836 г. там же конфисковали английское судно “Виксен” с грузом винтовок.

Чтобы прикрыть Закавказье от нападений чеченцев и лезгин стала строиться Лезгинская линия – от Кодор до Нухи. В самой Чечне и Дагестане шли тяжелые бои – под Могохом, Гоцатлем, Гимрами, Хунзахом, Ашальты, Ахульго. 17 июня 1837 г. Шамиля удалось окружить в ауле Тилитль. И… он сдался. Принес генералу Фези присягу, согласился отправить в Россию сына. И имама отпустили! С сыном Шамиля обращались благородно, определили в офицерское училище в Петербурге, приняли в лейб-гвардию. Но его отец использовал передышку, чтобы собрать новые силы – и плоды всех усилий оказались перечеркнуты. Кстати, имам отнюдь не был бескорыстным “борцом за свободу”, от всех горцев ему шла пятая часть добычи, и он стал одним из богатейших людей своего времени. Турецкий султан произвел его в “генералиссимусы Кавказа”, при нем действовали английские инструкторы. В его отрядах очутились и 3 тыс. поляков, которых после восстания неосмотрительно сослали на Кавказ.

В ответ следовали очередные экспедиции. Когда окружали аулы и предлагали выпустить мирное население, мюриды всегда отвечали отказом – если при обстрелах и атаках убьют непричастных жителей, их родственники захотят мстить (а западная пропаганда получит повод вопить о “зверствах русских”). Зато Шамиль из всех осад ускользал. Впоследствии была рождена байка, как царское правительство обращало в кантонисты еврейских детей. Это ложь. Школы (батальоны) кантонистов были созданы для солдатских сыновей. Но огромный приток в них дал Кавказ. Государство брало в кантонисты, казачьих детей, чьих родителей убили или угнали горцы. Принимало и осиротевших детей горцев.

В 1839 г. кубанские казаки смогли уничтожить лидера черкесов Казбича. Но этим воспользовался Шамиль, послал на Западный Кавказ своего наиба Магомет-Амина, объединившего местные племена. В 1840 г. массы черкесов хлынули на приморские посты. Погибли гарнизоны фортов Лазаревского, Головинского, Вельяминовского, Николаевского, Михайловского. А Шамиль с союзе с дагестанским лидером Хаджи-Муратом перешел в наступление на восточном фланге. Маленькие русские отряды в горных укреплениях были уничтожены или окружены, их с трудом спасали, а Дагестан попал под контроль Шамиля.

Выправлять ситуацию на Кубани начал генерал Григорий Христофорович Засс. Он начинал службу гусаром, потом командовал казачьими полками на Кавказе. Когда его назначили начальником правого фланга Кавказской линии, он вернулся к методике Ермолова. Громил скопища черкесов стремительными рейдами, но вместе с тем начал продвигаться укреплениями. С 1840 г. стала строиться Лабинская линия и был основан Лабинский казачий полк, заселявший ее. Засс наладил разведку, завел в горах свою агентуру, использовал даже мистификации – Засс умел показывать фокусы, и черкесы считали его колдуном, пугали им детей. В 1842 г. Засса сменил блестящий аристократ Сергей Дмитриевич Безобразов. За особый шик и отчаянную храбрость его прозвали “казачьим Мюратом”. Но и организатором он был прекрасным, продолжил строительство новых рубежей. На Кубани по-прежнему творили чудеса пластуны, и кроме первого батальона было создано еще пять.

На левом фланге было хуже. Мюриды выработали весьма эффективную тактику: когда в горы выступала русская экспедиция, она встречала завалы из деревьев. Пробивалась через них под пулями из лесной чащи. Жители успевали уйти в горы и угнать скот. Отряд, добравшись до места, рушил пустые сакли. А на обратном пути уже собирались горцы со всех окрестностей, снова перекрывали дорогу завалами, и войска под огнем несли большие потери. Особенно трагичной стала “сухарная экспедиция” в 1845 г. Ее отрезали в горах, кое-как выбирались обратно. Урон составил 3 тыс. человек, погибли 3 генерала.

После этого новый главнокомандующий М.С. Воронцов вернулся к ермоловскому плану “осады”. С Кавказа вывели 2 «лишних» корпуса. Остальные войска повели сплошную вырубку лесов, прокладку дорог. А земли, очищенные от «немирных» соседей, заселялись казаками. На Кавказе сражались не только кубанцы и терцы. Сменяясь через 4 года, здесь несли службу 10 донских и 3 астраханских полка, в Грозном - 2 сотни Дунайского Войска. Но пришлые казаки сперва уступали местным. Донцы учились воевать в чистом поле, и горцы их вообще не считали серьезным противником, за бесполезные пики презрительно называли “камыш”. К тому же донские полки, приходя на Кавказ, растаскивались по сотням для сопровождения почты, курьеров и других нужд .

Изменил это положение Яков Петрович Бакланов. Простой казак станицы Гугнинской (впоследствии переименованной в Баклановскую), на турецкой войне за доблесть стал офицером. В 1834 г. он сотником попал на Кавказ, служил под началом Засса и признавал – “спасибо Зассу и горцам, они многому меня научили”. В 1845 г. его направили в Чечню, в Куринское укрепление, командиром полка № 20. Свой полк он реорганизовал. Мундиры велел убрать для парадов, переоделись в черкески и бешметы. Перевооружились трофейными шашками, кинжалами, длинностольными винтовками. Из отбитых табунов выбирали лучших коней.

В полку Бакланов создал учебную сотню, пластунскую команду из лучших стрелков и разведчиков, впервые обзавелся ракетной батареей. В каждой сотне один взвод учился саперному делу. Среди горцев Бакланов создал сеть агентуры, и врасплох его не мог застать никто. Наоборот, он сам нежданно сваливался на врага. Громил базы мюридов, угонял скот. Горцы стали считать, что он “даджал” – черт. А Бакланов перенял приемы Засса, поддерживал такие убеждения. Однажды группа чеченцев попросила у казаков взглянуть на Бакланова. Он сразу согласился. Будучи и без того огромного роста и устрашающей внешности, сунул руку в печь и вымазал сажей лицо. Поднялся навстречу, свирепо вращая глазами. Делегаты в ужасе убежали, разнося весть, что он и впрямь чудовище.

Пугая врагов и порождая легенды о своей неуязвимости, Бакланов всегда шел в бой в видной издалека ярко-алой рубахе. Был и случай, когда он в страшную жару спал, раздевшись догола – и напали чеченцы. Он возглавил атаку, накинув только шашку и бурку, и это тоже вызвало у горцев переполох. А потом от неизвестного адресата ему пришла посылка, черное знамя с черепом и костями и надписью “Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь”. (Очень может быть, что посылку инициировал сам Бакланов). Казаки сперва смутились столь мрачным знаменем, но оценили, какую панику наводит оно на горцев, полюбили его.

Не в силах одолеть Бакланова в бою, Шамиль нанял лучшего стрелка, хваставшего, что промахнулся лишь раз в жизни, ребенком. Он поклялся на Коране убить казачьего героя. Но лазутчик сообщил Бакланову, что стрелок завтра будет сидеть в засаде на кургане. Полковник отправился туда вдвоем с ординарцем, а потом оставил и его. В этом было не только рыцарство, но и ювелирный психологический расчет. Убийца готовился стрелять исподтишка. Увидел, что сам Бакланов едет прямо к нему, один, заволновался и промазал второй раз в жизни. Полковник же спокойно слез с седла, приложился к винтовке и стал ждать. Горец нервничал, заряжал торопливо, выпалил, толком не прицелившись, а едва высунулся, пуля Бакланова угодила ему между глаз. Восхищались не только казаки. Чеченцы, издали наблюдавшие за поединком, кричали: “Якши Боклю!”

Слава Бакланова, как человека совершенно необыкновенного, распространилась за пределы Кавказа. В 1847 г. на Дону разразилась эпидемия холеры, и люди лечились “баклановской настойкой” – ядренейшей, на спирту, но верили, раз “баклановская”, то должна помочь. А в 1850 г., когда полк № 20 сменился с боевого дежурства, Бакланов по высочайшему указу был оставлен на Кавказе, принял полк № 17 и его тоже сделал образцовым.

Но казаками здесь становились не только от рождения. Николай I в 1837 г. побывал на Кавказе и повелел создавать на линии военные поселения. В них определяли семейных солдат, давали землю. Причем эти поселения, в отличие от эксперимента Александра I, стали жизнеспособными. Их устраивали без муштры и мелочной регламентации, по образцу казачьих станиц, и поселенцы со временем слились с казаками. Также в казаков поверстали часть ставропольских крестьян, нижних чинов Куринского полка, а в 1840-х в станицы направляли переселенцев с Украины и Центральной России. Таких казаков называли “приписными”. Они получали все казачьи права и обязанности, а уж особенности быта и службы перенимали у потомственных казаков (Только не стоит путать их с приписными крестьянами – такие были в разных Войсках, но казаками не становились, они лишь платили подати и исполняли повинности в пользу Войска).

Впрочем, все эти добавки в казачество получались не «случайными». Солдаты, 25 лет прослужившие на Кавказе, а потом, невирая на войну, желающие остаться здесь, были по своей выучке и по своему складу почти «готовыми» казаками. Как и крестьяне Кавказской губернии, выросшие с оружием, в постоянной опасности. Ну а те, кого переселяли сюда из спокойных внутренних губерний, хорошо знали, что тут идет война, что надо будет самому отбивать для себя землю и защищать ее. Ехали добровольцы – среди них многие из тех, кто помнил о собственном происхождении из малороссийских, слободских, служилых казаков.

Если переселенцев отбирали по жребию, у нежелающих оставалась возможность откупиться, уклониться, сбежать. А на месте добавлялся “естественный отбор”. Одни погибали, другие удирали, третьи и в самом деле “оказачивались”. В первом поколении сохранялись различия. “Старолинейцы” свысока смотрели на “новолинейцев”, поселившихся на Кавказе позже. Но в суровом горниле войны новые компоненты быстро переплавлялись и “приваривались” к старой основе. Дети и внуки приписных ощущали себя уже потомственными, уже сами скептически косились на новоселов. Да, точно так же, как в прошлые века, казачество вбирало в себя людей определенного склада. Близких по духу.

Часто и офицеры в казачьи части назначались “со стороны”. Но и из них «оказачивались» не все. В повести Л.Н. Толстого «Казаки», где описана гребенская станица Старогладковская, Оленин размышляет, “не записаться ли” ему в казаки. Но его натура, зараженная либерализмом “культурного общества” совершенно чужда казакам, и подобные мысли остаются пустой рисовкой. Но были офицеры, которые не примеривались “записаться”, а прирастали к казачеству. Скажем, Феликс Антонович Круковский. Поляк, шляхтич, а на Кавказе стал командовать казачьими полками, прославился в боях, отстоял Пятигорск от массированного набега. Его назначили атаманом Кавказского Линейного Войска. Для казаков он стал полностью «своим» и в трудных походах, и в быту, даже регулярно ходил с ними в православную церковь, хотя сам был католиком.

А Николай Павлович Слепцов был из очень богатой аристократической семьи. Но юнкером ушел на Кавказ, и стал “легендой Терека”. Его отвага поражала даже старых кавказцев, которых трудно было этим удивить. За доблесть он быстро рос в чинах, стал командиром Сунженского полка, в 1845 – 50 гг возглавил заселение Сунжи казаками с Терека и Кубани. Горцы не давали покоя, силились уничтожить новоселов. Каждую минуту требовалось быть готовыми бросать все и отражать врага или мчаться на помощь соседям. Историк И.Лукаш писал: “Слепцов – это цвет молодой имперской нации, один из тех, кто был на самых верхах ее, барин до кончика ногтей, изящный и тонкий человек, стал на Сунже истовым казачьим атаманом… Он всегда и во всем был красив прежде всего. Красивы и его курчавые черные волосы в серебре ранней седины, и его говор – скорый и звонкий, слепцовский, и его порывистые соколиные движения, и его светло сверкающий взгляд. В нем всегда движется стремительная, слепцовская красота, и в шумных пирах с кунаками и приятелями, хотя бы с тем же Сергеем Мезенцевым, тоже барином, ставшим гребенским казаком, и в том, как он, вспыхивая желтой черкеской, проносился перед казаками со звонкой командой: “На конь, за мной, Сунжа!”

В 1850 г. Слепцов разгромил крупные силы чеченцев у Цоки-Юрта и Датыха, был пожалован в генерал-майоры. Но носил генеральские эполеты недолго. Гнездом разбойников был аул Гехи. Мюриды укрепились мощными завалами, даже пушками. В 1851 г. Слепцов возглавил поход туда и при штурме был ранен. Его вынесли на бурке, успели доложить, что завалы взяты. Он сказал: “Ну и то слава Богу!”, перекрестился и умер. Современник писал: “Чтобы понять, как любили Слепцова на Сунже, достаточно было видеть, что там происходило, когда везли его тело. Все население высыпало навстречу, и все от мала до велика рыдали. Слепых подводили к гробу, матери клали на его крышку грудных детей”.

Усилиями таких, как он, Шамиля одолевали, все дальше загоняли в горы. Когда была прорублена очередная просека на р.Мичик, имам решил дать большое сражение. Собрал огромную массу конницы, и между Гонсалем и Мичиком она обрушилась на экспедицию князя Барятинского. К месту сечи примчался Бакланов. С ходу развернул ракетную батарею, сам наводил установки, и 18 ракет врезались в скопища врагов. А затем повел казаков и драгун в атаку, опрокинул войско Шамиля, его гнали и рубили. Победа была полной. Бакланов стал генерал-майором, кавалером ордена Св.Георгия IV степени. Но в этой же экспедиции при штурме аула Дуба был убит атаман Линейного Войска Круковский…

Кстати, здешняя война оставила еще один след в казачьих традициях. Николай I всегда строго относился к вопросам дисциплины, формы одежды. Но во время очередного приезда на линию он увидел удалого кавказского служаку, сдвинувшего шапку набекрень. Царю это вдруг понравилось, и в 1848 г. он издал указ, что чинам Кавказского корпуса “ради лихости” предписывается носить шапки “немного на затылок, с наклоном на правую бровь, так, чтобы левая сторона чела наискосок была открыта”. Отсюда и пошел казачий обычай носить головные уборы набекрень.

Из книги В.Е. ШАМБАРОВА "КАЗАЧЕСТВО. Путь воинов Христовых".