ЕЩЕ РАЗ О ШАРИКОВЫХ И ПРЕОБРАЖЕНСКИХ

С годами вскрываются все новые материалы о русской катастрофе 1917 г. О подрывных технологиях революционеров, о их финансировании из-за рубежа, об участии в разрушительной работе иностранных правительств и спецслужб – германских, британских, американских. Знаем мы и о том, чем обернулся для нашей страны революционный обвал. Разрухой, чудовищными жертвами, уродливыми социальными экспериментами, торжеством хамов и «воинствующих безбожников»… Но неужели кучка заговорщиков, даже располагая огромными денежными суммами, сумела бы запросто обвалить могучую державу, взбесить многомиллионный народ? Конечно, не смогла бы. Однако к началу трагических переломных событий Россия уже оказалась тяжело больной.

Гибельная хворь охватывала ее постепенно, в течение нескольких столетий. Вольнодумство, «свободные» нравы, разврат, теории атеизма и либерализма. Причем в первую очередь ими заражались аристократия, дворянство, интеллигенция. Еще в XVIII – XIX вв они привыкали ориентироваться на Европу, зарубежные взгляды и оценки становились образцами для подражания, воспринимались как “общепризнанные”. А уж потом, с «головы», гниль поползла на простонародье.

В данном случае выглядит показательным пример с помещиком Иваном Петровичем Костомаровым, отцом известного историка. Увлекшись французским «просвещением», он принялся учить своих крепостных, что Бога нет, и загробной жизни нет. Преуспел настолько, что дворовые в 1828 г. убили его и ограбили. Рассудили: если за гробом «ничего нет», то зачем себя ограничивать? Впрочем, духовные устои крестьян в ту пору были прочнее, чем у образованной части общества. Убийц замучила совесть, они вышли на церковное крыльцо и покаялись перед «миром».

Увы, Иван Петрович был не единственным энтузиастом «просвещения», а главное, в России утвердилась и развивалась западническая система образования. За основу брались все те же европейские стандарты и теории – и наряду с гуманитарными, техническими науками, интеллигенция получала иные “добавки”. Проникалась комплексами “национальной неполноценности”, привыкала считать зарубежное “передовым”, а свое, родное – “отсталым”. Необходимость кардинальных реформ по чужеземным образцам даже не обсуждалась, виделась прописной истиной.
Вовсе не случайно очагом либерального духа становилась профессорско-преподавательская среда. Она пополняла образование в германских, французских, британских университетах. А дальше сеяла в душах молодежи семена импортных учений. Эти семена соединялись с обычным юным фрондерством и давали буйные всходы. Соблазны “свобод” кружили головы похлеще вина. Очернительство власти, законов, традиций становилось признаком хорошего тона. Внедрилось деление всех явлений на “прогрессивные” и “реакционные”. Причем революционное, разрушительное относилось к “прогрессивному”. А все, что служило стабилизации государства, получалось “реакционным”.

Студенты, проникнувшись подобными идеями, становились учителями – и несли их ученикам. В 1870-х годах кружки народников сунулись было открыто «будить народ». Но агитаторы ничего не добились, они были для русских людей чужеродными смутьянами. Их без долгих разговоров вязали и сдавали властям. Зато в сельскую земскую школу приезжал не агитатор. Приезжал учитель, начитавшийся атеистических книг Ренана, восторгавшийся “великой французской революцией”. Он выглядел для ребят куда более авторитетным и знающим, чем родители, чем скромный деревенский священник. Такие же учителя приходили в рабочие вечерние школы…

Болезнь России углублялась. В катастрофическом 1906 г. была созвана Государственная Дума, началась эпоха парламентаризма. Но первое, чего потребовали “народные избранники” – всеобщей политической амнистии! По стране лилась кровь, террористы нагло убивали государственных служащих, мирных граждан, а депутаты с пеной у рта голосовали за освобождение тех преступников, которых удалось изловить! А гимназисты, студенты, интеллигенция аплодировали таким “избранникам”. Зачитывались оппозиционными газетами. Восхищались революционерами, на судебных заседаниях устраивали им овации. Прятали их, снабжали документами. С гневом обрушивались на патриотов, обливали презрением полицейских и казаков…

Поветрие либерализма охватило и высшие эшелоны руководства . Министры и губернаторы заигрывали с “общественностью”, во всем шли на уступки, стыдясь прослыть “реакционерами”. Даже в Церкви пастыри пытались согласовывать проповеди с “прогрессом”. Синод и архиереи внушали терпимость к явно антироссийским (и антихристианским) учениям. Устои Православия расшатывались и слабели. Оцените сами – весной 1914 г. из 16 выпускников Иркутской духовной семинарии лишь двое решили принять сан священников, из 15 выпускников Красноярской семинарии – ни одного! Остальные выбрали работу учителями, чиновниками. Интеллигенция стала считать Веру в лучшем случае “красивой народной традицией”. В худшем относила к “пережиткам”, тормозящим “прогресс”.
В наши времена принято восхищаться “Серебряным веком русской культуры” – однако забывается, что и культура начала ХХ в. была насквозь больной! Она погрязла в декадентстве, эротике, темных душевных надломах. Кумирами молодежи становились сатанист Валерий Брюсов, Федор Соллогуб – отвергший Бога и взывавший к нечистому, Андрей Белый - теософ и антропософ, Александр Блок – увлекшийся учением розенкрейцеров. Они владели умами, над их фотографиями рыдали поклонницы, их стихи переписывали друг у друга…

Ну, а среди простонародья разрушение духовности проявлялось разгулом эгоизма. Рабочие, вроде бы, числили себя патриотами. Но ничуть не считали зазорным бастовать во время войны, требуя повысить зарплату. Хотя зарплата у них была самой высокой по сравнению с другими воюющими государствами – а день забастовки на одном лишь Металлическом заводе в Питере недодавал фронту 15 тыс. снарядов. Крестьяне числили себя законопослушными и православными людьми – но жадно обсуждали «аграрный вопрос». Приглядывались, а как бы переделить чужую собственность?

Эти недуги разъедали фундамент империи и предопределили ее падение. А. И. Деникин впоследствии писал: “Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала послужили большевики, я протестую. Россию развалили другие, а большевики — лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках ее организма”. Он был прав. Обычная, отнюдь не большевистская интеллигенция в подавляющем большинстве бурно приветствовала Февральскую революцию, вполне одобряла аресты и убийства полицейских. Цепляла красные банты, выходила на демонстрации, запевала: «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут». Правда, в скором времени хлынули иные демонстрации, полезли на трибуны иные ораторы, и учителя с профессорами и предпринимателями вдруг с удивлением узнали – под «вихрями враждебными» и «темными силами» теперь понимают их самих. Но… кто в этом был виноват?

В данном случае представляется любопытным обратиться к великолепному произведению Михаила Булгакова «Собачье сердце». Разве можно забыть столь колоритные образы? С одной стороны – умные, талантливые, высоко культурные профессор Преображенский, доктор Борменталь. С другой – тупой наглец Швондер, хам Шариков… Но если сопоставить повесть с историческими реалиями, то… она полностью соответствует действительности! Только упускает очень важные моральные аспекты.

На самом-то деле именно Преображенские, Борментали, и им подобные были в России главными носителями радикальных взглядов! Именно они вовсю ратовали за “свободу, равенство, братство”. Кого же было винить, что “свободы” оказались не только для них – свободы крушить “реакционеров”, Царя, правительство? Пришли свободы и для Швондеров – свободы оскорблять и третировать вчерашних ниспровергателей. Свободы отбирать собственность, гадить по подъездам и горланить революционные песни. Вот оно и есть, «равенство и братство»! Получили то, к чему стремились. Только представляли себе это иначе.

Да и Шариковых действительно создали российские интеллектуалы! Разумеется, создали не из собак. В собачьей аллегории выразилось оскорбленное самолюбие автора. Шариковых создали из простых русских людей – которые прежде были честными, добрыми, богобоязненными… Первый заряд атеизма и “прогрессивных” взглядов детишки получали еще в школах. Сергей Есенин в своих автобиографиях хвастался, как он пристрастился прогуливать церковные службы. Бабушка давала ему с собой просфору и копейку на освящение. Но мальчик научился так же, как священник, вырезать серединку из просфоры, а деньги присваивал. Как видим, семья была верующей, бабушка набожной. Кто же сбил Сережу с пути истинного? Очевидно, учитель. Или товарищи, отвращенные от веры «просвещенными» наставниками. А потом Сережа подрастет, напишет богохульную «Инонию», и закувыркается его жизнь в разочарованиях, кризисах, тупиках...

Другие такие же мальчики и девочки, повзрослев, вступали в отряды Шариковых под началом Швондеров, брали винтовки, чтобы «все взять и поделить». Из особо рьяных формировались когорты палачей, развернувших кампании «красного террора», массовые казни «буржуев» - то есть, интеллигенции. Той же самой интеллигенции! Учителей, журналистов, чиновников. Но ведь и в Евангелии сказано: “А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы ему повесили мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской” (Мф, 18,6; Мр.9,42; Лк.17,1). Так оно и случилось – с соблазнителями…

И что, одумались, спохватились, раскаялись? Ничуть. Те же интеллигенты и студенты, когда их тащили на расстрелы в ЧК, продолжали считать себя «настоящими революционерами» - а большевиков «душителями революции». Корниловцы браво распевали свой марш: «Мы былого не жалеем, Царь нам не кумир!» Донские казаки на кругу приняли свой гимн «Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон» - подменив слова. Вместо «послушно отозвался на призыв Монарха он» влепили «на призыв свободы он». Кубанская Рада приняла «самую демократическую в мире конституцию» и развернула сепаратистскую борьбу – превознося Петлюру и Махно. А все надежды борцы с большевизмом возлагали на Запад – который как раз и организовал российскую катастрофу. Стоит ли удивляться, что Господь не дал им победы?
В древние времена, описывая те или иные бедствия, русские летописцы не искали виновных на стороне. Причину они формулировали однозначно: “по грехам нашим”. Для объяснений катастроф ХХ в. подобное определение тоже оказывается самым точным. Россия фактически отреклась от Царя. Его поливали грязью и сплетнями, рассуждали, как чудесно жилось бы без Его «гнета». А кто-то думал иначе, но не спорил. Во всяком случае, никто не выступил в поддержку Государя. Даже среди белогвардейцев монархистов было очень мало. Ну что ж – если не захотели законного Царя, попали под власть узурпаторов. Вынуждены были терпеть такой гнет, что мало не покажется.

Образованная часть российского общества брезгливо кривилась от отечественных порядков, мечтала жить, «как за границей». Эта мечта также исполнилась. 2 млн человек очутились в эмиграции, получили заграничный «рай» со всеми “свободами” и “прогрессом”. Правда, до революции русские интеллигенты и предприниматели видели Европу из окон комфортабельных отелей, пансионатов, через призму книг и газет. А теперь им пришлось зарабатывать на хлеб грузчиками, судомойками, чернорабочими, проститутками… Но ведь западная «демократия» и раньше была такой! Значит, мечтали как раз об этом, только для себя предназначали иную роль.

А ту интеллигенцию, что осталась в России, гнобили и топтали Швондеры. Но ведь она сама ратовала за права Швондеров! Громогласно выступала на их защиту, сочувствовала, жалела, поощряла, требовала для них всевозможных свобод – вот и посадила их себе на шею. Кстати, Булгаков с изумительным талантом сумел показать в лице профессора Преображенского типичного представителя российской интеллигенции. Вспомните, чем он обеспечивает себе роскошные для советского времени условия? Выгодно использует знания, полученные при Царе, за солидные деньги пересаживает стареющим извращенцам «яичники обезьяны» и др., чтобы поддержать и потешить их похоть (сегодня его последователи делают операции по изменению пола на противоположный). Но при таком нравственном уровне он считает себя высоко культурной личностью, ходит в оперу, авторитетно и безапелляционно берется судить о всем окружающем…

Ну, а Шариковы, которых сотворили подобные деятели, русские крестьяне, ринулись «все взять и поделить». С энтузиазмом громили помещичьи, «кулацкие» хозяйства, грабили чужую землю, имущество. Хотя в итоге сами были ограблены продразверстками, раскулачиванием, коллективизацией. Палачи, залившие всю Россию кровью «красного террора», через пару десятилетий сами попали под репрессии. “Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить” (Мф, 7,2; Мр. 4,24; Лк. 6,38)

В 1922 – 1923 гг. большевики нанесли сокрушительный удар по Православной Церкви. Закрывали и грабили храмы, монастыри. Казнили 15 тыс. священников, монахов, мирян. Тысячи людей разослали по тюрьмам… Но ведь Церковь одной из первых отреклась от Царя, Помазанника Божия, своего Защитника.

Впрочем, основная-то масса прихожан, миллионы людей, к антицерковной вакханалии руку не прикладывали. Но и не пытались защищать свои храмы, своих батюшек. Прикинули, что их хата с краю, так спокойнее. Зато в июне 1941 г. в армии оказались солдаты 1922-1923 г. рождения. Ровесники разгрома Церкви! Дети, появившиеся в свистопляске кощунства, от блудных невенчанных связей, некрещеные. А командовали ими вчерашние активисты, взрывавшие и закрывавшие храмы, забрасывавшие камнями крестные ходы. Именно это поколение попало под первый, самый страшный удар врага, и было стерто почти полностью.

Как видим, все закономерно. Отвечать пришлось и Преображенским – за то, что произвели Шариковых, и Шариковым – за все, что они натворили.