«СЕМИНАРИСТЫ ДОЛЖНЫ ЧАЩЕ ЗАДАВАТЬ СЕБЕ ВОПРОС: ‟ЧТО Я ЗДЕСЬ ДЕЛАЮ?”»

Беседа с епископом Звенигородским Феодоритом, ректором Московской духовной академии

Владыка Феодорит, решением Священного Синода от 25 августа 2020 г. назначенный ректором МДА, епископом Звенигородским и викарием Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, в беседе с нашим корреспондентом размышляет об особом статусе и традициях академии.

Призвание

– Дорогой владыка, МДА – старейшее богословское образовательное учреждение нашей Церкви. Для многих людей со стороны это своего рода «богословский университет», выпускающий в жизнь «профессионалов в области православной веры». Вы также являетесь выпускником академии. Чем был обусловлен ваш выбор – пройти эти годы обучения в стенах духовной школы, и, на ваш взгляд, что может сегодня привлечь молодого человека выбрать стезю студента МДА? Тем более что в настоящее время существует больше альтернатив для получения в том числе и богословского образования?

– Сердечно приветствую вас, дорогой Николай Владимирович, и всех читателей. Вы уже обращались 7 месяцев назад ко мне с просьбой об интервью, но, помните, я вам тогда сказал: «Сначала мне нужно войти в дела, дорогой Николай Владимирович, потому что академия – это очень сложный организм, и чтобы что-то дельное говорить об академии, нужно сначала все-таки войти в эти дела, прочувствовать все это, и тогда уже делиться своими впечатлениями».

Года еще нет моего ректорства, прошло 7 месяцев... Что касается меня, вы задали вопрос: я с детства являюсь верующим человеком, хотя родители мои были невоцерковленные. Я это называю милостью Божией – что Господь призвал меня с самого детства. Мне было интересно все церковное, мне было комфортно в храме. Я поражался благолепию храмов Божиих, с детства увлекался живописью, поэтому мне очень нравились иконы, то, как выглядит богослужение, облачения церковные. То есть даже с внешней точки зрения я всегда поражался красоте православного богослужения. А потом – через внешнее – потихонечку стал проникать и вовнутрь, стал учиться молиться, освящать себя Святыми Таинствами: причащаться, исповедоваться.

И так, знаете, уже к 13 годам не было никаких сомнений, что я хочу стать священнослужителем. Ну, а для этого – понимал, что мне нужно закончить духовное учебное заведение. Потому смело всем и говорил – и своим одноклассникам, и учителям – что я пойду в Рязанское духовное училище (тогда еще семинарии не было). И в каком-то смысле мне даже завидовали, что у меня есть некая программа. А многие мои одноклассники, например, вообще не знали, что делать в жизни после школы.

В этом отношении была целеустремленность определенная. И, с Божьей помощью, я закончил и училище, и семинарию, и академию. И вот, милостью Божией, продолжаю служить духовному образованию.

Епископ Звенигородский Феодорит

– На ваш взгляд, является ли в какой-то степени время, в котором мы живем, определяющим для качества получаемого (и преподаваемого, разумеется) богословского образования? Как влияет, по-вашему, культурная и социальная среда, сродная абитуриенту, на выработку необходимых для будущего служителя Церкви качеств? В какой момент обучения необходимо будущему студенту определиться с дальнейшим выбором жизненного пути? Какие виды этого пути существуют сегодня для выпускников духовных школ?

– Еще будучи в Рязанском духовном училище, я очень хотел поступить в Санкт-Петербургскую духовную академию. Я говорил, что интересовался искусством, церковным искусством. И мне казалось, что Санкт-Петербург дает больше возможностей познакомиться с церковным искусством. Лавру я не знал, я не посещал ее. Правда, потом, будучи на старшем курсе, вместе с другом приехал в лавру и поразился ее красоте. Но тем не менее не оставлял надежды, что поступлю в Санкт-Петербургскую духовную академию.

Но Господь судил иначе: к нам пришел такой харизматичный преподаватель, отец Дионисий (Шленов), – сейчас он заведующий библиотекой, профессор нашей академии, – и как-то он так «заразил» меня Московскими духовными школами, что я все-таки решил поступать сюда. Тем более, конечно, потому, что рядом – монашеская община, святыня великая – мощи Преподобного Сергия. И не жалею, что сделал тогда выбор в пользу Московской духовной академии.

Не жалею, что сделал тогда выбор в пользу Московской духовной академии

А то, что сегодня есть много альтернатив образованию, в том числе и духовному, – это хорошо. Пусть молодые люди выбирают. У нас нет какого-то болезненного соперничества с другими духовными школами. Здравое соперничество есть: конечно, мы патриоты своей духовной школы и желали бы в каких-то вопросах первенствовать. Но нет такого болезненного чувства, когда что-то не удается; я считаю, молодой человек вполне сам может избрать себе духовное учебное заведение самостоятельно.

И когда бывает, что по тем или иным обстоятельствам (семейным, жизненным) молодому человеку нужно ехать в другой город, и он меняет учебное заведение, – для нас это не проблема. Лишь бы он служил Церкви! Потому что все мы, в общем-то, идем к одной цели!

– Долгое время академия и семинария в Сергиевом Посаде (тогда Загорске), в силу известных причин, являлись как бы центром духовного образования всей Русской Церкви. Повлияло ли это, на ваш взгляд, положительно на последующее развитие Московских духовных школ или, наоборот, явилось в чем-то препятствием для единой системы богословского образования в России? Особенно же – России постперестроечной...

– Без искреннего желания послужить Богу и Церкви, я считаю, нельзя поступать в духовное учебное заведение. В сентябре я встречался с новопоступившими студентами и говорил о том, чтобы они чаще задавали себе такой, в чем-то онтологический даже, вопрос: «Что я здесь делаю?» Всякий раз надо проверять, как и апостол Павел призывает, «находитесь ли вы в вере» (ср. 2 Кор. 13, 5). Также и здесь: насколько я соответствую тому, чего от меня ожидают.

Без искреннего желания послужить Богу и Церкви нельзя поступать в духовное учебное заведение

Потому что бывает – правда, нечасто, но бывает, – что молодой человек просто не туда поступает. Если у него нет призвания, ему приходится уходить из учебного заведения.

Поэтому надо обязательно чувствовать внутреннее призвание, некое горение: «Я жизнь свою положу для того, чтобы принести пользу Церкви Христовой!» Вот это и есть призвание. А как оно появляется – это очень сложный вопрос. Господь разными путями ведет человека к Себе: к священническому, пастырскому служению... И здесь сразу вспоминаются Евангельские слова: «Дух дышит, где хочет...» (Ин. 3, 6). И, как мы не знаем, где берет свое начало и где заканчивается ветер, так и в духовной жизни. Почему у человека возникает такое горячее желание, он часто сам объяснить не может. Вот, он приходит в храм и чувствует: «Я дома». Вот это тоже призыв Божий...

Кузница кадров

– Какое будущее ждет семинаристов после выпуска?

– Есть три пути у наших студентов. Это – жениться и принять священный сан, стать женатым священнослужителем. Как правило, эти выпускники впоследствии являются приходскими священниками. Второй путь – принять монашество и служить в монашеском чине, куда Церковь призовет, или оставаться в обители, или поступить на какие-то общественные служения. Третий путь – остаться мирянином и служить «пиджачником» (как мы называем этот тип людей) в Московской духовной академии. Такие специалисты у нас есть, и, кстати сказать, по своей пользе они не уступают никому.

Здание Московской духовной академии

– Я всегда удивлялся этому термину, который впервые услышал от уже покойного Николая Сергеевича Георгиевского...

– Это наш такой традиционный термин – «пиджачник», поэтому я не боюсь его озвучивать открыто. Эти миряне играли очень большую роль в просвещении нашего народа. Знаете, человек малоцерковный как-то побаивается священников: эта борода, эта ряса... Ему вообще кажется, что священник – это чуть ли не человек с другой планеты. А когда к нему подходит похожий на него человек – в пиджаке, в брюках, без бороды, обычно выглядящий, который может не хуже священнослужителя объяснить ему основы веры, – вот для таких людей, наверное, и служат наши «пиджачники».

Ну, и тут разные причины еще есть: бывает, человек второбрачный, то есть по канонам ему нельзя принимать священный сан. Бывает, люди очень остро чувствуют свое недостоинство для принятия священного сана. И никто никогда никого не заставляет, потому что это дело, конечно же, добровольное.

Итак, три пути у студента...

Когда нужно принимать это решение? Здесь тоже никакого насилия нет. Кто-то приходит в семинарию уже зрелым человеком и уже с определенной жизненной программой: чтобы сначала отучиться, а потом уже служить Богу на приходе или в каком-то конкретном монастыре (скажем, где он уже был послушником). Кто-то еще думает. Кто-то на выпускном курсе еще не знает, что ему делать. Мы, конечно, это не поощряем, потому что надо определяться, но тем не менее никакого насилия над человеческой волей у нас нет. Как человек определяется, так он и поступает.

– Но бывают, наверное, особые случаи Промысла Божия, которые вообще меняют жизнь человека, заставляют его идти совсем по другому пути, о котором он сам, может быть, и не предполагал...

– Конечно, у нас даже был случай, когда человек готовился к постригу, монашеское облачение даже ему подготовили. Но в какой-то момент он изменил свое решение, влюбился, женился и, соответственно, стал белым священником. Мы смеялись потом, но вовремя это все решилось, потому что если бы такое после пострига совершилось, это была бы трагедия!

– Вынужденный перерыв в богословском образовании из-за трагедии, постигшей Россию в 1917-м году, обозначил одну из главных проблем (и не только в богословском образовании) – проблему кадров. Как эта проблема решалась в Московской духовной школе после войны и как решается сегодня? Существует ли возможность у академии готовить свои кадры, чтобы обеспечить некую «непрерывность наследования традиции», или все равно останется необходимость привлечения преподавателей «со стороны»?

– Московская духовная академия возобновила свою деятельность в 1940-е годы. И все мы благодарим Бога за то, что в это время – не позже, хотя бы в это время – академия возобновила свою деятельность. Почему? Потому что в первое время в ней преподавали профессора дореволюционной выучки. А это обеспечило преемственность традиций. Многие из преподавателей были выпускниками именно Московской духовной академии. Например, Патриарх Алексий I (Симанский) был выпускником и постриженником именно Московской духовной академии. И вот, благодаря этим людям, когда академия вновь возрождалась, она вновь стала преемницей той, дореволюционной академии. И максимально безболезненно совершился процесс передачи этой преемственности. То есть не было большого разрыва. Образно говоря, была небольшая дырка, но она была настолько небольшая, чтобы возможно было соединить концы. Люди были те же – и этот шов сшился таким образом, что стал потом незаметен.

Конечно, академия шла в ногу со временем. Время делало определенные вызовы, академия на них отвечала. Но я не помню, когда бы академия вдруг оказалась в ситуации, когда ее великое прошлое вдруг стало ей чем-то мешать. Наоборот, это всегда нас возвышало в глазах тех, кто нас посещает, кто приобщается этому старому, но живому древу богословской науки.

– Основная роль академии – быть кузницей кадров?

– Московская духовная академия и существует для того, чтобы готовить кадры – как для себя самой, для Синодальных структур, так и для всей Русской Православной Церкви во всех ее структурах – от прихода, до монастыря, епархии и т. д. Знаете, не было такого времени, чтобы кадров было достаточно, кадров всегда не хватает! Но эта нехватка кадров – она разная. Одно дело, когда Церковь подошла к 1940 году с такой нехваткой священнослужителей, что вставал даже вопрос: кому отпеть православного христианина! Причастить людей было некому! Это одна ситуация... Другая ситуация – не много способных людей, которые могли бы нести ответственное церковное послушание.

Не много способных людей, которые могли бы нести ответственное церковное послушание

Первая ситуация была как раз в 1940-е годы, когда Московская духовная академия возродилась. Здесь, конечно, нужно было думать, прежде всего, о том, чтобы поставлять священнослужителей на пустующие приходы. А вот сейчас ситуация вторая – когда не много способных выпускников, которые могут сразу занимать общественные послушания.

Здесь ничего страшного нет. Как я говорил, во всякое время, в любое время существует нехватка кадров: и это не только в Церкви, но и в государственных структурах. Потому что способных людей всегда мало. И бывает так, что мне как руководителю приходится принимать кадровые решения. И я сравниваю себя с Диогеном, который шел по рынку с факелом белым днем и взывал: «Ищу человека!» А над ним смеялись... Правда, он искал человека «с большой буквы», хорошего человека. А тут приходится искать человека, способного именно к этому послушанию. Потому что хорошие люди есть, но вот, у них своя специфика, они не совсем подходят именно для этого послушания.

– И кому вы тогда отдаете предпочтение?

– Ну, конечно, есть элемент риска, потому что вообще-то кого-то надо назначать. А человек может и раскрыться на этом послушании.

Здесь и Господь человеку помогает, если тот со смирением воспринимает то, что на него возлагается, он может и раскрыться на этом послушании. И даже окружающие его люди вдруг скажут: «Мы и не ожидали, что он способен на это!»

Но я хочу сказать, что кадровая проблема – она будет всегда! Но она разная... Не дай Бог, чтобы у нас появилась опять проблема, когда некому будет совершать таинства – это да. Это голод, это страшный голод! А другое дело – когда просто не хватает людей, способных на ответственное послушание. 50 человек мы выпускаем – естественно, что из этих 50 человек – с отличием, с прекрасными рекомендациями, с прекрасной выучкой, с определенными навыками выпускается, ну, максимум 5 человек. Но и это хорошо, и за это мы благодарим Бога!

– А многие потом возвращаются в академию как преподаватели?

– А мы не ставим такой задачи! Я тоже об этом неоднократно говорил: академия – это некая гавань, в которой строятся корабли, грузятся корабли. Но этим кораблям нельзя долго быть в гавани, древесина начинает гнить. Им надо выходить в открытое море. Особенно это касается академических монахов, которым я часто говорю: «Вы держитесь за академию, как за юбку матери. Это хорошо, вы любите академию... Но там – великое море, там нужны кадры. Поэтому не бойтесь! Помолясь, нужно выходить в открытое море и приносить пользу Церкви там!»

И действительно, наши выпускники по всему лицу Русской Православной Церкви на разных послушаниях приносят Церкви пользу.

– Академия – это, как справедливо считают многие, кузница, прежде всего, богословских кадров. А остальные аспекты образования: каково сегодня соотношение богословских и других дисциплин в общем выпускном дипломе студента?

Академия и лавра

– Богословский блок, безусловно, превалирует над всем остальным. Просто в дипломе это не всегда видно. Например, стоит строка: «Священное Писание Нового Завета». Оценка, положим, «пять», далее – «философия»... Казалось бы, два предмета, но первый был в течение трех лет в большом объеме (за неделю, положим, несколько пар), а философия – по одной паре в неделю в течение года.

То есть, конечно, у нас есть определенный богословский блок, на который мы обращаем внимание. Я назову эти предметы, мы называем их «золотой шестеркой»:

1. Священное Писание Ветхого Завета,
2. Священное Писание Нового Завета,
3. Общецерковная история,
4. История Русской Церкви,
5. Догматическое богословие
6. Литургика.

Вот из этих предметов и состоит итоговый экзамен в конце обучения бакалавриата. И если человек знает эти предметы, значит, все остальные предметы – языки, философия, педагогика – это вспомогательные предметы. Еще раз скажу, богословский блок превалирует над всеми предметами.

Троице-Сергиева Лавра

– Грамотность сегодня – это буквально бич каждого абитуриента и студента. Как с этим обстоит дело в академии?

– Конечно, мы очень переживаем из-за того, что из средней школы приходят очень слабые абитуриенты. Грамотно написать сочинение – это на самом деле большой труд, иногда неподъемный труд.

Когда пишут прошения от руки, я даже обращаю внимание на то, насколько искажен почерк у нашей молодежи. Сейчас, наверное, нет такого предмета, как чистописание, больше набирают электронные тексты (это и у нас разрешается). Но почерк подчас такой, что видно: человек очень мало пишет от руки. Это штрих. Конечно, но если человек мало пишет, наверное, у него нет механической памяти, отсюда и масса ошибок.

Мало читает наша молодежь. Может быть, некоторые читают много, но я называю это чтение «фаст-фудом» – все эти неполезные новости, социальные сети. А вот серьезной литературы они не читают, классической литературы. А именно этим чтением закладываются основы языка, развивается логическое мышление.

Серьезной литературы не читают, классической литературы. А именно этим чтением закладываются основы языка, развивается логическое мышление

Конечно, это беда нашей общеобразовательной школы, но не только у нас. Наверное, во всем мире. Таковы времена...

– Академия – это не только школа, но и во многом семья. Традиции, и не только в образовании, насколько мне известно, играют здесь большую роль. Какие из них вы отметили бы сегодня, что, на ваш взгляд, было бы хорошо возродить или пересмотреть, а от чего, может быть, отказаться?

– Традиций, конечно, много. Нужно поучиться в других учебных заведениях, чтобы эти традиции почувствовать. Мы их воспринимаем естественно – как будто везде так.

Вот, я был ректором Рязанской духовной семинарии и почувствовал эти традиции там, потому что ректорами Рязанской духовной семинарии, как правило, были выпускники Московской духовной академии. Но эти традиции, несомненно, существуют, даже если мы их не особенно замечаем, что-то воспринимаем как должное. Эти традиции существуют, и наша задача – их бережно сохранять. Богослужебные традиции, традиции взаимодействия с Троице-Сергиевой лаврой. Поощряется всячески Исповедь наших студентов не только у духовника академии, но и у духовников лавры. Особенно выпукло, заметно это было, когда были живы лаврские духовники – отец Кирилл (Павлов), отец Наум (Байбородин) и другие опытные духовники. Как раз вокруг них собиралась и братия лавры, и братия академии. Они были таким объединяющим началом. Это тоже все закладывало особенные традиции. Но и сейчас в лавре есть очень опытные молодые духовники, и мы поощряем, чтобы студенты обязательно ходили к этому источнику и черпали для себя живую воду.

– Академию называют «большой келлией» преподобного Сергия, а вы сами и ваши студенты чувствуют вообще особое положение духовной школы, именно благодаря этому ее статусу?

– Несомненно, несомненно! Уникальность нашей духовной школы в том, что она располагается на территории «духовного сердца России» – Свято-Троицкой Сергиевой лавры! Ни одно духовное учебное заведение не имеет такого преимущества, смело могу сказать. Конечно, есть семинарии, которые располагаются на территории монастырей, но все же с лаврой мало кто из монастырей может посоревноваться в традиции, в духовной традиции, в частности.

Поэтому это судьбоносное и благое решение 200-летней давности, академия счастлива, что находится именно в этом святом месте и испытывает самое благотворное влияние святой обители.

Уникальность нашей духовной школы в том, что она располагается на территории «духовного сердца России

Бакалавриат и магистратура

– Существует ли, по-вашему, сегодня в духовных школах возможность индивидуального заинтересованного обучения в узкой богословской специализации (для особо одаренных или увлеченных какой-то темой студентов), и что академия могла бы предоставить в качестве помощи таким учащимся?

– Курс бакалавриата рассчитан на общий богословский курс. Там есть элементы общей специализации, несколько предметов вводится, но все же сначала надо заложить общий фундамент, основу. И вот, на бакалавриате – то есть в семинарии – они и закладывают эту основу. И вот, тогда уже появляются настоящие интересы – не поверхностные, а когда ты уже изучишь весь курс, – тогда ты уже предпочтения свои как-то выделяешь. Магистратура у нас уже специализирована. Есть у нас историческая кафедра, богословская кафедра, филологическая кафедра, библейская кафедра. Планируем еще ряд кафедр открыть. Вот здесь как раз широкое поле для студента, который, например, интересуется Иоанном Златоустом. Никто ему не мешает прочитать все творения Иоанна Златоуста (это воистину подвиг – прочитать все 24 тома). Если он желает работать над творениями святого отца, то он работает в рамках своей магистерской диссертации, а начать работу может раньше – в рамках, например, курсовых работ, которые у нас на каждом курсе пишутся.

Пожалуйста, после выпускной квалификационной работы – диплома – его ждут магистерская, кандидатская, докторская диссертации.

Но очень важной составляющей организации образовательного процесса является свободное время. У студентов оно как раз предполагается. Как раз свое свободное время студент может посвящать своим узким интересам, богословским интересам. Это только поощряется, и мы радуемся, если эти интересы у студентов есть.

Свое свободное время студент может посвящать своим богословским интересам

Как правило, науки дополняют друг друга. Моя практика как студента – а студентом-очником я был 12 лет на разных уровнях – если человек хорошо учится иностранным языкам, древним языкам, то, как правило, за собой это влечет древних авторов, потом святых отцов. Это же в определенной догматической полемике, экзегетической полемике, толкования святых отцов. Это все как-то создает объем, и человек в какую-то общую реку входит, и он уже не выделяет ручейки – просто какой-то поток общий идет. И наоборот: если кто говорит, что любит догматику, но не любит древнегреческий язык (а ведь нельзя серьезно изучать догматическое богословие без знания древнегреческого языка), то, как правило, это очень поверхностные знания, и большого плода они не приносят.

Поэтому каждый предмет «цепляет» другой предмет, а человек может чему-то просто отдавать предпочтение.

Он может даже в чем-то не успевать, но общую необходимую канву он вбирает полностью!

Либералы и теологумены

– Мы недавно вспоминали столетие Русской смуты, академия накануне революции также переживала непростые времена, о чем, в частности, упоминает один из ее последних студентов – Сергей Александрович Волков. Эта машинопись хранится в академической библиотеке. Общеизвестно, что накануне Российской трагедии начала века МДА являлась поистине средоточием выдающихся профессоров и преподавателей богословской науки. Вместе с тем изобилие «теологуменов», если можно так выразиться, в ученой богословской среде и способствовало в какой-то степени некоему «вольнодумству», которое в том числе и привело Россию (церковную Россию) на грань катастрофы. Будет ли сделан некий вывод из произошедшего в начале прошлого века (может быть, и делается) в сегодняшней системе образования в академии? Является ли это, по-вашему, принципиальным для развития богословского образования?

– С одной стороны, конечно, мы гордимся нашими профессорами. Действительно, уровень Московской духовной академии перед революцией был очень высоким. Это был воистину центр богословской науки. И мы знаем, что даже иностранные ученые советовали изучать русский язык, чтобы «читать Болотова». С другой стороны, конечно, был и дух либерализма. Но я не думаю все-таки, что это и стало причиной всех трагедий. Конечно, либералы были очень искренними, им хотелось какого-то «оживления», но они или обманулись сами, или были обмануты. Какие-то силы увидели во всем этом скользкую почву, на которой можно куда-то въехать.

И действительно, люди были обмануты: ну, никто же не ожидал, что придет красный террор! Скажите тогда тем же либеральным профессорам, что будет красный террор!

Кстати, либеральным профессором был и мученик Иоанн Попов, наш патролог. Тот же священник Павел Флоренский и тогдашний ректор епископ Феодор (Поздеевский) очень к нему осторожно относились. По-моему, в воспоминаниях у Волкова есть фраза владыки Феодора, что в академии чисто православными «остаюсь я и отец Павел Флоренский».

Представьте себе, если бы профессору Иоанну Попову сказать, что будет в 1930-е годы, и что он сам станет жертвой, что его расстреляют… Мало кто в это поверил бы – тогда времена все-таки были просвещенные. И времена тьмы наступили как-то неожиданно для всех.

Поэтому можно сетовать на то, что были какие-то богословские споры, были нестроения в академии, но, насколько мне известно, студенты устраивали бунты не потому, что не соглашались с той или иной богословской точкой зрения, нет! Там было социальное противостояние.

Причина революции – это вообще большая тема, но я все-таки хочу защитить наших профессоров (пусть даже либерального склада). Многие, кстати, потом меняли свои убеждения – ну, на то это и университет (Universum – мир), в научном сообществе неизбежно будут мнения, с которыми другие не согласны, будут споры. Я всегда и наших профессоров призываю к взаимоуважительной дискуссии. Ни в коем случае нельзя переходить на личности, хотя, конечно, в запале бывает и такое.

Так что мы гордимся нашей академией, стремимся к научному уровню, но в то же время этот уровень возможен при сохранении нашей традиции – в каких-то рамках надо оставаться!

– Церковь и церковная жизнь сегодня. Допустимы ли, с вашей точки зрения, разномыслия у студентов и преподавателей МДА в тех или иных аспектах церковной политики, и возможно ли дисциплинарное решение таких разномыслий? Сказывается ли это на преподавании и учебном процессе? Насколько допустимо свое мнение у учащихся и преподавателей?

– Нет ничего нового под солнцем, поэтому нет ничего нового в том, что Православную Церковь кто-то критикует, это было со времен апостолов. И когда кто-то начинает соблазняться и спрашивать моего совета, я советую вспомнить Евангельский эпизод, в котором Господь говорил о «Хлебе, Сшедшем с Небес». Он открыто говорил: «Если хотите иметь Жизнь Вечную, надо пить Мою Кровь и есть Мою Плоть» (Ин. 6, 54). «Жестоко слово сие…». Многие ученики отошли: «Кто может слушать это». И когда Господь обратился к своим двенадцати апостолам: «Не хотите ли и вы отойти?», апостол Петр от лица всех (вероятно, тоже обсуждались эти вопросы), как старший из апостолов по возрасту, ответил: «Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы Жизни Вечной» (Ин. 6, 68).

Конечно, Церковь состоит из людей, и среди этих людей, конечно, есть грешники, «от нихже первый есмь аз». Но мы в Церкви-то ищем не людей, а ищем Христа, прежде всего, И вот, эту мысль надо в голове держать, прежде всего.

Потому что, конечно, в Церкви есть совершенные люди – Господь воздвигает великих праведников, которых при жизни тоже мало кто понимал. Праведность не сразу можно разглядеть. Так вот, если искать человеческого совершенства, боюсь, что постигнет определенное разочарование. А если искать Христа, общения с ним, то человек не будет разочарован, потому что Христос совершенен.

И Христос дает человеку силу определенную – ее называют благодатью. И вот, когда человек получает эту благодать, он на эти несовершенства смотрит совсем по-другому. Раньше он так смотрел, а после того, как он сам стал меняться, преображаться, – он и на эти совершенства смотрит, как на одежду. Ну, нельзя судить об интеллектуальных способностях человека по тому, насколько он богато одет. Если у него дырка в одежде – это совсем не значит, что он не обладает определенными знаниями. И получается совсем другой подход.

Я всегда призываю людей, кто просит у меня духовного совета: ищите в Церкви, прежде всего, Христа

Я всегда призываю своих студентов и тех людей, кто просит у меня духовного совета: ищите в Церкви, прежде всего, Христа. Ищите, прежде всего, сопричастности Его благодати. Человек начинает меняться сам и, независимо даже от своего желания, менять других вокруг себя. И отсюда начинается преображение! А изменить что-то через одно осуждение невозможно!

Иногда действительно неприятные вещи происходят в обществе, неприглядные. Часто и священнослужители ошибаются. Но это не критерий истины Церкви Христовой, хотя мы, конечно, призваны к святости. Начни изменения с себя – и ты увидишь, что вот здесь, в Церкви Христовой, освящаясь Святыми Таинствами, приобщаясь б лагодати Святаго Духа, – ты получаешь то, что ты искал. То, что Господь обещал в Евангелии Своим ученикам. И все по-другому, в другом свете сразу открывается.

Не терять веры

– Дорогой владыка, какие проблемы в Московских духовных школах являются сегодня, на ваш взгляд, первоочередными? Какие вызовы ставит современное общество (и ставит ли) нашей alma mater? Какие возможности для преодоления тех или иных конфликтов (если таковые существуют) имеются в среде самой профессорско-преподавательской корпорации? Возможно ли вообще вернуться «обратно» тем, что подвергает какие-то вещи чрезмерной и часто необоснованной критике?

– Конечно, «возвращение» всегда возможно, и страсти не составляют сути человека. Это заблуждение духовного порядка, когда говорят, что «я иначе не могу, потому что я таков». Нет, каждый человек чист, если всю эту «шелуху» отшелушить от души человека, она засияет ярким светом. Конечно, человек может вернуться! И знаете, это даже не преображение – это возвращение к исходному. Ведь Господь создал человека добрым. Поэтому никто не может оправдаться тем, что он таков и не хочет никак меняться.

– А благодать оставляет в это время?

– Может оставить – за осуждение. Причем – по духовному закону – если человек усиленно в чем-то кого-то осуждает, он сам в это и впадает. Я был епархиальным архиереем, и один священнослужитель стал увлекаться критикой Церкви: он читал сайт, на котором публиковались излияния бывших уже священнослужителей – конечно, со сплошной критикой.

Он потерял мир душевный, потом даже стал терять веру, в которой был 40 лет. Что-то у него стало рушиться прямо на глазах, но что, он не мог понять: вроде бы так же исполняет молитвенное правило, так же ходит в храм…

Мой совет был очень простым: «Перестань это читать, и восстановится твой душевный мир!» Потому что все эти излияния бывших священнослужителей – на самом деле, это рассказ о «кораблекрушении в вере». И они как бы говорят: «Не выходи в море, потому что ты, как и я, нарвешься на рифы!» А ведь в море надо выходить – там солнце, а нам нужно идти навстречу солнцу! И если кто-то из-за неправильного управления кораблем разбился о рифы, это совсем не значит, что всем кораблям, даже хорошо идущим, надо возвращаться назад.

Поэтому я так и посоветовал ему: перестать читать советы людей, которые пережили «кораблекрушение в вере». Это, кстати, термин апостола Павла. Это трагедия, но как эту трагедию выставляют? Так, что «я был в неестественном состоянии», а теперь я в «естественном состоянии». Но это не так, это некое «обезболивающее для души», однако ненадолго его хватает!

Я вспоминаю рассказ нашего заслуженного профессора, Константина Ефимовича Скурата. Был такой протоиерей Чертков, не помню его имя, в 1960-е годы он отказался от своего сана. Тогда была такая волна: «ряд ренегатов», как их называли, – они отказывались от Церкви, и публично с атеистическими лекциями путешествовали по стране.

И вот, Константин Ефимович рассказал замечательную историю. Он его встретил в Москве, по-моему, где-то в библиотеке. Тот был в шляпе, в светской одежде, конечно. Они поздоровались, и Константин Ефимович его по-братски спросил:

– Ну, как ты?
– Вот, сейчас пишу диссертацию…
– А потом?
– Потом возможна перспектива хорошей работы…
– А потом?

И тот понял, о чем говорит Константин Ефимович: а что будет после гробовой доски? У Черткова задрожали руки, он захотел закурить, а из рук стало все падать.

И Константину Ефимовичу стало жалко этого человека, он стал ему помогать и успокаивать. И этот человек, отказавшийся от веры, сказал: «Ты знаешь, Костя, что единственное меня успокаивает, когда меня одолевают тёмные мысли? Я иду и пою чин отпевания!» Вот, человек отказался от веры, всем говорит, что он «свободный советский человек», а при этом, когда никто его не видит, он поет чин отпевания! Как будто отпевает самого себя! И находит в этом некое успокоение, зная, что его уже не будут отпевать.

Человек отказался от веры, а когда никто его не видит, он поет чин отпевания

Поэтому те, кто отказываются от веры, от священного сана, кто ищет в Церкви не Христа, а чего-то своего, – они уподобляются этому несчастному Черткову, у которого дрожат руки (есть свидетельства о том, что Чертков покаялся и до конца жизни служил псаломщиком в одном из рижских храмов – Ред.).

– Что бы вы как ректор хотели бы изменить или исправить, дополнить или обновить, может быть, во вверенном вам коллективе или внутренней жизни МДА?

– Я так люблю Московскую духовную академию, что не хочется говорить, что у нас есть какие-то неразрешимые проблемы. Есть определенные ситуации, которые нужно решать, которые разрешимы при определенном труде. Но назвать это проблемами я бы не хотел. Я предпочитаю говорить, что у нас есть определенные задачи. Например, аккредитация регентского факультета, совершенствование иконописной школы. У иконописной школы, например, нет своего помещения, поэтому мы не можем набирать много иконописцев. Поэтому ежегодно – даже сейчас – очень большой конкурс на одно место. Мы эти вопросы решаем – увеличение жилищного, аудиторного фонда. И с Божией помощью, за эти 7 месяцев, нам удается решать все это.

Не терять веры, уповать на Бога, молиться преподобному Сергию

Я часто вспоминаю ситуацию, которая была в древности, во время Преподобного Сергия, когда в обители не хватало чего-то (например, продуктов не хватало). Братия ропщет, а игумен святой уповает на Бога, призывая всех своих преемников возлагать все свои надежды на Бога.

И приезжает купец с возом, наполненным продовольствием, и все счастливы, благодарят Бога. Аллегорически говоря, разные проблемы бывают у нас в академии, но нужно не терять веры. Не терять веры, уповать на Бога, молиться преподобному Сергию. Ну, и, конечно, не бездействовать: Господь помогает через людей, но до этих людей-то надо дойти.

Господь помогает Московской духовной академии, и я думаю, что и впредь будет помогать.