Культурный слой: «Девочка» или Кто кому служит

Не так давно в кинопрокат на постсоветском пространстве вышел фильм бельгийского режиссера Лукаса Донта «Девочка».

Критики в захлёб расхваливают картину, называя историю, рассказанную в ней, «очень трепетной и чудесной», восторгаются «художественным мастерством режиссера» сумевшим так красиво подать такую сложную проблему. Фильм называют «азбукой отношения к трансгендерам». После этого, казалось бы, уже нечего добавить.

В современном мире давно считается вполне допустимым о ненормальном говорить в положительном ключе, а нормальное, естественное, хорошее – всячески порицать. Однако же молча смотреть на эту подмену понятий не хочется, тем более, что молчание в данном случае опасно.

Все обязаны относиться к этому не просто с пониманием, все должны одобрять это. Иначе никак. Иначе ты сам рискуешь стать изгоем.

Суть фильма: мальчик, мечтающий стать звездой балета, учащийся одной из балетных школ, проходит сложную гормональную терапию по превращению в девочку. Весь фильм крутится вокруг переживаний юного дарования, называемые «преодолением себя». Отношение к нему окружающих достаточно ненавязчиво говорит зрителю: это правильно, это очень хорошо, какие они все молодцы, как они отлично себя ведут! Родился мальчиком и захотел стать девочкой – ты просто супер! Ты должен добиться своего!

А главное, все обязаны относиться к этому не просто с пониманием, все должны одобрять это. Иначе никак. Иначе ты сам рискуешь стать изгоем.

Лента просто переполнена интимными подробностями. Даже видавшие многое кинокритики подчёркивают излишнюю сексуальность и акцентированность на физиологии. Концовка фильма вызвала просто бурю эмоций, среди которых преобладает негодование. При этом фильм получил четыре награды Каннского кинофестиваля. И всё, занавес. Вопрос в том, кому нужно такое кино и вообще такое искусство?

По факту, произошло не просто нивелирование ценностей, а полная их смена, переворот в сознании общества.

И как так получилось, что с 2010 года на Каннском кинофестивале присуждается «Квир-пальма», специальный приз за лучшее освещение квир и ЛГБТ-тем? Можно сказать, Каннский кинофестиваль опустился до уровня продвижения ЛГБТ-идей в массы посредством своего авторитета и значимости в мире кино. В один ряд ставятся такая классика, как «Летят журавли», творения Феллини, Скорсезе, Кустурицы и «Девочка»? По факту, произошло не просто нивелирование ценностей, а полная их смена, переворот в сознании общества.

Конечно, и «Сладкая жизнь» Феллини, и «Таксист» Скорсезе не сладкие сказки о красивой жизни. Они вскрывают внутренние проблемы существующего общества, обозначают границы дозволенного или же перечёркивают их. Это кино посвящено жизни, её многогранности и пытается понять жизнь, понять человека в той или иной ситуации, но никак не оправдать что-либо или тем более навязать.

Искусство есть зеркало, изобразитель внутренней сути культуры социума. В разные времена роль этого зеркала выполняли живопись, литература, музыка, фотография, в последнее столетие – кинематограф. Искусство всегда стремилось облагородить, подать в лучшем свете, виде те или иные проблемы общества. Начиная с французских просветителей, искусство постепенно всё больше сближалось с реальной натурой, правдой жизни.

Момент восхваления пороков и перевод их чуть ли не в добродетель – есть момент перелома в культуре существующего общества.

Если мы откроем Гюго, Золя – перед нами предстанут во всей суровой правде герои и героини, их внутренний мир, чаянья и ожидания, жестокий мир социальных неравенств и взаимоотношений, мир краха надежд и мечтаний. Но всё же искусство служило человечеству в качестве помощника в понимании самого себя и в качестве порицателя, открывающего жестокую правду относительно пороков существующего общества.

Момент восхваления пороков и перевод их чуть ли не в добродетель – есть момент перелома в культуре существующего общества и момент начала декаданса, т.е. начала постепенного упадка и окончательной деградации, регресса культуры и, как следствие, утраты идентичности и аутентичности социума. Как правило, такой социум и культура начинают ассимилировать внешние, пришлые, не специфичные для неё черты, утрачивая собственные особенности и постепенно просто исчезая как уникальное образование.

Культура как уникальное образование заменяется цивилизацией как универсальным образованием. Причины таких процессов – внутри самой культуры.

Об этом очень хорошо и чётко говорит Освальд Шпенглер в своей книге «Закат Европы». Не вдаваясь в подробности, можно выделить всего несколько моментов касательно существования любой культуры, её истории и развития.

Первый: «детство» или «весна» – период хаоса и накопления сил, закладка индивидуальных особенностей культур.

Второй: «юность» или «лето» – это расцвет культуры, период интенсивного роста, развитие особенностей души культуры.

Третий период: «зрелость» или «осень» – реализация всех потенциальных возможностей.

Эти три периода существования культуры характеризуются бурной духовной жизнью, активным ростом и приумножением духовного наследия, силы черпаются из духовных источников, одновременно эти источники постоянно подпитываются самой культурой.

И последний, четвертый период, получивший название «цивилизации» – «старость» или «зима» культуры, период угасания, упадка.

На этом этапе происходит замирание духовной жизни культуры, на первый план выходит материальная составляющая, вера становится более слабой или полностью исчезает. Искусство вырождается, творчество утрачивает былую потенцию и становится бесплодным. Это последняя стадия перед окончательной гибелью культуры.

Позднее концепции развития культур интересовали также Тойнби и Гумилёва, акцентировавших своё внимания на творческих личностях, увлекающих своим гением массы. В момент «надлома» культуры, творческое меньшинство, умевшее подняться и своими идеями увлечь народ, теряет власть. В результате управления нетворческим большинством происходит разложение и, как следствие, гибель культуры.

Нас нынче в очередной раз активно заставляют двигаться в европейском направлении, активно и беззастенчиво используя в этой пропаганде телевидение, прессу и интернет.

К чему же тут злосчастная «Девочка»? А к тому, что этот фильм как нельзя лучше выражает начало декаданса. Возможно, уже даже не начало, а середину «зимы» европейской культуры, поскольку о её закате было сказано ещё сто лет назад в 1918 году.

Эту тему мы затронули по простой причине: нас нынче в очередной раз активно заставляют двигаться в европейском направлении, активно и беззастенчиво используя в этой пропаганде телевидение, прессу и интернет. И в таком случае нас не может не волновать вопрос: в европейском – это каком?

Современная Европа действительно отвечает шпенглеровскому понятию «Заката культуры» и его «Закат Европы», как бы страшно это не звучало для самих европейцев, простая констатация фактов. Ведь основными признаками разложения общества изнутри являются упадок или полное отсутствие духовной составляющей в культуре и полное отсутствие творческого потенциала у так называемой элиты. «Так называемой», потому что в живой, развивающейся культуре элита состоит из наилучших, наиболее образованных, наиболее талантливых представителей научных, технических, финансовых кругов, наиболее ярких представителей искусства, литературы, живописи.

Элита в таком обществе – не просто образец для подражания. Всем своим существованием она служит на благо общества, стремиться не просто принести пользу социуму, частью которого является, её цель – будущее процветание и благосостояние культуры, социума, к которому она принадлежит. Творческая элита в живой культуре, в первую очередь, беспокоится о будущем общества.

Часто такое беспокойство выражается не только в достижениях научно-технического прогресса, но и в системе жёстких ограничений и запретов, касающихся многих сфер жизни как морально-нравственных аспектов, так и правовых с техническими. Элита оберегает будущее нации посредством сохранения истории социума, оберегает будущее посредством максимально полезной изоляции от опасного внешнего влияния.

В наше время, да и сто лет назад, культуры были взаимопроникающими, между различными культурами постоянно происходил взаимообмен. Но для Европы такой обмен не был губителен – Европа была христианской, все государства, нации были объединены единой общей платформой – верой во Христа. Да, различия существовали, и существовали проблемы на межконфессиональном уровне, но был единый знаменатель в той или иной мере, примирявший всех перед внешней угрозой – вера во Христа.

После Французской революции, когда впервые посягнули на Церковь в лице католических священников и прелатов, когда осознанно переписывали календарь, для того чтобы отучить христиан посещать воскресную мессу, начался процесс дехристианизации Европы. Говоря другими словами, европейцам стали внушать, что вера в Бога не обязательна, вот, мол, что произошло во Франции, и ничего – французы живут, их не постигла участь жены Лота. Мало кто задумывался о том, как умирали главные идеологи и исполнители той революции. Тенвиль, Дантон, Сен-Жюст, яростный и безжалостный Робеспьер – все они закончили свои дни там же, куда до этого послали сотни невинных людей – на гильотине.

Наиболее впечатляющей была смерть Вольтера, посвятившего всё свое литературное творчество борьбе с «религиозными предрассудками». Борьба знаменитого француза против Христа закончилась для него полным поражением.

Известно, что его последняя ночь была ужасной: он корчился от боли, кричал и призывал на помощь именно Того, Кого всю жизнь преследовал.

В предсмертные минуты Вольтер умолял своего врача: «Заклинаю вас, помогите мне, я дам вам половину своего имущества, если вы продлите мою жизнь хотя бы на шесть месяцев, если же нет, то я пойду в ад, и вы последуете туда же».

Он хотел пригласить священника, чтобы облегчить душу, но его свободомыслящие друзья не позволили ему этого. Он кричал: «Я покинут Богом и людьми. Я пойду в ад. О, Христос! О, Иисус Христос!»

Именно с этого момента началось медленное, но верное движение Европы к своему концу. После страшных слов Ницше о «Смерти Бога» произошло фактическое подтверждение этой европейской трагедии. Философские воззрения Ницше нашли отклик в сердце создателей фашизма и были реализованы самым чудовищным образом.

Но Европа выбирает иной путь – путь покаяния, самокопания, толерантного отношения.

После Второй мировой войны, изменившей навсегда морально-нравственный облик Европы, увидевшей миллионы загубленных жизней, почувствовавшей на своих городах и селеньях огненное дыхание смерти, наверное, был шанс на духовное возрождение. Война могла сыграть роль катарсиса – произошло очищение от скопившейся боли и скверны. Но Европа выбирает иной путь – путь покаяния, самокопания, толерантного отношения.

Европейцы старательно посыпают головы пеплом, радуются тому, что они выжили и всё больше и больше идут на поводу у своих желаний, оправдывая это самим фактом своей жизни: мы же выжили в той страшной войне. О многих желаниях ещё говорили шепотом, прячась по углам, но всё более популярным среди высшего общества и элиты становился психоанализ, предписывавший не стесняться своих желаний, раскрепощаться, быть самими собой…

Прошли года, сменилось не одно поколение, и сегодня нас уже не удивишь открытым гомосексуализмом или лесбиянством, существует масса ЛГБТ-сообществ, лоббирующих свои интересы в самых высоких эшелонах власти. Вожделенная Европа уже больше не походит на дивный райский сад. Да, тут очень красиво, всё ухожено, газончики, клумбочки, старинные города с их удивительными улочками, замками, картинными галереями и прочими достопримечательностями. Но всё это как бы замерло, оно не дышит жизнью…

Элита перестала оберегать свой социум, свою культуру от внешнего влияния. Для начала, позволив поселиться в европейских городах подданным своих бывших колоний. Потом позволив им построить свои культовые сооружения – это как правило мечети. А теперь уже дошло до того, что исконно христианские европейские страны запрещают ношение нательных крестов на работе, мотивируя это оскорблением чувств коллег-мусульман…

На фоне всего этого в Европе, как и в Америке, непрестанно говорят о свободе совести, равенстве, религиозной свободе, свободе во всех её проявлениях. Звучит по меньшей мере странно, а воспринимается как откровенный цинизм.