Культ Тараса Шевченко. Сколок украинизации для каждого города

Украинизация не была цельным явлением. Она шла волнами. К примеру, уже в 1932-м году Сталин начал сворачивать масштабы украинизации, увидев в ней националистические силы децентрализации страны. В тот момент появился термин «механической украинизации», под которой понимались те доктринёрские кривые попытки привить украинство с националистическим окрасом.

Уже в 1933-м году назначенный на пост второго секретаря ЦК КП(б)У и первого секретаря Харьковского обкома Павел Постышев, конечно, по указанию сверху, сделал громкое заявление для украинизированных партийцев:

«Ведь это же факт, товарищи, что в партию и комсомол принимали нередко по признаку одной лишь только национальной принадлежности, только потому, что украинец… Коренные кадры нам надо воспитывать и брать в партию из среды рабочих и трудящихся крестьян».

Дальновидные товарищи поняли, что с украинизацией, видимо, заигрались, а потому пора скорректировать курс. А вот недальновидные слетели со своих постов. К тому же в Москве открыто возмущались такому разнообразию бывших петлюровцев и сторонников Центральной Рады на руководящих постах. Отягощало положение и деятельность Польши Пилсудского, т.к. Варшава издавна окучивала украинский национализм в своих целях. А потому особо ретивые лишались не только постов, но и свободы.

Однако, некоторые составляющие украинизации были воистину бессмертны.

Культ Тараса – от Ейска до Красноярска!

Прославленный при Советской власти поэт и писатель Тарас Шевченко в России буквально вездесущ. По всей необъятной Родине рассыпаны сотни улиц Шевченко, площадей Шевченко, а почти в центре столицы на Москве-реке его имя носит набережная, названная в его честь в 1961-м году в связи со столетием со смерти «кобзаря».

Но куда более ярко описал такую невольную настырность уже мёртвого Тараса Олесь Бузина в книге «Вурдалак Тарас Шевченко»:

«Монумент Шевченко торчит теперь в Шевченковском сквере на бульваре Шевченко напротив университета им. Т. Г. Шевченко! Рядом, в реквизированном «у панiв» особняке помещается Музей Шевченко – в том самом блестящем, построенном в итальянском стиле доме №12, что некогда принадлежал городскому голове Демидову – князю Сан-Донато, а потом знаменитому сахарозаводчику Терещенко. Ну, а чтобы никто не подумал, что слепой народ мало любит своего поводыря, еще одно аристократическое место Киева – Оперный театр – в том же 1939 году тоже нарекли именем Шевченко, хотя ни опер, ни балетов Кобзарь отродясь не сочинял».

Действительно, возвеличивание, по правде говоря, спорного поэта и писателя, имело какие-то монструозные масштабы. В 1939-м году в честь Тараса даже переименовали городок Форт-Урицкий/Форт-Александровский в Форт-Шевченко. В уже независимом Казахстане этот город продолжает носить имя поэта. Такое везение городу привалило только по той причине, что, находясь «в солдатах» Тарас здесь коротал свои дни – далеко от жарких сражений Кавказа.

А за несколько лет до переименования в этом небольшом городке отгрохали целый музей имени Шевченко. Сейчас это самый крупный музей Тараса за пределами Украины. Имя Шевченко присваивали школам, предприятиям, ВУЗам и даже рыбколхозам.

А памятники? Быковатые скульптуры с пугающе свисающими усами установлены в Москве и Санкт-Петербурге (последняя поставлена сравнительно недавно, в 2000 году), Краснодаре и Орске, Севастополе и Симферополе, Луганске и Донецке, Мелитополе и Мариуполе… А по центральной и западной Украине памятниками Шевченко словно Мамай прошёл, затыкав ими любое свободное место. Бузина назовёт это «шевченкизацией», а некоторые литературоведы будут наименовать это «шевченкоманией».

Разумеется, глядя на масштаб личности Шевченко, что в отечественной, что в мировой литературе, тяжело избавиться от впечатления несопоставимости этой самой личности со стараниями увековечить данную персону…

Как сказал Сталин, других писателей у меня для вас нет

Если задаться вопросом, зачем вообще нужно было всё это городить с «великим кобзарём», то он сам по себе будет не совсем верным. Дело в том, что при строительстве национальной республики УССР для этого требовалось не только насильно насадить мову, начать выпуск «украинской» прессы и т.д. Чтобы, не особо кривя душой, назвать республику украинской ей нужна была литература.

Но вот короткий список формально украинских авторов, а также весьма сомнительный состав первого Союза писателей УССР, требовали установить нерушимую основу, слепить своего Пушкина, Толстого, Лермонтова или Достоевского. А там уж что-нибудь «прилипнет», пока Грушевский продолжал пластать литературный «украинский язык».

Но почему Шевченко? Творчество его вызывает споры до сих пор. А вот картин и автопортретов поэт оставил едва ли не больше, чем стихотворений. Конечно, мощная машина СМИ и прочих структур может слепить героя и мученика из кого угодно. Взглянуть хотя бы на «героев» современной Украины… Но почему же именно Тарас Григорьевич?

Увы, сыграло советское доктринёрство и желание отдельных партийцев-карьеристов выслужиться. Во-первых, Шевченко был максимально простого происхождения – из крепостных крестьян. Это для агитационной машины много значило. Символично, что в конце 30-х годов, когда культ Шевченко набирал свои адские обороты, в Москве был снесён дом, в котором родился по-настоящему великий поэт Михаил Лермонтов. И все прекрасно знали, что это за дом, так как в нём уже работала библиотека имени Лермонтова, была установлена мемориальная доска. А, как указывают лермонтоведы, при попытке отстоять дом в Моссовете отрезали – «есть у нас люди и познаменитее Лермонтова». Зато хатка Шевченко в Форт-Александровском торчит до сих пор…

Во-вторых, нельзя было обойти и ссылку Шевченко «в солдаты», возведённую в ранг какой-то каторги. Но и тут масса, мягко говоря, нестыковок. Если верить официальной мифологии «кровавый император» просто решил «погубить украинского гения» за его вольнодумство и свободолюбие. Правда, куда более прозаична. Вот что писал в 1847-м году о «ссылке» Тараса Виссарион Белинский, который вовсе не отличался лояльностью к императору: «Вера делает чудеса… может и из Шевченки сделать, пожалуй, мученика свободы… Этот хохлацкий радикал написал два пасквиля... Читая один пасквиль, Государь хохотал, и вероятно дело тем и кончилось бы, и дурак не пострадал бы за то только, что он глуп. Но когда Государь прочел другой пасквиль, то пришел в великий гнев... И это понятно, когда сообразите, в чем состоит славянское остроумие, когда оно устремляется на женщину».

Да-да, Тарас загремел на службу исключительно за мерзкий пасквиль об императрице, что его не красит ни с точки зрения социалиста, ни с точки зрения монархиста. Ну, а что до невообразимых тягот службы, то и тут стоит внести несколько поправок. Шевченко обладал определённой известностью, а офицерство, состоящее из аристократии, в значительной мере разделяло модные веяния, включая долю «вольнодумства». В таких условиях Тараса почти всегда принимали с распростёртыми объятьями. Частенько «кобзарь» ужинал с офицерами, а то и вовсе становился гостем комендантов укреплений, в которых нёс службу. Его видели на офицерских пикниках и любительских театральных постановках. При этом Шевченко, мягко говоря, не равнодушный к спиртному, умудрялся не расставаться с бутылкой и под таким «гнётом».

Но мифотворцы Советского периода замечательным образом «забыли» эти детали. И перед нами, как и писал Белинский, предстал «мученик», чей талант, только благодаря этому статусу, взлетел до уровня «гения».

Политическая избирательность литературы плодит кадавров…

Но не станем оценивать дарования Шевченко, тем более, не станем читать мораль, кто не без греха? Но само явление шевченкизации своим масштабом просто вытеснило многих талантливых поэтов и писателей. И особенно символично, что некоторые эти писатели в реальности испытали те тяготы, которые приписывали Тарасу.

К примеру, сейчас никто и не вспомнит судьбу Александра Бестужева-Марлинского, которого при жизни ставили в один ряд с самим Пушкиным, только в прозе. Будучи одним из декабристов штабс-капитан Бестужев, который без утайки лично явился на гауптвахту Зимнего дворца, был сначала приговорён к казни, а позже помилован и отправлен сначала в крепость, а затем на каторгу.

Александр лично добился отправки его на Кавказскую войну солдатом с правом восстановления звания. Долгие годы он проведёт в боях и походах, сможет пережить осаду Дербента войсками Гази-Мухаммада и будет участником кровавого штурма турецкой крепости Байбурт, вернёт себе чин унтер-офицера, а также продолжит писать. Но вернуться в Санкт-Петербург ему будет не суждено. Во время штурма берега в районе современного Адлера Бестужев погиб. Сражение было столь жестоким, что его тело так и не нашли. Нет у Бестужева могилы…

С памятниками и музеями Бестужеву тоже не повезло. Есть провинциально скромный монумент в парке имени самого Бестужева в Адлере, есть несколько улиц и переулков, а в Дербенте, где служил и воевал Александр, только в 1986-м году открылся мемориальный дом-музей его имени.

Зато Тарас Григорьевич отлит буквально в золоте, а его биография на Украине сама является неким романом, а заодно и агитационным листком – «вот как москали наш гений сгубили». При этом сказать, что сам Шевченко был русофобом нельзя, но кого это волнует, когда всё стало политикой на крови. Вот и вбивают в неокрепшие головы искусственные мифы со школьной скамьи, чтобы растить пушечное мясо быстрее. А, судя по тенденции, скоро как раз со школьной скамьи Киев и будет отправлять на фронт.

Сергей Монастырёв