Русский национализм без экивоков. Роман Дмитрия Юдкина.

"Оказывается, есть еще в нас порох! Ай да Юдкин, ай да сукин сын!" - не единожды восторгался в себе, пока взахлеб дочитывал роман «Эхом вдоль дремлющих улиц». В знак моей любви к русской словесности я решил написать этот отзыв о романе и деятельно поддержать писателя, который относится к русскому слову с многократно большей любовью.

Итак, начнем. Перед нами крупное (во всех смыслах) произведение русской литературы, авторства луганского писателя Дмитрия Николаевича Юдкина — «Эхом вдоль дремлющих улиц». Некоммерческая, классическая русская проза, образец литературного искусства. В наш трафаретно-голливудский век последнее особенно важно и нужно. Сложная нелинейная хронология повествования с обилием ретроспектив, многоплановая концепция, особенная авторская стилистика, обилие идеологических вопросов русского национализма, делают непростым глубокий анализ данного произведения, но я сразу обозначу главное, на мой взгляд, достоинство — это смелость. Смелость проявляется и в прямоте взглядов на вещи, смелость проявляется и в работе над стилистикой. Можно смело хаять «совок проклятый» или можно обрушаться на проблемы царской России, или даже казнокрадов в каких-нибудь неназванных странах (вот и мой экивок), но в чем бы здесь было проявление смелости? Темы в целом разрешенные и по шапке не прилетит. Другое дело, когда вопрос касается всеобъемлющего перечня проблем русских, шаг влево, шаг вправо — заставят извиняться, а то и чего похуже. Заставят и никто за тебя не заступится. Так вот, подавляющее большинство не рискнет коснуться табуированных тем. Табуированных страхом, регулярным запугиванием русских. И остаются вполне травоядными борцами с совком, борцами с царизмом или, быть может, коррупционерами — каждый в своей «нише» рвет и мечет. Творчество таких борцов полно экивоков, гибкомыслия, слепых зон. Дмитрий Юдкин проявил достойную уважения смелость, чтобы написать роман в русском националистическом духе, без экивоков, прямо, как есть. В своем романе писатель смог нарисовать сильного русского человека. Казалось бы банально, но духу на это в наше время хватит не у многих (извините, я таких не знаю).

Теперь отложив эмоции, я бы хотел рассмотреть литературную часть этого замечательного романа.

Бросается в глаза колоссальная работа над выработкой собственного стиля, мастерство использования метафор, образов, богатство словарного наполнения, смелая (порой, я бы сказал, рисковая) игра в словах и структуре предложения, что погружает читателя на новую глубину в восприятии смысловых контекстов. Сам текст довольно необычен и своеобразен. Чувствуется какой точности порой добивается автор в выборе каждого слова, каждого оборота речи. Это, если честно, меня очень сильно поразило.

Мои интуитивные ощущения о качественной наполненности текста подтвердились при анализе. При объеме в 167 000 слов роман содержит около 27 000 лексем (слов в начальной форме со всеми их словоформами) – это исключительно высокий показатель. Для сравнения: роман Астафьева «Прокляты и убиты», превосходящий по объему наше произведение почти в полтора раза (245 000 слов), содержит меньшее количество лексем (24 500). В сопоставимых, но все же более объемных произведениях процент лексического разнообразия заметно ниже: «В круге первом» Солженицына (221 000 слов) – 21 400 лексем, «Обитель» Прилепина (191 000 слов) – всего 15 000 лексем. При сопоставимом объеме текста «Алмазная колесница» Акунина (158 000 слов) демонстрирует существенно меньшее лексическое разнообразие – 16 000 лексем.

Другая не менее интересная статистика – это количество уникальных лексем. Сравним уже перечисленные произведения. «Эхом вдоль дремлющих улиц» содержит около 15 000 уникальных лексем, «Прокляты и убиты» – 10 900, «В круге первом» – 10 000, а «Обитель» и «Алмазная колесница» показывают существенно более скромные значения – 6 400 и 6 800 соответственно.

Такая внушительность лексического состава – не просто статистический показатель, а явное свидетельство серьезной работы автора над текстом, его стремления к созданию действительно оригинального, самобытного произведения. Особенно впечатляет количество уникальных лексем, что говорит о незаурядном словарном запасе автора и его способности эффективно использовать все изобилие русского языка.

(Хочу отметить, что все подсчеты стали доступны благодаря функциональным возможностям моей читалки электронных книг, позволяющей проводить статистический анализ текста. Представленные цифры округлены до ближайших значений для упрощения восприятия и учитывают возможную погрешность алгоритма подсчета.)

Всё это многообразие языка и авторского стиля служит фундаментом для создания по-настоящему глубокого и самобытного произведения.

Я не собираюсь пересказывать сюжет от корки до корки. Скорее хочу поделиться тем, чем этот роман зацепил меня лично и почему, на мой взгляд, его точно стоит прочитать.

Итак-с, роман «Эхом вдоль дремлющих улиц» нас погружает в середину 2000-х, основное место действия восточная Украина.

Писатель яркими тонами запечатлел колорит своего родного региона — детализирован народный говор, местный менталитет и региональная проблематика. Одной из ключевых тем в канве романа является национальная самоидентификация у жителей региона — в контексте дня сегодняшнего нам, людям со стороны, будет очень познавательно и полезно заглянуть в судьбы людей, до этих скорбных дней, малоинтересные жителям большой России. Людей считающих себя русскими, но лишенных связи со своим народом, людей которых загоняют в угол украинства.

Основная линия строится вокруг Ивана Крепилина — жителя Донбасса. Иван однозначно себя идентифицирует русским. Поэтому это русский Иван.

Начало романа знакомит нас с Иваном — уже бомжом. Главный герой в свое время сам выбрал свою судьбу и был вполне доволен выбранным путем. Такие вот у него сложились жизненные обстоятельства, в духе нашего: «от сумы да тюрьмы не зарекайся». Но что самое главное, он сам находит в себе силы для начала борьбы за свое спасение. Причина таких озарений возникла банально, бомж Сивый (в теле которого ныне обитает Иван), как это водится, не раз осознавал булгаковскую внезапносмертность и когда безносая подбиралась особенно близко, то вместе с ней приходило и понимание ради чего Иван хочет жить. А причина находилась ровно одна — его единственная давно покинутая им дочь. И наш Иван, обитающий в теле бомжа Сивого, ведет свою борьбу с первых же страниц. Решающую борьбу с обстоятельствами, самим собой, со своей опримитивившейся природой, во имя Человека, которым он хочет остаться перед дочерью.

Так что же это за литературный типаж — «Иван Крепилин»? Я привык делить литературных персонажей строго на два типа «идеальные» и «живые», простым и понятным примером «идеального» типа мы можем назвать Равича из «Триумфальной арки», персонаж представление о котором мы можем поиметь сразу после беглого знакомства с ним и чье поведение в оставшейся части книги будет соответствовать нашему первоначальном представлению о нем почти на 100%. На примере Равича, мы видим образ мужчины, которому трудности ни по чем, ведь он мужчина-мужчина, с задумчивым видом покуривает и попивает кальвадос, попутно орудует скальпелем, говорит правду, молчит когда надо и поступает благородно, кажется, что такие персонажи даже мужественно справляют нужду — как итог персонаж предсказуем и мнение о нем можно составить далеко не заходя вглубь книги. Это не минус, просто такой типаж. Ивана Крепилина, в свою очередь, я смело отнесу к когорте «живых» персонажей — живой персонаж подвижен в своем раскрытии читателю, чтобы понять живого персонажа, нужно не меньше труда, чем для того чтобы понять живого человека. Иван характерный человек, без напускного пафоса, мнение о котором у читателя будет складываться по мере знакомства с ним, а каково будет это мнение, зависит в первую очередь от читающего.

По ходу повествования Ивану предстоит столкнуться с множеством классических архетипов русской литературы, начиная с бунтаря Баркашика и заканчивая народным мудрецом Аристархом. И одиссея Ивана пролегает прямиком через посещение каждого из них. Знакомство с молодым русским националистом Русланом Баркашиком является краеугольным событием на пути Крепилина. Руслан является лидером маргинальной русской националистической организации, к которой и удается примкнуть бомжу Сивому. Обширный диалог этих двух персонажей интересен комплексной картиной на вопрос русской истории, русского национализма, русской проблематики. Данный диалог — попытка найти истоки текущего положения дел у русского человека — русский человек вчера. Положение дел, в котором оказался русский человек сегодня и как победит русский человек завтра. На мой взгляд, это главные вопросы, ответы на которые пытается найти Дмитрий Юдкин на протяжении всего романа «Эхом вдоль дремлющих улиц». Писатель, как человек изнутри русского националистического движения Украины и России, передает нам свое уникальное видение этих вопросов, базируемое на своем опыте. Согласитесь, попсовые писатели этим не могут похвастаться и одно это заслуживает интереса к прочтению. Ведь только участник движения понимает, над чем думу думают его участники, какие внутренние разногласия имеются и каким путем идут. Скажу сразу, это не деление мира на черное и белое, от чего страдают классические идеологические течения любых толков. Ну и конечно, без еврейской темы тема русского национализма была бы не раскрыта.

С момента встречи с Баркашиком Ивану предстоит по-новому взглянуть на мир, а читателю предстоит по-новому взглянуть на Ивана Крепилина. Несмотря на ряд роковых событий, людских подлостей, предательств, он проходит путь от ходячей утробы до человека, которому не все равно на судьбу своего народа. Ивану удается увидеть худшее в людях, но вместо озлобленности, он по-настоящему понимает, что значит возлюбить ближнего. Очень христианский сюжет. Да и теме православия и духовности в романе отведено не мало места.

Отметил удивительный для себя интересный момент: в процессе наблюдения за Иваном Крепилиным, я осознал, что вижу перед собой русского по духу человека. Русский по духу человек, которыми по сей день, я не сомневаюсь, населена наша страна, но о которых так мало уже пишут. Ведь русский дух как раз и есть кость в горле наших врагов (за какими бы масками они ни скрывались). Типаж, который мы можем еще встретить в русской классике у Лескова или, например, Шолохова. Это нечто интуитивное, но я бы описал это так: лишенный излишней чувствительности (возможно, даже с долей цинизма), но тем не менее открытый добру и добрым поступкам, самопожертвованию. Я думаю такой психотип во многом и помог русским выстоять во всех штормах истории. За это отдельная благодарность писателю, что сумел запечатлеть еще-пока русского человека. Ведь мы еще-пока русские, а какими будут наши дети? Ведь каток общечеловечивания и тик-токизации уже прошелся по ним на полном ходу. Да уж, книга дает много пищи для ума вдумчивому читателю.

Сегодня, когда тектонические плиты русской истории вновь пришли в движение такие писатели и романы нужны нам как воздух, дабы помочь нам не свернуть со своей дороги, либо, еще страшнее, не кануть в разверзнувшейся пасти истории.

С наилучшими пожеланиями, Владимир Кочергин, г. Пермь.