ФОТОГРАФ ИЛИ ПОРТРЕТ ДОРИАНА ГРЕЯ.

И тогда я надел свой новый костюм, повязал подаренный галстук и пошел фотографироваться. Все показалась как-то неладным. Старая фотостудия при ЦДЛ, что на Большой Никитской, выглядела необитаемой. Ворота в закуток в торце здания, где она ютится, не распахнуты по обычаю, а лишь приоткрыты так, что в щелку можно едва протиснуться боком. Тебя здесь не ждут. И обычной выносной раскладушки-вывески "Срочное фото" у ворот больше нет. Двор не выметен. Закрылся что ли? Впрочем, не так. Работает. Внутри торчат какие-то азиаты, не дошедшие пары сотни метров до таджикского консульства, и ждут своей карточки на таджикский же документ. На стене уже виденная не раз и уже не смешная надпись: "Зал ожидания не устраивать, семечек не лузгать. Звоните. Ждите - я скоро". Но в самом предбаннике пахнет по-новому - затхлостью и стариком. И сигнальный колокольчик с двери куда-то исчез. "Он сейчас придет", - пояснил один из таджиков.

Я фотографируюсь здесь на паспорт, аспирантский билет, визу и т.п. много лет. Это штатный фотограф дома литераторов, крепко переживший многих посетителей этого заведения. Решил вот уже много лет назад прихалтурить в свободное от писателей и их тусовок время, и подзаработать копейку другую фотографией на документы. Все стены предбанника его студии заклеены карточками советских знаменитостей, посещавших в силу статуса местные мероприятия, а вернее - ресторан ЦДЛ. Наклеены живописно внахлест. Из опознанных мной по фотографиям в живых почти никого не осталось. Разве что Депардье. Такой себе колумбарий. Фотографии покойников прирастают в количестве и меняются местами, но почему-то на самом почетном месте неизменно большая карточка митрополита Волоколамского Питирима (Нечаева). Действительно, превосходный портрет. Фотограф - не узнавал никогда его имени, - шикарный поджарый, высокий мужик с вьющимися светлыми немного в рыжину волосами. Чем-то напоминает сухое сучковатое дерево. Его фото на документы сами по себе - произведение искусства. На них неведомой магией оказываются живые люди. Он фотографировал меня, а я запоминал его. Я на его фотографиях выглядел ребенком, даже в бороде, а он сам за 25 лет практически не изменился. Ни он сам, ни в его студии. Ему все эти 25 лет чуть больше 50. А теперь я пришел делать фото на свой последний сорокапятилетний паспорт.
Наверху загремели в замке ключи, и кто-то медленно стал спускаться из лаборатории по крутой узкой лестнице. Я его не узнал - его согнуло почти пополам. Он превратился в вопросительный знак. Знаете, старость, во всяком случае - мужская, это все же не процесс. Она вероятна, но не неминуема. Она не приходит сама со временем. Она не закономерна. Мы ее можем лишь подцепить, как цепляют триппер, если спать с шлюхами, путая это с любовью.

Он медленно полз по стене. "Что у вас? На паспорт? Можно, конечно. Цветные? Будет стоить 300 рублей четыре фотографии". Потом просит подождать, пока он будет печатать оттиски. На мое возражение, что мне не к спеху, и я могу зайти поздней, он замечает, что лучше все сделать сразу. И дело не в цене. А его согбенный вид договорил: "Вы можете не успеть". Он медленно стал подниматься наверх - в лабораторию. Через пять минут так же тяжело, постарев еще, спустился вниз и протянул конверт с фотографиями, на которых я моложе себя самого на те же лет 25, такой, каким я себя никогда не видел в зеркале.

Знаете что... Я тут подумал, загляните к нему. Пока не поздно. Снимитесь хоть на справку в бассейн. Пусть и после вас хоть что-то останется...