КАЗАКИ УСТАНАВЛИВАЮТ ДИНАСТИЮ.

На растерзанную Россию полезли и другие хищники. По южным областям разгуливали татары. Шведы стали захватывать западные города: Ладогу, Орешек, Ям, Копорье, Новгород. Казалось, что наша держава уже погибла. В Москве сидели поляки, уцелевшая часть правительства прислуживала им. Повсюду бесчинствовали интервенты и просто банды. Но сохранилась Вера. Патриарх Гермоген даже из заключения рассылал воззвания постоять за Православие. У него отобрали бумагу, всех слуг. Тем не менее смельчаки пробирались к нему – в том числе казачьи атаманы Андрей Просовецкий и Миша Черкашин. Патриарх через таких гонцов извещал, что он разрешает Россию от присяги Владиславу и призывал: “Мужайтеся и вооружайтеся и совет между собой чините, как бы нам от всех врагов избыти. Время подвига пришло!” [131]

В конце 1610 г. устранилось препятствие, разделявшее петриотические силы. Лжедмитрий поссорился с касимовскими татарами и был убит. Пробовала играть самостоятельную роль Марина Мнишек – она как раз разродилась “царевичем Иваном Дмитриевичем”. Но никто не принял всерьез «царицу» и ее ребенка, неведомо от кого рожденного, летописец отмечал, что “Маринка воровала со многими”. Калужский лагерь возглавили Дмитрий Трубецкой и Заруцкий. На Рязанщине выступил против интервентов Прокопий Ляпунов, в Зарайске Дмитрий Пожарский. Возникло Первое земское ополчение, в марте 1611 г. двинулось на Москву.

Узнав об этом, забунтовали и жители столицы. Но комендант Гонсевский приказал поджечь город, бросил солдат вслед за стеной огня, истреблять мечущихся людей. В пламени пожара и резне погибло около 150 тыс. человек, многие разбежавшиеся замерзали в снегах. Уцелела только центральная часть, Кремль и Китай-город. Остальная Москва превратилась в пепелище [70]. Подошедшее земское ополчение пыталось шурмовать цитадели столицы, но они были неприступными, в руки поляков попала лучшая в мире русская артиллерия. Все атаки отражались.

А в июне 1611 г. пал Смоленск. Его взятие праздновалось всем католическим миром как победа над Россией. В Риме устроили грандиозные торжества с фейерверками. Папа объявил отпущение грехов не только участникам войны, но и всем, кто в назначенный день посетит иезуитскую церковь в Кампидолио. Там вел богослужение сам генерал иезуитов Аквила, он провозгласил: «Даруй, Боже, яснейшему королю польскому для блага христианской церкви уничтожить коварных врагов московитян». На польском Сейме Сигизмунд призвал окончательно «покорить грубый московский народ, который иначе может быть опасен Речи Посполитой, если усилится». Делегаты воодушевленно поддержали его.

А в Земском ополчении насчитывалось всего 6 тыс. воинов [131]. Да и отношения между предводителями, Ляпуновым, Трубецким и Заруцким были напряженными. Заруцкий сошелся с Мариной Мнишек, вынашивал планы возвести на престол ее и “воренка”, чтоб возвыситься самому. А Ляпунов был никудышним политиком – поскольку обожглись с польским королевичем, он задумал пригласить на царство шведского, направил для переговоров посольство. Но шведы тоже обманули. Отвлекая внимание, будто ведут переговоры, подтягивали войска к Новгороду. А среди ночи ворвались в город и захватили его. Среди тех, кто сражался до конца, был атаман Тимофей Шаров с 40 казаками. Им предлагали сдаться, обещая жизнь. Они отказались: “ Умрем все за православную веру!” – и пали в сече до единого.

Такие просчеты вызвали недоверие к Ляпунову. Казаков подзуживал против него Заруцкий. Воспользовались и поляки в Москве. От имени Ляпунова изготовили письмо, где он якобы требовал истребить всех казаков, “зачинщиков смут”. Фальшивку подкинули казакам. Ее зачитали на кругу, вызвали Ляпунова. Он отрицал свое авторство, но возбужденные казаки не стали его слушать и зарубили саблями. После этого дворяне стали уезжать. Основой ополчения остались казаки.

Для полной блокады Москвы не хватало сил, ее осаждали только с только с востока и юга. Но не ушли. Понастроили острожки, соорудили “лавы” – наплавной мост через Москву-реку. А 15 сентября установили мортиры и стали обстреливать Китай-город калеными ядрами. Одно попали в сарай с сеном, и заполыхало. Защитники бежали в Кремль, казаки полезли на стены. Но и сами не смогли продвинуться из-за пожара, а оккупанты согнали их со стены огнем артиллерии. Однако Китай-город весь выгорел – как оказалось, очень вовремя. К Москве вел войско лучший полководец Сигизмунда, Ходкевич. Теперь же оказалось, что в городе ему разместиться негде.

Ходкевич попытался просто уничтожить и разогнать осаждающих. Вывел 10 тыс. «рыцарства». Но польская конница на пожарищах не могла развернуться, а казаки уклонялись от рукопашной и поражали врагов пулями из своих острожков, из-за торчавших на пепелищах печей. Понеся большие потери, поляки стали отступать, и тут казаки вдруг ринулись на них, отсекли часть неприятелей, загнали в Яузу и перебили. Ходкевич сумел лишь сменить гарнизон свежими частями, а сам начал совершать рейды по России, собирая и доставляя в Москву продовольствие.

Но все шире разворачивалась народная борьба. Отряды партизан – “шишей” нападали на оккупантов. В Нижнем Новгороде Минин и Пожарский стали формировать Второе ополчение. Когда об этом узнали поляки в Москве, они обвинили во всем Гермогена. Кричали на него, что он мутит народ своими призывами. Требовали написать увещевание о роспуске ополчения. Патриарх ответил: “Да будет над ними милость от Бога и от нашего смирения благословение, а на изменников да излиется от Бога гнев, а от нашего смирения да будут прокляты в сем веке и в будущем”. Поляки обрекли Патриарха на страшную смерть – уморили голодом.

Создание Второго ополчения встревожило и Заруцкого, ведь он вел собственную игру в пользу Марины и «воренка». Но казакам «воренок» был совершенно не интересен. Они были сбиты с толку. А в Пскове в это время появился Лжедмитрий III – Матюшка Веревкин. Подмосковные таборы забузили и принесли ему присягу. Заруцкий возражать кругу не посмел. А перед Пожарским встал трудный выбор. Объединяться с Заруцким и сторонниками “вора” было нельзя. И развязывать очередную междоусобицу он не хотел. Поэтому дошел только до Ярославля и остановился, собирая силы.

Лжедмитрия III быстро скинули сами же казаки – «царь» оказался еще тот, обобрал псковскую казну, бражничал, его слуги хватали баб «на блуд». Трубецкой начал переговоры об объединении с Пожарским. Заруцкий же сделал последнюю попытку удержать лидерство. Решил взять Москву до прибытия Пожарского и бросил все силы на штурм. Он захлебнулся в крови. Авторитет атамана упал, а казаки узнавали об отличной организации в Ярославле, о четком снабжении и выплатах жалованья. Многие стали уходить к Пожарскому.

Тогда Заруцкий задумал убить конкурента, подослал в Ярославль казаков Стеньку и Обрезка. Но и охрана Пожарского состояла из казаков [131]. Один из них, Роман, в толпе на площади принял удар ножом, предназначенный князю. Убийц поймали, они выдали заказчика. Тут уж Заруцкому припекло. Поляки узнали о его проблемах, начали переманивать на свою сторону. Но гонцов, посланных на переговоры с ним, опознал поляк, служивший у русских. Контакты с врагом совсем подорвали репутацию атамана, и когда к Москве начали прибывать авангарды Второго ополчения, он приказал казакам сниматься и уходить. Послушались его лишь 2 тыс., в основном всякий сброд, а донские казаки, 2,5 - 3 тыс., остались с Трубецким.

Пожарский опередил врага всего на день. К Москве снова шел Ходкевич с подкреплениями и обозами продовольствия. Силы врага превосходили. У Ходкевича было 12 – 14 тыс. воинов (из них 4 тыс. гусар и наемников, 4 тыс. шляхты и запорожцев Зборовского, 4 тыс. казаков Ширяя и Наливайко), да гарнизон Москвы составлял 3,5 тыс. (причем польские данные учитывали только “рыцарство”, а каждый шляхтич имел 2 – 3 вооруженных слуг) [57].

А к казакам Первого ополчения добавилось 8 тыс. ратников Второго, но друг на друга два войска посматривали с недоверием. Пожарский выделил Трубецкому для подкрепления 5 сотен конницы, но расположил свои части отдельно, с западной части Москвы. 22 августа 1612 г. Ходкевич таранил атакой позиции Пожарского, польский гарнизон предпринял вылазку навстречу. Его побили и загнали назад. Но гусары Ходкевича теснили русских, стали одолевать. Трубецкой стоял в бездействии за Москвой-рекой, не отпускал и сотни, присланные от Пожарского. Но когда враг прижал к берегу отряд русских, и они кинулись спасаться вплавь, командиры сотен сами ринулись в бой. Атаман Межаков крикнул Трубецкому: “От ваших ссор только гибель чинится Московскому государству” – и с четырьмя сотнями казаков тоже бросился через реку. Получив фланговый удар, поляки отступили.

После этого Ходкевич перегруппировал силы, решил прорваться с юга. Дорогу через сожженное Замоскворечье перекрывал острожек у церкви св. Климента. Ночью венгерские наемники и казаки Зборовского просочились через неплотную оборону, и 24 августа поляки нанесли двойной удар. Конницу Ходкевич бросил против Пожарского,. а пехота атаковала позиции Трубецкого. С тыла появились пробравшиеся отряды и захватили Климентовский острожек. Дорога к Кремлю открылась, Ходкевич двинул туда обоз из 400 возов и подкрепления. Но выбитые из острожка казаки засели рядом в кустах и развалинах, к ним подошла подмога. Объехать острожек стороной обоз не мог. Когда враги открыли ворота, чтобы пропустить его, казаки открыли пальбу. Лошади заметались, дорога закупорилась, и казаки ворвались в укрепление. Растянувшийся по Ордынке обоз был захвачен.

В бою возникла пауза. Но к казакам в Замоскворечье подошли их товарищи, державшие позиции восточнее, на Яузе. Ринулись в контратаку на лагерь Ходкевича. Авраамий Палицын описывал, как казаки босые, в лохмотьях, с саблями в руках неслись на врага. Поддержал и Пожарский, послал в схватку конницу во главе с Мининым. Неприятелей совсем растрепали, Ходкевич по сути лишился армии – у него осталось 400 конников и 4 тыс. казаков. Ночью он ушел прочь.

Битва сплотила два ополчения, они объединились. А для осажденных разгром Ходкевича стал приговором. У них начался голод. Пожарский несколько раз предлагал свободно выпустить их на родину. Но они отвечали грубо и оскорбительно. На самом деле, их стойкость объяснялась не доблестью, а алчностью. Гарнизон обчистил кремлевские сокровищницы, храмы, и не желал расставаться с награбленными богатствами. В надежде продержаться до подмоги дошли до людоедства. Забили и съели пленных, потом стали жрать слуг, друг друга, охотиться за прохожими. Полковник Будила писал: «Пехота сама себя съела и ела других, ловя людей... Сильный зарезывал и съедал слабого». Но силы гарнизона таяли. А русским надоело ждать. 22 октября они подняли, как знамя, Казанскую икону Божьей Матери и пошли на штурм, ворвались в Китай-город. Поляки оказались стиснутыми в Кремле. Им осталось только сдаться. По соглашению между двумя частями ополчения пленных разделили. Те, кто попал к земцам Пожарского, уцелели. А казаки своих пленных перебили – когда увидели оскверненную столицу, загаженные церкви, чаны засоленной человечины.

Освободили Москву исключительно вовремя – к ней уже двигался король Сигизмунд с армией. Дошел до Вязьмы и узнал, что главный приз уплыл из его рук. Король сразу вспомнил об отвергнутом ранее договоре. Направил послов, уверяя, будто он явился к русским именно для того, чтобы дать им на Царство сына Владислава. Но земское руководство переговоры отвергло. А Сигизмунд застрял у маленького Волоколамска. Здешний воевода Карамышев скис, хотел сдаваться. Однако в городе находились донские станицы атаманов Нелюба Маркова и Ивана Епанчина, они отстранили воеводу от командования. Отразили три штурма, да еще и предприняли вылазку, захватили у врага несколько пушек. А уже начинались метели, ударили морозы. 27 ноября король приказал отступать. В общем “пришли казаки с Дону, погнали ляхов до дому”.

Угроза миновала, и в январе 1613 г. был созван Земский Собор для избрания Царя. На него съехались выборные от всех сословий: дворян, духовенства, посадских, стрельцов, казаков, свободных крестьян. Главным кандидатом на престол был молодой Михаил Романов - двоюродный племянник Царя Федора Иоанновича. Его отец Филарет проявил себя стойким патриотом в посольстве к Сигизмунду, а у казаков был популярен по тушинскому лагерю. Против Романова выступали бояре, но они и между собой соперничали, снова заговорили о приглашении шведского принца.

Собор преодолел разброд беспрецедентным решением – отправил всех бояр “на богомолье”. А без них выработал первое общее постановление: «не искать на царство» иноземцев и «воренка». Сторонники Романовых, “многие дворяне и дети боярские и гости многих разных городов и атаманы и казаки”, совещались на подворье Троице-Сергиева монастыря, и 7 февраля на заседании Собора первую “выпись” с предложением Михаила подал от Дона атаман Филат Межаков. За ним подали такие же “выписи” служилые Галича, калужские купцы. Делегаты их поддержали. Потом разъехались в свои города – «проведать», все ли согласны с таким решением.

21 февраля снова собрались в Москве, и бояре опять пытались возражать. Но “черная” часть Собора возмутилась. Заявила, что хватит тянуть волынку и интриговать. Окончательное обсуждение вынесли на Красную площадь, заполненную народом и отрядами казаков – и все единодушно одобрили избрание Михаила Федоровича. Когда известия о случившемся дошли до Речи Посполитой, канцлер Сапега озлобленно бросил пленному Филарету: “Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки донцы!” [70]

Земский Собор принял и другое решение – если кто-нибудь не подчинится совершившемуся избранию, будет дальше мутить воду, то он идет против «всей земли» и его надо давить общими силами. Коснулось это Заруцкого. Он пытался продолжать Смуту, созывал к себе всякий сброд. Его разбили под Воронежем, и 2,5 тыс. человек отделились от него, принесли повинную. Заруцкий с Мариной и тысячей сторонников ушел в Астрахань. Убил воеводу, крутым террором подчинил горожан. Задумал втянуть в войну еще и Персию, обратился к шаху, обещая отдать ему Астрахань.

Разослал воззвания на Дон, Терек, Яик, чтобы вместе с ногайцами идти на Москву. Но терцы и донцы отвергли его, к нему пришли лишь 560 волжских “воров”. Весной 1614 г. на Заруцкого выступили отряды из Москвы и с Терека. Узнав об этом, восстали астраханцы, перебили многих людей атамана. Заруцкий с остатками банды бежал на Яик. Однако и яицкие казаки не желали их знать. Выдали стрельцам, отправившимся в погоню. В Москве Заруцкого и «воренка» казнили, Мнишек умерла в тюрьме.

Хватало и других смутьянов. Ширяй и Наливайко увели своих «черкас» на север разорили Вологду, докатились до Поморья. Свирепствовали банды Захара Заруцкого, атамана Баловня. Но мелкие шайки истребляли сами жители, против больших скоплений «воров» высылались войска. Постепенно страну очищали. Россия пострадала в Смуту очень сильно. По разным оценкам, погибло ит четверти до трети населения. Города и села лежали в руинах. Западные районы захватили поляки, северо-западные – шведы. Ну а казаки, сперва соблазненные самозванцами, в конечном счете выступили спасителями страны. Донцы писали: «Много разорения причинено нашим воровством, а теперь Бог дал нам Государя милостивого, так нам бы уже более не воровать, а преклониться к Государю». В свою очередь и Царь Михаил Федорович одним из первых указов требовал утвердить доброе имя казаков, замаранное всякими разбойниками: “Впредь тех воров казаками не называть, дабы прямым казакам, которые служат, бесчестья не было”. В июне 1614 г. посольство Ивана Опухтина привезло на Дон жалованье. Впервые Войску Донскому было вручено государево знамя. Из Москвы прислали и священников, в Черкасском городке была построена первая на Дону часовня [169].

Из книги В.Е. ШАМБАРОВА "КАЗАЧЕСТВО. Путь воинов Христовых".