МОРОЖЕНОЕ (рассказ). Сергей Моисеев

Жара страшная, разгар рабочего дня. Поехал на Южный вокзал за билетом. Во все кассы огромные очереди.

Еще по дороге, выруливая на своей раскалившейся на солнце «Таврии», почему-то стал думать о мороженом. Как назло по пути мороженое нигде не попалось. В очереди у кассы мысль о мороженом стала навязчивой.

Время разуплотнилось, в душном зале медленно течет очередь, медленно течет время.

Думаю о ценности и непостижимости временной субстанции, припоминаю слова Августина Блаженного, который знал, что такое время, пока его об этом никто не спрашивал. Обдумываю планы на сегодня.

Ведь получается, мы не равны не только имущественно, с этим можно бороться. Но как бороться с тем, что времени нам всем по-разному отмеряно?

А с другой стороны, мы все равны, ведь в сутках времени не добавишь, всем порция одинаковая.

Когда подошла моя очередь, окошко закрылось на часовой технический перерыв.

Обычно я понятлив и в каждом внешнем событии ищу скрытую подоплеку, нахожу устраивающее меня объяснение, зачем и почему. Но бывают случаи, когда я просто говорю: «Господи, извини, не понял?»

Ну какой высший смысл в том, что я сейчас перейду площадь, займу очередь в новом терминале, куплю билет, но при этом потеряю самое драгоценное и невосполнимое — время?

Иду в терминал через привокзальную площадь, ну хоть мороженое попадется, и то ладно. Как назло есть все, пирожки, шаурма, пиво, а мороженого нет.

Открывая утром календарь, прочел, что сегодня день Владимирской иконы Божией Матери и день постный.

И все же мороженое против шаурмы почти постное кушанье, выбор однозначен — мороженое. Но его нет, зато есть пирожок с картошкой. Пришлось переходя в терминал, жевать пирожок с картошкой и думать о себе с жалостью. Взгляды людей мне как бы говорят: «Ну что ты так сплоховал? Купил пирожок у бабули, неужто так плохи дела?»

«Не мог что-то посолиднее употребить?» — сказали глаза презентабельной девицы, покосившейся на мой пирожок в целофановом кульке.

Новый терминал меня встретил сплошным блеском — все «по-эвропейски», как любят говорить наши оранжевые власти. Переход в новый терминал заканчивается эскалатором и здесь перед эскалатором, среди стекла и пластика, как несуразное вкрапление, почему-то стоит бабуля из прошлого века. Все на ней простенькое: платок, коричневый плащ, валенкообразные сапоги и лицо под стать одежде, тоже простенькое. Надо же, доедая всухомятку пирожок, думаю я, это как на инсталляции модернистов стоит человек в потоке жизни. Вне времени и пространства, из иной реальности, вроде как ждет чего-то.

Подозревая, что бабушка просто боится зайти на эскалатор, возвращаюсь и спрашиваю, может помочь чем?

— Я поезд на Купянск ищу, с восьми утра стою здесь, отвечает бабуля.

— А у людей спрашивали?

— Да, не знает никто.

Хорошо, что я пирожок дожевал, а то мог бы подавиться. Ведь уже вторая половина дня, восемь часов стоит как часовой бабуля в оглушительном людском потоке. Оглушенная, парализованная, раздавленная мегаполисом.

Сколько людей сегодня прошло мимо нее — о, горе человечеству, ведь это приговор!

— Бабуля, подождите минутку, я сейчас все узнаю.

Простенькое круглое лицо бабули как-то оживилось, осветилось надеждой. Но она и надеяться боится, не верится ей, что это что-то настоящее, она выстояла и дождалась своего часа. Она начинает суетиться, хватается за сумки, потом снова ставит их под стену.

Подлетаю к кассе, билет мне все-таки нужно купить, у кассы почти нет очереди, думаю, потерпи, бабуля, ты ведь восемь часов стояла, пять минут еще постой, ведь я мысленно с тобою.

Беру билет и вот оказия, кассирша не знает, как доехать до Купянска.

Расписание читать некогда, в платной справке узнаю, что бесплатно можно доехать только до Граково. А ближайший поезд-тепловоз через полтора часа.

Бабуля спускается со мной по эскалатору. Она действительно его боится, чуть не падает. Ходит она мелкими шажками, ноги болят.

На эскалаторе мы создаем пробку, он короткий, но движется быстро, но и тут люди по нему бегут. На каких-то сорок секунд мы с бабулей перекрыли интенсивное движение на эскалаторе. И вот мимо нас, тужась, протискивается чувак в белой рубашке с короткими рукавами.

Как-то накануне я задумался, что все-таки значит это слово «чувак». Периодически посещала меня навязчивая мысль узнать тайну этого загадочного слова. Ответа специально не искал, жаль времени на глупости. Но вопрос этот почему-то меня периодически мучал.

И вот заходит ко мне в редакцию председатель харьковского рок-клуба Андрюха Шумилин. Вышли на улицу, он покурить, а я воздухом подышать. Так стоим, ни о чем трепемся, и тут он неожиданно всматривается в меня и говорит, а знаешь, что такое чувак?

Думаю надо же, как от Господа даже малейшую мысль не спрячешь, вот по такой мелочи Шумилин и пришел, причем Шумилин, в отличие от духоносных старцев, и сам не знает, что сейчас отвечает на мой мучительный вопрос. Я не подаю виду, что мне это как-то особенно интересно.

А Шумилин продолжает.

­— Так вот ЧУВАК – это аббревиатура неформалов. Это Человек, Усвоивший Высшую Американскую Культуру!

Вот ведь как! Конечно же, все сходится и это уже не мелочь!

Ведь кто поклонился Христу – христианин, Ленину — ленининец, Бандере – бандеровец, а кто идолу с семью рогами, тот, конечно же, ЧУВАК!

Теперь чуваков везде стало много, адепты абстрактной идеи свободы, этого рогатого идола с оранжевым факелом в руке, теперь по всему миру почти свободно хозяйничают. Идол требует поклонения и жертв, аппетиты растут, идол жиреет и наглеет.

Адепты сами заблудились, видя концентрат безответственной свободы в деньгах и власти, когда можно делать все и тебе за это ВСЕ ничего не будет, погнались за миражом и других в соблазн ввели.

Может ли кто из успешных сказать, что он свободен от переживаний и ему не о чем беспокоиться?

Не знали, да еще и забыли, что по слову апостола Павла, только где дух Христов, там свобода. Пытались искать свободу вне Христа и Его заповедей, а попали в неминуемое рабство страстей и пороков, а ведь кто кем побежден тот тому и раб, по слову апостолов.

А бегущий по эскалатору чувак в белой рубашке, видит, что стоит пожилой, беспомощный человек, притом, что эскалатор всего метров десять-пятнадцать, тем не менее, хотел свободно пробежать по эскалатору, он поступал так, как велит ему идол свободы. Но тут на пути его свободы свободно стояла бабушка, а я свободно остался на месте, когда увидел, что этот товарищ в белой рубашке претендует на звание настоящего ЧУВАКА.

Да, думаю, если бы сейчас, как в былые времена, давали переходящие вымпелы, ты бы получил вымпел со званием самого передового чувака.

Я решил, нет уж, дружище, нет, если тебя не остановил этот неотмирный образ бабули, в который ты буквально ударился, значит тужься, протискивайся, борись дальше, доказывай, что ты достоин звания настоящего чувака!

Ведь ты свободен, как атом, который намертво прикован к своей траектории, как муха, которая нарезает угловатые круги вокруг лампы. В детстве мы говорили, грубо, но верно — свободен как сопля в полете. Образцовый потребитель должен мчать по своей беговой дорожке, а то сосед купит новую машину, а не ты. Но ты всего лишь часть огромного механизма, в котором все пронизано движением внешне хаотичным, но, на самом деле, глубоко обусловленным детерминизированным всеобщим стремлением к успеху. Успех — идол современности, он манит человека. как бабочку, огонь.

Но на пути к успеху попадаются неожиданные препятствия в виде убогих и сирых, которые могут расконцентрировать внимание человека и лишить его потребительского аппетита. В современном мире об убогих должно государство заботиться, а мы для этого налоги платим, время же не стоит на месте, ведь на то прогресс и существует.

Но как же эта бабуля попала в столь отлаженный механизм, в этот кипящий городской бульон? Как этот осколок иной жизни долетел сюда и камнем упал в эту реальность? Не тот ли это тот камень, который на кого упадет, того раздавит, а кто на него упадет, тот раздавится?

Не тот ли это фонарь, с которым когда-то ходил по Афинам Диоген, искавший в толпе человека? Выходит, он и теперь среди нас и одним своим присутствием обжигает и обличает. Пока я бегал и узнавал, на какой путь прибывает поезд, меня донимали бесконечные звонки по мобильному, а бабуля тем временем передохнула в зале ожиданий.

Говорю ей, что бесплатную электричку отменили, есть поезд-тепловоз.

— Как поезд? У меня и денег-то нету, — изумленно ответила она.

Отдаю ей купленный билет, и начинаем перемещаться в сторону платформы.

Одолев все переходы, сели на скамейку на платформе.

— Ну дайте мне билет, посмотрим, какой вагон, место.

— Ой, не помню, где положила.

Начинаем искать, в сумке много кулечков, травки какие-то, бутылочки, картошка в мундирах.

— Наказал меня Господь! — причитает бабуля.

Я сам вываливаю из сумки содержимое и среди трав нахожу искомый билет. Ждем поезд, беседуем. Задаю много вопросов, мне все интересно, как и почему судьба привела эту старушку к подножию эскалатора. Оказалось, зовут бабушку Софья, живет она под Купянском, муж умер, и она приехала получить его пенсию, но ей сказали приехать аж 4-го сентября.

— Кто сказал?

— Ну там они.

— Ну где они?

— Ну там, где я на почту ходила.

— Да на какую почту?

— Да на ту, в которую я постоянно хожу.

— А почему в Харькове?

— А я на заводе ХТЗ тридцать лет проработала.

— Жили здесь, а теперь вот под Купянском.

— А почему в сентябре сказали приходить?

— Потому что сказали, положено так. Потому что муж до конца месяца четыре дня не дожил.

— Вы же здесь на вокзале с восьми утра, а где ночевали?

— Ночевала в Граково. Я туда приехала, а сказали, что поезд на Купянск отменили. А вы кто?

— Я журналист. Статьи в газету пишу.

— А, значит юрист.

— Да нет же, я журналист. То есть, статьи пишу.

— Вот и я думаю, вроде как не юрист.

— Ну а внуки-то у вас есть?

— Два внука и две внучки.

— Ну, а значит и дети есть?

— Нет детей.

— Ну как, ведь сначала дети, а через детей — внуки?

— Ну, внуки есть, а детей нет. Умерли.

— Ну, а внуки с кем?

— Со мной и мужем были.

— Ну, а внуки помогают?

— Так работы нет. Старшему двадцать, а работы нет.

— Ну, а на стройке бы поработал?

— Работал на стройке и грузчиком работал. Обманули его. Говорит, не пойду больше туда, бабушка.

— Сейчас по специальности вроде устраивается машины ремонтировать.

— А что кушают внуки?

— Что приготовлю, то и кушают. Муж-то мой был военный, хорошую пенсию получал, даже на Кубе был.

Я все спрашивал, и через эти короткие ответы-крупицы, прикасался к незнакомой мне, не прожитой мною жизни.

— А на похороны мужа деньги были?

— Одалживала. Муж еще в марте умер, вот одной соседке до сих пор должна. Говорю ей, ну нет у меня денег. А она — ну ладно, потом отдашь.

Внукам сказала, поеду, ведите себя хорошо нельзя воровать, обманывать, не люблю я этого и муж не любил. А внук мне, бабушка, ну сколько можно одно и тоже говорить. А я, ну кто тебе еще об этом скажет, соседи что ли? Кому это нужно?

— А чего ж ехали за столько километров, и получилось что зря? Ведь могли бы позвонить?

— А я телефона не знаю.

И неоткуда. Телефона у меня нету.

Мы сидим в потоке. Вот мимо нас простучали туфлями по асфальту девицы в джинсах. А вот идет девица с мороженым, выглядит нетипично в свободной длинной юбке. Зацепилась за бабулю взглядом и замерла, не смогла пройти мимо. И нерешительно, с каким-то страхом смотрит ошеломленная, ведь сидят люди из разных миров и о чем то беседуют, сразу видно, слишком разные, чтобы сидеть вместе и что-то обсуждать.

О чем могут беседовать высокоумие и смиренномудрие, пытливый уверенный в своих способностях интеллектуал, который не раз силой слова, взгляда, убеждения некоторых сильных мира лишал равновесия, любитель пофилософствовать по всякому поводу и напротив его — простая бабушка, София, которая, пожалуй, на излете жизни не ведает, какой смысл таится в ее имени?

И наверняка, не знает, что царь Соломон не просил у Бога ни долгой жизни, ни богатств, ни славы, а просил мудрости.

Вот она стоит на пороге вечности, а в ее котомке несколько обиходных выражений, ну где тут гордости опору найти, за что зацепиться? Жизнь пройдена, вечность уже рядом, а в руках пакетик с замусоленными документами, вареной картошкой и травками. Чем ей похвалиться? Разве что немощами?

Что такое ось? Ось стоит на месте, а вокруг все вращается, летит, сталкивается, сливается, разделяется и сокрушается друг об друга.

И в этой суете — островок покоя и тишины, отсутстствие времени... И я уже никуда не спешу, все потерялось на фоне того чувства и состояния, которому слов не подобрать. Разве что повторить словами Апостола: «Премудрость Божия тайная, сокровенная, сходящая свыше. …во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна…» (Иак. 3:17)

— Вы вместе? Наконец-то решается обратиться к нам девушка в длинной юбке.

— В общем-то, нет. Я только бабушку на поезд посажу и все.

Она не зная как поступить дальше, как-то робко вкладывает бабуле две гривны в руку.

— А это еще что? Зачем?

— Это вам просто пригодятся, замялась девушка, не знающая как еще выразить охватившее и ее невыразимое щемящее душу чувство и в тоже время боясь унизить подаянием не просящего помощи человека.

Тут я глянул на часы и поразился, как пролетело время, через пару-тройку минут отправление, а поезда все нет. Замечаю, что далеко впереди стоят два вагона и люди толпятся. Бегу, узнаю, действительно тепловоз с двумя вагонами— это наш поезд. Все уже уселись. Бегу за бабулей и идем к поезду, я несу сумки, а София семенит рядом, и под ее ногами хрустят осколки разбитой на перроне бутылки. Она волнуется, и уже в голос обращается к почившему мужу.

— На кого ж ты меня покинул! Как же я сама с тремя детьми управлюсь? Ведь, старший младших обижает иногда! Как же я сама-то?...

Мы успели, оказались в вагоне, рядом слышалось жаркое дыхание локомотива, только разместились и вот: заходит продавщица мороженого и предлагает его нам. Это то, о чем я и думать забыл — мороженое!

Бегу через раскаленную площадь к машине, телефон разрывается от звонков. Я в бурной реке, где все частицы движутся по глубоко обусловленным законам всеобщего детерминизма. Одна странность не дает мне покоя, почему пока я больше часа общался с Софией на перроне, телефон не звонил? А теперь я снова окружен всяческим неотложным и важным.

Все-таки ни в чем так не путается человек как в значениях и приоритетах, ведь у каждого, богат ли он или беден, могуч или слаб, времени в сутках поровну. Как распорядиться этим ежедневным капиталом? Как в этом множестве голосов расслышать глас Того, Кто знает истинные значения? Что сделать, чтобы этот Глас достучался до суетного ума?

Мне звонили. Что-то говорили, и я что-то отвечал. Я мчался по улицам Харькова, в железном потоке среди джипов лавировала моя «Таврия», но перед глазами у меня шла по битому стеклу нищая, обездоленная София.

— Ну как же так? Вопрошал я.

А голос, который не приходит приметным образом, мне без всякого звонка отвечал.

—Так потому, что ко Мне нет другого пути, и ты об этом читал многократно.

— Многими скорбями, многими скорбями…— слышал я повторяющиеся слова, которые стучали, как мелкие шаги Софии по битым стеклам спешащей навстречу Вечности.

Июнь 2009-август 2011 г.