Что не так с сериалом «Слово пацана»? Всё! Разбираем по пунктам

Вокруг «Слова пацана. Кровь на асфальте» сложился монолитный консенсус, что это великий сериал. Дождавшийся окончательного финала кинокритик Евгений Ткачев решительно с этим не согласен. И вот почему.

Нет, наверное, на свете более лютого кино, чем перестроечное и постперестроечное. Оно снималось в стране, переживавшей турбулентные времена и как будто лишившейся всех моральных ориентиров. Взять, например, «Воров в законе» (1988), в которых Амаяк «О рахат-лукум моего сердца» Акопян отпиливал себе руку пилой, словно это «Безумный Макс». Или «Каталу» (1989), где ослепшего картежника (Валерий Гаркалин) поджаривали на мангале. Такое криминальное кино было принято называть чернухой, но в оправдание тех режиссеров — Юрия Кары, Сергея Бодрова-старшего и Александра Буравского — стоит сказать, что они снимали фильмы по горячим следам, о том, что их окружало и беспокоило. У них не было времени отрефлексировать творящийся вокруг ужас.

Однако такая возможность была у режиссера Жоры Крыжовникова и сценариста Андрея Золотарева в «Слове пацана», ведь в сериале рассказывается о событиях более чем тридцатилетней давности. Но они не стали смотреть на «казанский феномен» с постмодернистской дистанции, а сняли кино так, будто и не было этих тридцати лет. На полном серьезе, без тени иронии. Что, вообще-то, для Крыжовникова нехарактерно, ведь в любом, даже самом страшном гран-гиньоле («Горько!», «Звоните ДиКаприо!» и особенно в короткометражке «Нечаянно»), у него всегда находилось место юмору, пусть и абсурдистскому. «Слово пацана» потому и страшно смотреть, что режиссер не предлагает зрителям никакой разрядки, а только и делает, что в конце каждой серии нагнетает мрачность (не зря же его кинокомпания называется «Тумач Продакшен»).

Подробности по теме

«Звоните ДиКаприо!» Жоры Крыжовникова: прорывной сериал о болезни в русском кино

Но вот какое дело: жизнь, даже самая ужасная, состоит не только из черных полос. А Крыжовников так усердно сгущает краски, что ближе к финалу его шок-драматургия начинает производить смехотворный эффект. По сути, «Слово пацана» такое же torture porn, как и юбилейная «Пила». А мизантропический метод Крыжовникова мало чем отличается от подхода Виктора Шамирова, который в сатирической кринж-дилогии «Непосредственно Каха» проверяет границы допустимого в искусстве. При этом у «Непосредственно Каха: Другой фильм» на «Кинопоиске» стоит оценка 2,6, а у «Слова пацана» — 9. Тут есть над чем задуматься! Благо в остальное время сериал не заставляет напрягать мозги.

Допускаю, что верхувенский «Звездный десант», балабановского «Брата» или свежего «Убийцу» Дэвида Финчера можно понять неправильно. Но как неправильно понять «Слово пацана»? Оно прямое, как палка. Крыжовников не предлагает нам какого‑то глубокого или парадоксального авторского высказывания (как, скажем, в «Звоните ДиКаприо!»), а призывает следить за ловкостью рук, поскольку любой режиссер — немного фокусник. Спору нет, Крыжовников эффектно крутит сюжетные наперстки — все-таки он топовый постановщик, мастерски владеющий азами драматургии. А его «Слово пацана» — торжество режиссерской манипуляции. От сериала сложно оторваться, но вопросы тут как раз не к ремесленническим скиллам кинематографиста, а к его методу. К тому, как он в сериале расставляет этические флажки.

Подробности по теме

Вот тут, кстати, можно почитать, как мы поняли финчеровского «Убийцу»

Меня никогда не триггерило от насилия в кино. Я смотрю много кровавых боевиков и даже трансгрессивный индонезийский экшн не вызывает у меня отвращения. Однако на «Слове пацана» мне впервые стало не по себе. Предполагаю, все дело в том, что насилие у Крыжовникова никак эстетически не осмыслено. Обычно эстетизация насилия в кинематографе идет через боевые искусства, ведь они не про то, чтобы кому‑то дать по морде, а про духовное развитие, про путь. Об этом, например, хорошо знает режиссер «Джона Уика» Чад Стахелски, учившийся у Брюса Ли. Как говорили в фильме «Бумажные тигры», «кунг-фу без чести — это просто драка». Вот обычную бытовую драку Крыжовников и снимает. В «Слове пацана» с таким удовольствием раздают людям по зубам, что это вызывает только отвращение. А поскольку герои часто (по поводу и без) молотят друг друга, на это в итоге просто становится невыносимо смотреть.

Пока Джеймс Ганн в третьих «Стражах Галактики» предлагает нам постгуманистический тейк о том, что «не только человеческая жизнь имеет значение» (за что организация по защите прав животных PETA уже назвала его «Человеком года»), Крыжовников как будто снимает свою картину о том, что ничья жизнь не имеет значения. Режиссер считает своих героев «сложными», но это сложность напускная — уровня кубинского гопника Тони Монтаны из «Лица со шрамом» (1983). Собственно, из таких вот маленьких тони монтан и состоит «Слово пацана». Сложный человек — это Уолтер Уайт из «Во все тяжкие» и Сол Гудман из «Лучше звоните Солу». А в персонажах «Слова пацана» нет ничего сложного. В них есть одна только тупая агрессия.

Подробности по теме

Есть только слово и яйца. Возьми от жизни все в нашем тесте по фильму «Лицо со шрамом»

Но поскольку смотреть кино про не меняющихся героев никому не интересно, авторы сериала предлагают нам нехитрую дихотомию, уже опробованную Крыжовниковым в «ДиКаприо». Напомним, что в том сериале, когда у одного брата все становилось хорошо, у другого, наоборот, становилось все плохо. В «Слове пацана» похожим образом выстроены сюжетные арки двух трудных подростков: Андрея (Леон Кемстач) и Марата (Рузиль Минекаев). Пока одного засасывает преступная трясина, другой из нее выбирается, хотя, казалось, все будет иначе. Ведь первый, подобно герою «Пальцев» Джеймса Тобака, так хорошо играет на пианино, а другой — такой отморозок. Но этот драматургический ход очевиден с самого начала и произведет впечатление только на не сильно искушенных зрителей. Как и слова сценариста Золотарева о том, что «зло возвращается злом». Да неужели? Какие‑то простые истины из пацанских пабликов во «ВКонтакте».

Собственно, бешеный успех сериала как раз кроется в его простодырой народности. Если честно, даже ставшая культовой в том же бандитском сегменте «Бригада» была посложнее и точно более постмодернистской. Впрочем, она тоже снималась по горячим следам, а не была фестивалем косплея. Собственно, еще одна проблема «Слова пацана» заключается в том, что это копия, а не оригинал. И дело не в пластиковых окнах и прочих анахронизмах (те же пластиковые окна есть в эйчбиошном «Чернобыле», что с того?). А в том, что стилизация иногда остается стилизацией, какой бы социальный реализм ты вокруг нее ни разводил.

Подробности по теме

«Фарс категории „Б“»: как смотрится сериал «Бригада» спустя 20 лет после премьеры

Просто посмотрите «Пацанов» (1983) Динары Асановой, откуда Крыжовников позаимствовал вайб, и «Плюмбум, или Опасная игра» (1986) Вадима Абдрашитова, в котором главный герой носит такое же пальто, как и Андрей. В них все true, все настоящее, потому что это «кино морального беспокойства» рассказывало про свое время, а не зарывалось головой в дела давно минувших дней. Прошлое никогда не даст сдачи, в отличие от настоящего.

Вообще нет ничего удивительного в том, что «Слово пацана» понравилось Никите Сергеевичу Михалкову и другим консервативным культурным деятелям, ведь сериал можно прочитать как охранительный манифеcт: смотрите, как раньше страшно жили. Вы хотите так же? Никто не хочет. Но почему сериал, при всей его дотошной документальности, стыдливо умалчивает о связи милиции с преступными группировками в 1980-е? Почему бы не снять такой же сериал про сегодняшние социальные проблемы? Ладно, это риторический вопрос. Гораздо интереснее, что Крыжовников в своем моралфагерском финале не видит выхода ни для одного из героев.

Осторожно, сейчас будут спойлеры!

Вова Адидас (Иван Янковский) получает пулю в спину. Андрей оказывается в тюрьме. А Марат получает возможность отомстить. Нам бы их пожалеть, но проблема в том, что «Слово пацана» — довольно сложный тест на эмпатию. По сути, Крыжовников предлагает нам проникнуться сочувствием к пираньям. Но каждый, кто встречался с такими хищниками в реальной жизни, знает, что это крайне непросто. Больше двадцати лет назад, когда я с друзьями возвращался с футбола, меня во дворе избила толпа таких же отморозков, как в сериале. И вот Крыжовников предлагает мне посочувствовать им. С какого перепугу? Они сами выбрали свой путь, поэтому и отвечать за него тоже будут все вместе.

Жалость в сериале вызывают только женские персонажи, для которых авторы тоже видят только три варианта: выйти в окно (Айгуль), оказаться в дурдоме (мама Андрея) или пойти работать в ментовку (Ирина). Негусто! Особенно обидно за актрису Юлию Александрову, которая снова (после «ДиКаприо») играет истеричную мать. Мы уже поняли, что она умеет это делать. Неужели для нее нельзя было придумать другую роль?

Иначе все точки над i мог бы расставить окончательный финал, и, действительно, авторы достаточно сильно перелопатили концовку. Она стала еще более морализаторской (вместо того чтобы помочь Вове Адидасу, его отец в исполнении Сергея Бурунова отрекается от него на «тайной вечере», на которую никто не пришел).

Герой Ивана Янковского погибает от рук не бандитов, а милиционера Ильдара (Антон Васильев), превращающегося в Немезиду. А социальная критика беспринципных комсомольцев, которые в представлении авторов оказывались еще хуже пацанов,и вовсе была задвинута на второй план. Но едва ли даже такой финал способен поставить смысл «Слова пацана» с ног на голову. Еще со школьной программы благодаря Достоевскому известно, что за любым преступлением следует наказание. Крыжовников, явный фанат Достоевского, не отходит от канона. Но при этом, кажется, режиссер не особо-то любит своих героев. Так почему их должны полюбить мы?

Евгений Ткачев