Виталий Даренский. РУССКИЙ МИР КАК ДУХОВНО-НРАВСТВЕННАЯ КАТЕГОРИЯ (первая часть)

Западом и наказывал и накажет нас Господь, а нам

в толк не берется... Завязли в грязи западной по уши,

и все хорошо. Есть очи, но не видим, есть уши, но не

слышим; и сердцем не разумеем. Господи, помилуй нас!

Святитель ФЕОФАН ЗАТВОРНИК

Обязательно нужно знать, помнить и не забывать,

что было крещение Руси, а не крещение Украины.

Киев – это второй Иерусалим и мать русских городов…

И позже узаконили нам слова «Украина» и «украинцы»,

чтобы мы охотно забыли свое название русский и

навсегда оторвались от святой и православной Руси.

Святой ЛАВРЕНТИЙ ЧЕРНИГОВСКИЙ

Я предвижу восстановление мощной России, еще более

сильной и могучей… будет воздвигнута Русь новая –

по старому образцу; крепкая своей верою в Христа Бога

и во Святую Троицу! И будет, по завету святого князя

Владимира, как единая Церковь! Перестали понимать

русские люди, что такое Русь: она есть подножие Престола

Господня! Русский человек должен понять это и благодарить

Бога за то, что он русский.

Святой праведный ИОАНН КРОНШТАДТСКИЙ

Святая Русь – особое священное имя, вымоленное православным русским народом на его многовековом подвижническом пути как подлинная вершина национального самосознания. Это имя не только требует осмысления и особого исследования как хранилище огромного исторического опыта, но и, что важнее всего – само становится источником понимания нами самих себя, открывая подлинный смысл нашего исторического бытия, нашего призвания в мире.

Святая Русь – это не имя просто какого-то отдельного народа или их совокупности (ведь Русь изначально была многонациональна), и не имя какого-то отдельного государства или территории. Думая так, мы бы впали в явное идолопоклонство. Нет, Святая Русь – это тот особый духовный феномен «вхождения Бога в историю» (прот. Василий Зеньковский), который бывает лишь в самых исключительных случаях: от народа ветхозаветного Израиля он передался римлянам, потом восточным «ромеям»-византийцам, а от них – народу Руси. И если бы Русь погибла в самых страшных испытаниях ее исторического бытия – разве было бы кому передать это великое служение? Некому и поныне. Святая Русь – это не народ и не государство как таковые, это Церковь в ее земном бытии, созидающая себе народ и государство. Русь как народ и как государство была создана св. князем Владимиром Крестителем. И подвергаясь самым тяжким искушениям, и впадая в самые тяжкие грехи, кульминацией которых стал ХХ век, Русь не погибала только потому, что Господь усматривал в ней остаток сил для покаяния и возрождения.

В современном мире Святая Русь сокрыта в таинствах Церкви и глубинах народного духа, созидаемого Церковью. И одновременно она открыта всем и свидетельствует о себе – как основа возрождения цивилизации Русского мира.

I. Русский мир – цивилизация будущего

«Русский мир» – это понятие, к настоящему времени принятое для обозначения объективно сложившейся культурно-исторической общности этносов и населяемых ими территорий, в течении длительного времени находящихся или находившихся под определяющим влиянием российской государственности и культуры. Русский мир – одна из локальных цивилизаций, имеющая ряд специфических особенностей, определяемых объективными факторами исторической жизни. Возникновение РМ в качестве локальной цивилизационной общности было обусловлено объективной необходимостью самоорганизации обширных полиэтнических пространств восточной Европы и северо-восточной Азии перед лицом перманентной внешней агрессии с запада и юга. В основе формирования территории Р.М. лежит объективный процесс продолжения миграционного потока славян, начавшегося в первые века н.э. общим вектором на северо-восток и восток. Включение отдельных регионов в состав российской государственности и цивилизационное пространство РМ происходило в соответствии со следующими принципами. 1) Главный – как следствие миграционных потоков славянского земледельческого населения на обширные пространства Евразии: Поволжья, Урала, Великой степи и Сибири. 2) Связанный с реализацией особых нравственно-религиозных основ русской государственности – включение территорий с православным населением, подвергавшемуся опасности геноцида и ассимиляции – земли Руси западнее Днепра, Грузия, Армения. 3) Связанный с необходимостью поддержания геополитического баланса в противовес экспансии других мировых держав – Прибалтика, Средняя Азия. К настоящему времени все три названные принципа в значительной степени утратили свою актуальность и на первый план выступает принцип обеспечения самостоятельного развития и сохранения культурной самобытности РМ перед лицом экспансии западной «цивилизации потребления», приближающейся к порогу энергетической, демографической и экологической катастрофы. В настоящее время сохранение общности РМ является самым оптимальным вариантом смягчения катастрофических процессов и быстрого перехода к жизнеспособному типу цивилизации.

Роль русского языка в современной Украине состоит отнюдь не только в том, что он является естественным языком общения более половины ее граждан. Особо важно то, что принадлежность к благотворному культурному пространству русского языка обеспечивает осознание тех ценностей, которые позволят современному человеку не поддаваться «зомбированию» прозападных СМИ и свободно делать свой исторический выбор. Последнее обстоятельство становится особенно важным именно в настоящий момент, когда происходит крушение «однополярного» мира, и влияние Запада в мире быстро ослабевает в силу приближающегося исчерпания глобальных энергоресурсов и внутреннего демографического кризиса. Одним из новых мировых центров становится возрождающаяся Россия и прилегающие к ней регионы Евразии, относящиеся к цивилизационному пространству Русского мира. В этой ситуации Украина, продолжающая судорожные попытки «интеграции в Европу», загоняет себя в исторический тупик – поскольку в этом случае ее ждет положение лишь самой отсталой окраины стагнирующего и маргинализирующегося Запада. Здесь Украине (под прикрытием известного набора красивых фраз) раз и навсегда отведена роль поставщика дешевой неквалифицированной рабсилы, рынка сбыта низкокачественных и б/у товаров, а также места размещения самых грязных производств (металлургия, химия) и самых грязных отходов. Ясно, что еще 10-15 лет бездумного следования по этому «европейскому» пути деградации неизбежно приведут к такому катастрофическому сокращению, постарению и варваризации населения, которое приведет к перманентной гуманитарной катастрофе с последующей за ней неизбежной колонизацией территории Украины выходцами из других регионов «третьего мира». Ее территория в конце концов превратится в всегда нищий многонациональный «отстойник» для «побежденных будущего тысячелетия», как цинично назвал этих людей один из идейных и финансовых заправил современного мира Жак Аттали в своей книге «На пороге нового тысячелетия» [1, гл. 3].

Ныне действующий проект так называемого «устойчивого развития» не только утопичен, но и явно аморален, поскольку основан, по сути, на «расистском» делении регионов мира. В соответствии с этим проектом ради благоденствия стран «золотого миллиарда», бездарно уничтожающего ресурсы планеты, все остальные должны пребывать в состоянии нищеты и планируемого вымирания. Однако даже и такое аморальное «благоденствие» будет весьма недолгим в перспективе сначала все большего вздорожания, а затем и почти полного исчерпания энерго- и биоресурсов. Этот процесс уже начался, и снижение потребительских стандартов внутри самого «золотого миллиарда» вскоре неизбежно приведет к социальным потрясениям, а затем как следствие – к усилению экономического и политического хаоса во многих регионах «третьего мира», в том числе и на Украине.

Единственной альтернативой этому гибельному пути, по которому идет Украина с 1991 года, является ее возвращение в цивилизационный проект Русского мира. Здесь Украина может стать органической частью нового мирового центра экономического, технологического и культурного развития – точно так же, как это уже было в период Российской Империи и СССР. Однако для перехода на этот единственно спасительный путь необходимы серьезные изменения на уровне массового сознания населения и, соответственно, изменение его электоральных предпочтений. Последнее, в свою очередь, требует разработки сильных интеллектуальных стратегий, направленных на формирование у населения новой культурно-исторической идентичности. Впрочем, эта идентичность может быть названа «новой» очень условно, лишь в контексте современной ситуации, но с точки зрения «большой истории» это идентичность как раз наоборот, укоренена в тысячелетнюю традицию исторического пути народа. Речь идет об общерусской идентичности всех восточнославянских этносов – основе всех их великих исторических свершений в прошлом. Именно эту идентичность ныне усиленно разрушают с помощью неототалитарной «украинской» идеологии СМИ и «система образования», полностью обезоруживая население перед подчинением Украины интересам жадного и агрессивного, но уже слабеющего и деградирующего Запада.

II. «Украинизация» как проект демодернизации общества

На Украине реальная идентичность граждан, принадлежащих к Русскому миру (независимо от их этнической принадлежности) и стремящихся защищать это свое своеобразие, наблюдается очень широко, охватывая более половины ее населения. В частности, по социологическим данным, в 2002 году при опросе молодых людей от 16 до 34 лет под патетическим названием «Первое свободное поколение на Украине – кто они?» около 60 % из них ответили, что считают украинцев и россиян двумя частями одного и того же народа; 61 % граждан Украины поддержали курс на реинтеграцию Украины и России в единое экономическое и военно-политическое пространство (опрос проводился во всех пропорционально представленных регионах страны) [18, 46-47]. В годы независимости Украины продолжался рост русскоязычной части населения Украины, которая не смотря на жестокую украинизацию СМИ и системы образования, тем не менее, впервые превысила 60 %. Приведенные данные свидетельствуют, что единство различных этносов в рамках единой русской нации и цивилизации представляют собой «упрямый» факт, а их стремление к дальнейшей реинтеграции – это естественно-исторический процесс, на который не может серьезно повлиять силовая политика государства и усиленное «промывание мозгов» антирусской пропагандой.

Неудивительно, что в настоящее время на Украине уже «80% населения страны считает необходимым повысить статус русского языка, 64% выступает за признание русского языка вторым государственным» [7, 42]. Тем самым, Украина является единственным государством в современном мире, где около половины граждан не имеют своего языка в качестве государственного – других таких стран в настоящее время вообще нет. Но этот совершенно скандальный факт почему-то часто забывают. Для сравнения стоит вспомнить, что например, в Финляндии язык шведов (всего 6 % населения этой страны) является государственным, а в Швейцарии даже язык всего лишь каких-то 0, 7 % (!) населения этой страны – маленького этноса ретороманцев – также является одним из четырех государственных. И на этом фоне – о какой «демократии», «правах человека» и тем более о «европейских стандартах» вообще может идти речь по отношению к современной Украине?

В предшествующие эпохи переход на русский разговорный язык большинства населения Украины имел чисто спонтанный характер и намного опережал те административные меры, которые теперь принято называть «руссификацией». Именно этим и объясняется тот факт, что с 1991 года, несмотря на все усилия по «украинизации», процент русскоязычного населения все равно продолжал увеличиваться. Так, результаты ежегодного исследования компании TNS Ukraine, опубликованные в журнале «Фокус», свидетельствуют: если в 2000 году среди опрошенных дома на украинском языке разговаривали 28.1%, то в 2009 году таковых осталось 27.6%. При этом число тех, кто говорит в семье на русском, выросло за 9 лет с 71.1% до 72.5% [17]. Непредвзятый взгляд на историю показывает, что интеграция населения Украины в единое с Россией языковое и культурное пространство представляет собой устойчивый естественно-исторический процесс, который обусловлен чисто объективными причинами (общность социальных процессов, экономики, информационной сферы, менталитета и исторической судьбы), и поэтому вообще очень мало зависит от каких-либо административных мер, в каком бы направлении они не предпринимались – всё равно, то ли «руссификации», то ли «украинизации».

В названных фактах, впрочем, нет ничего удивительного, поскольку они четко обусловлены тем национальным самосознанием предков современных украинцев, которое существовало не менее тысячи лет, вплоть до первой половины ХХ века. Отличая себя на бытовом уровне от жителей северной и восточной Руси, наши предки, тем не менее, также всегда считали себя частью единой русской нации. Как известно, само понятие «украинец» в качестве национальной самоидентификации получает широкое распространение только в 20-30-х годах ХХ века, главным образом через систему образования и политическую пропаганду, причем в УССР этот процесс шел даже быстрее, чем в западных землях. С конца ХІХ века украинцами себя называла очень небольшая прослойка «сознательной интеллигенции», а до этого такое слово вообще отсутствовало в языке. Оно сознательно введено в качестве неологизма П.Кулишем в одной из ранних его повестей, на которую и ссылается «Словарь» Б.Гринченко как на прецедент употребления (а отнюдь не на живую народную речь). Слово «украинец» еще не известно Т.Шевченко и поэтому отсутствует в двухтомном словаре его лексики. До начала ХХ века население основной части территории Украины называло себя «руськими», что лишь фонетически отличалось от самоназвания населения других частей Империи, а на западных землях было самоназвание «русины», еще и теперь кое-где сохранившееся.

Как известно, основы светской русской культуры были созданы в XVII веке именно южноруссами, – в том числе и светский литературный язык: «Грамматика» М.Смотрицкого и «Лексикон словено-росский» П. Беринды, написанные в Киеве ещё в период его пребывания в составе Речи Посполитой, были школьными учебниками по всей Российской империи до конца XVIII, и учившиеся по ним «зело дивишася» бы, если бы им кто-то сказал, что они учат не русский, а некий «украинный» язык. В XIX веке в Российской Империи не существовало никаких проблем с распространением письменности (а с 1860-х годов – и начального образования) на «малороссийском наречии», причем центром издания этой литературы был Санкт-Петербург (в 1818 году там была издана «Грамматика малороссийского наречия» А. Павловского, а в 1840 – «Кобзарь» Т.Шевченко). Честные и научно грамотные украинские ученые признают, что подобное было в то время совершенно немыслимо ни в одной из западноевропейских стран. Так, в странах Западной Европы образование на местных языках, отличающихся от официального, было категорически запрещено. Например, во Франции оно было впервые разрешено (лишь на уровне факультатива) только в 1951 году. Свобода развития местных языков в Российской Империи и в СССР по мировым меркам была совершенно уникальной. Для нашей же темы намного более важным является тот факт, что и официальный общерусский язык исторически является общим созданием и общим достоянием и великороссов, и южноруссов (современных украинцев).

Первый исследователь этого вопроса Ю.Венелин в книге «О споре между Южанами и Северянами на счет их россизма» в 1830 году, в частности, писал: «Весь русский народ… по огромности своей (удивительная вещь!) разделился только на две ветви (между тем как другие народы распались на многие отрасли); этих ветвей иначе назвать нельзя, как только по местоположению – Северною и Южною Русью», причем на уровне массового народного самосознания, отмечал Ю. Венелин, «каждая из ветвей признает русскою в сущности только себя» [2, 10]. Таким образом, на уровне массового сознания (это прослеживается и на множестве других источников, в том числе фольклорных) сформировался своеобразный тип национальной идентичности, который можно определить как конкурентный, при котором из двух частей одной русской нации каждая сама себя считала «более настоящей». А относительно имеющихся языковых отличий первый культуролог и лингвист Украины М. Максимович писал так: «Ни один филолог, по правилам и законам своей науки, не решится разрознить южнорусского и севернорусского языка: они, как родные братья, должны быть непременно вместе, во всякой системе» [8, 190]. Более детально такое понимание соотношения южнорусского и севернорусского языков было развито классиком мировой лингвистики А. Потебней в его главном труде «Записки по русской грамматике». Современный же официальный украинский язык, как известно, нигде и никогда не был народным разговорным языком, и представляет собою искусственную конструкцию, основанную на принципе радикальной полонизации и диалектизации. По подсчетам специалистов, лексические и фонетические отличия украинского «литературного» языка от языка древних русичей и современного русского литературного языка почти на три четверти состоят из полонизмов (почти 600 слов) и тюркизмов (около полусотни слов), т.е. изначально и органически чуждых ему элементов. Именно в силу этой особой искусственности создания официального украинского языка и возникает то широко наблюдаемое явление, о котором очень точно пишет современный исследователь «украинского вопроса» С. Сидоренко: сколь ни «удивительно красив и мелодичен народный украинский язык… и в то же время нет ничего гаже его «канцелярского» варианта… на котором изъясняется украинская политическая элита… на котором дублируют иностранные фильмы и пишутся школьные учебники» [15, 255]. Именно поэтому нисколько не удивительно упорное нежелание пользоваться этим языком основной массы населения, не смотря на все потуги агрессивной «украинизации». На этот «канцелярский язык» в качестве повседневного переходят лишь откровенные карьеристы, лишенные элементарного эстетического вкуса, которым, судя по всему, вообще все равно, на каком языке говорить и писать.

До настоящего времени действует и очень мощный ментальный фактор, вследствие которого русский язык оказывается важнейшим культурным достоянием для любого жителя Украины, независимо от того, является ли он для него первым и родным языком. Об этом факторе хорошо пишет яркий кировоградский культуролог С.Н. Сидоренко: «исторические обстоятельства на Украине сложи­лись таким образом, что подавляющее число украинцев развива­лись не в одной, а в двух параллельно влияющих культурах – и в этом факте следует видеть не недостаток, а скорее достоинство. Поэтому по меньшей мере неразумно формально подходить к это­му вопросу и оставлять украинца с одной составляющей его куль­турного облика, отбросив другую, которая являлась и в обозримой перспективе будет являться для украинцев единственным каналом, через который возможен доступ к богатствам мировой культуры» [15, 48].

Характерно, что такая роль русского языка вовсе не является следствием долгого пребывания в составе единого русского государства. В частности, точно такую же роль русский язык в свое время играл и для русинов Австро-Венгерской Галиции, о чем существует масса забытых ныне свидетельств. Например, в октябре 1914 года М.М. Пришвин, служа фронтовым фельдшером, записывал в дневнике: «когда я попал в Галицию… я почувствовал и увидел в пластических образах времена инквизиции» – речь идет о геноциде русинов австрийским режимом, обусловленном их симпатией к России; но «в Галиции есть мечта о великой чистой прекрасной России. Гимназист, семнадцатилетний мальчик, гулял со мной по Львову и разговаривал на чистом русском языке. Он мне рассказывал о преследовании русского языка, не позволяли даже иметь карту России, перед войной он принужден был сжечь Пушкина, Лермонтова, Толстого и Достоевского. – Как же вы учились русскому языку? – Меня потихоньку учил дедушка… А я учил других, и так пошло. Мы действовали как революционеры, мы были всегда революционерами» [12, 66-67]. Заметим, что и русофобская политика современного украинского государства фактически превращает своих русскокультурных граждан в неких «революционеров».

В советский период, несмотря на фактически принудительный характер изучения украинского языка и литературы в школах УССР («освобождение» от этих предметов, как мы помним, было получить очень трудно, но хотели очень многие школьники в русскоговорящих городах и регионах), несмотря на огромные тиражи украинских книг и газет (почти в десять раз большие, чем в настоящее время), часто шедших просто в макулатуру, к 1970-1980-м годам русский язык стал языком около половины населения Украины. Именно поэтому уже с конца 1950-х годов государство было вынуждено идти на сокращение доли украиноязычного образования и издания печатной продукции в силу их невостребованности населением (а вовсе не в силу мифической «руссификации», как заявляет официальная украинская идеология).

Помимо ментального, был и другой, собственно лингвистический аспект ситуации, при которой идея образования на местном разговорном языке не встречала поддержки в самой народной среде. Дело в том, что основные отличия между современными русским и украинским литературными языками имеют весьма позднее и весьма искусственное происхождение, а кроме того, далеко не всегда соответствует реальной речевой практике. Поэтому при близком контакте носителей живых украинских говоров с русским литературным языком, произошедшем в условиях модернизации и урбанизации ХХ века, эти различия очень быстро и достаточно безболезненно исчезали в течение жизни одного поколения. Ведущий современный специалист по истории украинского языка Виталий Русановский в то время, когда еще можно было не подстраиваться под текущую политическую конъюнктуру, писал как о бесспорном и общеизвестном факте: «древнерусский язык далек от специфики современных украинских говоров, и нужно поэтому признать, что словарь последних во всем существенном, что отличает его от великорусских говоров, образовался в позднейшее время» [13, 27]. И этим самым существенным фактором было влияние польской лексики и фонетики, которое, по подсчетам А.Железного, дало около половины (!) лексических расхождений между современными русским и украинским литературными языками. Названым автором составлена таблица прямых польских заимствований в современном литературном украинском языке из 526 слов [5, 81-105], что составляет около четверти или даже трети его наиболее активной лексики. Впрочем, даже и этот список, на наш взгляд, остается далеко не полным – например, в него не попали многие скрытые полонизмы, такие, например, как слово «хвиля» – от польского fala, – и многие другие. Кроме того, лексика украинского языка содержит и в 5-6 раз больше тюркизмов, чем лексика русского. Точно так же и фонетические особенности украинского языка по сравнению с русским в своих важнейших моментах объяснимы польским (смягчение некоторых согласных) и тюркским (так наз. «ыканье» – например: «мыр» вместо «мир») влияниями. Тем самым, столь легкий и естественный переход в течение ХХ века на русский язык общения значительной части населения Украины по сути представлял собой своеобразное возвращение к историческим корням древнерусского языка, незамутненного посторонними влияниями. И тот факт, что огромная масса населения Украины стихийно идет именно по пути реинтеграции в единое общерусское языковое пространство, просто демонстрирует естественную вариативность путей развития языка (конвергенция вместо дивергенции), которую никакими административными мерами невозможно отменить.

Кроме того, если переход на общерусский язык был в свое время не только объективным и естественным процессом, шедшим «снизу», без всякого принуждения, но и имел огромное культурное значение, приобщая народ сразу же к достижениям самой мощной в мире в ХІХ-ХХ веках русской культуры, – то теперь наоборот, «украинизация» обычно прямо сопряжена с глубокой провинциализацией мышления и культуры, с возрождением самых диких проявлений национализма и хуторянского шовинизма. Тем самым, общий культурно-деструктивный характер этого процесса совершенно очевиден. Это и не удивительно, поскольку и сама украинская идентичность и, в особенности, «украинская идея» в ее официально насаждаемом галицийском варианте изначально суть продукты антимодерного мышления [См.: 4].

Среди стран, возникших на месте СССР, едва ли не главной особенностью Украины является то, она представляет собой классический пример «идеологического государства», само существование которого обусловлено в наибольшей степени именно определенной идеологией, а не какими-то рациональными основаниями. Официальная украинская идеология, ныне имеющая тоталитарные претензии «единственно верного учения», основана на догмате о якобы безальтернативности «европейского выбора» и его противопоставлении его факту цивилизационного единства с Россией по принципу «или-или». Этот «догмат» не выдерживают серьезной критики уже в свете самых элементарных фактов. Во-первых, так называемое «вхождение в Европу» в смысле формального присоединения к институтам Евросоюза, если таковое вообще когда-нибудь произойдет, для Украины вовсе не будет означать достижения уровня материального благосостояния «старой Европы»: «золотой миллиард» ради нас расширяться не будет, более того, он уже начинает сужаться вследствие внутреннего кризиса, который становится все острее. Так что о столь чаемом «месте у корыта» украинским евромечтателям следует забыть раз и навсегда. Если присоединение Украины к институтам Евросоюза все-таки произойдет, то исключительно ради выгоды самой Европы, получающей возможность жесткого контроля над ресурсами и экономикой интегрируемой страны, причем уровень жизни в последней при этом серьезно не изменится или даже еще понизится, что мы видим на примере других.

Во-вторых, цивилизационное единство Украины с Россией не только является «упрямым» естественно-историческим фактом, но и более того, остается единственной предпосылкой самостоятельного развития Украины как в экономическом, так и в социо-культурном отношениях. Ведь в общеевропейской социально-экономической системе Украина может быть лишь никому не нужным конкурентом – и поэтому ее туда никогда не пустят. Зато в евразийском пространстве у Украины огромные перспективы развития – ее экономика, социальные и культурные ресурсы здесь востребованы и эффективны. Это не удивительно, поскольку так было всегда и именно такое положение дел определяло нашу историческую судьбу в течение многих веков.

Обратимся к истории. Спасение Малой Руси от польско-татарско-турецкого геноцида, благодаря чему фактически вообще ныне существует украинский народ как таковой, является самым характерным примером сказанного. Как писал А.Е. Пресняков, «Идеология Московского царства в эпоху царя Алексея еще окрашивает понимание державной власти и ее задач религиозно-нравственными началами… Церковно-религиозные мотивы вносит он в осмысление вопросов и внешней, и внутренней политики. Политическим соображениям А.Л. Ордина-Нащекина против борьбы за Малороссию и в пользу сосредоточения всех сил на Балтийском вопросе царь противопоставляет мысль, что непристойно, даже греховно покинуть «черкасское дело» высвобождения православной страны из иноверного владычества» [11, 410]. Как ни убедительны были аргументы и всей боярской думы, справедливо указывавшей Царю на крайнюю невыгодность вмешательства в «польские дела» и связи с «черкассами», что не может не привести к затяжным кровопролитным войнам не только с Речью Посполитой, но и с Турцией (так оно и вышло), но Царь был непреклонен в своем мнении. Малую Русь с Киевом – матерью городов русских следует отвоевывать любой ценой, совершенно не зависимо от какой либо «выгоды», но исключительно из соображений совести и благочестия! К сожалению, современные украинские историки воспитаны в совсем иных понятиях и совершенно не способны представить себе, что войны могут вестись исходя из соображений совести, а не выгоды – и поэтому приписывают русскому царю и вообще «москалям» исключительно корыстные побуждения. Подобная низость не стоила бы упоминания, если бы не отравляла повседневно души детей на уроках истории в современных украинских школах.

Виталий Даренский (Луганск)

Продолжение следует