Роман Котов. "Ржев. О фильме и не только…"

История не имеет сослагательного наклонения. Если бы да кабы – это на словах. В жизни всё давно уже произошло. Прошла война, давно вроде бы прошла, и сменились поколения, не одно и не два, а много. И, казалось бы, должно всё утихнуть… а оно не утихает, и как старая рана, ноющая в плохую погоду, то и дело болит…

Вот вышел ещё один фильм о той войне, на которой мы потеряли… кто говорит 27 миллионов, а кто и все 43. Да как не поверни, потери дикие, жуткие, соизмеримые с населением крупной страны. И это всего за 4 года войны. И многие из наших дедов и отцов, из этих миллионов легли на местах широко или чуть менее известных – под Ржевом, на Невском пятачке, у станции Погостье, под Сталинградом, в полях Малороссии и Белоруссии, и так вплоть до Берлина.

Сказать, что фильмы о войне нас не волнуют глупо. Волнуют. Но вот что интересно. Новый фильм «Ржев» – это кино вовсе не о Ржевской битве, это всего лишь один боевой эпизод, один день, вернее сказать одни сутки той войны. Да и откровенно говоря, посредственно снятый, средним российским режиссером (ни белым, ни красным). Картина рассказывает про бой за деревню Овсяниково, которой и на карте не найдешь уже, потому что её нет, как нет и десятков тысяч других деревень сегодня.

Весь фильм – это история о штурме одной деревни, о бое, в котором большая часть роты, в которой служил сержант Кондратьев, погибла, а он раненый чудом выжил и спустя годы написал... История типичная, если не сказать рядовая для той войны. Не типично в ней то, что наши немцев без артподготовки, без толком организованной огневой поддержки, из деревни всё же выбили. И… дальше начинается уже не обсуждение фильма, а переход на историю, отношение к ней и как водится на личности.

Для советских людей, и особенно убежденных сталинистов, это кино конечно «антисоветское» и чуть ли не «русофобское». Ну не было таких особистов, как в кино! Были они хорошие ребята, свои в доску парни. А если и ставили кого на фронте к стенке (могли и в поле, к стенке – это такое выражение), то только немецких шпионов, паникёров и диверсантов. А вот так чтобы как в истории, рассказанной фронтовиком Кондратьевым, на излёте жизни, в 1990м году – нет, так никогда, слышите, люди, никогда в СССР не было. Потому что… Потому что Жуков, Исаев и Гоблин Пучков всю правду лучше фронтовиков знают! А кто против – тот антисоветчик. Русофоб. Наймит капиталистов и союзник наглосаксов. А ещё, зачем советский солдат в начале фильма держится за звездочку с шапки и погибает, нет ли тут политического подтекста? По правде говоря, эпизод и правда глупый – излишний акцент на сатанинскую пентограмму. В книге, кстати, этого эпизода нет, вольная фантазия сценаристов. Зачем в фильме солдатам на войне страшно? Зачем бестолковые атаки и жестокость? В нашем кине (но не на войне) такого не было!

А для русских людей кино по сути обычное, рядовое, слабенькое. Сценаристы и режиссер сильно смягчили то, что хотел сказать рассказом его автор. А зря! В повести «Искупить кровью» особист (армейский чекист) приходит арестовать тех солдат, кто читал или мог читать, разбросанные немцами с самолета листовки. Приходит так, что по пути солдата идущего с ним – ранило, а ему на это – глубоко наплевать. Приходит и заставляет политрука и солдат ползать повсюду, чтобы эти листовки собрать и уничтожить. А солдата, у которого одну листовку всё же находит (оно и понятно – поясняет автор, бумаги на сигареты-самокрутки, где найдешь?) готов расстрелять. Но чтоб не получить в ответ пулю от его разгоряченных боем сослуживцев (кто их знает солдат, которым всё одно – помирать), забирает арестованного с собой и по пути обратно к своим – гибнет. Несмотря на то, что закрылся с боков двумя солдатами – раненным своим заместителем, и арестованным им в роте солдатиком. И погибает не от немецкой пули.

В повести Кондратьева особиста убивает прицельным выстрелом в спину обычный деревенский мужичек «Папаша», воюющий за Рассею-матушку, за свой дом, за семью, раскулаченный, верующий, русский… Убивает потому что знает – сам не долго проживет, и не хочет, чтобы особист ухлопал ни за что ни про что его боевого товарища. В фильме этого нет, режиссер решил не нагнетать страсти, перестроил сюжет, да и особиста показал каким-то глупым сопляком, пародией на самого себя – жесткого, умного и циничного человека, каким он был в рассказе Кондратьева и в жизни. А ещё в повести есть неплохие строки, где командир роты из семьи недобитых дворян, идущий в эту свою последнюю атаку, «быть может, единственный из всей роты понимал, что, защищая Россию, он защищает и сталинский строй, сломавший судьбы миллионов русских людей». Но в кино этого нет, оно очень и очень смягчено, и в худшую сторону отличается от повести.

Так, а что тогда нагнетает-то кино на самом деле? Что открывает нового? Или большое удивление то, что среди фронтовиков встречались и бывшие уголовники, и раскулаченные, и просто приписавшие себе годы наивные русские мальчишки? Что на войне была кровь, грязь и жестокость, а не полевые цветочки с девочками и партбеседы при луне? И что в этом так возмутило советских телезрителей? А может отсутствие образа «великого вождя и учителя», с именем которого на устах шли на смерть? Отсутствие знакомого шаблонного советского героя и тупых как пробка, картонных немцев, катающихся по полю на трехколесном мотоцикле? Наличие на войне боли, крови и жестокости начальства? Или цинизм, нелепость и порой доходящая до абсурда глупость нашей теперь уже порядком забытой совейской действительности?

Так если кто читал прозу написанную писателями-фронтовиками – Василем Быковым, Виктором Астафьевым, Владимиром Богомоловым, Николаем Никулиным, и другими, тот знает, что бывало и похуже. Были атаки в лоб на пулеметы немцев по многу раз на одном и том же месте. Было безжалостное отношение к людям, к солдатам и офицерам. Были абсолютно бессмысленные взятия городов к парадным датам – 7 ноября (Киева) и 1 мая (Берлина). Были кровь, грязь, смерть, подвиг, порой вопреки всему (это слово вопреки совейским людям люто не нравится, ибо у них не вопреки, а «благодаря направляющей руке коммунистической партии» и «лично великого вождя и учителя», друга всех пионеров и физкультурников).

И под Ржевом не было им, атакам, числа. И не то, что рота, батальон погибал в такой атаке за считанные минуты, редко – часы. И каких-то особых откровений в повести фронтовика Вячеслава Кондратьева нет. Есть хороший рассказ о рядовом военном случае… о жизни и смерти, о таких разных, но всё же русских людях – https://www.litmir.me/br/?b=59125&p=1 Толковый рассказ, который умудрились в кино, как водится, испортить.

И всё же это не та война, которую мы привыкли видеть в кино. Это не Михалковское фэнтези про атаку с гармошкой, не ложь «Сталинграда» Бондарчука-младшего, где одна из главных «героинь» – проститутка, и даже не советская классика вроде «Они сражались за Родину» Бондарчука-старшего, где как таковой войны нет, а есть красивая агитка. Потому что, по словам самих фронтовиков на той войне солдат на «передке» жил одну-две, редко три крупных атаки. Потом – либо ранение, либо смерть. Солдат-фронтовик. Не тыловик, и не тот, кто был в штабе или во второй линии, да хотя бы в тяжелой артиллерии. И шло это истребление при полном безразличии, если не сказать грубее – одобрении, командования. Потому и наши потери такими высокими были. И даже намек на это уже жутко раздражает тех, кто на Донбасс защищать русских людей от геноцида не поехал, но зато катается по весне с наклейками на машине «можем повторить». Катается, но ненавидит тех, кто правду о той войне пробует говорить.

А кино – редкостная посредственность, обычная россиянская подделка под русскость (ридним братам-малоросам привит, бо як показан зде гарний украинский хлопец то е зрада, ни яка ни перемога). Недосказанность правды, недоигранная пьеса, недожитая трагедия. Из Савла в Павла (намеками) тут не выходит – из совка в россиянина, из россиянина в совка, с распилом бюджета по пути… А где же Россия и русскость? Где-то в заснеженном поле, где деревеньки во мгле мерцают огнями в дали от дороги… дороги «М-9» из Москвы во Ржев.

А к чему это я веду, спросите вы… К тому что об этом писано-переписано уже, но… Но когда вновь видишь всё это – всё равно болит где-то. Хоть сколько пройди лет… а боль остается. Просто как написал Растеряев она «приходит лишь весенним обостреньем»… Ведь я когда-то учил в школе эти строки. И на полях под Ржевом был. И не только на нашем солдатском кладбище, но и на немецком. И у храмов, на местах сражений стоящих… И в старообрядческом храме, куда немцы перед уходом согнали пару сотен горожан Ржева, и где наши их спасли… И в школе когда-то давно я учил эти строки. Про безсмысленно и бездарно убитых. И эта память – часть меня. И пока я жив, живет во мне и она…

И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она — спасена.

Наши очи померкли,
Пламень сердца погас,
На земле на поверке
Выкликают не нас.

Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам — все это, живые.
Нам — отрада одна:

Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос, —
Вы должны его знать.

Вы должны были, братья,
Устоять, как стена,
Ибо мертвых проклятье —
Эта кара страшна.

Это грозное право
Нам навеки дано, —
И за нами оно —
Это горькое право.

Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.

Всем, что, может, давно
Вам привычно и ясно,
Но да будет оно
С нашей верой согласно.

…

Я убит подо Ржевом,
Тот еще под Москвой.
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?

В городах миллионных,
В селах, дома в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?

Ах, своя ли. чужая,
Вся в цветах иль в снегу…
Я вам жизнь завещаю, —
Что я больше могу?

Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.

Горевать — горделиво,
Не клонясь головой,
Ликовать — не хвастливо
В час победы самой.

И беречь ее свято,
Братья, счастье свое —
В память воина-брата,
Что погиб за нее.

Александр Твардовский, «Я убит подо Ржевом»

Как-то так, братцы, как-то так. А смотреть или нет кино – дело ваше. Агитка она и есть агитка, и снимают у нас её так себе, как обычно – на плохую тройку. И если и смотреть кино – то сериал «Курсанты» – хоть что-то толковое и честное про то время. А вообще, главное нам за фильмами жизнь не пропустить. Она ведь у нас не мене драматичная, чем в 1941м. У нас Китай под боком, да Ната впереди, да пятая, шестая и седьмая колонна позади. Просто не всё мы видим… или хотим видеть. Такое вот, кино. «Следи за собой, будь осторожен».